[fragment="Глава 11"]Глава 11
Первая терранская дивизия прибыла на фронт через три дня осле провалившегося немецкого наступления – и сразу же оказалась брошена в бой под Нидаросом. Неудача на востоке не расхолодила немцев, они попытались взять реванш на западе – и снова обломали зубы. Больше того, свежие и отлично экипированные войска отбросили их километров на двадцать пять от древней столицы, а «Советский Союз», по меткому выражению генерала Юхана Биркеланна, искоренил их береговую оборону.
За день до этого командование перебросило Этне и Хаецкого в Нидарос, так что они наблюдали за всем этим из первых рядов – с командного пункта.
Отсюда отчетливо была видна разница между местными войсками, немцами и красноармейцами – в пользу последних, естественно. Технический прогресс в этом мире шел чуть медленнее, и реактивные самолеты, к примеру, пока еще были экзотикой…
У немцев, напротив, не было недостатка в разнообразных перспективных идеях, но наладить производство в только что собранной из кусков Германии было сложно, а промышленная база была слабой, так что приходилось изрядно ограничивать аппетиты… Благо, против местных хватало. Против гостей – уже нет.

Вместе с дивизией появилась и информация о параллельном мире и гостях из него – и очень вовремя, потому что уже к вечеру того же дня немецкая пресса разразилась «грандиозным разоблачением». Пришельцы из параллельного мира представлялись кровожадными монстрами – вроде всяческих красных жукоглазых марсиан из дешевых американских романчиков. В общем-то, признавал Хаецкий, это могло сработать…
Если бы появилось хотя бы на сутки раньше.
Но сейчас, когда те самые «кровожадные монстры», прямо с эшелона бросившиеся в бой, остановили немецкое наступление и выиграли так необходимые для перегруппировки часы, когда шестнадцатидюймовые «чемоданы» линкора пришельцев буквально стерли в порошок береговую оборону и позволили без единого выстрела высадить войска… Когда все утренние газеты опубликовали заявление европейских лидеров о союзниках из параллельного мира и о кукловодах новой Германии…
На сей раз Геббельс безнадежно опоздал.

Появление соотечественников стало для Хаецкого не самым приятным явлением – ибо количество ненавистных отчетов и докладов резко выросло почти на порядок, начиная мешать работе. Хорошо еще, что изрядную часть бумажной работы Этне милосердно взяла на себя – у нее это получалось гораздо лучше…
К задаче наблюдать за взаимодействием терранских частей с аборигенами прибавилась еще одна – отслеживать реакцию врага. Реакция, судя по докладам, была нервной… насколько мог судить Хаецкий, гитлеровцы знали о гостях из родного мира, но о масштабах их участия даже не догадывались – и появлением полноценных дивизий на суше и эскадр на море были неприятно удивлены. Пропагандистская кампания же умерла, так толком и не начавшись – после того, как линия фронта откатилась на полсотни километров на юг, все желающие получили возможность полюбоваться на эсэсовские художества вживую.
Размышления над черновиком доклада прервало появление Этне, вернувшейся от связистов.
– Думаю, мы получили приказ о переводе, – сообщила она. – для всего остального оно слишком короткое, да.
Это оказался действительно приказ о переводе «исследовательской группы», и не куда-нибудь, а в Париж. А уже оттуда – на фронт, причем предполагалось, что решать, куда именно, да и есть ли в этом смысл, они должны сами.
– Ну надо же, какое доверие, – хмыкнул Хаецкий, наблюдая за догорающей в пепельнице страницей шифрблокнота. – До сих пор мне такой свободы действий не предоставляли…
– Думаю, у командования хватает более важных проблем, – пожала плечами Этне. – Мне тут попалась позавчерашняя «Балтимор Геральд» – Там была весьма любопытная статья… Если кратко – то у Соединенных Штатов намечаются неприятности с Союзом Племен. Дело обычное, но на сей раз есть риск, что неприятности пойдут дальше поливания друг друга грязью в газетах. И нельзя исключить, что в Балтиморе задумаются о поиске союзников за океаном…
– И разумеется, это будет не Ирландия, – закончил мысль Хаецкий. – Вот примерно так польско-германская война и стала Второй Мировой. Самолет готов?
– Нет, конечно, – пожала плечами Этне. – В некоторых вопросах норвежское командование проявляет исключительную безалаберность. Я предупреждала их еще вчера, что наш самолет должен быть постоянно готов к вылету, но техники, разумеется, начали проверять двигатель и что-то сломали.
– Когда мы готовились к походу, – Хаецкий был рад возможности ненадолго отвлечься от бумаг, – пришлось мне пересекаться с одним американцем, авиационным инженером. Так вот, он очень любил говорить, что если существует несколько способов что-то сделать, и один из них приводит к аварии, техники выберут именно его.
– Это как с бутербродом, который обязательно упадет маслом вниз, – заметила Этне. – Ваш знакомый явно отличался богатым жизненным опытом… И раз уж нам придется задержаться, нужно будет разобраться с вашими летчиками. В последнем бою они увидели что-то необычное, а что – сами не понимают. Я попросила снимки фотопулеметов, принесут – посмотрим, может, и сумеем поймать это их «привидение»…

Снимки доставили через четверть часа. Принес их капитан – ровесник Хаецкого – с замечательной фамилией Крылатый. Он, как выяснилось, первым и заметил что-то странное, но поскольку пилоты так и не смогли сообразить, что именно им не понравилось, они решили воспользоваться чьим-нибудь свежим взглядом…
Свежий взгляд Хаецкого зацепился за один снимок, на котором вражеский самолет оказался на фоне земли – за соплами двигателей были отчетливо видны короткие языки пламени.
– Товарищ капитан, я не знаток авиации, поэтому скажите: вот эти огненные хвосты – это нормально?
Крылатый припал к бинокулярной лупе, секунд десять пристально разглядывал снимок, а затем резко выпрямился.
– Вот ведь!.. – сердито выдохнул он. – Спасибо, товарищ полковник. Двигатели у этих мерзавцев новые, с форсажными камерами. Вот, значит, в чем дело…
– И что это дает? – осведомилась Этне, изучая фотографии. Что уж она там искала…
– Увеличивает тягу двигателя, а значит, и скорость, правда, ненадолго. Плакало наше преимущество, не сейчас, так позже…
Капитан ушел, а спустя несколько минут в комнату заглянул солдат и на ломаном русском сообщил, что самолет, наконец, готов к вылету.
– Вот что мешало это сделать заранее? – раздраженно осведомилась Этне, вытаскивая из-под стола вещмешок.
Хаецкий предпочел не отвечать на очевидно риторический вопрос – злить напарницу в его планы точно не входило.

Полчаса спустя, уже в воздухе, Хаецкий изучал полученные перед вылетом материалы. Материалов было безобразно мало, но даже и она позволяла сделать некоторые выводы. Например, что Дюнкерка в этом мире, скорее всего, не будет. Немецкая педантичность столкнулась с окситанской безалаберностью – и пока что проигрывала. Нет, французам понравилась концепция блицкрига, и наступали они очень бодро, но совершенно непродуманно и не слишком заботясь о тылах. Фронт в результате трещал по швам, немцам приходилось тратить силы на помощь союзникам – и терять темп. Все это сильно напоминало Италию в родном мире Хаецкого, а местами так и вовсе Голубую дивизию, славную своей безобразной дисциплиной. Так что, даже если материковые территории Англии будут оставлены, повального бегства с брошенной техникой не будет… А пересечь Ла-Манш немцам и здесь не удастся – Европейский Флот Ирландии вместе с английским, уже покинувшим континентальные базы, вполне могли справиться со всем, что бы ни выпустили в море немцы, а при поддержке флота Республики и вовсе превращались в настоящий джаггернаут, сносящий все на своем пути. У Германии был только один шанс – захватив континент, напасть на Республику, при этом постоянно бомбя Британские острова – но тогда в дело вступали пришельцы.
Это было все, что Хаецкий смог извлечь из имевшихся у него материалов. Данных для анализа решительно не хватало, и оставалось только надеяться, что в Париже их ждет хоть что-нибудь новое.
Делать было решительно нечего, и Хаецкий решил, что сейчас вполне подходящий момент, чтобы спокойно побеседовать о чем-нибудь, к разведке отношения не имеющем…
– Например, о сидах, – поддержала предложение Этне. – Нет на свете ирландца, который не знал бы минимум трех историй о Народе Холмов…  Правда, гораздо интереснее их рассказывать вечером при свечах, но и самолет сгодится.

Этне, как выяснилось, знала отнюдь не три истории, и рассказывала их мастерски.  Впрочем, Игорю тоже было что рассказать – и не только фронтовые байки, но и несколько странных историй – ничуть не менее странных, чем сказки о сидах. О ленинградских попрыгунчиках, наделавших в свое время немало шума – и о фу-истребителях, любимой байке американских пилотов. Об исчезнувшем в Турции английском батальоне – и об эксперименте в Филадельфийской гавани, за пять лет обросшем неимоверным количеством слухов и легенд…
Попрыгунчиков Этне сочла весьма изобретательными деятелями, а вот история с Норфолкским полком ее серьезно заинтересовала.
– Вошли в туман? – переспросила она – И больше их никто не видел? Нет, конечно, их могли просто убить, но… Полагаю, вы не имели возможности увидеть переход со стороны?
Игорь задумался – действительно, как открывается переход, он видел, но вот выход из него… Только изнутри, проходя через него.
– Вход – да, видел, а вот выход как-то не довелось, – признал он спустя несколько секунд.
– А вот я видела – зрелище, надо сказать, впечатляющее. Сперва начинает дрожать воздух, как будто от жары, но на небольшой площади с очень четкой границей. Это продолжается секунд-пятнадцать двадцать, причем дрожь усиливается – а потом почти мгновенно появляется облако густого тумана. Оно немного больше этой области, но  за ее границами быстро сходит на нет… и туман этот имеет какой-то неестественный оттенок. Затем, когда переход закрывается, этот туман исчезает почти так же быстро, как и появился… Не правда ли, похоже на свидетельства очевидцев?
– Действительно… Знаете, а меня это как-то нервирует, – Хаецкий выглянул в иллюминатор. – Конечно, это маловероятно, но…
– Как говорил мой учитель, если в доме запахло серой – скорее всего, соседи травят клопов, но святую воду лучше все-таки держать под рукой, – закончила мысль Этне. – Миров бесконечное множество, и нет никакой гарантии, что среди этой бесконечности не найдется кого-нибудь похуже гитлеровцев. Впрочем, это пока что не наша проблема – пусть у умников голова болит. Наши проблемы ждут нас в ближайший час – мы заходим на посадку.

