"Лестница Иакова".

«И увидел во сне я: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба;»
Книга Бытия 28:12-16

Глава 01. Фишка встала на ребро.

Говорят, что вся суть жизни – в удачных случайностях.
Случайностях и балансировании на грани, причем в любых масштабах и проекциях. Начиная с орбиты Земли: чуть дальше от Солнца – и все живое на планете замерзнет, чуть ближе – сварится в собственном соку или сгорит. И заканчивая… Да хотя бы сахаром в человеческой крови: совсем немного больше нормы – и гипергликемия, кома, смерть. Меньше – гипогликемия, эпилептический припадок, судороги, смерть.
Даже зачатие и рождение в изрядной доле зависит от случайности и удачи, а уж то, что каждый среднестатистический взрослый мужчина – уж не в курсе насчет женщин, - по сути, чудом выживший в детстве мальчишка, сами мужчины знают лучше всех. Но, правда, никогда не рассказывают подобные эпизоды своим матерям, не желая добавлять им седых волос.
И я вовсе не исключение.
Если сесть и разобраться, то дней рождения у меня должно было быть как минимум четыре.
Первый – собственно день появления моей скромной персоны на свет.
Второй – в семь лет от роду, когда я, играя на стройке, упал спиной на кучу пакли и только потом обнаружил, что из левой подмышки у меня выглядывает железный прут. Торчащая из бетона ржавая арматурина прошла аккурат между телом и рукой, даже не порвав одежды, но вот только попади она на пятнадцать-двадцать сантиметров правее и… Было бы грустно.
Третий – уже в школе, когда мы в пятом классе с компанией мальчишек решили сделать самопальную гранату, благо что в промышленном уральском городе с кустарным пиротехническим материалом – наточенным в мелкие опилки магнием, порошковым марганцем, селитрой и порохом, натасканным одним из членов нашей команды из запасов охотника-отца, - у нас проблем не было. Однако что-то не сработало – обмотанный изолентой пополам со стальными полосами алюминиевый баллон из-под дихлофоса лишь с шипением покоптил проселитрованной веревкой самодельного бикфордова шнура, но взрываться не пожелал. И когда я, основной создатель этого поделия, выждав какое-то время, пошел его проверять и заглянул в запальную трубку… Вот тогда я понял, что выражение «у него на голове от страха зашевелились волосы» вовсе не метафора. Фитиль внутри еще горел и вот-вот должен был подобраться к основному заряду. Следующее, что я помню, это как я, закрыв лицо руками, рыбкой ныряю в бурьян пустыря, а граната кувыркается в противоположную сторону и взрывается, не долетев до земли. Руки тряслись у меня еще где-то с полчаса, а звенеть в ушах перестало только к вечеру.
Четвертый и, как я полагал, последний «добавочный» день рождения состоялся в начале 2000-х годов, в армии, спустя почти два года после выпуска из военного училища, как будто кто-то, управляющий людскими судьбами, посмотрел на меня, вздохнул и сказал: «Ну, поигрался в солдатики – и хватит. На тебя у меня другие планы».
Вот только способ прекращения игры был выбран по излюбленному мирозданием принципу «Все, что ни делается – к лучшему, но худшим из возможных способов» - мой старенький, но ухоженный Т-72Б под номером 132, следующий в составе сводной бронегруппы по некоей специфически-гостеприимной кавказской республике, попал под взрыв радиофугаса.
Впрочем, об этом я узнал уже позже, со слов сослуживцев, а так моя полугодовая командировка закончилась резким ударом и приходом в себя спустя сутки уже на больничной койке, с загипсованными по самую задницу ногами и одуревшим от анальгетиков.
Подрыв заряда, замаскированного на обочине, перевернул в противоположный кювет шедшую первой БМП-2, отправив на тот свет почти весь едущий на ее броне десант. Для 45-тонной махины танка силы взрыва оказалось недостаточно, но зато хватило, чтобы отшвырнуть меня, сидевшего на башне и свесившего ноги в командирский люк.
Мой наводчик, находящийся внутри, отделался только испугом, мехвод, ехавший по-походному, с торчащей наружу головой, но с установленным бронещитком, оглох на пару дней. А вот мне, поймавшем контузию, от души приложившемуся обеими ногами об стоящий вертикально на стопоре командирский люк и добавивший при падении об землю, повезло чуть меньше…
Потом была Москва, госпиталь Бурденко, пять операций на ногах, довольно, хм, скромный курс реабилитации уже в окружном госпитале по месту службы под кодовым названием «почувствуй себя немного лётчиком Мересьевым», и ВВК – военно-врачебная комиссия, окончившая мою недолгую военную карьеру четырьмя подписями и одной печатью.
Нельзя сказать, что я так уж сильно расстроился. Сама военная служба меня ничуть не напрягала, но вот необходимость существовать в среде узаконенного «армейского дебилизма», часто практикуемый принцип «я - начальник, ты - дурак» и то, что любой долбодятел со звездами, больше, чем у тебя, может использовать этот факт как козырный туз против любых – любых! – твоих разумных доводов, порой раздражало просто несказанно.
Танки я любил вполне искренне, в училище поступал осознанно и с желанием, но учеба и пусть и не особо долгая, но служба в реалиях родной армии, успели заметно разбавить первичный заряд идеализма службы Родине, и на вольные хлеба я ушел без особых сожалений. Тем более, что у меня имелась гражданская специальность техника электросвязи, полученная перед армией, так что идти в механизаторы, как вполне позволял мой диплом, или в какую охрану автостоянок, я вовсе не собирался.
Небольшая частная фирма, занимающаяся связью, охранно-пожарной сигнализацией и видеонаблюдением, приняла меня с распростертым объятьями – экономическая ситуация в стране тогда активно развивалась, спрос на профильные услуги рос и рабочие руки, а особенно руки ответственные, непьющие и с прилагающейся головой, были нарасхват.
