– Оэлен приехала? – интересуется Эр с какой-то отсутствующей интонацией.
«Успела наиграться? Или наоборот, о старой игрушке вспомнила, раз другие уехали?» – чуть не бросает Марина, но всё-таки, сдерживается. Всё-таки, разноглазая живёт сиюминутными чувствами. Длительное время людьми играть она просто не умеет. Хотя, подвержена расхожему заблуждению, на происходящее все смотрят примерно такими же глазами, что и ты сама.
– Все приехали, – выцеживает Марина.
– Жаль, ко мне не заходила.
– Мне с ней тоже неплохо было, – с опозданием Херктерент соображает, её высказывание Эрида может понять крайне своеобразно. Но нет, разноглазая слишком хорошо знает Марину.
– Фото хочешь взглянуть? – Эр выразительно косится на альбомы.
– Думаешь, я твою любимую тематику забыла? – вопросом на вопрос отвечает Марина.
– Но ведь, красиво.
– Что я тебе говорила насчёт зеркала? В наглядных пособиях по анатомии я не нуждаюсь.
– А я таким и не занимаюсь! – смеётся Эрида, – Содранная кожа, когда видно все мышци – это Коатликуэ любит, а совсем не я.
– Ну да, – не слишком весело хмыкает Марина, – кожа это по твоей части. Надеюсь, отпечатанное всё себе оставила? С собой им ничего не дала?
– Почему? Каждая взяла что-то. Я к каждому снимку валик с печатью приложила и расписалась. Даже номера поставила, но их мы просто так придумали. Теперь все эти снимки официально числятся художественными произведениями.
– Которые сильно не все смогут оценить, – снова невесело ухмыляется Марина.
– Как ты такое можешь говорит, – хитро щуриться разноглазая, – если сама не видела ничего. Посмотри! А потом уж суди.
Теперь отказаться становиться невозможно. Чего эта хитрюга и добивалась.
Судя по количеству сделанных фотографий и рисунков, у Эриды включался усиленный форсажный режим. Прекрасно известно, сколько дней назад к ней гости приехали. И ведь каждую ухитрилась изобразить со множества ракурсов. В одежде и без, на плёнке и бумаге.
Единственное, что в памяти отложилось – Марина-другая всюду была собой. Нигде её не было хоть в чём-то, даже отдалённо похожем на то, как одевается Софи. Разноглазая изображала именно Марину, а не объект своих грёз, как можно было бы ожидать.
Всё остальное Марине было крайне малоинтересно. Уровень Эриды и так прекрасно знает, ну, что с того, что он ещё несколько увеличился? Марина просто далека от таких тонкостей. И от подобной тематики.
– Скучно тебе, – через некоторое время констатирует довольно очевидный факт разноглазая.
– Думаю, у тебя и без меня есть, с кем подобное рассматривать.
– Она не захочет, – грустно вздыхает Эр, Марине понятно, о ком речь идёт, но иногда помалкивать лучше.
– Можно подумать, других мало, – Софи бы точно разозлилась, услышь, что её считают всего лишь одной из многих, но Софи-то здесь нет. Да и самомнение у неё откровенно переразвитое.
– Такой больше нет! – искренне выпаливает разноглазая.
Марина только глаза закатывает. Как до такой степени можно влюбиться – просто находится за гранью её понимания. Особенно, если учесть, объект влюблённости от Эриды сейчас откровенно воротит.
И надежды, будто что-то может измениться совершенно беспочвенны. Тут как с воздушными замками — построить легко, зато, разрушать потом замучаешься.
– Марин, – почему-то разноглазая переходит на шёпот, – Ты как приехала, с ней уже виделась?
– Перекинулись парой слов.
– Она про меня ничего не спрашивала? – такую надежду в голосе Херктерент крайне редко слышать доводилось.
– У меня с ней, кроме тебя, есть ещё несколько точек соприкосновения. Одну из них мы и обсуждали. Знаешь, где Софи была?
– Знаю. Я была в городской резиденции. Думала, увижу её, но не сложилось.
– Абсолютно уверена, она от тебя пряталась, – усмехается Марина, – потому и не увиделись.
– Здесь ещё будут возможности...
– Ага, помечтай, – зевает Марина.
Разноглазая никогда не наберётся смелости постучаться в дверь, за которой ей точно будут не рады.
– Почему ты такая недобрая? – Эр искренне расстроена.
– Потому, что не разделяю твои идеи последнего времени. Мешать тебе наладить с ней отношения я не буду, но и помогать не собираюсь. Сама, всё сама.
Эр снова вздыхает.
– Вот только страдания не надо изображать! На меня такое не действует! Говорила уже.
– Я не изображаю. Просто, ты мне не веришь.
Играет, будто расстроилась, или плохо на самом деле? При её-то сердце с некоторыми вещами лучше не шутить. Страдающих по Соньке в школе предостаточно, причём, кроме мальчиков, список девочек разноглазой вовсе не ограничен.
Другое дело, Марину только состояние здоровья Эр до какой-то степени волнует. Болезненная влюблённость к смертям приводила многократно. Эр имеет доступ к ядохимикатам, да и в лекарствах разбирается неплохо.
Здесь её ограничить невозможно.
Эрида себе верна, по-глупому влюбилась в первую красавицу, по закону подлости, чуть ли не единственную среди девушек определённого круга, с недостаточно широкими взглядами. Или, чересчур набивающую себе цену.
