– Пусть и дальше висит. Чем больше лжи – тем скорее они сами рухнут.
– Пока они совсем неплохо держатся, – грустно вздыхает разноглазая.
– Уроним!
– Мне бы твою уверенность.
Ведь, как чувствует, у Марины тоже есть сомнения в правильности происходящего. Миллионы погибших – это миллионы погибших. Особенно, когда сама чуть в эти списки не попала. Усилилось желание увидеть огненный шторм над южной столицей. Познания в географии и военном деле говорят, чтобы устроить подобное бомбами традиционных конструкций – нет возможности одновременно поднять в воздух столько самолётов.
Спецпроекты буксуют, хотя тратятся на них сумасшедшие средства. Кому надо, знают должно сработать. Но не срабатывает. Вполне можно заподозрить сознательный саботаж учёных, не желающих давать в руки военным такое мощное оружие.
Хотя, это сюжет для дешевой приключенческой книги. Известные Марине учёные не таковы, вопрос сколько врагов будет уничтожено их творением интересуют их только с точки зрения радиуса поражения.
Конструктора ракеты, приказавшего принести ему стул, и сидевшего в десятке метров от заправляемого чудища, а потом наблюдавшего запуск с минимально возможного расстояния, даже не спустившись в бункер будет волновать только радиус сплошных разрушений в месте попадания.
Такие люди не станут саботировать спецпроекты ради спасения каких-то там человеческих жизней, тем более, южан.
– Мы победим!
– Я просто, очень хочу, чтобы кончились смерти.
– Люди всегда воевали, и всегда будут.
– Ты уверена, что это всё имеет смысл? – умеет Эр задавать вопросы, на какие не знаешь ответа.
– Ты задумывалась, сколькими необходимыми, в том числе и для твоего уюта вещами, мы обязаны военным разработкам?
– Марина, я прекрасно знаю историю. В том числе, историю техники и медицины. Ты сейчас старательно намекаешь в том числе и на заслуги своих предков. Но я говорю совсем о другом.
– То-то ты о южной живописи заговорила. Ведь главная ложь Юга — это религия мира, убившая и продолжающая убивать миллионы людей. Кстати, если коснуться канонического права, в том числе и настоящего мальчикодевочки, а не того, что на картинке, ты и я весьма условно являемся людьми.
– Мне бы тоже было сложно считать людьми тех, кто хочет сжечь мой дом, – в логичности Эр не откажешь.
– Опять по кругу пошло! Не должно быть сомнений в нашей правоте. Страна может быть не права, но это моя страна. И не каким-то южанам решать, как мне жить, и жить ли вообще. Сама знаешь, сколько на Юге рассуждают о перенаселении планеты и контроле над рождаемостью.
Ещё до войны звучали лозунги о сокращении числа людей ради улучшения природы и сохранения редких видов животных.
Хотя по сути, они не ушли от древнего, как мир отношения к покорённым, когда их слишком много и столько рабов уже не надо «Убивайте всех подряд! Бог на небе узнает своих!»
– С каждым разом я всё хуже и хуже понимаю тебя, Марина.
– Равно, как и я тебя, Эр.
Разноглазая как-то удивительно легко касается руки Марины. Херктерент даже не дёрнулась.
– Кажется, я начинаю осознавать, сколько грусти во фразе «друг детства». Человек, без которого, казалось, не можешь жить, с каждым днём становится всё более чужим.
– Это неизбежный процесс. Мы сознательно выбираем законы, по каким жить. Никто же не хочет повторять  поступки другой, или же сознательно делать всё наоборот. Я и ты живём в одном мире, Эр. И одновременно, в совершенно разных.
– Разных, но так сильно связанных друг с другом, – Эр улыбается, Марина чувствует, ради того, чтобы в этом взгляде исчезла грусть, можно горы свернуть. Или мирренов разбить. Вот только Марина не тот человек, кто будет ради Эр предпринимать какие-то сверхусилия. Это не хорошо, ни плохо. Это просто данность, с которой надлежит жить и дальше. Тем более, Эр  не до конца представляет силу собственного взгляда.
– В мире и вовсе нет не связанных друг с другом вещей. Связи эти не всегда очевидны.
– Я слишком хорошо это знаю, Марина. Слишком хорошо, – по понятной только ей причине повторяет разноглазая.
– Чего ты боишься, Эр?
– Того же, что и все. Смерти. Меня могут убить. Как и всех нас. Даже здесь. Даже в «Сказке».
  Марина молчит. Сейчас стороны изыскивают средства, как облегчить бомбардировщикам поражение целей, в ход идёт всё. Управляемые бомбы, удары со сверхбольших или сверхмалых высот, уже ставшие классикой облака фольги, ослепляющие радары и многое, многое другое. У машины есть шанс появиться из ниоткуда и нанести удар до того, как завоют сирены. И это если не учитывать всё возрастающую дальнобойность ракет и работы над спецпроектами. Ведь если сделают и надумают применить в боевой обстановке – предупреждения посылать не будут.
За новинками авиации Марина следит, осведомлённость у неё получше вражеской разведки, знает, на высотных разведчиках стоит много аппаратуры для взятия проб воздуха. Какие примеси появляются при успешных испытаниях – прекрасно известно. Пока чисто, но это только пока, да и высотные разведчики с той стороны ищут тоже самое.
Эр если и не знает того же, но слишком сообразительна. Её страхи понятны.
– По нескольким районам никогда не наносились удары, – вздыхает разноглазая. Когда её слушают, может говорить словно сама с собой, –  Хотя, в теории могли.
Марина видела карты бомбовых попаданий по столице. Несмотря на громкие заявления, удары далеко не всегда наносились по определённым районам. Чаще сыпали с точностью собственной поговорки «на кого бог пошлёт». Но, действительно, некоторые районы были словно под запретом. И дело тут не в замечательной маскировке.