Начав, как техник по обслуживанию уже установленных конторой систем связи и сигнализации, я через полгода стал специалистом по приемке смонтированных объектов и имел очень теплые отношения с ребятами, занятыми их обслуживанием, и куда более прохладные – с монтажниками, систематически норовящими сделать работу побыстрее, в стиле «тяп-ляп» и предсказуемо нарывающимися на «А вот это – переделать!».
Попутно же я исполнял в фирме функции «эникейщика», то есть мастера на все руки по компьютерной части, ставящий пиратские «винды» и «офисы», обновляющий антивирусы, заряжающий опустевшие картриджи и исправляющий различные глюки и последствия классического «Ой, я тут куда-то нажала…».
Пока сеть фирмы представляла из себя пять рабочих станций и пару баз данных, написанных на коленке в «Акцессе», это удавалось совмещать. Но дела фирмы уверенно шли в гору, штат и рабочие места росли, арендовались все новые помещения, возникла пара иногородних филиалов, и однажды технический директор предложил мне отойти от сферы монтажа с приемкой и целиком заняться локальной компьютерной сетью предприятия, совмещая несколько близкородственных функций. Я как-то совершенно не возражал – со времен армии возможность большей частью отдавать приказы, стоя перед зеркалом, будучи и начальником, и подчиненным в одном лице, была если не пределом моих мечтаний, то чем-то очень близким.
Так из личинки «эникейщика», питаясь ворохом технической литературы, мануалов и информации из интернета, понемногу начал вылупляться небольшой сисадмин, и в один прекрасный день по прошествии пары–тройки лет, я осознал себя в центре уютно сплетенной паутины из пятидесяти с хвостиком персоналок, сканеров и сетевых принтеров, четырех серверов – терминального 1С, файлового, прокси и веб, парой раздельных интернет-каналов и двумя удаленными сегментами сети филиалов в соседних городах.
Меня вполне устраивала такая спокойная жизнь: оседлая и интересная работа с пристойной оплатой плюс профильные «халтурки» на стороне, квартира-полуторка, доставшаяся от отошедшего в мир иной деда, неприхотливая, крепкая «праворучка» Honda SMX, радующая изумительной надежностью и удобством. Выходец из небогатой семьи заводских, где отец – фрезеровщик, а мать - технолог, я вполне умел радоваться тому, что имел, в том числе и потому, что очень хорошо помнил дикий капитализм 90-х, когда зарплата бюджетникам не платилась по полгода, а я, будучи курсантом, всегда ныкал получаемый на полевых выходах сухой паек, чтобы в ближайшем увольнении унести домой, родителям и младшим брату с сестрой, эти банки тушенки и каши с мясом, не забывая прихватить пару буханок серого армейского хлеба из столовой.
Да и место службы после выпуска тоже не могло похвастаться комфортом – офицерская общага на 4 человека в комнате после полугода жизни в бытовке спортзала части, казалась пределом мечтаний. Право, стоит порой пожить какое-то время в дрянных условиях – потом начинаешь больше ценить простые удобства и радости жизни.
Но как я и говорил, сисадминство не избавило меня от традиционно нагружаемых на нашу братию различных дополнительных обязанностей, что так любит навешивать на админов дорогое начальство, подсознательно считающее айтишников главными бездельниками. Так что я дополнительно курировал программирование внутренней АТС, обслуживание кодовых замков на входе и порой привлекался в роли дежурного электрика.
И вот как раз последнее и послужило поводом для еще одного нештатного «дня рождения», да еще таких масштабов, что напророчь мне кто-то что-то подобное – и я бы посоветовал ему завязывать с грибочками или, по крайней мере, не опохмелятся техническими и бытовыми спиртовыми растворами…
Подозреваю, что этот «ход конем по голове» был припасен судьбой для меня, расслабившегося и радующегося размеренной жизни, как очень своеобразный подарок.

***

- Анатолий, друг мой, позвольте отвлечь вас от вашего, несомненно, наиважнейшего дела? – и в мой серверный закуток, расположенный на втором этаже трехэтажного здания, где наша фирма арендовала весь первый этаж и большую часть второго, вдвинулось округлое тело начальника склада Михаила.
Сотворенный моими руками вычислительный узел фирмы не был ни слишком большим, не слишком шумным, чтобы выделять ему отдельную каморку-серверную, так что помимо стандартного стального шкафа с юнитовым оборудованием, стоящим в углу с подведенным к нему отдельным воздуховодом от кондиционера, рядом с закрепленной на стене патч-панелью имелся и мой стол с рабочим персональным компьютером. Большую же часть кабинета занимал многоярусный стеллаж с подменным «железом» - на полках стояли мониторы, системные блоки, принтеры, лежали компьютерные комплектующие по отдельности в антистатичных пакетах, а также бесперебойники, аккумуляторы, стопки клавиатур в упаковке, банки с тонером, собрания всевозможных драйверов на родных дисках, коробки витой пары, целлофановые пакеты с разъемами, обжимки, пучки патч-кордов... В общем, все то добро, среди которого любой айтишник почувствует себя подобно шеф-повару на кухне среди ножей, кастрюль и сковородок. Привычно и уютно.
- Ась? – я сдвинул с одного уха наушники, отвлекаясь от акта высокого творчества – верстки в «Кореле» очередного рекламного модуля в местную газету. Умея более-менее сносно рисовать, я не отказывался помогать экономить фирме деньги, потому как всяческие рекламные и дизайнерские конторы за разработку даже самой простой графики выкатывали такой ценник, что мама не горюй.