Их должен был встретить в аэропорту представитель английской разведки. Он это и сделал, но Хаецкого напрочь заклинило, ибо этим представителем оказался человек, бывший точной копией генерала де Голля по имени Кеорл Гэл. Пожалуй, до такого не додумались бы и самые сумасшедшие футуристы… Но это было реальностью, и Хаецкому потребовалось не меньше тридцати секунд, чтобы смириться с сюрреализмом происходящего. Благо, ничего важного встреча не предполагала: обмен приветствиями, адрес жилья, ключи и портфель с документами. Портфель своей толщиной внушал определенный оптимизм – последнее время оставалось только гадать, что же творится у немцев.

– Что вас так удивило в этом человеке? – спросила Этне, когда машина остановилась на светофоре.
– Точная копия одного из политиков нашего мира, – ответил Игорь, – даже имя практически то же самое… Только что звание ниже – Шарль де Голль все-таки генерал. И вполне вероятно, что мы с ним столкнемся – он представляет Францию в Объединенном штабе.
– Было бы любопытно показать их друг другу, – заметила Этне, – особенно интересно будет, если к тому времени и этого Кеорла повысят и он тоже будет генералом… Да что, сломался этот светофор, что ли?
Именно в этот момент светофор переключился и машина двинулась дальше. Хаецкий, разделявший нетерпение напарницы, покосился на водителя и тихо вздохнул. Как бы ни хотелось заняться документами как можно скорее, делать этого прямо сейчас было нельзя. Приходилось ждать, а водитель не торопился, с места трогался безобразно медленно, азартно переругивался с другими водителями  и время от времени пытался завязать разговор с пассажирами. И хуже того, водитель был сугубо штатским – как он вообще оказался в аэропорту, Хаецкий не понимал. Все это было сильно раздражало и было даже подозрительно – но скорее всего, совершенно безобидно. С другой стороны, мания преследования не зря считалась профессиональной болезнью разведчиков – и многим из них спасла жизнь… Да и информацию о природном переходе в Иране кто-то все-таки выдал. Сделать это могли очень немногие… По идее. А по факту этих немногих набралось больше тридцати человек, и проверять их всех требовалось очень тщательно. Семейство О’Шей, кстати,  в этот список не попадало – слить информацию о природном переходе они не могли, поскольку узнали о нем слишком поздно.

Наконец, затратив раза в полтора больше времени, чем стоило, напарники добрались до места назначения. Их поселили в небольшом пансионе, принадлежавшем отставному офицеру… Бывшему разведчику, разумеется.
Поднявшись в комнату, Хаецкий первым делом полез в портфель – и разочарованным не остался. Информации действительно было много, и она была действительно полезной – английской агентуре, например, удалось составить планы строительства в Кифхойзере, которые навели  Хаецкого на кое-какие идеи…
– Этне, у вас есть карта?
– Само собой, а что?
Вместо ответа Хаецкий, найдя на карте Кифхойзер, раздвинул циркуль и очертил на карте окружность.
– Ага… – задумчиво протянул он, обнаружив, что окружность захватывает и французскую, и республиканскую территорию. – А если верить этим ребятам, жителей оттуда прогнали…
– Предлагаете нанести ядерный удар? – осторожно спросила Этне.
– Пока только ракетный – новые ракеты должны достать. Правда, для этого республике придется официально вступить в войну…
– К этому все и идет, – отмахнулась Этне. – Но ракеты, способные пролететь пятьсот километров…
– С точностью плюс-минус город, – добавил Хаецкий. – Впрочем, нам этого достаточно, а вот немцам будет вдвойне неприятно – они сами подобные ракеты использовали с большой охотой, но получить такой подарочек себе на головы вряд ли ожидают.
– Они их и сами наверняка подготовили, и в немалом количестве, – задумчиво протянула Этне. – Вряд ли столь дальнобойные – у нас никто серьезно не занимался ракетами, да и шашку таких размеров мне представить сложно, но…
– У них двигатель на жидком топливе и окислителе, – поправил Хаецкий. – И это проблема, потому что в качестве окислителя обычно используется жидкий кислород… Вот что, пусть-ка местная агентура кислородные заводы поищет.
Сделав пометку в блокноте, Хаецкий вернулся к документам. Да, англичане расстарались – в кои-то веки не приходилось работать с обрывками сведений, относящимися непонятно к чему, да еще и наверняка устаревшими…
В принципе, ничего нового гитлеровцы не изобретали и действовали по тому же сценарию, что и в родном мире – разве что слегка подкорректировав под местный колорит. В то же время у них должно было быть что-нибудь припасено на случай провала этого плана – не мог же Гитлер не усвоить полученных в сорок пятом уроков?
А если они были, то их должны были пустить в ход в самое ближайшее время – блицкриг уже сорвался, и надо было что-то делать. И сейчас Хаецкий искал как раз следы этих планов и действий среди того, что удалось собрать английской разведке – но пока что не находил. Зато находилось много другого – немногим менее полезного.
Англичане не теряли времени зря – как оказалось, они довольно давно опасались прихода к власти Петена и внимательно следили за делами южного соседа, а с активизацией германских государств – и за ними. И прежде, чем эсэсовцы порушили их агентурную сеть, успели узнать много интересного. Кифхойзер был далеко не единственной целью – в донесениях разведки имелось немало сообщений о непонятном подземном строительстве в разных местах, а в одном из докладов недоумевающий агент сообщал о том, что якобы заложенный линкор стоит полностью готовым в сухом доке.
На этом Хаецкий прервался и принялся спешно печатать свой собственный доклад. Немцам удалось утащить почти все, что осталось от их флота, а засветились пока только два «карманных линкора». Все остальные, в том числе и «Шарнхорст», пока не появлялись, и терранское командование полагало, что он стоит на ремонте… И хорошо еще, что ошибочность этого мнения выяснилась до того, как он появился в море. Нет, катастрофой это бы не стало, но неприятностей доставить могло…

– Знаете, большинство моих подчиненных считают документы в лучшем случае неизбежным злом и просто рвутся на агентурную работу, – вздохнула Этне, заканчивая шифровать доклад. – Аналитикой заниматься желающих почти нет, хоть палкой их загоняй, да только толку от таких аналитиков… А еще хуже юные герои, которые только-только попали в академию, но жаждут подвигов – их вообще никуда пускать нельзя…
– Юных героев надежно фильтрует война, – мрачно отозвался  Хаецкий, – к сожалению, я это знаю очень хорошо. Сколько раз я видел таких… И иногда даже вытаскивал из-за фронта. Иногда… Когда удавалось совместить очередную вылазку со спасательной операцией…
А удавалось редко. В разгар войны никому нет дела до пропавших в тылу врага агентов – важна только информация… Тряхнув головой, Хаецкий отбросил печальные мысли – работы все еще было море, да и дело шло к вечеру, а значит, самое время окружающей действительности подбросить какую-нибудь гадость. И когда в комнату вошел молодой офицер-связист, Хаецкий ожидал чего угодно… Но только не того, что в действительности содержала шифровка.
А содержала она благодарность в приказе. За что именно, Игорь так и не понял – судя по всему, по совокупности, но это радовало, особенно – неожиданностью. Нет, начальство никогда не обходило его вознаграждением – но вот так, за все и сразу он до сих пор получил только выговор на первом курсе училища…
– Благодарность в приказе? Хм, поздравляю, – Этне прочитала расшифрованный текст и отложила бумагу. – думаю, это можно не жечь. А вот это…
Девушка держала в руках зарисовку – забор, над которым выступают крыши нескольких бараков, сторожевые вышки и высокая труба, из которой тянулся густой черный дым. Дым был прорисован особенно тщательно.
– А вот это, – зло выдохнул Хаецкий, – значит, что нацисты принялись за свое любимое занятие – истребление людей промышленным способом.
– Это же абсурд!
– Увы, это не абсурд. Это их мерзкая религия, поклонение нелепым идеям расового превосходства. Они – «высшая раса», а все остальные лишь грязные животные…
– Никогда не слышала ничего более мерзкого!
– Услышите, – посулил Хаецкий. – Когда этих тварей потащат под суд, ты услышишь много гораздо более мерзкого…
– Ты всерьез утверждаешь, что это возможно?!
– Знаешь, я был в концлагерях со следователями, и давал показания в Нюрнберге – и видел вещи, до которых не додумался бы и самый извращенный психопат!.. Кхм… Прошу прощения, и давайте вернемся к работе.
Плохо. Разведчик должен контролировать эмоции всегда, и даже такая короткая вспышка – слишком много… Да и реакция Этне, прямо скажем, своеобразная. Все это может плохо кончится…
И, окончательно выбросив из головы этот разговор и стремительный переход на «ты» и обратно, Хаецкий сосредоточился на работе.

