– Ожидала, ты от двери начнёшь меня в чём-то обвинять.
Кэретта затягивается. Отвечает, выпустив в сторону струйку дыма.
– Я тебе только что говорила. Я хорошо знаю, чего не следует делать. Такие обвинения как раз из этой категории.
– Раньше тебя это не останавливало, – склоняет голову Марина.
– Советую тебе память напрячь. Мои претензии к тебе касались только неподобающего для девочки твоего статуса внешнего вида да некоторых особенностей твоего языка. Ни в чём другом я тебя никогда не обвиняла. Это меня очень сильно задевало. Понимаю, детские обиды из разряда сильнейших. Скажешь, не так?
– Да так всё, по сравнению с тем, в чём других обвиняли, у тебя и вовсе не претензии были. Тебе самой этими обвинениями так сильно нервы мотали?
– Сильно – не то слово, – Кэретта редко проявляет чувства, но сейчас в голосе сквозит ничем не прикрытая злоба, – Я всегда была во всём виновата. Что бы ни делала, хотя, куда чаще виновна была в том, чего не делала. Вплоть до начала Великой войны.
– Ничего себе, – присвистнула Марина, – теперь понятно, почему так всё кончилось. Как ты вообще ухитрилась тот удар нанести?
– Меня недооценили, – Такие злобные улыбки Марина помнит по Софи. Редко кто таких удостаивался, – Сработала инерция мышления. Чем старше человек, тем хуже осваиваются технические новинки. До некоторых не доходило, я могу набрать телефонный номер с любого аппарата, не спрашивая дозволения.
– Ты явно мешала. Исходя из того, что на меня было просто наплевать, очевидный прогресс. С тобой не думали поступить, как чуть не поступили со мной?
Кэретта смеётся с нервными нотками.
– Как раз тогда это было крайне сложно сделать. Мы – не Юг, одного заявления родственников для отправки в сумасшедший дом как-то маловато. Эта у безгривых так любили от лишних наследников избавляться. Несколько скандалов было, отголоски до нас докатились. Если кто-то из Великого дома оказывался на не добровольном лечении, и об этом узнавали, назначалась независимая комиссия. О работе докладывали наверх. Слишком многим надо было рискнуть, чтобы попытаться сделать со мной подобное.
Кэретта раскуривает новую сигарету. Марине кажется, руки Императрицы слегка дрожат. Затянувшись, продолжает.
– Даже умные преступники сплошь и рядом попадаются на совершенных глупостях. Просто забыли Дом Еггтов тот дом, у кого прямая связь со Старой Крепостью. Однажды я просто подняла трубку и позвонила в приёмную ЕИВ. Когда поняли, кто говорит, сразу соединили. Помню, что сказала. «Прошу защиты и содействия Его Величества. Я Кэретта Еггт, со вчерашнего вечера Глава Дома Еггт. В отношении меня длительное время нарушаются все древние и действующие кодексы. Моя жизнь и здоровье подвергаются серьёзной опасности. Возможна моя преждевременная неестественная смерть. Прошу защиты и содействия»
Это «Дарую защиту» я до костра не забуду! – Кэретта чуть не плачет, но быстро берёт себя в руки.
– Как это Змеи по гвардейцам стрелять не начали? Они присягу Дому забыли? - издёвку Марины мало кто заметит, но Кэретта как раз из немногих.
– Они-то всё помнили. Но ЕИВ тоже всё помнил. Поднял усиленный батальон своего любимого первого крепостного во главе с гвардейским подполковником. Он-то с порога и заорал. «Защита Императора! Глава Дома под угрозой!» Вместе за мной и пришли. Гвардейский подполковник и Старший Змей. Дальше ты, вроде, и сама всё знаешь. Я ненамного старше тебя была тогда.
Марина сжимает и разжимает кулак.
– Давить на жалость – против меня не особо действует.
– Я не давлю. Просто сказать пытаюсь – то с чем ты столкнулась – далеко не худший вариант из возможного.
– Ага! – скалиться Марина, – Могло и хуже быть. Рэду мать так и вовсе выкинула. Ладно хоть не на помойку. По сравнению с ней прогресс вообще выдающийся.
– Играешь в жестокость, или такая на самом деле?
– Напряги мозги! – огрызается Марина.
– Просто не слишком счастливая маленькая злюка, – Кэретта даже руку протянула, но так дочери и не коснулась. Напоролась на пылающий взгляд, или просто вспомнила, как Марина прикосновений не любит – только ей и остаётся ведомым.
– Сама такой же была! – бросает Кэретта, убрав руку.
– Выводов явно никаких не сделала, – огрызается Марина, – Не вздумай сказать что-то вроде «Смотри, не пожалей о своих словах!»
– Я никогда не скажу подобного. Ибо сама ни разу не жалела о сазаном тогда. Но у нас сейчас вроде бы самый обычный день, а не тот, что у меня изменил сразу множество жизней. Включая собственную.
– Так это всё, – выдавливает из себя Марина.
Обострять отношения сильнее, чем есть, совершенно нет желания. Вот только переводить их в какую-то иную плоскость тоже совершенно нет желания. Ведь не ясно, кто и в каком объёме должен пойти на уступки.
Слишком уж гордость велика.
И что-то я туплю.. Причём тут посох?