- Чего изволите, герр Михель? – поинтересовался я у завсклада, с которым у нас была полная дружба и  взаимопонимание. Нужен какой провод, чутка гвоздей, саморезов и дюбелей? Не вопрос - сколько отматывать и отсыпать? Хочу добавить памяти, поймал вирусняк в домашний комп, запорол винду? Ну, тащи своего страдальца, чего уж там…
- Да вот выходил покурить и обнаружил, что кодовый замок с домофоном на входной двери того-с, не работают-с. Там вчера наш приходящий электрик новый блок питания воткнул, видать напортачил чего. Так что завтра поутру коллеги будут скребстись под дверями, как неупокоенная мертвечина в ужастике. А потом, - и тут Миха ухмыльнулся, -  примутся есть мозг уже тебе. Ну и дай новую мышку, а?
- Тады ой. Они и живые-то способны мозг высосать до дна, а уж в виде зомби…  Лучше этого не допускать. Лады, пойду, гляну, что там такое случилось, реклама подождет. А мышку? Мышку – держи. – Кинув человеку бело-зеленую логитечевскую коробочку с электронным грызуном, я сохранил рабочий файл, свернул окно графического редактора в трей, и направился за носимым контейнером с дежурным набором инструментов, стоявшим на тумбочке под самодельным цветным принтом главной героини аниме «Serial Experiments Lain».
Ага, вы не ошиблись, несмотря на возраст и прошлое, – а отчасти и как раз благодаря ему, - я люблю смотреть аниме.
Еще валяясь в московском госпитале, в палатах которого личные телевизоры и видеомагнитофоны не были редкостью, я часто натыкался на японскую мультипликацию, которую в те годы на пиратские видеокассеты любили дописывать после фильмов. Среди них попадались как откровенно детские, вроде «Приключений Боско», как и совершенно недетские, наподобие «Уротцукидоджи». Но наткнувшись однажды на полнометражку «Призрак в доспехах», а потом – на «Армитаж III», я, как говорится, пропал. С детства имея любовь к чтению разнообразной фантастики, и обладая, смею надеяться, живым умом, неплохим воображением, и сумев не загубить все это длительным ношением фуражки и портупеи, в аниме я нашел настоящий портал в другой мир, нет, в целый веер миров на любой вкус и цвет. А после жизни «в сапогах» и сопутствующей ей специфике, мне, возможно, как  раз и нужна была некая порция эскапизма, наличие какого-то светлого окна, куда, обладая фантазией, можно было время от времени проваливаться и отдыхать душой.
Подколки же друзей и знакомых, впоследствии порой подтрунивавших над моим увлечением – «Ты что это? Здоровый лоб, а все детские мультики смотришь?» - меня совершенно не цепляли. Наоборот, я, расплываясь в ехидной мине, начинал в ответ прохаживаться по их «настоящим мужским» жизненным хобби.
Что да, конечно, вместо «китайских мультиков» гораздо лучше ездить на рыбалку, где больше выпито, чем поймано, не пропускать ни одной пивной посиделки перед телевизором, как член клуба «животастых друзей хоккея и футбола», и цеплять в барах и клубах разных девиц, от чьих не накрашенных лиц поутру порой хочется немедленно выпрыгнуть в окно.
Нет, я не чурался ни дружеских вечеринок с распитием и поеданием всякого, ни разноплановому общению с прекрасным полом, но делал это умеренно и без фанатизма, не то, что некоторые мои товарищи. Понятие о хорошо проведенном времени у меня ассоциировалось большей частью с поездкой на природу, общением  с интересными людьми, книгой, над которой не грех просидеть и до утра, просмотренным аниме-сериалом или хорошим фильмом, походом в бассейн или атмосферной компьютерной игрой. Но уж никак не «Выпили все, что нашли, потом блевали, дальше, чем видели, утром с похмела чуть не подохли – в общем, славно отдохнули!»
А самое забавное, что зацепившее меня увлечение японской анимацией и не думало проходить со временем – постепенно менялись предпочтения в жанрах и формате, добавился интерес к азиатскому кинематографу и первоисточнику аниме – манге… Я, разумеется, не стал хрестоматийным отаку, чья жизнь вращается исключительно вокруг его увлечения, но и то, что я – любитель аниме, никогда не отрицал, не чураясь активно общаться с собратьями по диагнозу по сети и очно.
И уж тем более не стеснялся развешивать по своему рабочему пространству яркие постеры полюбившихся аниме-тайтлов, обустраивая свое логово согласно личным предпочтениям.
Так что, выпроводив Михаила, я подхватил свой походный инструментарий и захлопнул дверь, подмигнув нарисованной Ивакуре Лэйн в школьном пиджачке и портфелем в руках, слегка настороженно глядящей мне вслед со стены.
Сдается мне, она уже тогда что-то знала.

***

И домофон, и кодовая панель с электромагнитным замком и правда не подавали признаков жизни, не реагируя на нажатия клавиш и не подмигивая контрольными светодиодами. Самая первая мысль – пропало питание, - оказалась самой же верной: на клеммах, на которые со второго этажа должны были приходить двенадцать вольт, мультиметр показывал полный ноль. Новый блок питания, установленный прямо в электрощите, визуально был исправен, но вот проводная алюминиевая пара, подающая напряжение на него от шин нуля и фазы двухсот двадцати вольт, доверия совершенно не внушала – болтающиеся, сильно окислившиеся жилы и потрескавшаяся изоляция. За электрическое хозяйство фирмы отвечал, хвала богам, не я, но, глядя на подобное похабство, в душе у меня начиналась смертельная битва желания сделать все хорошо и как надо, и острого нежелания взваливать на себя чужие обязанности.
Первое начинало побеждать.