– Кретин! – заорал фюрер, едва выслушав доклад.—Ничтожество! Как вы вообще не смогли организовать простейшую операцию?! У вас было более чем достаточно и времени, и сил, но вы все провалили!
– Но, мой фюрер… – попытался возразить Мильх. – Эти новые самолеты русских значительно превосходят все, что…
– Молчать! Наши технологии на поколение опережают все, что может выдать местная промышленность даже при предельном напряжении, а вы мне рассказываете про каких-то русских с самолетами?
– Мой фюрер, но это не те русские – они из нашего родного мира, – снова попытался возразить Мильх.
– Даже если они и протащили несколько самолетов через переход – вам они не должны составить ни малейшей проблемы! Свободны!
Выйдя из кабинета, Мильх тяжело вздохнул и вытер взмокший лоб. С каждым днем общаться с фюрером становилось все сложнее, так что он не был уверен, так уж ли ему повезло занять место бывшего начальника. Может. Лучше было бы так и остаться скромным заместителем? Хотя… А кто еще? Он и так был вторым человеком в Люфтваффе, да и всегда пытался занять место шефа – ну вот, пожалуйста. Занял. Лучше стало? Фюрер по-прежнему не желает ничего слушать, что-то растолковать ему – огромная проблема, и даже выслушав, он, скорее всего, просто проигнорирует… Несколько самолетов? Несколько десятков эскадрилий – так будет правильней! Но разве фюрер это признает?..
Убрав платок в карман, Мильх поправил фуражку, сцепил руки за спиной и пошел прочь – его ждали дела. И, уже садясь в машину, он поймал себя на мысли: а примут ли преследователи перебежчика?
[/fragment]

[fragment="Глава 12"]Глава 12
– И что это было? – осведомилась Этне, опуская револьвер. – Я бы еще поняла, если бы он покушался на меня, но вы все же не настолько значимая фигура…
– От него мы этого точно не узнаем, – Хаецкий убрал пистолет в кобуру, пытаясь вспомнить, когда же он в последний раз стрелял не на тренировке. Года два назад, не меньше… – И я удивлен ничуть не меньше. Не то, чтобы меня не пытались убить… Но вот так, прямо на улице – не случалось.
Отправляться на фронт не было никакого смысла, хотя англичане с этим и не соглашались – но фронт добрался до них сам. Не успел Хаецкий проработать в Париже и недели, как его попытались убить. Прямо на улице, в нескольких шагах от штаба.
…Молодой полицейский, ехавший по своим делам, неожиданно притормозил мотоцикл, выхватил пистолет и выстрелил. Хаецкий, дернувшись на оклик Этне, успел заметить стрелка, упасть, выстрелить в ответ и с третьего раза попасть. Слишком удачно – пуля, судя по луже крови, угодила в какой-то крупный сосуд, так что лже-полицейский все равно не дожил бы до допроса, даже если бы не сломал шею…
И вот теперь, спустя пару минут, Хаецкий, убрав пистолет, подошел к телу и задрал рукав. Ну разумеется…
– Еще один эсэсовец, – констатировал он, разглядывая татуировку. – Интересно, скольких еще английская контрразведка прохлопала?
– Ну, большая часть так и осталась гнить под Берлином, так что вряд ли много. Хотя еще вопрос, сколько они успели набрать местных кадров… – Хаецкий прищурился, разглядывая пистолет убитого. – «Вальтер»… Значит, из старых… Ладно, не будем мешать полиции.

В кабинете их ждали – посыльный с очередной шифровой и комиссар парижской полиции. И первый был куда важнее…
– Прошу прощения, господин комиссар, но вам придется подождать в другой комнате, – сходу заявила Этне. – К сожалению, шифрограммы из штаба не терпят отлагательств, и возможно, это сообщение прольет свет на случившееся.
Комиссар – на ломаном русском, но весьма витиевато – ответил, что не имеет права покинуть кабинет, но готов посидеть где-нибудь в углу, на что Этне заявила, что в таком случае команда просто откажется от сотрудничества и потребует привлечь к делу ирландских полицейских и контрразведчиков. Это подействовало – недовольный комиссар все-таки убрался, и Этне занялась расшифровкой.
Писал Хилленкоттер. И писал как раз о сегодняшнем покушении – как оказалось, оно было следствием провокации, позволившей изрядно сузить круг подозреваемых в измене – и однозначно исключить терран и часть ирландцев. Впрочем, список все равно оставался очень неудобным – возглавляли его два министра, да и все прочие подозреваемые были далеко не клерками…
– Я бы поставила на депутатов от низинной Шотландии, – заявила Этне, пробежавшись по списку. – У баронов Низин слишком большое влияние и слишком большие аппетиты…Но и О’Коннора исключать не стоит – доказательств никаких, но Министерство внешней торговли славится своими взяточниками. И если теперь их удастся поймать с поличным… – она мечтательно зажмурилась. – Полагаю, комиссара можно позвать обратно?
– Полагаю, ему даже можно кое-что рассказать.

Комиссар, услышав новости, не обрадовался. Да и кого обрадует новость о том, что в столь важном и интересном деле замешаны люди, которые тебе абсолютно не по зубам, поскольку мало того, что граждане другого государства, так еще и из высших эшелонов власти оного?
Недовольство комиссара было проигнорировано, но он на этом не успокоился и потребовал всю информацию об СС, которую имели разведчики.
– Вы захватили одного из них? – тут же насторожился Хаецкий.
– Да, и даже разговорили, – комиссар отвел взгляд. – Правда, мы узнали не слишком много…
– Если вам повезет поймать еще одного такого, можете не сдерживаться, – сообщил Хаецкий. – Это личная армия Гитлера, отпетые преступники, помешанные на мистике и лишенные всяких тормозов.
– Совершенно точно, – согласился комиссар. – Но дело не в недостатке усердия, а в том, что нам попалась мелкая сошка, которая почти ничего не знала. Поэтому, если у вас есть какая-то информация об этих людях…
– Я отправлю запрос, – перебил его Хаецкий. – Как вы понимаете, это решать не мне, но думаю, что информацию вы получите.
– Заранее благодарю, – и полицейский поспешил откланяться.
Выпроводив его, Хаецкий подошел к окну. В своем мире он никогда не бывал в Париже, зная его лишь по книгам и фотографиям, а потому не мог сказать, чем – помимо очевидного отсутствия башни – этот город отличается от своего двойника. Вероятно, отличия кардинальны – пятивековое владычество англосаксов не могло не оставить свой след – но вот так, навскидку, Хаецкий их не видел. Париж и Париж, разве что язык другой…
Разумеется, здесь не было Версаля и Триумфальной арки – первый, впрочем, с успехом заменял Белый Замок – резиденция наместника, а вторую – статуя тэна Адальберта, некогда защищавшего Париж от французов всего с десятком рыцарей. Зато имелся собор Парижской богоматери, Сорбонна, Дворец Правосудия… В общем, все, что было построено до Столетней войны, было практически идентично тому, что осталось в родном мире Хаецкого. И, поскольку здесь никогда не было Наполеона Третьего и Османа с их грандиозными планами, старый город сохранился куда лучше.
Хотя и не везде – пока самолет заходил на посадку, Хаецкий успел разглядеть исполинский котлован там, где, насколько он помнил, должен был находиться главный парижский рынок. Что ж, ничего удивительного – Аркология не давала покоя всем…
Из размышлений о сходстве и различии двух миров Хаецкого вывели просто и бесцеремонно – Этне резко щелкнула пальцами у него над ухом. На удивление громко и неприятно щелкнула…
– Прошу прощения, задумался, – Хаецкий потряс головой.
– Судя по вашему виду, сравниваете два Парижа?
– В общем, да, хотя в нашем я никогда не бывал… Так что сравнивать могу очень условно. Так что случилось?
Этне пожала плечами и кивнула на лежащую на столе папку.
– По правде говоря, я запуталась в торговом тоннаже, – призналась она. – Его очень много, но Пруссия и Австро-Венгрия после прошлой войны построили множество судов, это явно не все. Проблема в том, что каждый новый владелец суда почти всегда переименовывает. И понять, что и где, я уже не могу. Может, сможете хотя бы приведенные нацистами отобрать?
Хаецкий хмыкнул – судя по всему, Этне пришла в голову какая-то мысль, и теперь она ее проверяет. Ну что ж, среди тех бумаг, которые он всюду таскает с собой, был список пропавших немецких судов – возможно, они что-то и найдут…
– Что-то нашли? Что ж, список судов, которые немцы успели забрать, у меня где-то был, так что давайте посмотрим, – согласился он.
Два часа спустя обнаружилась весьма любопытная вещь – почти треть немецкого торгового флота куда-то исчезла. Правда, в то же самое время изрядно пополнился торговый флот некоторых других стран – например, Франции – и силуэты этих судов были подозрительно знакомыми…
– Францию я еще понять могу, но зачем столь откровенные нейтралы? – удивилась  Этне.
– Я тоже не понимаю, – Хаецкий потер глаза, – разве что… Вряд ли немецкому кораблю позволят перевозить уран из Австралии. А вот, скажем, испанский корабль для Франции – запросто. В принципе, обычная военная контрабанда, но масштабы… Да и удара в спину вполне можно ожидать – команды-то там наверняка немецкие. Впрочем, это уже мания преследования получается…
– Наличие которой отнюдь не означает отсутствие преследователей, – хмыкнула Этне. – Но это и правда маловероятно. А вот контрабанда… И как их теперь переловить?
– Это проблема флотской разведки, а не наша, - пожал плечами Хаецкий. – Пока, по крайней мере, ну а если понадобится – что-нибудь придумаем. А пока давайте лучше проработаем наиболее вероятные маршруты этой контрабанды.
– Лучше бы после обеда, – вздохнула Этне, посмотрев на часы. – Или это будет уже ужин?