– Я думаю, – Эр говорит, прикрыв глаза, – есть негласные договорённости не бомбить определённые районы. Сокровища Великих Домов – это сокровища Великих Домов, и как-то не годиться их разрушать. Тем более, этим Великим рано или поздно всё равно придётся друг с другом договариваться. Не зачем лишние претензии добавлять, когда можно их избежать.
Марина молчит. Обострённые чувства  с интуицией Эриды временами раздражают. Херктерент и сама подозревает существование некоторых договорённостей, защищающие от ударов определённые территории. Территории, подозрительно напоминающие личные владения определённых лиц.
Но эти свои мысли она озвучивать не будет, во всяком случае, перед Эр. Ибо сказав «один» следует говорить и «два», а собственные выводы Марина, следующие из складывающейся ситуации, ей самой совершенно не нравятся.
Почему Император никогда не задумывался о возможности эвакуации школы в более безопасную местность? Из упрямства «семья Императора не покинет столицы» – так официально заявили на Юге. Решил уподобиться? Как знать, как знать. Несовершеннолетних детей на Юге в составе Дома куда больше.
Ладно, рисковать своими, тут Марина совершенно не в претензии, на месте отца поступила бы так же. Но тут ведь находится и множество других детей, кого бы она точно отправила бы подальше от города.
– У кого есть возможность, уезжают из Столицы. В сельскую местность. В дальние владения. У вас же есть бывшая пограничная крепость в Предгорьях. Судя по описанию, там красиво. Да и местность считается очень здоровой. Туда лечиться отправляют.
– Я знаю, Марина. Видела на картинках. Мне совсем недавно предлагали переехать туда. Даже говорили, там есть возможность организовать обучение минимум пятидесяти человек, возможно и большого числа. Причём, кто поедет со мной – только мне решать. Ещё сказал, что от ЕИВ получено согласие на ваш переезд, но окончательное решение – за вами.
– Ты согласилась? – спрашивает с затаённой надеждой. Отсутствие в этих стенах разноглазой сразу бы решило множество проблем. Хотя, сама она точно никуда не поедет. Про Соньку и говорить нечего.
– Отказалась, – с редкостной решительностью отвечает Эрида.
– Почему? – всё-таки, странность её мотивов – крайне непросчитываемая  величина.
– Я не могу быть не в столице, – опять интонация – Императрица обзавидуется, – Я Эрида Херт, последний потомок Четвёртого Змея Рэндэрда. Мой отъезд будет подобен бегству с поля боя, и покроет меня величайшим позором.
  В  Предгорья я на самом деле, очень хочу съездить. И на следующий день после Победы туда и поеду. На следующий день. Но не сейчас. Я буду в Столице. Я Эрида Херт!
От пропагандистского пафоса у Марины чуть снова зубы не заболели. К счастью, пересиливает сообразительность, подсказавшая, не склонные к политической карьере люди в таком стиле разговаривают считанные разы в жизни.
Решения после таких речей принимаются очень серьёзные. Зачастую, смертоносные в прямом смысле слова. Эр даже сейчас не хочет никого убивать, даже имей она возможность применить несуществующие пока  спецбоеприпасы.
Считает, должна поступить подобным образом – и всё тут.
Сама Марина последуй в её отношении какое-либо распоряжение Верховного, незамедлительно бы его выполнила. В Предгорья – так в Предгорья, на Архипелаг – так на Архипелаг.
Не тот у неё пока уровень, чтобы ненужную храбрость демонстрировать. Другое дело, как обыгрывалось в газетах её попадание под бомбёжку крайне не понравилось. В конце-концов, при налёте было множество других пострадавших, те же погибшие зенитчики, но внимание было сконцентрировано на них двоих.
Словно и налёт устроили для того, чтобы их убить. Хотя, они ведь случайно оказались там, где были. И уж «посещать разрушенными южными дикарями районы» вовсе не собирались.
Марина удивлялась, сколько там камер оказалось. И со скольки ракурсов делались фото. Они ведь только у башни были, а по снимкам могло сложиться мнение, будто они побывали чуть ли не во всех районах города.
Некоторые снимки были высококачественным монтажом. На «военную необходимость» списать можно многое. Но Марина, как и разноглазая не любит откровенное враньё. Посмотришь на снимки – сам поверишь, что там был. Только вот Херктерент предпочитает с собственной совестью ладить. 
Не было её там. А раз так, то какой процент известных фотографий и изображённых на них событий так же монтажом являются?
Как Кэрдин выражается «Тоньше работать надо», при этом сама наверняка в подобных представлениях участвовала. Только вот с ней никогда точно не знаешь, что было, а чего – нет.
Эр ни в чём срежиссированным никогда не участвовала. Сознательная отцовская позиция. Саргон вот только не настолько щепетилен.
Сейчас остаётся только слушать Эриду.
– Если доживу, то обязательно с тобой съезжу. После Победы. Я тоже в Предгорьях никогда не бывала.
– И Софи позовём?
– Позовём, – ухмыльнувшись кивает Марина.
Любые полутона в её голосе разноглазая различает лучше всех. Смотрит аж со слезами на глазах. Кому другой вполне можно не поверить. Но не Эр.
– Она согласиться?
Марина, сжав кулак дует на него.
– Ты знаешь, я умею быть очень убедительной.
Эр в ответ в кулачок хихикает.
– Нет уж, проси её как-нибудь по-другому.
– Хорошо! Так и сделаю, – тяжело вздыхает Марина.
Эрида звонко смеётся. За такой смех тоже можно горы свернуть. Только он звучит в основном для тех, кто не способен к подобным свершениям.