- Ну что ж, будем чтить бессмертный завет Жана Батиста Эммануэля Зорга: «Хочешь сделать что-то хорошо – сделай это сам!» - вздохнув, произнес я, после чего, зайдя в торговый зал, реквизировал у ближайшего менеджера отдела продаж (или «продажного» отдела, как именовали их в минуты недовольства) чистый лист бумаги, а черный маркер и моток узкого скотча у меня были свои.
Электрический щит второго этажа, как ни странно, запитывался от крайней группы автоматов электрощита на третьем; видимо электромонтеры, когда-то делающее в здании разводку, ведали что-то эдакое, недоступное другим, и это приходилось принимать, как данность.
Написав на листе большими печатными буквами «Не включать! Работают люди!» я выключил два автомата, обесточив нижний щит, наклеил самодельный плакат на металлическую коробку, и пошел вниз.
Блок питания, обеспечивающий работу наших средств контроля доступа, не имел названий и шильдиков, но зато обладал корпусом из фиолетовой пластмассы с двумя яркими зелеными полосками.
«И кого-то же ты мне, родной, напоминаешь…? – подумалось мне. - О! Да ты, судя по расцветке, будто от Евангелиона-01 отвалился! Окраска – один в один! Ну, ничего, сейчас мы тебя, хм, синхронизируем, и ты у нас еще поработаешь…»
Я достал пассатижи и начал отцеплять гнилое непотребство, некогда именуемое проводами, машинально начав негромко напевать тему опенинга «Евы»:
- За-а-анкоку на тенши но йоуни…
Что же послужило причиной дальнейших событий, я так до сих пор и не знаю. Может, прилепленный скотч не удержался на шелушащейся краске щитка, может, из-за открытой двери лист с моим грозным предупреждением сорвало сквозняком... А потом кто-то безмозгло-инициативный с мелких фирм третьего этажа, что во множестве арендовали там помещения, проходя мимо увидел раскрытый щиток и отключенные автоматы, решил, что это нехорошо и что это дело надо поправить. Не исключено, что и просто проходящий мимо посторонний человек внезапно остановился, вздрогнул, и с пустыми глазами деревянной походкой биоробота направился к щитку и дернул переключатели, исполняя волю неких высших сил.
Скажу честно – я не знаю.
Но в тот момент, когда я, мурлыча под нос, прилаживал на фазу новый, медный провод в 2.5 квадрата, который должен был прослужить долго и надежно, мир померк в яркой, громкой вспышке и знакомом электрическом треске, выгнувшее мое тело в непрекращающейся крайне болезненной судороге.
А потом все кончилось.

***

«Какая су…?!!»
Сознание, рухнувшее в темноту, вынырнуло из нее спустя буквально миг, и ярко вспыхнуло, как вновь запитанная лампочка.
«Ну вот какая гнусная тварь полезла своими кудрявыми граблями в щиток и подала напругу?! - возникла в голове откровенно злобная мысль. - Узнаю кто – с радостью пожму его мужественное горло! Предварительно поломав ноги и лицо. А узнать я очень постараюсь – ведь, судя по всему, я вполне себе живой…»
Незабываемый запах больницы, который невозможно перепутать с чем-то другим, определенно указывал на место, где я сейчас нахожусь, и что я, как минимум жив. И этот факт не мог не радовать, ибо всполох и характерный звук электроудара были знатными – бабахнуло на совесть. Для летального исхода порой достаточно и гораздо меньшего.
«Надеюсь, хоть рукам не очень досталось… А то видел я эти электроожоги с частичной металлизацией кожи. И выглядят паршиво, и заживают долго».
И я осторожно попробовал пошевелиться и открыть глаза. Тело ощущалось, прямо сказать, не очень – голова, словно залитая чем-то тягучим и колыхающимся, еле ворочалась, глаза сквозь приоткрытые веки видели все вокруг, будто через основательно запотевшее стекло, а ниже пояса, по ощущениям, словно вообще ничего и не было.
«Надеюсь, это все же не паралич. Очень бы не хотелось…»
Но общее самочувствие моего организма, явно лежащего на кровати и чем-то укрытого, больше походило на до боли знакомый отходняк после общего наркоза – давящая слабость, дезориентация, легкий жар и неприятный привкус во рту. Я поморщился, сглотнул, и прокатившаяся по пересохшему горлу слюна уже принесла некоторое облегчение.
Зрение тем временем медленно приходило в норму, плавно набирая резкость, и вокруг меня из пятен и неясных крупных силуэтов начала проступать больничная палата – белые и бледно-голубые стены, потолок со встроенными светильниками, широкое, закрытое жалюзями окно, сквозь которые пробивался солнечный свет, двухстворчатая раздвижная дверь и небольшое зеркало на стене возле нее.
Чуть повернув голову и поморщившись от кольнувшей виски боли, я увидел, что вдоль стены, что ближе к изголовью, шла длинная полка, плотно уставленная какими-то медицинскими приборами. Под ней располагались целые блоки розеток и выключателей, а еще ниже тянулась синяя трубка кислородной магистрали с кранами и золотистыми штуцерами.
Аппаратура на полке, насколько я мог судить, была вполне модерновая – не затертые кнопки и ручки, сплошь жидкокристаллические экраны и экранчики, ярко-желтые шнуры датчиков и питания… Надписи все сплошь на японском с вкраплениями латиницы, уж их-то иероглифы я влегкую распознаю.
«Это куда ж меня «скорая» привезла-то?» - про себя удивился я. – «Где это у нас в городе такая шикарная больничка? Да еще и со свободными палатами…»
Пустых коек кроме моей, причем коек весьма современных и серьезных – качественный бежевый пластик и нержавеющая сталь, толстые ортопедические матрасы, колесики и изменяемый наклон, - в палате было еще две.