Склонившись над картой, Этне задумчиво бормотала что-то по-ирландски, время от времени делая пометки карандашом. Игорь же просто наблюдал за ней – морская торговля этого мира была для него полной загадкой, так что помочь он ничем не мог. Подсказать общее направление, разве что, но с этим напарница прекрасно справлялась и сама.
Так прошло часа два, но наконец Этне выпрямилась, Потянулась, поведя плечами, и сообщила:
– Готово. На самом деле не так уж и много подходящих маршрутов, так что это было проще, чем я думала. Осталось сдать это нашим клиентам… И кстати, вам не кажется, что стоит своими глазами оценить дела на фронте?
– Не то что стоит, а уже необходимо, – ответил Хаецкий. – И чем раньше, тем лучше. Правда, начать стоит не с фронта – есть одна вещь, которая меня беспокоит… И не только меня – штаб тоже нервничает.
– И что же это?
– Ракеты. Наш враг до сих пор ни разу не использовал управляемые ракеты и самолеты-снаряды – а ведь это был их главный козырь в нашем мире, хоть и выложили они его слишком поздно.
– А почему не применяете вы?
– Во-первых, сейчас нет достойных целей, хотя «Карл Великий» был потоплен как раз ракетой, только вряд ли об этом узнают, а во-вторых – командование не хочет пока демонстрировать наши собственные ракеты. Слишком уж они сильно доработаны… А в то, что ракет у немцев сейчас нет, я не верю – их производство не так уж и сложно.
– Возможно, тоже не видят достойных целей? – пожала плечами Этне. – Или хотят применить их массово?
– Вот как раз вполне вероятно, и мне это не нравится, – ответил Хаецкий. – я видел, что может натворить даже одна «Фау», а уж если их будет одновременно хотя бы десяток… В общем, надо этим заняться. А сначала – доложить начальству и запросить инструкции.

Инструкции сводились к одному пункту – не нарываться. Хаецкий с этим был полностью согласен, Этне – тоже, так что инструктаж много времени не занял. На то, чтобы изложить задачу полковнику Гэлу тоже не потребовалось много времени – его дольше искали – и меньше чем через час все трое договорились о пункте назначения. Им стал Аварик – древний город, некогда бывший столицей Аквитани (и в котором Хаецкий с немалым трудом опознал Бурж своего родного мира). Город был удобен во всех отношениях – во-первых, там находился штаб, во-вторых, он был отлично укреплен и потому просто напрашивался на ракетный удар. А поскольку подготовка к нему не могла пройти незамеченной, направиться именно туда было наилучшим вариантом…
А поскольку желающих терять время не нашлось, то тем же вечером самолет уносил разведчиков на юг. Этне, деликатно зевнув, устроила голову на плече Хаецкого и мгновенно заснула, а Игорь, стараясь не потревожить девушку, смотрел, как внизу мелькают огни городов, но вскоре заснул и сам. В конце концов, сон на войне всегда был роскошью…

До Аварика добрались на рассвете – и, разумеется, сразу же оказались в потоке информации. По большей части абсолютно ненужной – разведка фронта решила, что их посетило некое начальство и теперь старалась продемонстрировать работу.
Нет, разведка работала, и работала на совесть – но нужных сведений у нее не было. Их просто никто не искал, и Хаецкий с Этне собирались исправить это упущение.

Их разместили при штабе, который – в отличие от скандинавов – находился во вполне приличном, хотя и неглубоком, бункере. Впрочем, пережить даже прямое попадание «Фау-2» он вполне мог, а ядерного удара можно было не опасаться… Разумеется, имелось все необходимое для работы, и разведчики, не теряя времени, приступили к работе.
И уже через два часа, после беглого знакомства с докладами агентуры и несколькими аэрофотоснимками, Хаецкий схватился за голову. Тремя сотнями километров южнее немцы спокойно и неспешно занимались разведкой местности и подготовкой позиций для своих проклятых ракет – и об этом никто даже не подозревал. И это несмотря на то, что всех участников коалиции предупреждали и сообщили достаточно, чтобы хотя бы насторожиться!
– Они идиоты? – осведомился Хаецкий у напарницы, бросив на стол снимок. – Вот как они все это прошляпили?
– И пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, – поморщилась Этне. – Это у всех бывает, а здесь еще и фронт двигался очень быстро… Впрочем, насколько я знаю, у французов обычно еще меньше порядка.
– Зато у немцев его предостаточно. Зашифруете доклад штабу, пока я обрадую наших клиентов?
– Хорошо. Кстати, почему «клиенты»?
– Так в приказе написано, что мы тут в качестве консультантов, – хмыкнул Хаецкий. – Ну а раз мы консультанты…
– А что, логично, – согласилась Этне. – Ладно, давайте займемся делом.

«Клиенты» новостям не обрадовались и сразу же отправили бомбардировщики – дело достаточно бесполезное, если только им не повезет накрыть ракетчиков. Штаб же воспринял эту новость без особого интереса, ответив, что информация принята к сведению и потребовав провести дополнительную разведку нескольких районов.
Названия Хаецкому ничего не говорили, зато мгновенно насторожили Этне.
– Восточная Юра, как раз на немецкой границе, – сообщила она, едва взглянув на расшифровку. – Опять-таки старые выработки. Еще один переход?
– Возможно, – согласился Хаецкий. – Но скорее – их любимые подземные заводы. Или… Судя по карте, это та еще глушь? Они вполне могут испытывать в штольне атомный заряд – тащить его в колонии они могут и не рискнуть.
– И как нам это узнать?
– Только по записям сейсмографов, – пожал плечами Хаецкий. – Ну или тогда, когда его скинут на нас… Кстати, попыток прорыва одиночных самолетов не было?
– Не помню, но вроде бы нет, – Этне принялась перебирать бумаги на столе. – Да и собьют такой первым делом – ядерные взрывы мы уже видели. А я еще из Москвы направила королю предложение привести в готовность тяжелую авиацию… Оно принято, так что бомбы сейчас на аэродроме, и немцы наверняка об этом знают. И, надеюсь, принимают этот факт в расчет…
Просматривая очередной доклад, Хаецкий подумал, что этому миру повезло – здесь ядерное оружие не покидало полигонов… Пока. Но в ближайшие месяцы, если не недели, ситуация грозила измениться – и тогда двумя бомбами эта война не отделается.

Вечерний сеанс связи принес тревожные известия – неопознанный линкор под нацистским флагом попытался прорваться к Сан-Диего, но был поврежден огнем береговых батарей и отступил через переход. В этом мире конфликт продолжал расширяться, и подозрительные шевеления вдоль восточной границы Рейха почти наверняка означали скорое нападение на Республику, если только в Москве не решат сыграть на опережение. И в довершение всего в район Аварика направлялись две танковые дивизии американцев…
Разумеется, немцы если не знали, то догадывались об этом факте, но вот что им было неизвестно – так это то, что состояли дивизии из ветеранов Арденн, имевших к нацистам личные счеты. Может, и не все поголовно, но большинство – точно. А значит – или командование собиралось организовать наступление, или планировало избавиться от нескольких излишне умных генералов… Впрочем, последнее было почти невероятно – кадров и так не хватало, так что оставалось наступление. А о его подготовке немцы, естественно, узнают – контрразведка у англичан периодически сбоила – и что им тогда придет в голову… Впрочем, именно для того, чтобы это выяснить, Хаецкий с Этне и сидели в Аварике.
Последнюю мысль Хаецкий высказал вслух – и удивился реакции.
– Скажите, Игорь, вы верите в предчувствия? – спросила Этне.
– Скажем так – обычно я стараюсь иметь их в виду, – ответил Хаецкий. – А что?
– Да вот есть у меня предчувствие… – задумчиво протянула Этне. – Что немцы что-то не то затевают. И что об их планах мы здесь узнаем даже раньше разведки…
Игорь Хаецкий не признавал никакой мистики. И, разумеется, не верил ни в какие предчувствия – вернее, считал их результатом неосознанной работы мозга и потому никогда не отмахивался от них. И, хотя и не доверял безоглядно, почти всегда оказывался прав… И теперь предчувствия напарницы его действительно беспокоили.