Отредактировано Чистяков (19-04-2020 21:47:43)

Эр направляется за новой порцией пирожных. Марина уже заметила некоторых её прилипал, злобно на принцессу поглядывающих. Херктерент им только нагло улыбается. Если она решила время с Эр привести, то претендовать на него только у Соньки в прошлом хватило бы наглости. Разноглазая тоже обладает способностью никого, кроме Марины вокруг не замечать.
Раз им что-то от Эр надо – будут сидеть, как миленькие, её поджидая, пока Марина не соизволит уйти. Марина ещё и время потянет. Приступы вредности у неё вполне бывают. Тем более, Эрида просто рада будет с ней подольше пообщаться. Не рады будет большинство окружающих, но это уже их сложности.
Разноглазой не нравиться, когда вокруг неё увиваются с совершенно рабской услужливостью, вроде сумку или поднос донести. Пытаться помочь ей с этим – лучший способ оказаться на периферии сознания Эриды. Всё, что считает необходимым Эр всегда делает сама.
Обычно от неё многим что-то нужно. Но рядом Марина, и приходиться ждать, а Херктерент весьма вредная личность. Прождать, пока она покинет Эр можно очень и очень долго. С упрямством у принцессы полный порядок. Вот и посмотрим, кто тут упрямее.
Хм! Кажется, разноглазая решила уподобиться тем животным, кто за один раз способны съесть столько же, сколько весят сами, иначе не объяснишь, зачем принесла ещё столько. Прекрасно же знает, Марина сладкое не особенно любит.
– Знаешь, после того, как о чём-то важном говорю, иногда так есть хочется! – вполне нормальное для странноватой логики, объяснение.
– Ты, смотри, не лопни! – бурчит Марина, взяв пироженку исключительно из вежливости.
Эр только смеётся.
  – У меня с жировыми тканями какие-то проблемы, они очень плохо образуются, правда-правда, мне врачи говорили, – и не поймёшь, медицинский факт, или только что придумано. Раньше Марина подобное чувствовала. Сейчас уже не уверена.
Как говорится, «стареем!»
– Ну, а мне подобное и вовсе не грозит, я ну очень подвижная, – хмыкает Марина, откусив больше половины.
– Ещё и очень сильная, – поддакивает Эр. Она не хвалит, по обыкновению констатирует факт.
  Кажется, произошло переключение в режим обычно-необычной Эр. Ни пропагандистского пафоса, ни любовных вздохов сегодня больше не будет. Хотя, с ней никогда нельзя быть ни в чём уверенной.
– Ты летом снова на Архипелаг собираешься? – Эр явно говорит ради самого процесса разговора.
Марина заметила, как она чуть заметно огляделась по сторонам. Даже чуть заметная гримаска показалась. Кажется, от своего окружения Эр начинает уставать, и сознательно не собирается сейчас идти на контакт. Пусть прилипалы и не паразиты в чистом виде, хозяину практически не вредят, но, как говорится, недалеко ушли. Точнее, уплыли. Ещё точнее, если долго с Эр общаться сами собой начинают выстраиваться какие-то причудливые ассоциации.
  – Ага. Погрею свои старые косточки. Может быть, последний раз в жизни.
  – Не говори так, Марина?
  – А в чём сложности? Как-никак, предстоящее лето – последнее лето детства. Следующим уже совсем другая жизнь будет. Хотя бы из моего взрослого состояния уже по всем видам законов. Влюбиться, что ли в какого-нибудь мускулистого островитянина напоследок? Тамошняя жара горячим чувствам вполне способствует.
– Лучше, в меня влюбись, Марина, – видно, разноглазая нисколько не шутит.
Но Херктерент на серьёзные разговоры не настроена совершенно, поэтому только кулак показывает.
– Я слишком хорошо знаю, тебе красавицы интересны куда больше, чем красавчики. Может, для разнообразия, попробуешь сравнить?
Теперь уже Эр кулачок демонстрирует.
– Марина. Не будем об этом. Ты даже не первая, кто предлагал мне заняться сравнением.
– Нет, уж будем, раз такой... животрепещущий вопрос поднялся! Тебе посмотреть предлагали или самой поучаствовать?
Эрида горделиво вскидывает голову.
– Вообще-то, и то, и другое. И посмотреть... Исключительно для общего развития, – зачем-то добавляет торопливо,  – Я согласилась. И даже не один раз. Не скажу, что совсем неприятно смотреть и слушать было, но мне скорее, не понравилось, чем понравилось. Да и мне потом сказали, что со мной гораздо больше понравилось.
Марина вскидывает глаза к потолку. Эр-рида! Что ты ещё сказануть сможешь?
– Попробовала бы она тебе сказать что-то другое! Таких дур в наших стенах не держат.
– Откуда ты знаешь, кто это был? – изумляется разноглазая.
– Не знаю, и даже знать не хочу, кто подобными вещами занимается. Хотя... – Марина впивается глазами в разноцветный взгляд, – Надеюсь, всё происходило по взаимному согласию? Никому в голову не взбрело кого-то заставлять?
Эр натурально вспыхивает.
– Марина! Как ты вообще, могла обо мне такое подумать?
– А я и вовсе не о тебе подумала, – зевает Херктерент, – Это ты у нас во всём честная. Все же остальные – далеко не такие щепетильные. Тем более, такого приятного варианта совмещения полезного с приятным.
Эрида максимально серьёзно для неё призадумывается. Даже глаза закрыла, что-то шепча одними губами. Марина кофе попивает, снова по сторонам посматривая, словно рассчитывая вычислить «кто?» Хотя, если не предпринималось никаких, осуждаемых Мариной действий, то ей на происходящее, в сущности, наплевать.