Окинув взглядом пустующие места, я обратил взор на себя. Возле моей кровати возвышалась стойка с капельницей, чья прозрачная трубочка тянулась к моей левой руке, закрепленная на коже лейкопластырем, а на указательный палец правой был надет датчик пульса с проводом, идущим до негромко попискивающей коробки над спинкой кровати.
И которая спустя пару секунд начала пищать чуть более учащенно.
Потому что руки, что с капельницей, что с этим кардио-наперстком, были однозначно не мои.
«Шозанах?!» - совершенно рефлекторно выкристаллизировалсь у меня в голове оторопелая мысль, и этот расхожий интернет-мем выражал ее вернее всего.
«Мне что, совсем напрочь там, у распредщитка, родные лапы отожгло? И мне вот эти приляпали? Мы пришьем ему новые ножки! Он опять побежит по дорожке! То есть, не ножки, а ручки…? Блин, ну чушь же редкостная…»
С трудом поднятые к лицу незнакомые конечности послушно, пусть и не очень охотно, согнули и разогнули пальцы. Кисти были белые, однозначно мужские, но принадлежали они, скорее, подростку или довольно субтильному молодому человеку, вероятнее всего школьнику или студенту, о чем свидетельствовала заметная мозоль у первого сустава среднего пальца правой руки. Она, как правило, возникает у тех, кто часто и помногу пишет ручкой – у самого была такая и в школе, и в училище…
Левая ладонь была закрыта повязкой, под которой ощутимо ныло, а вот прочих заметных следов какой иной деятельности заметно не было – костяшки кулаков не набиты, значит, не боксер и не каратист какой. Ссадин, царапин, тоже нет. Обычные, ничем не примечательные руки, разве что подушечки всех пальцев левой руки, кроме большого, были слегка огрубевшими. Никак предыдущий их владелец был гитаристом?
Но все же имеется пока более животрепещущий вопрос – как же я стал их обладателем?
Причем незнакомые руки плавно переходили в также незнакомые предплечья, локти, и далее безо всяких намеков на хирургию. И знакомое мне до последнего шрама и родинки родное тело все никак не начиналось.
«А вдруг теперь не свои у меня – не только руки…?» - как-то нехорошо похолодело в животе, а писклявый кардиомонитор зачастил еще сильнее. Мне сразу вспомнился «Футурологический конгресс» Станислава Лема, где мозг главного героя, Ийона Тихого, после страшной автокатастрофы пересадили в тело юной негритянки. Вот радости-то было…
Ладошки рефлекторно прижались к груди и бюста не обнаружили. Ну, и то хлеб.
Но углубить исследования, начав приподымать укрывающую меня белую простыню, мне было не суждено - входная дверь с негромким шорохом отъехала вбок и в палату зашла медсестра.
Невысокая, лет 25-27, с обеспокоенным лицом азиатского типа, хотя явно нечистокровного. Видимо, показания аппаратуры дублировались на пост дежурной сестры, что и вызвало ее появление. Медработница была в тканевых туфлях без каблука, салатового цвета халатике-курточке с короткими рукавами, свободных штанах и непривычной заколкой-чепцом на коротко стриженой черноволосой голове.
Хотя то, что она произнесла, увидев мои открытые глаза, назвать просто «непривычным» было уже сложно.
- Аната га ме осамаши? – прозвучал вопрос и я отлично понял, что она интересуется, очнулся ли я. Но озвучен-то он был на… Черт! «Аната»? Да это же опять японский!
- Э…? – только и смог я сипло выдавить из себя в ответ, глядя на нее с легкой опаской.
«Она прикалывается что ли? Или то, что я – анимешник, теперь у меня на лбу выжжено?»
А медсестра, подойдя к койке и, бросив взгляд на приборы и уровень жидкости в флаконе капельницы, задала еще вопрос, легко касаясь как раз моего лба:
- Кибун ва до десу ка?
«Как я себя чувствую?» - мысленно переспросил я. «Интересно, как будет по-японски «малость офигел»? Хотя, сдается мне, вовсе не малость…»
- Нани га итаи, Икари Синдзи? Аната ва скоши ковагаттэ иру…
«Нет, ничего не болит. И как это я вас слегка напугал? Чуть не помер на руках, что ли?» - мысленно и машинально отвечал я, понемногу осознавая, как именно девушка ко мне обратилась.
Синдзи. Икари Синдзи.
«Ч-ччто? Твою ж мать…» - в животе не просто все похолодело – там попросту все стянуло в ледяной, колючий ком. – Я..? Я – что? Кто? Как?!!»
Мучительно захотелось себя ущипнуть, с вывертом, чтоб аж до синяка, но вместо этого я с трудом сел на койке и прошептал:
- Миира, онегай…
Бездумно и на японском, что характерно.
Просьба о зеркале удивления не вызвала, хотя медсестра и попыталась меня сразу успокоить:
- Симпай шинайде, хито ва укенай…
«Не беспокойтесь… Да какое мне дело, что лицо не пострадало?! Мне бы его вообще увидеть, это лицо…»
То, что голое по пояс тело подростка, с которого сползла простыня, было стопроцентно не мое, ясно было уже и так.
«Ну что, в холодную воду лучше прыгать сразу и с разбегу, не переминаясь на берегу…»
Требуемое зеркало, снятое со стены (видимо, к идее позволить мне встать и самому подойти к нему, медсестра отнеслась без энтузиазма) отразило худощавого подростка лет четырнадцати с расширенными синими глазами и темной, растрепанной шевелюрой. Так же, как и медсестра – с заметными азиатскими чертами, но и изрядной примесью европейской крови или что-то около того.