Колонна остановилась чуть западнее Лодзи. Солдаты спешно ставили над прицепами с брезентовыми сигарами длинные палатки, тащили в них кабели и шланги от стоящих рядом грузовиков и цистерн, зенитчики пристально следили за небом… Через несколько часов Российская Советская Республика объявит Германии войну, и тогда батарея нанесет первый удар – Возможно, первый «выстрел» в этой войне. А возможно, ее кто-нибудь опередит – это неважно, в конце концов. Какая разница, кто именно сделает первый выстрел, если он попадет в цель?
Батарея готовилась к пуску неспешно, ожидая окончательного приказа – и через два часа он последовал. Война будет объявлена в восемнадцать часов по московскому времени, и атака должна последовать сразу же за объявлением.
Ровно в семнадцать пятьдесят пять три ракеты стояли на стартовых столах, а и толстые шланги наполняли их баки жидким кислородом.
Восемнадцать часов. Голос в приемнике: «…таким образом, Российская Советская Республика вынуждена объявить Германии войну».
Шланги отстыкованы и кислородная цистерна уезжает. Вспыхивают, разбрасывая искры, воспламенители, , чтобы спустя несколько секунд рассыпаться пеплом в ударивших в отражатели струях огня. Рев пламени становится все громче, и спустя еще несколько секунд ракеты отрываются от стартовых столов, постепенно набирая скорость и склоняясь к западу.
К Кифхойзеру.
Пока еще – с обычными боеголовками.
И не только потому, что ядерных не было – Курчатов обещал создать их за месяц или два, а такая задержка ни на что бы не повлияла. Нет, Объединенные Нации не желали первыми сделать необратимый шаг и развязать атомную войну в Европе, пусть и в чужом мире. И если безумный ефрейтор и его свита сохранили хоть какое-то подобие рассудка – они сами не перейдут эту черту. Ну а если нет… Что ж, у терран был весьма богатый опыт восстановления стертых с лица земли городов.
Батарея ушла с позиции, оставив после себя следы колес и обожженную землю. Но задолго до этого двенадцать Р-2, запущенных из Польши, достигли «рудника» в Тюрингии и обрушились на выросший вокруг него городок. Часть ракет упала в Тиледе, одна – в Бад-Франкенхаузене, а еще одна, самая удачливая, пробила скалу и взорвалась внутри штольни…

Штурмбаннфюрер Гюнтер Шольц остановил машину, пинком открыл дверцу, выбрался и принялся искать хоть кого-нибудь, кто мог бы объяснить происходящее. Таковых не наблюдалось – все были заняты беспорядочной суетой, призванной изображать ликвидацию последствий бомбардировки… Хотя какой, к дьяволу, бомбардировки? Эти жалкие ублюдки как-то ухитрились скопировать ракеты фон Брауна – ибо сами что-либо создать неспособны – и теперь используют их против самих создателей. Неприемлемо. Абсолютно неприемлемо, и как только он доложит о случившемся фюреру, унтерменши поплатятся за свою наглость… А сейчас надо заставить это стадо глупцов перестать суетиться и добиться хоть каких-нибудь ответов.
Это оказалось сложнее, чем казалось Шольцу, но он все же выяснил достаточно… и услышанное ему не понравилось.
Ракета, разорвавшаяся всего в двух кварталах от его дома в Бад-Франкенхаузене, была одной из целой дюжины. Сама база получила три попадания, но одно из них было по-настоящему катастрофическим – пробив скалу, ракета взорвалась в штольне, обрушив два верхних этажа почти полностью. Врата, к счастью, не пострадали, но от доставлять через них технику стало невозможно, а значит, план по колонизации другого мира вновь повисает в воздухе…
–Неприемлемо. Майор, действия ваших людей неприемлемы и отвратительны, – заявил Шольц наконец-то появившемуся начальству – изрядно напуганному помощнику коменданта. – Организуйте своих людей как следует… И через час я жду ваш отчет о разрушениях и жертвах.
К сожалению, добраться до коменданта базы Шольц не мог – после того, как одна из трех ракет накрыла канцелярию, разговорить его смог бы разве что доктор Фауст – но вот бункеру запасного командного пункта повезло, как и отсидевшемуся там майору. Бункер Шольц и занял, в своей обычной манере приказав телохранителям вышвырнуть оттуда всех.
Заняв бункер, Шольц прежде всего связался со своим командиром и коротко отчитался о том, что успел выяснить. И получил в ответ весьма неприятные новости…
Кифхойзер не был единственной целью. Всего по территории Рейха было выпущено больше сотни ракет, оказавшихся даже более совершенными, чем «Фау», и нанесенный ими ущерб нельзя было недооценивать.
Положив трубку, Шольц грязно выругался, а затем торжествующе оскалился – такой удар фюрер не спустит на тормозах, и вскоре эти грязные недочеловеки сгорят в пламени рукотворного солнца…
[/fragment]

[fragment="Глава 13"]Глава 13
Склонившись над разложенной на столе картой, Этне чертила линию нового фронта. Три дня назад, вернувшись из Аварика, она узнала о вступлении в войну Республики и ракетных ударах – и была изрядно удивлена. Хаецкий, по сведениям которого это должно было произойти не раньше, чем через месяц или два, тоже был удивлен – хотя и несколько меньше. Он, в отличие от Этне, знал, что Республика обещала разрешить применение ракет со своей территории до срока, если возникнет опасность нападения.
И, как выяснилось из принесенной посыльным телеграммы, до германского вторжения в шесть вечера оставались считанные часы…
– Ожидаемо, – заметила Этне, прочитав телеграмму. – И как теперь поступят немцы?
– В ближайшие несколько дней будут спешно перетряхивать и перекраивать планы, – пожал плечами Хаецкий. – Потом… Ну, что такое война на два фронта, да еще и с Россией, сумасшедший ефрейтор помнит очень хорошо. Так что он, скорее всего, сосредоточится на Англии и постарается выбить ее с континента, а потом уже всерьез возьмется за Республику. По крайней мере, так он поступил в прошлый раз… Но это если с ним не случится какого-нибудь «откровения». Тогда он может выкинуть любой трюк – помнится, ему нагадали высадку Союзников в Южной Франции, и на Нормандию он внимания почти не обращал…
– Да, если противник не руководствуется рациональными мотивами… – Этне пожала плечами. – Или все не настолько плохо?
– Ну, какое-то количество здравомыслящих подчиненных у него есть, – ответил Хаецкий, – но насколько им сейчас удается влиять на фюрера – я не знаю. И не уверен, что кто-нибудь вообще знает. И, пожалуй, стоит своими глазами взглянуть, что творится на германском фронте – последние донесения из Дижона отдают  бредом, если честно.
– Дижона? А, вы имеете в виду Дивион… А что там случилось?
– Кто-то из эсэсовцев, судя по всему, вообразил себя доктором Фаустом, – ответил Хаецкий, передав напарнице папку, – и попытался вызвать дьявола… Ну или что-то еще в том же духе. Это что-то новое – в войну мы с подобным не сталкивались…
– Пытаются запугивать?
– Может быть, хотя мне кажется, что это частная инициатива окончательно свихнувшегося эсэсовца. Только проверить все равно надо, а заодно и положение дел на месте оценить.
– Пойду договариваться  с Гэлом, – вздохнула Этне. – И, боюсь, на сей раз выбить из него транспорт будет сложнее… Гэл и есть.
– В смысле?
– Скупой, как шотландец. В прошлый раз я едва самолет выбила, а в этот – не знаю…
Хаецкий пожал плечами – на автомобиле можно было добраться ненамного медленнее – и спросил:
– Кстати говоря, а у вас нет каких-нибудь помешанных сектантов? Возможно, это убийство к гитлеровцам не имеет отношения…
– Настолько сумасшедших нет, – ответила Этне, – или они слишком хорошо скрываются. Так что вряд ли…

Полковник Гэл оказался самым настоящим гэлом и на самолет поскупился. В результате этого Хаецкий вел джип, а сидевшая рядом Этне ругала англичанина и жаловалась на пустую трату времени. Время от времени, как успел заметить Хаецкий, она становилась на редкость нетерпеливой, а особенно – в дороге.
Впрочем, поездка действительно была довольно скучной. И Хаецкого это полностью устраивало – нескучных поездок в его жизни набралось уж слишком много. Ради разнообразия можно было и поскучать немного… Тем более, что Этне наконец-то надоело ругать Гэла, и она принялась расспрашивать Игоря о его родном мире. На сей раз ее интересовала Северная Америка, и слушала она, прочти не задавая вопросов и не комментируя. Дослушав же, надолго задумалась, а затем сказала:
– Просто поразительно, насколько может изменить историю одна-единственная случайность, ничтожная сама по себе…Неудачная вылазка испанцев оставляет в Северной Америке всех лошадей – и через двадцать лет новую экспедицию встречают конные лучники. Испанцы потеряли много времени, да так и не смогли продвинуться дальше Флориды, потом едва справились с ацтеками… В общем, когда они, отстав от вашего мира где-то на четверть века, добрались до Тауантинсуйю, их встретило железное оружие и доспехи.
– Общество развивается по собственным объективным законам…
– Разумеется, – согласилась Этне,  – хотя и современное общество можно отбросить в средневековье. Но существование этих законов никак не мешает случайности влиять на их конкретную реализацию…
– Возможно, но лично мне сложно представить, как можно вернуть давно отмершую общественную формацию, если уж речь зашла об этом.
– О, это просто, – хмуро ответила Этне. – Сейчас на Земле два с половиной миллиарда человек. Убейте два миллиарда – и оставшиеся просто не смогут поддерживать производственную базу, а если будет уничтожена и она – вам повезет, если люди не вернутся в пещеры. Знаете… Еще в Москве я запросила кое-какие документы у вашего командования – и когда я их изучила, мне стало страшно. Одна бомба уничтожила восемьдесят тысяч человек в один миг, и едва ли не вдвое больше умерло позже – а таких бомб в нашем мире как минимум сто пятьдесят – и это при том, что мы ничего не знаем о Германии. Так что, боюсь, у нас будет шанс проверить эту теорию на практике.
– А я надеюсь, что сумасшедший ефрейтор сохранил хоть какие-то остатки разума, – мрачно ответил Хаецкий. Ему не повезло оказаться в группе, направленной в Хиросиму, так что последствия использования полутора сотен бомб вполне мог себе представить – и это было очень близко к тому, о чем говорила Этне. Может быть, Европа и не будет уничтожена – но на то, чтобы оправиться от подобного, уйдут десятки, если не сотни лет. И плюс к этому будет уничтожена немалая часть терранских сил, чем не замедлят воспользоваться нацисты… Нет. Портал в Кифхойзере должен быть уничтожен окончательно, а за ним и все остальные, сколько бы их ни было и сколько бы времени на это не ушло.