Тем более, ещё и Сонька говорила, о каких вещах можно договориться. С точки зрения самой Марины, услуги в общем-то, ничем не хуже и не лучше любых других. Мирренскую мораль, при которой даже в возрасте Марины зачастую не все знают, чем женщины отличаются от мужчин — поищите где-нибудь в другом месте.
Зато, среди знающих о различия, мораль цветёт и пахнет. В больших городах процент даже зарегистрированных лиц, торгующих собой весьма и весьма высок. Да и про простоту нравов в сельской местности у самих южан есть множество скабрезных шуток.
– Знаешь, Марина, – Эр говорит медленно, растягивая слова, значит очень тщательно обдумывает каждое, – Я услышала всё, что ты сказала. Подумала. И теперь с уверенностью могу утверждать, всё что я видела, происходило исключительно добровольно. Хотя, однажды и была довольно грубая игра... Если есть сомнения, я тебе могу сказать, кто в этом участвовал. Их просьбы «никому не говорить» на тебя не распространяются...
«Вообще-то, если я что-то в людях понимаю, Эр как раз просили, чтобы она ни при каких обстоятельствах мне не говорила. Тут уж, ребятки, самим думать надо было на что соглашались. Разноглазая много раз говорила про меня: «У меня от Марины нет никаких секретов». Могли бы и понять, это совсем не фигура речи. Как удачно я с Кэрдин связалась, посланник ведь и на изнасилованиях специализируется».
– Как я уже говорила, меня интересуют только те случаи, где кто-то из участников чего-то не хотел. Если ты не знала, изнасилование может привести как к убийству, так и к самоубийству.
– Нет-нет! – трясёт головой Эрида, – Марина, о чём ты таком говоришь?
– О жизни, о чём же ещё? – хмыкает Херктерент.
Эр снова довольно надолго глаза закрывает. Решительно мотает головой. Потом смотрит прямо в глаза подруги и чеканит.
– Я абсолютно уверена, всё происходящее подстроено было исключительно, чтобы я посмотрела. И всё происходило совершенно добровольно. У меня даже снимки есть.
Марина хватается руками за голову. Эр заслуживает прозвища «Кошмар» в гораздо большей степени, чем та, кого все так зовут.
– Такие снимки чаще всего используют как раз для доказательств, что всё не добровольно происходило!
– Все отпечатки целы. И плёнки у меня, – Эрида утрачивает всю серьёзность, начиная откровенно хихикать, – Знаешь что! Они так увлеклись, что не заметили, как несколько раз срабатывала вспышка.
– Вот утешила! Снимки я попозже взгляну, – Марина совершенно не таясь, вытаскивает плоскую фляжку и изрядно к ней прикладывается. Протягивает Эр, та неожиданно берёт, и тоже глоток делает.
Херктерент говорит хрипло, прикрывая рот.
– Знаешь, разноглазая, с тобой от скуки точно никогда не умрёшь.
Эр, как обычно, понимает всё по-своему.
– Но они сами явно хотели! Я только смотрела, – чуть опускает глаза, – Ну и фотографировала.
Марина машет рукой.
– В общем-то, для меня ничего нового. Уровень задранности носа и доступа к определённым частям тела деньгами корректируется лучше всего. Даже сама проверяла.
– Ой! А почему меня не позвала? – она играет, или на самом деле такая? Марина бурчит что-то невнятное. Не говорить же, что при фактической  проверке Эрида присутствовала. Только по-своему всё интерпретировала, – И кто это был? Или это тайна? Может, я её тоже... Ну как у меня на снимках, видела?
– Может, и видела, – пожимает плечами Марина, мрачно думая: «В нашей деревне все всех знают и так. Тем более, уровень гордости Рэды точно можно откорректировать, было бы желание. У  меня самой уже всё прошло, а вот было ли у разноглазой подобное желание – как-то не очень интересно узнавать».

– Может, и видела, – пожимает плечами Марина, мрачно думая: «В нашей деревне все всех знают и так. Тем более, уровень гордости Рэды точно можно откорректировать, на практике вполне проверено. У  меня самой уже всё прошло, а вот было ли у разноглазой подобное желание – как-то не очень интересно узнавать. Уже известных личностей из её окружения хватает».
– Значит, на тебя посмотреть нельзя будет, – довольно смешно дуется, если бы самой Марине совсем не до смеха было.
– Эр, ты меня неплохо знаешь, могла бы и выучить за столько лет, что мне нравится, а что нет.
– В нашем возрасте в человеке происходят очень значительные изменения, особенно сильные – в не интересовавшие её раньше вопросах, – Марина чуть не ругнулась, в очередной раз забыла, за причудливой внешностью и чуть глуповатой улыбкой скрывается крайне неплохой ум. Пусть и крайне странно устроенный.
– Всё, что мне раньше не нравилось, не нравиться и теперь. Тяги к новым видам развлечений не появилось.
Эр смотрит как-то странно, впрочем она так поступает почти постоянно.
– Кажется, ты сейчас не в настроении обсуждать определённые вещи.
– Если ты заметила, эти вещи я всегда не в настроении обсуждать.
– Сейчас ты говоришь неправду, Марина, – в голосе разноглазой сквозит пресловутая мудрость. Пусть, и не всегда направляемая на что-то действительно, стоящее.
Херктерент пожимает плечами.
– Думай, как хочешь.
– Самое хорошее, что сейчас придумывается – здесь и сейчас не то место и время для таких разговоров.
  Остаётся только отхлебнуть из фляжки, молча признавая правоту разноглазой.