И вполне уверенно узнаваемыми чертами одного очень знаменитого персонажа не менее знаменитого аниме…
- Икари Синдзи? Дайджобу дэс ка?– нахмурилась медичка. Видимо, проявившаяся на моем - да полноте, моем ли? - лице гамма эмоций и еще более участившийся писк кардиомонитора заставили ее всерьез обеспокоиться.
А меня… Меня охватывал настоящий ужас, выползающий из самых задворок подсознания, холодный, липкий и затягивающий, подобно трясине. Но стоп! Это растекающееся море панического, пронзительного страха, от которого начало меркнуть в глазах, а в ушах появился все нарастающий звон, было… тоже не мое!
Это изначальный хозяин тела, наконец, придя в себя и осознав текущее положение дел, испытал настолько всепоглощающий страх потери самого себя, что ментальный шквал пронесся по ставшему общим вместилищу душ.
- Икари?! – сквозь накатывающий волнами шипящий звон в ушах еле пробился женский вскрик, но я его почти не расслышал – тело помимо воли согнуло спазмом, из-за судорожно взметнувшихся рук, сжавших раскалывающиеся болью виски, из вены вырвало капельницу, расцветив постель россыпью алых брызг. Но я уже этого не видел – взгляд затянуло темнотой, ледяные пальцы удушья и скребущегося где-то глубоко внутри ужаса грубо сдавили горло, а затем будто резко сжавшаяся лапа заставила бешено колотящееся сердце остановиться на полном ходу.
Мир вокруг замер, звуки исчезли, и откуда-то, из-за края Вселенной, распространилась, стремительно заполняя собой такое впечатление, все мироздание всеохватная мертвая тишина, наваливаясь и неумолимо увлекая нас обоих в какую-то неведомую бездну.

***

Сначала, словно сквозь заложенные ватой уши, пришел наплывающий издалека стук – знакомое, мерное и ритмичное громыхание колес, пролетающих рельсовые стыки.
«Мммм… - колыхнулись мысли, текуче и сонно, и я привычно повел головой, чтобы вдавить щеку в нагретую подушку. - Опять командировка, опять поезд… Ну, хоть отоспаться можно…» Но уже через несколько мгновений накатило острое и тревожное чувство какой-то… неправильности происходящего. «Что? Я куда-то еду? Командировка? Какого..?!»
И резко, рывком, пришло осознание всей той дикой фантастики, что со мной приключилась.
Я дернулся, что было сил, и ощутил себя полулежащим на сиденье старой электрички. Вагон слегка покачивало на ходу, а через широкие окна, поверх мелькающих вдалеке неясных, безликих и пустых городских пейзажей, лился свет заходящего солнца, бросая резкие тени и окрашивая все в густо-оранжевые, контрастные тона. В глаза бросились идущие вдоль бортов длинные диваны сидений, деревянный пол и панели стен, круглые лампы на потолке, багажные полки-сетки над окнами, свисающие кольца поручней…
«Ну вот, собственно, и приехали...» - как-то совершенно отрешенно констатировал я про себя, отлично помня, что есть за место этот вагон в мире Евангелиона. И, осмотревшись, уже даже не особо и удивился: я присутствовал здесь в своем настоящем облике, вернее в облике из своего не столь далекого прошлого – свисающий на спину шлемофон-«чебурашка», руки с плохо оттертыми пятнами смазки, выцветший от стирок когда-то черный, а ныне темно-серый танковый комбез, слегка бугрившийся слева на груди от штатного пистолета ПМ во вшитой кобуре; на ногах – потрепанные жизнью, но еще крепкие берцы-облегченки, привезенные мне в курсантские времена аж из Московского военторга другом-совзводником Андреем. И, как финальный мазок картины – в хлам разодранные штаны на коленях и выше, сплошь в задубевших пятнах засохшей крови.
«Милые гримасы подсознания…»
Правда в отличие от реального прошлого, сквозь прорехи проглядывала не рваная кровоточащая  плоть, а вполне себе здоровая кожа.
Странно, но почему именно этот образ? Почему, материализовавшись в чужом внутреннем мире, я очутился не в бравой парадке, не в гражданке, как после увольнения из рядов непобедимой и легендарной, а именно таким, как тогда? Вот уж не думал, что то время успело сделать на мне столь заметную зарубку, которая выпирает, стоит лишь немного надавить… Ведь после ранения, поставившего крест на военной службе и выхода на гражданку, у меня не было ни ночных кошмаров, ни того самого приснопамятного  пост-травматического синдрома, про который так обожают все писать, и который просто обязаны иметь все участники боевых действий. Кстати очень надеюсь, что устойчивая с детства психика поможет мне и в этот раз… Хотя, как правило, сами сумасшедшие свое «съезжание крышей» как раз таки и не замечают….
«Но почему Евангелион-то? – подумалось с некоторой толикой горечи. В том, что по факту все произошедшее – состоявшееся «попадание», я уже нисколько не сомневался. – Почему меня не занесло в героя «Тенчи лишнего»? Или в «Вандред», к примеру? Ведь никогда не был страстным поклонником «Евы», скорее наоборот, зачастую даже провоцировал ева-срачи, упоминая его не иначе, как «кунсткамерой закомплексованных девиантов»… Или мне такое счастье как раз за это? Типа, раз недоволен пианистом – попробуй сам сыграть получше? А может, это озвученная мной же мелодия опенинга определила выпавший сектор рулетки? Тогда еще хорошо, что я не напевал темы из какой-нибудь «Черной Библии» - вот там-то радости было бы полные штаны. Или даже не штаны, а юбку, что на порядок хуже, особенно помня реалии этого хентая… Свят-свят… Нет, уж лучше Ева и Синдзи…»
Ну ладно, что-то мне подсказывает, что предаться размышлениям у меня время еще будет. И в частности, будет ли у меня вообще это время, очень сильно зависит от того, как я поступлю именно здесь и сейчас.