Дивион встречал приезжих тщательно построенной копией римского лагеря – правда, сегодня картину портили стволы многочисленных пулеметов на валу. Это должно было выглядеть как одна из картин Дали – но нет, пулеметы в римском лагере смотрелись вполне уместно…
– Забавно, как будто они тут и должны быть, – отметила и Этне. – Интересно, что там сейчас?
– Скорее всего, опорный пункт, – ответил Хаецкий. – Так, в город мы въехали, куда дальше?
– Прямо и направо на ближайшем перекрестке, – Этне сверилась с картой. – потом еще один поворот, и прямо до конца улицы. Надеюсь, у них все готово…

У разведки фронта и впрямь было готово все – и даже более того. Буквально за несколько минут до их приезда пришла телеграмма на имя Этне и, прочитав ее она не сдержала злобной улыбки.
– Предатель найден! – сообщила она. – И им оказался старый недруг нашей семьи – Донован О’Риордан.
– Заместитель министра иностранных дел?! – Хаецкий был шокирован. Конечно, он отлично помнил громкие процессы тридцатых, но как замминистра мог стать шпионом, понять не мог. Тем более – как он мог стать именно нацистским шпионом? И это при том, что обвинение явно было истинным – ирландские политики никогда не сводили счеты друг с другом таким способом – у них было множество других. А если О’Риордан сотрудничал с немцами не первый год… то они должны были завербовать его еще в сорок четвертом.
– Этне, – напряженно произнес он, – вы ведь понимаете, что это значит?
– Что эти мерзавцы начали готовить плацдарм значительно раньше, чем мы думали, – ответила Этне. – Не могу сказать, что это меняет все… Но многое. Очень многое, куда больше чем мне бы хотелось, да.
– Теперь и иранское происшествие выглядит совсем по-другому, – добавил Хаецкий. –- Понятно, как они там оказались так вовремя… Да тот переход мог быть и вовсе искусственным.
– Патрик утверждает, что природный, – пожала плечами Этне. – Но в нашем случае это едва ли не хуже. Ладно, пока нам ничего не приказали, давайте займемся тем, ради чего мы вообще приехали. Может, нам повезет, и это окажется что-то большее, чем банальный психопат…

Первое впечатление – приехали они зря. Полиция тщательнейшим образом изучила и место убийства, и труп, и все это выглядело как сцена из второсортного американского романа ужасов – попадалось Хаецкому однажды такое чтиво. Круги, шестиконечная звезда, нарисованная кровью, выкрашенные черной краской свечи… Все это выглядело скорее пошло и безвкусно, чем устрашающе.
– Декорации к второразрядному фильму ужасов, – высказалась Этне, отложив фотографии.—Я бы сказала, что это ложный след и мы ловим какого-то психопата…Вот только не припоминаю ничего подобного, и даже мой однокашник, которого мне удалось привлечь в качестве консультанта, заявил, что ни разу не слышал о подобном обряде. А поскольку он специализируется на истории оккультизма, это о чем-то говорит.
– Стоит послать это в штаб, – предложил Хаецкий. – Сам я этим не занимался никогда, но можно найти тех, кто в двадцатых разрабатывал всевозможных мистиков – они должны знать. Выясним, что это значит – выясним, кто это сделал… А пока что займемся более насущными делами.

Первым же распоряжением, полученным из штаба, был приказ изучить поле боя и уничтоженную технику и оценить новое оружие. Идея, по мнению Хаецкого, была откровенно бесполезной, поскольку что он, что Этне имели совсем другую специализацию… Но на деле все оказалось не столь бестолково – в Дивионе уже работали терранские эксперты, так что их просто приписали к команде в качестве консультантов.
– Проще говоря, нам будут объяснять, что это, а мы должны будем разобраться, много ли его, – высказалась Этне. И Хаецкий не мог не согласиться с такой формулировкой.
Тем более, что это было интересно. То, что в сорок пятом году было лишь намеками, грубой заготовкой, сейчас становилось обыденным – для терран, по крайней мере. А для этого мира все это было новостью, и новостью пугающей…

– Судя по тому, что мы видим, на этом участке применялась не артиллерия – нет ни одного промаха, все танки поражены в боеукладку, но главное – никто не отмечал выстрелов. К сожалению, свидетелей очень мало, но те, кого нам далось опросить, отмечают свист и шипение, предшествовавшие попаданию. По всей видимости, мы имеем дело с какой-то разновидностью гранатомета…
– С управляемым ракетным снарядом, – поправил Хаецкий.—Эта разработка началась еще лет пять назад, но до сорок пятого их применить не успели. Можно быть уверенными, что немцы наладили их производство и накопили большие запасы.
– Весьма вероятно, – согласился возглавлявший комиссию полковник, имя которого Хаецкий благополучно не запомнил. – Хотя мы не предполагали, что уровень технологий этого мира позволит производство управляемого оружия.
– Требуются ли для производства какие-либо редкие материалы? – спросила Этне.
– Нет, – синхронно ответили Хаецкий и полковник из комиссии.
– То есть, нам следует опасаться массового применения этих снарядов, – заключил полковник. – Полковник Хаецкий, располагаете ли вы сведениями о разработке противником управляемого оружия?
– Только косвенными, – и Хаецкий принялся рассказывать все, что успел узнать, мечтая, чтобы эта тягомотина поскорее закончилась.
Она и закончилась – только совсем не так, как хотелось бы. А именно – воздушной тревогой. Пришлось забыть о том, что полковники не бегают – благо, паника если и начнется, то  без их помощи.
Забег до бомбоубежища заставил Хаецкого задуматься – а не запустил ли он физкультуру? Нет, он добрался отнюдь не последним – но все равно отстал от Этне. А полковник из комиссии – Хладный, как неожиданно вспомнилось – не только не отстал от них, но и даже не запыхался. И это при том, что сложения был далеко не спортивного!..  Правда, был у этого и положительный момент – Хаецкому удалось полюбоваться бегущей Этне. Та отличалась какой-то звериной грацией, которой нельзя добиться никакими тренировками – только родиться с ней. Так, наверно, и возникают легенды о жителях холмов…
– Думаю, мы вполне можем претендовать на мировой рекорд, – хмыкнула Этне, заново переплетая растрепавшиеся волосы. – Славная пробежка… Правда, мне бы не хотелось еще хоть раз так бегать.
– Стар я  для спорта, - проворчал Хладный. – Хорошо, не смотрел никто, ведь ганьба же…
Этне непонимающе взглянула сначала на Хладного, потом на Хаецкого, но спрашивать ничего не стала – видимо, сама сообразила, что имелось в виду.
– И часто у вас так? – спросила она.
– Зависит от настроения этих мерзавцев. – генерал потер переносицу. – Мы тут уже неделю работаем, и за эту неделю скучать нам не приходилось… Что, отбой? Так быстро?

. Полковник Франтишек Хладный при ближайшем рассмотрении оказался человеком довольно-таки примечательным – успел поучаствовать в Первой Мировой, да и потом ни одной войны в Европе не пропустил, служил в одном полку с Гашеком, был знаком с Масариком… В сорок пятом вышел в отставку, но год спустя вернулся на службу – и сейчас возглавлял экспертов, изучавших немецкое оружие.
Все это Хладный поведал по дороге к штабу. Это было интересно и само по себе, а полковник помимо этого был еще и в курсе последних новостей родного мира. Словом, знакомство оказалось крайне полезным… И Этне, судя по всему, думала точно также…
– Занимательная личность, – высказалась она, когда Хладный ушел по своим делам. – Стоит присмотреться повнимательнее и вообще держать в поле зрения.
– Согласен, –кивнул Хаецкий. – Что у нас нового?
Нового оказалось достаточно, чтобы занять напарников до вечера, но ничего полезного в них не было, а забрезжившие у Хаецкого подозрения были слишком смутными, чтобы в них разобраться. Пришлось отложить…

Следующие несколько дней оказались куда более плодотворными. Во-первых, выяснилось, что начальник штаба группы армий действительно слыл странным даже по эсэсовским меркам и совершенно серьезно планировал заручиться в контрнаступлении поддержкой адских легионов. На тот случай, если сатана не поможет, гитлеровцы планировали что-то еще, и Хаецкий очень сильно подозревал, что это будет ядерный удар и доложил о своих подозрениях в штаб. Штаб в ответ прислал два батальона химических войск и один – инженерных, которые принялись готовить город к атаке. И даже почти успели…