– Не поговоришь толком, когда рядом полно народа, и кажется, все только на тебя и смотрят, – вздыхает разноглазая. Толстенько так намекает, что всё заметила, включая тихое вредничанье Марины? Как знать, как знать, от некоторых людей поблизости на самом деле, можно сильно устать.
– Пойдём ко мне, там и поговорим спокойно, – любое предложение разноглазой сейчас воспринимается крайне двусмысленно.
– Пошли, всё равно делать нечего, – нарочно громко соглашается Марина. Слышно далеко, всем, кому Эр зачем-то придётся теперь до завтра ждать.
Сидеть допоздна разноглазая любит. Но раз в гости собирается Херктерент – значит, дверь будет заперта. И напроситься третьей или ещё какой не получиться при всём желании. У Эриды к каждому человеку особенное отношение. К Марине оно вот такое. Приходиться принимать, уже успела поговорка появиться про нечто заведомо невыполнимое «Легко! Как Младшую Херктерент и Эриду поссорить».
Сама Марина, даже если начать включать страхи, какие разноглазая не может вызывать по определению таких посиделок не опасается совершенно. Хотя бы из-за того, что разноглазой она намного сильнее. Любые виды принуждения, включая использование медицинских препаратов, для Эриды неприемлемы. Притом, в дозировках снотворного она прекрасно разбирается.
Что там за запертыми дверьми происходит – каждая может додумывать в меру богатства и извращённости собственных фантазий. Тем более, довольно многим совсем не по рисункам и фото известно, насколько богаты и изощрённы фантазии Эриды.
Подойдя, Эрида слега приобнимает Херктерент за талию. С кривой ухмылкой Марина отвечает тем же. Прикосновения — неизбежное зло при общении с разноглазой. Так вместе и уходят. Какие взгляды буравят спины – ощущается почти физически.
Идти не слишком далеко, но глаз различной степени выпученности по дороге попадается изрядно.
Эр сдерживается с огромным трудом. Едва войдя, от смеха просто сгибается, валясь на кровать. Марина запирает дверь. Стоит, с пятом на носки покачиваясь, ожидая пока подруга отсмеётся.
Эрида встаёт. По щекам – дорожки от слёз. Подойдя к Марине, склонив голову и тяжело дыша кладёт руку на плечо.
– Жалею, что глаз на затылке нет. Видеть бы их всех!
– Это уж точно, – хмыкает Марина, осторожно убирая руку. Эр не сопротивляется.
– И через замочную скважину ничего не подсмотришь!
– Такие замки уже не делают. Стены тут толстые...
Эр вскидывает глаза. Смеются обе.
  – Иногда даже жалею, что я тебя совершенно не привлекаю, – вздыхает Эр.
  – Тогда бы пропала возможность разыгрывать всех подобным образом, – пожимает плечами Марина, – сцена ревности в отношении меня закончиться тяжкими телесными повреждениями. Я ведь лицо царапать не буду, да и ногти у меня короткие...
– Ты сразу челюсть или руку сломаешь.
– Это верно, – замечает Марина, плюхаясь в крутящееся кресло, – Тебя ещё не спрашивали, что я умею такого, чего не умеют они?
– Много раз, – хихикает Эрида, – особенно, в такие моменты, когда крайне сложно не отвечать на вопросы.
Марина, обхватив два пальца, делает поступательные движения. Эр только отмахивается.
– И что ты им отвечала?
– Вот такие глаза делала и шептала «этому научиться нельзя, это только она умеет».
– И что же это?
– Сама же прекрасно знаешь. Другом моим быть, – капризно надувает губки разноглазая.
– Можно подумать, они не пытались моё место занять...
– Это, что, ревность в твоём исполнении?
– Нет, просто любопытство, – хмыкает Марина
– Ну, если от простого начинать, то тебе от меня в плане каких-либо материальных благ совершенно ничего не надо. В отличии от них.
– Насколько я помню, некоторые из твоих банных подруг в благах не нуждаются.
– Тут общий настрой важен, а не то, сколько у человека денег.
– Можно подумать, все такие уж жадные, – усмехается Херктерент, – скорее, просто хорошо знающие соотношение денег и товара. И корректирующие это соотношение в свою пользу.
– Не все такие, – почему-то обижается Эрида.
– И кто же «не такие»?
– Островитянки. Все. Кошмар, Змеедевочка, Рэда. И...и... – вздохнув машет рукой, – И всё пожалуй.
  Марина глаза вытаращивает.
– Ты что, со всеми ними успела?
– Нет, не со всеми. Ты же меня просила... Ну, с Оэлен было, но она этого хотела чуть ли не больше, чем я сама.
– Смотри, Эр, – не очень-то шутя грозит пальцем Марина, – Ты уже столько в кодексах нарушила – даже мне страшно становится.
– Но я же никого не заставляла, – искренне недоумевает разноглазая.
– Радуйся, что кодексы, считай, не для тебя писаны.
– Кому мешает, если другим хорошо? – совершенно непрошибаемая логика.
– Найдётся кому, – хмыкает Марина, – Как раз твоя любимая сфера жизни – самая удобная для выставления кого-либо в неприглядном свете.
– Да я знаю, – совершенно беззаботно бросает разноглазая, – Но когда слишком хорошо – ни о чём подобном не думаешь. Особенно, когда тебя ласкают всю... Это так хорошо! И-и-и!!! - довольно взвизгивает, сжав кулачки.
От беганья кругами и ругани Марину спасает только её железобетонная выдержка.
– Попробовала с нами со всеми, – просто предлагает, словно коробку конфет, – Может, и перестала бы такой злюкой быть.
– Я себе и такой нравлюсь, – усмехается Марина, – ты мне кого-то определённую предлагаешь, или со всеми вами... Обэридиться.
Эр хихикает. Значение свежепоявившегося термина ей прекрасно известно.