Встав и ухватившись за поручень-кольцо, я огляделся по сторонам, но притулившегося на сиденье меланхоличного подростка с кассетным плеером как-то нигде не наблюдалось. О! Зато в самом дальнем углу, за крайним рядом, обнаружилась чья-то макушка с темными, непокорно торчащими вихрами.
Что ж, пойдем налаживать контакт с хозяином этого вагончика.
Паренек обнаружился сидящим прямо на полу, прижавшимся спиной к стенке вагона, подтянувшим к себе ноги в школьных форменных брюках и обхватив их руками. Поверх коленок, обтянутых черной тканью, на меня уставилась пара расширенных глаз насмерть перепуганного и загнанного в угол зверька.
«Хех… Даже и не подумаю приближаться…»
Плавно опустившись на дермантин сиденья напротив, я пошарил по карманам, вытянул сигарету из помятой твердой пачки красного «Винстона» и щелкнул зажигалкой. Курить я бросил уже давно, провалявшись почти год по госпиталям, но тут-то какая разница? Ффуух… Какой, однако, интересный этот внутренний мир – табачный дымок тут имел до боли знакомый вкус и по ощущениям был такой же, как и в реальной жизни. Аж в голове слегка зашумело от долгой отвычки.
Спокойно глядя на Синдзи, я убрал пачку, порылся в нагрудном кармане, и, наклонившись вперед – подросток вздрогнул и еще сильнее вжался в стенку вагона -  протянул ему пластинку жевательной резинки, что всегда таскал с собой. Курить или не курить, это личное дело каждого, но вот заставлять всех прочих обонять малоприятный аромат печеных легких из пасти курильщика – как минимум некультурно.
Помедлив пару секунд, осторожно, очень осторожно, Икари-младший взял ее, но не спешил разворачивать и совать в рот, просто держа в руке и не отводя от меня взгляда.
Боится.
Ну, еще бы… Не знаю, как я бы сам повел себя, обнаружив в голове невесть откуда взявшегося, автономного постояльца, захватившего «рычаги управления» телом и вдобавок еще и гораздо сильнее меня. Которому, кстати, по ощущениям так вполне по силам раздавить и уничтожить основную личность.
- К-кто вы? – наконец раздался робкий вопрос, разбивший тишину затянувшейся паузы. На японском или на русском он прозвучал – я так и не разобрал. Просто Синдзи сказал, а я это отлично понял.
- Не твоя личная шизофрения, не бойся, - запрокинув голову и выдохнув в потолок клуб дыма, спокойно ответил я. – Кто я такой, я отлично знаю и помню. И кто ты - тоже достаточно хорошо представляю. И что мы с тобой – не одно и то же, также прекрасно осознаю. Но вот как я очутился у тебя «в гостях», понимаю как-то не очень… Вернее – совершенно не понимаю.
- Но как…?
- Говорю же – понятия не имею, - я закинул ногу на ногу, сверкнув в разодранных штанах голой коленкой, и откинулся на спинку сиденья, демонстрируя спокойствие, расслабленность и полнейшее миролюбие. - Последнее, что я помню из той своей жизни, как меня шарахнуло током. Хорошо так, от души... Шансов выжить после такого – пятьдесят на пятьдесят. Найти бы еще того поганца, что дернул автомат в распредщитке, но, боюсь, увы… Очнулся я на больничной койке и очень быстро выяснил, что немного не в себе. Вернее, совершенно не в себе, а в тебе. Как бы пошло это ни звучало. А потом кое-кто тоже очнулся, сходу поднял жуткую панику и в итоге мы оба оказались здесь.
- Меня тоже… - в глазах подростка ненадолго мелькнула задумчивость.
- Что - тоже?
- Ударило… электричеством.
- Вот как… Любопытно… - отметил я, продолжая дымить. За неимением урны или пепельницы пришлось отодрать золотинку от пачки, свернуть мини-кулечек и мусорить туда. - Перенос душ в некие «отраженные реальности» или альтернативные миры посредством параллельного двойного электрошока. Это ново и свежо, черт возьми…
- А…альтернативные миры? То есть - другие? То есть вы… - А никто никогда и не говорил, что Синдзи глупый или тупой. От таких вестей паренек понемногу начал оживать, страх и затравленность почти исчезли из его взгляда, уступив место изумленному недоумению. – Но этого не может быть.
- Ууу, парень, как все запущено… - иронично усмехнулся я. Вьющаяся лента табачного дыма с кончика сигареты уходила вверх, расплываясь и плетя дивные узоры, в красноватых лучах солнца обретающие форму и объем. – А сидеть в воображаемой электричке, беседовать с совершенно чужой личностью и жевать жвачку – это что, как бы в порядке вещей? Ты жуй, кстати, жуй. Она мятная.
И Синдзи послушно развернул пластинку и сунул ее в рот, задвигав челюстями.
Уже лучше, контакт понемногу налаживается. Жаль, что только жвачка в наличии, сюда бы пару пирожков каких или хотя бы «Сникерс». Еда, она вообще хорошо успокаивает и настраивает на позитив. Даже в воображаемом пространстве. Но и сейчас подросток понемногу начал оживать.
- Так вот, если уж случилось нечто невероятное, и я угодил сюда к вам, то первое, что мне приходит в голову, что «попал» тут не только я, а мы оба. Причем попали, а вернее, влипли, мы очень даже крепко. Хотя бы потому, что теперь сидим с тобой в одной лодке и выбраться из нее по отдельности, похоже, не сможем при всем своем желании. Разве что попробовать снова схватиться за оголенный провод под хорошим напряжением. Хочешь попытаться?
Паренек молча помотал головой.