Очередной сигнал воздушной тревоги заставил Этне пробормотать себе под нос нечто явно нецензурное, захлопнула дипломат и выскочила из кабинета. Спуск в бомбоубежище был буквально в нескольких шагах от кабинета и, как потом отметил Хаецкий, именно это и спасло им жизнь. Или, как минимум, здоровье…
Она успела закрыть люк, спрыгнуть с лестницы на пол, найти взглядом Хаецкого и даже открыть рот, чтобы спросить, что на сей раз затеяли немцы…
И получила однозначный ответ.
Пол вылетел из-под ног, свет погас, с потолка посыпался какой-то мусор, где-то наверху что-то жутко трещало, скрипело и хрустело, кто-то кричал от боли, кто-то бранился…
Кто-то щелкнул зажигалкой, и слабый  огонек чуть-чуть рассеял абсолютную темноту, затем загорелось несколько фонарей, и Этне смогла, наконец, по достоинству оценить творящийся в бомбоубежище хаос.
Было разбито и сброшено на пол все, что не было намертво вделано в стены, на полу валялись упавшие полки, какие-то ящики, рассыпавшееся снаряжение, кого-то поспешно перевязывали…
– Цела? – Хаецкий, подсвечивая фонарем, протянул руку, помогая подняться, и Этне вцепилась в нее мертвой хваткой.
– Что. Это. Было, – кажется, ее все-таки слегка оглушило – ноги подкашивались, а руки откровенно тряслись.
– Это был атомный взрыв, – ответил Игорь. – тридцать-сорок килотонн, как я полагаю. Это значит, что большей части Дивиона больше не существует… и что фронт прорван. Впрочем, сейчас это не главное. Сейчас нам надо убираться отсюда как можно быстрее – вентиляция не работает. К счастью.
– То есть как это к счастью?! А, ну да… – видимо. Ее все-таки контузило, раз она не сразу сообразила, что вентиляционная система убежища от радиации защитить не могла.
– Соудруги, все живы? – Хладный, сверкая уже покрасневшей повязкой на левом глазу, взмахнул фонарем. – Надо уходить! Собирайте костюмы и выдвигайтесь!
К счастью, под Дивионом, как и под любым древним городом, имелись подземелья – не чета катакомбам Парижа, но тоже вполне приличные, особенно после того, как ими занялись терранские инженеры. Поэтому из любого бомбоубежища можно было попасть в любое другое и даже в бункер штаба – если, конечно, тоннели не были завалены…
Часть тоннелей все-таки обрушилась, но на восток можно было двигаться почти свободно, и вскоре Хладный остановился у металлической лестницы.
– Кажется, здесь свободно, – сказал он. – Прошу всех надеть защитные костюмы и только потом подниматься – там очень плохо.

Люк открылся не без труда – его придавил какой-то обломок, но Хаецкий столкнул его и выбрался на поверхность.
«Очень плохо» не передавало и сотой доли того, что он увидел…
Дивиона не существовало – остались только изуродованные остовы самых прочных зданий, горело все, что могло гореть, небо было затянуто дымом и пылью так, что невозможно было понять – день или ночь… И над этим хаосом царил чудовищный огнисто-черный дымный гриб, поднимающийся над останками города.
– Это… Немыслимо… – прошептала выбравшаяся вслед за Хаецким Этне и упала на колени. – Немыслимо…
– Отступаем на запад, – приказал Хладный, когда все выбрались из бомбоубежища. – По дороге постараемся помочь, кому сможем, но вряд ли тут кто-то еще нуждается в помощи…

Пробираться через бесконечные завалы в костюме химзащиты было неимоверно трудно. В темноте же, дыму, под постоянно моросящим маслянистым дождем – почти невозможно, а если бы кого-то из раненых пришлось бы нести – и вовсе невозможно. Тем не менее, они двигались все дальше на запад – прочь от атомного кошмара…
Шум первой услышала Этне, а спустя несколько секунд и все остальные различили впереди рев моторов и грохот, а спустя еще минуту-другую выжившие столкнулись с разведкой. Четверо солдат с наспех нарисованными на костюмах красными звездами появились из-за очередной груды обломков и остановились, потянувшись к оружию.
– Вы кто? – крикнул один из них.
– Из разведки фронта! – ответил Хладный. – Тридцать восемь человек, есть раненые, о других выживших сведений не имеем. Запрашиваем маршрут.
– Выходите к цистерне, – ответил тот же разведчик. – После первичной дезактивации вас эвакуируют.
Уточнять не потребовалось – стоило перебраться через обломки, как впереди, метрах в трехстах, показались расчищающие завалы инженеры, а за ними – высоко поднятый флаг Красного креста.
– Знаете, это лучшее зрелище в моей жизни, – произнесла Этне, разглядывая открывшуюся картину.

Три часа спустя, устроившись на лавке в фургоне, увозившем выживших на запад, дико уставший Хаецкий не мог не признать – хорошо все, что хорошо кончается. Они пережили ядерный взрыв, выбрались из разрушенного города, ухитрившись при этом не получить опасную дозу радиации, не наткнулись на вражеских разведчиков…
После всех этих приключений невероятно хотелось спать – и не ему одному. Дремали все, а Этне так и вовсе спала, вольготно устроив голову у него на коленях. В других обстоятельствах Хаецкий почти наверняка прокомментировал бы этот факт, но сейчас он слишком устал. И заснул, как только закрыл глаза…

Разумеется, врачи не приняли всерьез его заявление, что это просто царапина – и, к его немалому огорчению, оказались правы. Спасти глаз было бы невозможно даже в институте Гельмгольца. Возможно, если бы на этом все и успокоилось, он не стал бы сильно переживать – но медики никак не хотели оставлять его в покое. По их мнению, радиация могла нанести немолодому чеху куда больший ущерб, чем остальным, и хотели убедиться, так это или нет.
Не то, чтобы Хладный считал, что они неправы, но в больнице было неимоверно скучно. Хуже того, было совершенно невозможно работать – нормального стола в палате не было. Хладный уже собрался было высказать врачам свое неудовольствие – но именно в этот момент на пороге появилась невысокая светловолосая женщина в белом халате поверх полевой формы.
– Я ведь предупреждала, что твои скачки по всему миру тебя до добра не доведут… – покачала она головой. Вот скажи мне, папа, что тебе мешает спокойно работать в штабе, а?
– Вот такой уж у меня нрав, – вздохнул Хладный. – Ладно, раз уж ты пришла…
Гостья немедленно уселась в ногах койки, извлекла блокнот и карандаш и приготовилась записывать.
– Так, водную часть ты и сама напишешь, тут все как обычно… – начал Хладный. – Необходимо принять следующие меры: полностью прекратить производство бронетехники с открытым корпусом. Снабдить военную технику герметизацией и системами избыточного давления. Для перевозки личного состава разработать герметичный обитаемый кузов на шасси грузового автомобиля. Для защиты личного состава от ионизирующего излучения представляется необходимым внутреннее радиозащитное покрытие корпуса…
Хладный диктовал отчет, стараясь не упустить ни одной детали – скоро все это понадобится. У Советского союза уже давно не две атомных бомбы, совокупная мощь Объединенных Наций в состоянии превратить Европу в радиоактивные руины – и кто знает, сколько зарядов у Германии? Времени оставалось все меньше, а будущее становилось все мрачнее…[/fragment]

[fragment="Глава 14"]Глава 14
Дымная вспышка в небе отметила гибель еще одного немецкого бомбардировщика. Проводив взглядом падающие обломки, Хаецкий поморщился. Две недели назад, сразу после Дивиона, американцы притащили под Париж свои «Аяксы», даже не прошедшие испытаний, и только благодаря ракетам Париж еще не был уничтожен. Война изменилась – слишком быстро и слишком сильно. И слишком страшно.
Сейчас война застыла в каком-то странном призрачном равновесии – немцы так и не смогли толком воспользоваться ударом по Дивиону и, кажется, не вполне понимали, как применять новое оружие, а у Объединенных Наций все еще не хватало зарядов, хотя «Маяк» и Хэнфордский завод работали круглосуточно, а Королев и Харитон бешеными темпами работали над новой ракетой и боеголовкой для нее.
Да, военные слабо понимали, что происходит и чего ожидать – но сегодня это изменится. Заброшенному в глубокий тыл диверсионному отряду невероятно повезло – им удалось не только захватить одного из деятелей немецкого ядерного проекта, но и вернуться с этой добычей. Сегодня отряд вернулся в Париж,  сдал пленного штабу, и через пару часов все заинтересованные получат протоколы допроса, и многое станет ясно… Правда, все остальное только больше запутается, но это неизбежно. В этом нет ничего страшного – гораздо хуже, что теперь ему придется координировать работу нескольких диверсионных групп. Замечательно. Как раз то, что он больше всего ненавидел, и если бы Этне не предложила помощь – воспользовался бы своим правом отказаться. Но в качестве управленца она превосходила его на голову, да к тому же мгновенно ориентировалась в любых интригах… И, наконец, ему просто нравилось ее общество.
– Раз уж вас одолело задумчивое настроение, может, подумает над этим? – Этне, помахивая папкой, вошла в кабинет. – Этот колбасник оказался весьма разговорчивым… Даже слишком разговорчивым – похоже, выложил все, что знал.
–Много полезного? – осведомился  Хаецкий, забирая папку. – И кстати, что говорят врачи?
– Что все почти вернулось в норму, но наблюдать за нами будут еще долго, – Этне вздохнула. – Было бы забавно смотреть, как наши врачи слушают ваших, словно дети на уроке, если бы не причина… Знаете, не все оказались столь предусмотрительными, как мы…И не столь удачливыми. Тем, кто оказался на поверхности, скорее всего, уже ничем не помочь – хорошо еще, что гражданские разбежались давно… Непосредственно в городе было около пятидесяти тысяч человек. Осталось не больше десяти тысяч, и люди все еще умирают.
– Люди будут умирать еще долго, – хмуро отозвался Хаецкий, – но, по крайней мере, у нас есть шанс свести урон к минимуму. Немцы, разумеется, не дураки, но они, как оказалось, считают ядерное оружие своей монополией, а теперь, когда мы знаем, где находятся их ядерные заводы и лаборатории, разговор будет коротким…
– Я не думаю, что ему известны все объекты.
– Даже и того, что мы выбьем, хватит, чтобы резко затормозить программу и уж точно сорвет производство. Шварцвальд, правда, жалко…  но надеюсь, это все, о чем нам придется жалеть.
– Мы забываем про Антарктиду, – хмуро ответила Этне. – Никому не удалось получить хоть каких-нибудь ценных сведений, но известно, что они там что-то делают.
– Скорее всего, там их первый переход – в нашем мире все тоже началось именно с Антарктиды. Впрочем, как только в Кейптауне окажутся «Суперфортрессы», это перестанет быть проблемой.
Антарктида Хаецкого пока что не интересовала – в Европе проблем было гораздо больше. И главной из них, естественно, было немецкое наступление, которое должно было начаться в ближайшие дни. Пока что немцы, судя по всему, опасались руин Дивиона и серьезно продвигаться на запад не стали, но рассечь обезглавленный фронт им удалось. Теперь и на севере, и на юге формировались две мощные ударные группировки – но одна из них была отвлекающим маневром, а уничтожить обе сразу командованию терран мешали англичане, которым совершенно не хотелось видеть на своей земле лишние радиоактивные проплешины. Хаецкий их прекрасно понимал, но его работу это никак не упрощало. Впрочем, кое-какие мысли на этот счет у него были…
– Думаю, основной удар все же будет нанесен на юге, – разложив на столе карту, Хаецкий полез в стол за отчетом химиков, – ветер же, помнится, в тот день был южный?
– Ну да, а что?
– Большую часть грязи от взрыва отнесло к северу, так что им придется наступать по зараженной земле, да и выходить к фронту по ней же. Зато они очень удобно сидят прямо на рокаде и в случае чего буквально за считанные часы смогут перейти на юг.
– Но на севере наш фронт держится на честном слове, - возразила Этне. – Мы-то тоже не можем там долго находиться, а немцам не оборону держать, а проскочить зараженную полосу. Часов десять в комбинезонах, можно и потерпеть…
– Или терять время на дезактивацию, или они еще долго из них не вылезут. А сутки в этой резине…
– Даже и думать не хочу, - решительно заявила Этне. – Говорил ведь Фиаха, что ничего страшнее противогаза не видел, да я не слушала…
Хаецкий тоже не слушал – он внимательно разглядывал соседний дом, в окне которого ему почудился совершенно неуместный блик. И хорошо, если просто почудился… но, как говорится, даже если у вас паранойя, это не значит, что за вами не следят.
– В общем, я полагаю, что  эсэсовцы достаточно… Игорь, вы вообще слушаете?
Стоило Этне появиться перед окном, как блик снова мелькнул, и Хаецкий, недолго думая, схватил напарницу за руку и дернул на себя, сбив ее с ног и потеряв равновесие.
– С ума сошел? – возмущенный возглас прозвучал одновременно со звоном разлетевшегося стекла. – Какая soith опять вздумала стрелять?!
– Ну, стреляли в тебя, так что это кто-то из твоих знакомых… – опускать напарницу Хаецкий не спеши, несмотря на некоторую пикантность положения – снайпер мог быть и не один, или просто сменить позицию, а Этне уж точно полезла бы на линию огня.
– Не то чтобы мне было неудобно… – протянула Этне. – Но сейчас сюда ворвется полиция вместе с нашей охраной, увидит нас – и пойдут разговоры. И они дойдут до моей матушки, а та уж постарается взорвать мозг нам обоим.
Этне вскочила, отряхнулась и осторожно выглянула в окно.
– Не думаю, что нам еще что-то грозит, – заметила она. – Сегодня, во всяком случае.
Игорь, последовав ее примеру, согласился – действительно, вряд ли найдется убийца, который рискнет повторить покушение после того, как кто-то додумался выстрелить в окно из гранатомета. Если снайпер не удрал сразу же после выстрела – ему крышка. Даже кумулятивная граната в комнате – это весьма печально…