– А сама как хочешь? – тут же торопливо добавляет, не дожидаясь ответа, – Марин, можешь встать?
– Зачем? – осведомляется Херктерент, но всё-таки с ленцой поднимается.
– Повернись немного! – разноглазая разглядывает её щуря один глаз, словно видит впервые.
– Что высматриваешь?
– Да вот, фигурку твою вспоминаю. Прикидываю, кто бы тебе лучше всего подошла, раз уж ты со мной настолько не хочешь.
Показав кулак, Марина осведомляется.
– Что если я не хочу никого конкретную, а с несколькими сразу?
Эр задумчиво подбородок обхватывает. Шепчет.
– Знаешь, я пробовала. Это очень приятно, – мечтательно прикрывает глаза, –  Только не всем такое нравиться... Но я знаю, кто точно согласиться!
Вскакивает, бросаясь к телефону.
Марина едва успевает схватить её за руку.
– Успокойся, озабоченная. Шучу я так. Никого мне не надо.
– Честно-честно? – интонация, как в детстве, хотя речь идёт совсем не о детских играх.
– Честно, – Марина не отпускает руки, – Слушай, а с несколькими – это со скольки сразу?
– Ну... По всякому можно.
– Я так понимаю, число участников начинается от трёх. И каков максимум?
– Шесть... Хотя, вру, десять, но там я только смотрела. Да и то было больше для смеха.
– Совсем больная! – тяжело вздыхает Марина.
– Им тоже не очень понравилось. Но вчетвером хорошо было...
– Мне тебя придушить? – вполне кровожадно протягивает руки к шее.
– Тогда у тебя друга не будет.
Марина в кресло просто обрушивается. Стискивает голову. Стонет.
  – Эр, у тебя пистолет есть?
  – Был где-то... Поискать?
  – Как найдёшь, дай мне!
  – Зачем? – осторожно осведомляется разноглазая, на всякий случай, отодвигаясь подальше.
Марина вскидывает голову. Говорит тоном ожившего мертвеца.
  – Застрелиться. Иначе я от твоих шуточек в комнату с мягкими стенами съеду. Тем более, меня там уже заждались.
  – Марин... Вообще-то, я не шутила.
  – Сама сейчас пистолет найду! – она вскакивает, – Нет, к себе пойду. Там я точно знаю где оружие лежит! Будет на твоей извращённой совести Еггтовская кровь.
  Идёт к двери. Эр хватает за руку. Хотя сил у этого чуда прибавилось, вздумай Марина вырваться, сделала бы это с лёгкостью. Испуг подозрительно похож на настоящий.
– Не делай ничего, Марина!
– Я не собиралась. Ты правда, не шутила?
– Правда-правда! – Эр косится на телефон, – Позвонить?
– Не надо, – Марина в театральном стиле, вздыхает, –  Всё повторяется, был тут «Цветочный дом имени Его Императорского Высочества», теперь снова «цветочный», только уже без императорства. Скучно живём, девушки!
– Вообще-то, мне весёлые нравятся.
– А я не о твоих извращённых вкусах. Хотя, и о них тоже.
Эр, как обычно, всё по-своему понимает.
– Мне говорили, очень хотят с тобой попробовать, только бояться подойти.
– Правильно делают, они — не ты, я им за такое точно что-нибудь сломаю. Или по толовой шашке запихну. Одну сверху, другую снизу. Или по пустому авиационному реактивному снаряду подарю. Там диаметр – сто миллиметров. И длина подходящая. Должно понравиться.
  Эр хихикает.
– Как я люблю, когда ты шутишь, Марина. Страшно черно и одновременно, страшно смешно.
– Пусть попробуют предложить. Тогда узнают, шучу я, или нет. Я ведь и две ракеты сразу вставить могу. Пускай полетают.
– Я передам твоё крайнее нежелание выслушивать определённые предложения.
– Да уж будь так добра, – кривит лицо Марина.
Но разноглазой никакие гримасы Херктерент страшными не кажутся.
– Передам обязательно. Софи им тоже в крайне грубой форме отказывала.
– Как увижу, неприменно спрошу, как эта крайне грубая форма звучит в её исполнении.
Эр изображает неподдельное изумление.
  – Разве эту не она тебе подсказала?
  – Нет. Сама только сейчас додумалась.
  – А на неё так похоже, – мечтательно прикрывает глаза, зачем-то ещё бёдрами поводит, говорит приглушённым голосом, – она тоже обещала чего-то крупнокалиберного засунуть во все возможные места.
  Марина, сложив руку пистолетиком делает вид, что стреляет себе в висок.
  Эр хватает за руку, дует на «ствол». Херктерент не вырывается.
– Слушай, у тебя во фляжке ещё осталось? Я показала такую, что ты мне принесла. Теперь знаю, где их добывать, так что у меня теперь их много...
– Свои лучше тащи, – отмахивается Марина, – кажется, за сегодняшний день эта первая твоя не отдающая безумием, идея.
  – А говорила, это по тебе в комнате  с мягкими стенами скучают, – беззаботно замечает разноглазая, вытаскивая стеклянную фляжку откуда-то из-за спины «анатомической машины». Марина с трудом удерживается от вопроса, не спрятано ли ещё что у машины в грудях, и если да, то давай воткнём туда трубочку и через неё будем пить.

Фляжка осмотрена пристальнее. Упаковка заводская, более того, гербы присутствуют. Само по себе, не показатель, Саргон часто по стране ездит, у власти много лет. При поездках всегда охотно дегустирует продукцию региональной винодельческой промышленности. Гербов со званием «Поставщик Двора» пожаловано множество.
