Я промолчал. К чему сейчас что-то говорить? Подтвердить её слова — проявить совершенно ненужное хвастовство и гордыню, а мне бы этого не хотелось. В конце концов, не я выбрал свою новую жизнь, а она выбрала меня, и мне остаётся лишь принимать всё как данность.
И просто делать свою работу.
— Пожалуй, ты тот, кто мне нужен, — непонятно заявила японка. — Изо, помоги мне.
Опираясь на руку внука (или правнука?), дочь генерала подошла к алтарю и слегка дрогнувшей рукой сняла син-гунто со стойки.
— Отец завещал передать этот меч тому, кто сможет защитить Империю лучше всех, — произнесла Юмико, глядя мне в глаза. — Когда-то служить в армии считалось честью, а потом десятилетиями в солдаты шли только разные неудачники. Годы, десятилетия… Хорошо, что это закончилось. Иногда я думаю, что Второй Удар стал для нас благом…
В надтреснутом голосе старой японки зазвенели торжественные нотки.
— Солдат, — обратилась она ко мне. — Клянёшься ли ты защищать Империю, не щадя ни себя, ни врагов? Клянёшься ли ты умереть ради её процветания и выживания?
Во рту разом пересохло, в ногах появилась предательская дрожь, а сердце забилась намного чаще обычного. Но я ЗНАЛ, что мне сейчас нужно делать.
Опустился на правое колено прямо на размокшую от дождя землю, склонил голову и вытянул руки вперёд.
— Клянусь, — хрипло выдавил я, ощущая, как ладоней касаются шершавая рукоять и обтянутые кожей ножны.
Крепко сжал син-гунто, аккуратно слегка сдвинул с него ножны и по совершенно неяпонской традиции прикоснулся к нему губами. На лезвии меча мелькнула вязь выбитых иероглифов — «Воинская доблесть до конца» и «Да здравствует Император».
— Клянусь, — повторил я, аккуратно задвигая клинок обратно.