Те же островитянки в данном вопросе были куда проще.
– Почему? Я тебе верю, что ты до безумия в Соньку влюбилась. Вот только помочь ничем не могу.
– И никто не может, – Эр всхлипывает.
– Знаешь, насколько хватает моих познаний в таких делах, договариваться должны двое, а все остальные – как-то излишни.
– То есть, ты не возражаешь? – слёзы как по волшебству высыхают.
– Я уже сказала, – вздыхает Марина, – дело мне до этого нет. Но мне сильно не понравиться, если она тебя в окно выкинет. Там высоко, не факт, что тебя смогут после этого починить.
– У тебя злые шутки, – Эрида трёт глаза, – Но временами, такие смешные.
– Зато, Софи с некоторыми вещами шутить точно не будет.
– Но я ведь этого не смогу узнать, если не поговорю с ней.
– Сегодня я этого делать не советую, – качает головой Марина, – Она сильно не в настроении.
– Наверняка, после общения с тобой.
– И это тоже, – не стала спорить Марина, – В жизни слишком много вещей, что не имеют простых решений. Попробовала бы переключиться на кого-нибудь... другую.
У Эр снова глаза на мокром месте.
– Я пыталась. Честно-честно, но не могу. Мне говорили, я шепчу её имя. Хотя, вроде, осознаю происходящее...
– Слушай! Я всё понимаю, так что, давай без подробностей.
– Говорят, миррены за такое раньше убивали...
– Ага. Сжигали заживо после весьма зверских пыток. Причём, пытали не ради получения признаний, а из-за больного удовольствия. Кто в этой ситуации выглядел более неправым – подсудимые или судьи – совершенно не хочу вникать. У нас по всем кодексам после высадки твоё... увлечение преступлением не считается.
– Очень хорошие кодексы твои предки вводили, – кажется, разноглазая искренна, а не пытается льстить.
– Ага! Самой нравится, – усмехается Марина.
– Может, попробуем с ней вместе поговорить?
– Я тебе сказала уже – это крайне плохая идея, качает головой Марина, – Край моего участия – невмешательство в эту розовую историю.
– Ты хотя бы признаёшь, что эта история настоящая! – слёзы есть, разноглазая готова разрыдаться, но пока держится.
– Ну вот, по-новому пошло! Ты, словно забыла, у меня с умением любить — крайне плохо, а у тебя это проходит по грани с болезнью.
– Болезнью всё что угодно можно объявить. Сама знаешь!
– Даже слишком хорошо мне это известно, – кивает Марина, – я хотя и умная, но временами, туплю. Ты постоянно заводишь со мной разговоры о делах, где я совершенно не разбираюсь. Хотя сама знаешь, куда более опытных.
– Но я никому-никому из них не могу верить так, как верю тебе.
– Вот спасибо! – усмехается Марина.
– Не смейся! Я же правду говорю.
Марина кивает.
– Я не смеюсь. Ты словно стала мою манеру речи забывать. Додумываешь то, что я не говорила.
Эр устало машет рукой.
– У тебя та фляжка с собой?
– Она всегда при мне, – хмыкает Марина, – В небольших количествах действует, как форсаж на мотор. Действительно, чуть лучше думается.
– Плесни нам немного. Может, и надумаю чего-нибудь.
«Нам» в данном случае относится к ним двоим. О себе во множественном числе разноглазая не разговаривает никогда.
Стопку Эрида опрокидывает залпом. Сильно зажмурившись, на ощупь идёт к столу. Разумеется, с альбомом соседствует полупустая коробка конфет. У себя в комнате Эр найдёт что угодно даже ночью с завязанными глазами. В употреблении крепкого точно не практиковалась.
Относительно нормально на Марину смогла посмотреть только съев три штуки.
Улыбается.
– Тепло. Согревает. И правда, в голове как-то легче стало.
– Да тут и так, вроде, не холодно, – Марина вскидывает фляжку, – Ещё будешь?
Эр мотает головой.
– Нет-нет... Хватит пока... Хотя... – задумывается на секунду, но потом выпаливает весьма решительно, – А у тебя ещё такое есть?
Марина взбалтывает ёмкость.
– Тут ещё полно!
– Я не сейчас. Мне на потом. Если немного, говорят, смелее становишься?
– Ага. Только это не всегда, а вот злее становишься всегда. Не лучший способ — принять для храбрости перед серьёзным разговором.
– Ты так и не сказала, у тебя есть ещё?
– Легко достать могу, – пожимает плечами Марина, – тебе много надо?
– Такую же фляжку, как у тебя, – зачем-то показывает пальцем Эр.
– Этого надолго не хватит, – ухмыляется Марина, – если начнёшь, уйдёт очень быстро. Заметить не успеешь.
– Знаешь, Марина, я раньше с Софи общалась достаточно много, и знаю, водо-спиртовую смесь в мотор впрыскивают далеко не в каждом бою. Иногда и без этого всё прекрасно получается. Но иногда, форсаж просто необходим. Вот пусть у меня и будет для того случая, если всё станет очень сложно и понадобиться что-то придумать.
Более оригинальной версии необходимости употребления крепких спиртных напитков, Марине слышать ещё не приходилось. Разноглазая – это нечто.