Саму Марину проблема получения всего, не слишком рекомендованного в её возрасте, уже давно не волнует. Что она из Загородного увозит – после инцидента во «Дворце Грёз» не проверяли ни разу. Видимо, были даны соответствующие указания. Да и из МИДв привозят всё, что она попросит, разве что надо в получении расписаться.
Эриду и вовсе ни в чём никогда ни в чём не ограничивали, другое дело, она всегда очень уважала действующее законодательство, и старалась не пользоваться не положенными по возрасту, вещами. Спиртное, разумеется, в список этих вещей, входило.
Пресловутая интуиция подсказывает Марине, фляжка происходит не из «Сказки». Сама она разноглазой отдавала другую ёмкость.
Марина взбалтывает фляжку.
– Где взяла?
– Купила, – Эрида понижает голос, – Мне подсказали... Ну, ты знаешь у кого.
Марина знает, более того, сама весьма известным школьным контрабандистом является.
  – Сколько заплатила?
  Эр называет сумму. На первый взгляд, может показаться, что дорого, и кто-то просто решил нажиться на безалаберной Эриде, совершенно не представляющей, что сколько стоит. Но так только на первый взгляд. Бренди очень дорогой, принцессе на самом деле продали лучшее из имеющегося, притом, по справедливой цене. В конце-концов, все знают кто такая Эрида. Плюс слишком хорошо известно, что из себя представляет Марина. В очередной раз инстинкт самосохранения перевесил жажду наживы. Впрочем, так бывает далеко не всегда.
Чем закусить, искать не приходится – где Эрида много времени проводит, там конфеты все разновидностей присутствуют в товарных количествах.
Вот стопки у неё золотые, украшенные драгоценными камушками. Ювелирная работа, можно не сомневаться. Пить из таких можно точно так же, как и из любых других, но это же Эрида, армейская порционная её конечно же, не устроит. Хотя из таких даже гости Императора пить не гнушаются. Включая отца Эриды.
Разлили. Разноглазая решает проявить удаль, опустошив залпом. К некоторому удивлению Марины, ничего не происходит. Весьма спокойно закусила. Херктерент отставать не стала. Тем более, после глотка понятно, почему таких денег стоит.
Эрида довольно щуриться.
– Вкусненько!
– Ага!
– Понимаю, почем тебе это так нравиться. Так хорошо становиться. И смелости прибавляется.
– Угу! – недовольно цедит Марина, – А так же, частенько наша животная составляющая наружу прорывается.
– Я предпочитаю считать, наружу прорываются чувства и эмоции, что мы сознательно сдерживаем. Мы становимся более естественными. Пить вино с обнажённой подругой – это так волнующе...
  Крайне многозначительно смотрит на Марину. Но Херктерент скорее трезва, нежели пьяна.
– Эр! Ты опять за своё! Я же тебе всё сказала уже вроде.
– Почему бы не произойти тому, что многие считают уже многократно происходившем?
– Потому, что это в первую очередь касается двоих, а совсем не многих.
  Эр снова склоняет голову.
– Мне кажется, почти болезнью твоя нелюбовь к прикосновениям.
– Думай, как хочешь.

  Глава 28.

  Стучаться к сестре Марина так и не привыкла. Из вредности, хотелось разбудить, но Софи уже не спит. Стоит у мольберта в одном белье, причём не парадном, и не для сна, а для повседневного ношения. Даже армейское более вычурное. Голова полотенцем замотана. Морщит носик, недовольно разглядывая изображение, в одной руке кисточка, в другой яблочко.
Яблочком Марину и поприветствовала, лишь слегка взглянув.
Что это с ней? В чертах лица какое-то непривычное умиротворение. Марина намеревается её кругом обойти, Софи поворачивается, не выпуская сестры из поля зрения, одновременно, прикрывая спиной изображение.
Марина, засунув руки в карманы, раскачивается с пяток на носки, пытаясь определить, что же с сестрёнкой не так. Не так крепко, и очень сильно. Взгляд у Софи неожиданно добрый и чуть ли не ласковый. Впрочем, привычные льдинки уже поигрывают. В очередной раз, остаётся отдать должное мудрости разноглазой. Так изменить Софи могло только одно, притом, безусловно, ей крайне понравившиеся.
– Эрида права, – безапелляционно заявляет Марина, – Ты кого-то себе завела, и ты с этим кем-то два дня усиленно взаимодействовала.
Обхватив два пальца совершено недвусмысленные делает движения.
Софи только смеётся в ответ.
– Маришка! Миленькая! Ничего ты не понимаешь! Я такая счастливая!
– Заметно. И кто этот счастливец? Я его знаю?
Софи весело окидывает Марину взглядом с головы до ног, словно решая стоит ли говорить. Но для каких-либо тайн, обстановка совсем не располагающая.
– И как только прятаться ухитрялась? Я же вроде, всегда знала к кому ты в Столицу ездишь. Кто этот счастливчик?
– Какая же ты, в сущности, маленькая у меня, – такими глазами должна бы была Кэретта смотреть на свою младшую дочь. Но не помнит Марина такого взгляда. Представляла. И вот видит впервые.
– Это не счастливчик. Счастливица. И я, и она. Хорошо-то как было! И-и-и! – взвизгнув, как Эрида, бросается с объятьями. Кружиться вместе с Мариной. Хватка куда сильнее, не больно-то вырвешься, хотя это тот случай, когда вырываться не стоит.
– Пусти меня, а то задушишь. Я её знаю?
Отпрыгнув, Софи только язык показывает.
– Догадаешься?
Марина плечами пожимает.
– Из твоих столичных, кого мне пристрелить не хочется, только Хейс напрашивается. Она?
Взвизгнув, Софи подскакивает, целуя сестру в лоб.