- Вот и я тоже как-то не хочу. А самое главное, – и я наклонился вперед, уперев локти в колени, - так уж вышло, что я знаю очень многое, что произойдет в ближайшем будущем вашего мира. В будущем ближайшем, но печальном и недолгом.
- Почему – недолгом? – вполне ожидаемо спросил Синдзи.
- Потому что если все пойдет так, как должно было идти без меня, подселившегося в твою бренную тушку, жить вашей Земле и всем людям на ней осталось от силы год или чуть подольше.
- А… потом?
- А потом - все. Аллес капут. Человечество уйдет в прошлое, все до единого человека. И в том варианте событий, которые я знаю, именно ты сыграешь ключевую роль спускового крючка Апокалипсиса.
- Я.. я…?
- Да не трясись ты, - снова занервничавшего подростка надо было срочно успокоить. – Никто тебя ни в чем не обвиняет, ты пока что еще ничего не успел натворить. Да и то, что сделал в том будущем, которое я знаю, ты сделал не сам, а с подачи своего отца и еще много кого…
- Отец… – и вот тут от Синдзи повеяло буквально ощутимыми страхом, неприязнью и концентрированным одиночеством.
«Вот же, а…? Только помяни…»
Черные тени, пролегшие по лицу опустившего взгляд мальчишки, стали еще темнее и глубже, состарив его разом лет на пять. На какое-то мгновение мне показалось, что он снова подтянет к груди колени, отвернется и вновь закуклится сам в себе.
- Так, отставить! – Пресек я приступ негатива и меланхолии. -  Твоего дражайшего родителя мы обсудим как-нибудь позже, а пока… Где тебя долбануло током? И самое важное – когда? Поверь – от этого очень многое зависит.
- В... в школе… - ответил несколько опешивший, но посветлевший Синдзи. – Завтра будет школьный фестиваль. Я помогал вешать гирлянды на светильники в классе, длинные такие, держал лестницу. Тошио потянул слишком сильно, один из них сорвался с потолка, повис и коснулся лестницы и… Искры, удар… И все… Это был в четверг, 7 августа….
- А год? Год какой? – еще сильнее подавшись вперед от нетерпения, спросил я.
- 2014.
Я выпрямился и почувствовал, что помимо своей воли расплываюсь в торжествующей ухмылке. 2014! Евангелион вашу бабушку! Да на нашей улице праздник – Новый Год с мешком подарков и перевернувшийся грузовик с пряниками! До каноничного приезда Синдзи в Токио-3 еще целый год! Это же просто прорва времени… Можно многое успеть, к еще большему подготовиться, и самое главное – железно залегендировать весьма ощутимое грядущее преображение Синдзи Икари! Оу, еее….
Я мысленно предвкушающе потер руки.
- Вы… вы рады? – неуверенно интересуется парень, видимо, глядя на мою лучащуюся счастьем физиономию.
- Ох-хо-хо, Синдзи, ты даже не представляешь, как я рад! До начала событий, вогнавших ваш мир в самоубийственный штопор, еще год или даже чуть побольше! Это просто бесценный дар при таком раскладе!
Добив сигарету парой могучих затяжек до самого фильтра, я затушил окурок в самодельной пепельнице, сунул ее в карман, встал и протянул руку Икари:
- Ну что, Синдзи-кун, раз уж мы с тобой оказались в ситуации эдакого вот тандема, предлагаю постараться спасти этот ваш и без того изрядно покореженный мир.
- Но вы же можете сделать это и сами? – полувопросительно-полуутвердительно произнес насторожившийся Синдзи. – Раз вы… тут... а я….
«Ага, а вот в этом плане парнишка вполне соответствует канону – от трудностей и всего непонятного предпочитает дистанцироваться. А ну-ка – не убегать, не убегать, Икари Синдзи-кун!»
- Могу попробовать и попробую в любом случае, будь уверен, но с тобой шансы очень сильно повышаются. Я бы сказал, что на порядок. Начиная от того, что я фактически не знаю вашу здешнюю жизнь и кончая некоторыми очень специфичными моментами.
«Ага, - подумал я про себя. - Например – пилотирование Евы, которая, не почуяв родственную душу, может вместо синхронизации послать меня далеко и надолго. Или вообще растворить в ЛСЛ, вдогонку к Юи Икари».
- Не люблю говорить банальности и штампованные фразы, но ты мне нужен, Синдзи.
Паренек уставился на меня во все глаза, и я даже не возьмусь описывать, что именно в них было. Сдается, ему впервые за всю свою жизнь довелось услышать прямым текстом, что он кому-то действительно нужен.
- Да и ты разве не будешь рад какой-никакой, но компании? – продолжил я. - Обещаю по ночам не храпеть и песни громко не горланить. А еще я знаю очень много всякого интересного. Ну, так как, ты со мной? Поверь, ваш нынешний мир, конечно, довольно дерьмовое место, но в любом случае он лучше того, что уготовили вам всем некоторые сволочные личности. Ну и лично мне еще тоже хочется пожить, пусть даже в таком странном симбиозе.
- Д-да… - парень тоже протянул руку и робко улыбнулся. – Ой, простите, я даже не спросил, как вас зовут.
- Анатолий. Анатолий Казанцев. Можно просто Толя.
- Анаторий? Торя? – произнес на японский манер, меняя «л» на «р» Синдзи, и снова ненаигранно удивился. – Торя-сан, вы… Вы русский?
- Он самый, - ответил я, пожимая ему ладонь. – Приятно познакомиться, Синдзи.
Легким рывком подняв парня с пола, я кивнул ему на место рядом, снова доставая сигареты. Уж тут-то вреда для здоровья точно нет никакого.
- Давай, садись, партнер. Полагаю, в этом уютном вагончике времени у нас полно, так что проведу тебе краткий ликбез по ситуации, в которую мы угодили. И весь этот мир заодно.