– Маленькая! Я всем и всегда говорила, какая ты сообразительная. Даже когда никто не верил.
– Как это вас угораздило? Судя твоему виду, можно только приносить поздравления. Только непонятно, с чем?
Софи ловко щёлкает Марину по лбу.
– Поговорим, когда сама... – делает многозначительную паузу весело заканчивает, – Всё поймёшь.
– Всё-таки, пытаюсь понять, как это у вас получилось? Нет, я конечно, знаю, что лётчицы в большинстве своём, по девочкам. Но ты же в чувства не веришь, да и у неё в этой сфере не особо блестяще.
– А вот просто взяло и получилось! – Софи снова примеряется щёлкнуть, на Марина ловко,уклоняется.
– Оставь мой лоб в покое! Своим по дереву постучи, может, что и утрясётся.
– Там всё очень хорошо, и просто замечательно. Словно что-то во мне ещё открылось. Такое хорошее!
– Не будем уточнять, что именно. Тем более, насколько я помню у тебя с одной частью тела ситуация такая же, как у меня.
Софи снова смеётся.
Марина голову склонив, сообщает.
– Не стану врать, но это очень здорово, когда ты весёлая.
– Вот видишь. Я же говорила! Это так здорово!
– Да я вижу! Только всё равно, не пойму, как это получилось? В то, что ты так резко в неё влюбилась, в жизни не поверю. Равно, как и в обратное.
– Думаю, мой ответ тебе понравится, – манит сестру пальцем, словно намереваясь пошептаться. Когда Марина нагибается, выпаливает во всю силу лёгких, – Пить меньше надо!
Марина трёт уши. Недоверчиво осведомляется.
– Что, серьёзно?
– Во многом, да. Мы изрядно выпили. Как отключились тормоза. Но, если бы человек мне не нравилась, ничего бы и не произошло. Всегда была к ней какая-то тяга.
– Ну, вот и притянулась! Ты так и не сказала, действительно, влюбилась?
– Знаешь, наверное, всё-таки нет. Просто очень хорошо было вместе.
– Если так хорошо было, то чего же ты от разноглазой нос воротишь?
Софи улыбается знаменитой змеиной улыбкой.
– Тот же самый вопрос могу задать.
Марина пожимает плечами.
– Могу и ответить. Я совершенно не испытываю физического влечения к людям. Без различия пола.
– Тогда тебе очень сильно в жизни не повезло... Но я сегодня не хочу рассуждать о грустном.
Марина оглядывается по сторонам, словно что-то разыскивая.
– Что потеряла?
– Да вот, смотрю, куда ты баллон с веселящим газом запихала. Такое впечатление, ты только им и дышишь.
  – Мне просто очень хорошо, – веселиться Софи, только усиливая подозрения сестры, – что до Эриды. Помнишь шуточку про ключик и замок?
– Часть про ключик к тебе не может относиться. В силу банальных биологических причин.
– Я в переносном смысле, если ключ открывает множество разных замков, то это очень хороший ключ. Если же замок открывается большим количеством разных ключей – то качество этого замка вызывает серьёзные сомнения. Я понятно выразилась? – весело скалиться во все тридцать два.
– Предельно понятно, – гримасничает в ответ Марина, – Она мне тоже говорила что-то на тему, как вместе им хорошо. Прям, как и ты.
– Только я не злоупотребляю доступом к моему телу.
– А! – Марина махнула рукой, – Всё с тобой понятно.
– Понятно что именно?
– Красавицы крайне плохо уживаются друг с другом. Одна всегда найдёт, в чём обвинить соперницу. При этом степень обоснованности обвинений будет хромать на все тридцать четыре лапы. Тебе просто крупно повезло, что во всей извращённости Эр нет ни капли злобности. В противном случае, было бы плохо уже тебе.
– Знаешь на кого ты сейчас похожа? – осведомляется Софи.
– Уж просвети!
– На девушку, которая защищает свою возлюбленную от злой старшей сестры. Бе-е-е! – снова показывает язык.
– Я не настолько злая, чтобы говорить гадости абсолютно счастливому человеку, – усмехается Марина, – пусть и такой вредине, как ты. Это тебя приятные воспоминания подтолкнули, чтобы творчеством заняться с утра пораньше?
– Именно они, – Софи становиться совершенно серьёзной, – Хочется запечатлеть то, что только я видела. Пока всё свежо, пока не остыло в памяти. Это должно жить дольше тех мгновений. Хотя, мы много раз ещё встретимся вновь. Подойти и посмотри.
Портрет Хейс. Незавершённый. Рот полуоткрыт в счастливой улыбке. Огромные глаза словно в дымке. Волосы в беспорядке. Счастливой Хейс Марине видеть доводилось. Только она никогда не вглядывалась ей в глаза с такого расстояния и при таких обстоятельствах, как смотрела Софи.
Увиденное вот здесь, смотрит на Марину и куда-то мимо. Прямо в те светло-карие глаза, что видит только она. Марина задумчиво трёт подбородок. В глазах почему-то щиплет.
Софи дышит прямо в ухо.
– Что скажешь?
Марина говорит очень медленно, тщательно выверяя каждое слово.
– Эта Хейс. На листе. Влюблена. Влюблена в тебя. Вы обе пьяны друг другом. Вы обе влюблены. Тут и её чувства. И отражения твоих. Не знаю, как долго они продлятся. Но на этом листе они есть. И будут ещё долго жить.
Софи неожиданно целует Марину прямо в губы. На глазах — слёзы. Марина не отстраняется. Понимает, сейчас поцелуй – это высшая степень благодарности, на какую только способна сестра. Ничего, кроме благодарности в этом поцелуе нет. Но так Софи целовала только Хейс.