Охрана ворвалась в кабинет как раз в тот момент, когда Хаецкий выглядывал в окно. Вслед за охраной примчался комиссар полиции, крайне недовольный вторым покушением на высокопоставленных гостей на его территории. Тот факт, что на сей раз не удалось получить даже труп нападавшего, настроение комиссара не улучшал.
Потом позвонил Хилленкоттер. Комиссар, узнав, кто звонит, весьма эмоционально потребовал разговора с адмиралом – но остался ни с чем, поскольку Хилленкоттер русским языком не владел – даже нормальным, а русский в исполнении комиссара парижской полиции был далек от нормы…
Порядок восстановить далось не сразу, но в итоге Хаецкий все-таки доложил Хилленкоттеру о покушении, получил приказ представить полный отчет, объяснил комиссару, что никаких особенных подозрений не имеет, но уверен, что это опять дело рук СС – и только после этого его и Этне оставили в покое.
– Итак, что скажете? – Хаецкий заправил в машинку бумагу и принялся печатать доклад.
– Недочистили агентуру. – пожала плечами Этне. – Это бывает, сами знаете…
– В прошлый раз пытались убить нас обоих, в этот – только вас.
– У семейства О’Шей хватает недругов, но вряд ли то-то из них дойдет до убийства наследницы и к тому же государственного чиновника высокого ранга. Нет, это явственно наци… Кстати, помните тот случай, из-за которого мы в Дивион и отправились? Так вот, я нашла несколько упоминаний о похожих случаях, последний из которых был в восемнадцатом веке и, кажется, поняла, в чем тут дело. Судя по всему, эта их мистическая контора  решила, что таким способом тоже можно создавать переходы, и проверяла идею на практике.
– Да, а колокольный звон отгоняет бомбардировщики, – Хаецкий задумался. – И все-таки, почему именно вы? Не обижайтесь, но ваша смерть Объединенным Нациям вообще не создаст никаких проблем – я в этом плане все-таки более привлекательная цель… Хотя и ненамного.
– Зато создаст море проблем Ирландии, – возразила Этне. – Государственные похороны – это, конечно, красиво, но я как-то предпочла бы еще лет семьдесят без них обойтись… И вас, кстати говоря, это тоже очень сильно заденет, пусть и не сразу. Видите ли, О’Шей имеют немалое влияние, но влияние это почти наполовину мое личное. Мать давно отошла от дел, Патрик – больше ученый, чем политик, хотя и входит в состав Атомного Комитета, Фиаха имеет кое-какие связи среди молодых офицеров… Вот и остаемся мы с отцом вдвоем. О’Риорданы, конечно, здорово погорели, но они не одни, а О’Коннора и его семейку я подозреваю до сих пор… И у них уйдет от силы год, чтобы настроить против терран сначала Низины, а затем и Высокогорье. А когда у них в руках будет вся Шотландия, королю придется уступить. Ну или развязать гражданскую войну…
– Лет десять назад наша контрразведка обнаружила, что очень многие политики оказались негодяями, – вздохнул Хаецкий. – Кто-то был предателем, кто-то просто вором, кто-то хотел захватить себе побольше власти… Вот только мы эту проблему решили быстро – аресты, несколько показательных процессов, расстрел самых оголтелых… И все. И я, признаться, не понимаю, что мешает вам поступить так же?
– В нашем обществе слишком сильны неформальные связи, – вздохнула Этне. – Это позволяет сгладить многие острые моменты, но также и мешает использовать радикальные методы. С нашим дорогим министром просто повезло – его поймали за руку, но если бы этого не случилось, его семья и их союзники не дали бы выдвинуть обвинения против него… Давайте вернемся к нашим диверсантам, вы не против?
Хаецкий кивнул, вызвал ординарца, отдал ему отчет и снова разложил на столе карту.
– Что мы вообще знаем? – спросил он, обращаясь в пустоту. – Да ни фига мы не знаем…
Удар по Дивиону и немецкое наступление основательно спутали разведке все карты – но и немцам тоже пришлось перекраивать планы на ходу, и теперь никто не знал, что же будет дальше. Очевидно было только одно – наступление продолжится, но где? Север или юг? Совсем не обязательно, что немцы не рискнут и не попытаются одним рывком пересечь зону заражения или не обойдут ее… Но юг все же предпочтительнее – можно выйти к южному фронту, ударить в тыл и продвинуться сразу на несколько десятков километров.
С другой стороны, на севере ослаблена оборона, и если прорваться через зараженную полосу, открывается прямая дорога на Париж… Логика подсказывала, ч то наступления стоит ждать на юге, но Хаецкий все равно сомневался. Логикой нацистские вожаки и раньше не особо руководствовались, а уж теперь – и подавно. Впрочем, если уж гора не идет к Магомету, может, стоит оттащить Магомета к горе?..
– Этне, как вы полагаете – не стоит ли нам отправить две группы? При этом южная будет заниматься только разведкой, а северная сосредоточится на диверсиях и постарается нанести побольше вреда?
– Думаете, они решат, что мы поставили на северный вариант? А что, очень может быть… – Этне склонилась над картой. – Тогда южную запустим вот здесь, а северную… Мда. Придется прямо через след.
– Мы с вами прошли в нескольких километрах от эпицентра сразу после взрыва – и здоровы.
– Ага… Но насколько я поняла, осадки даже вреднее, а радиация ослабеет до приемлемого уровня не раньше, чем через месяц-полтора, – Этне заштриховала вытянутый овал на карте. – Хотя здесь вроде бы почище… Ладно. Скажем, как есть. А там пусть сами решают, как пойдут.
– Вопрос только в том, кто пойдет, – Хаецкий вытащил из сейфа толстую папку с личными делами. –  Да и группы придется формировать новые…
Этне немедленно зарылась в бумаги и через пару минут извлекла одно дело.
– Диармайд О’Дивне, – сообщила она. – Идеальный командир северной группы.
Единственный человек с таким именем, известный Игорю, был литературным героем и прославился тем, что был красавцем и увел жену у своего сюзерена. Реальный Диармайд О’Дивне этому, в общем, соответствовал… Молодой блондин с волнистыми волосами. Смазливый, издали за девушку принять можно, в глазах – блеск, какой бывает только у по-настоящему опасных психопатов… В личном деле ничего особенно интересного, послужной список не слишком длинный, и в нем только даты и непонятные  номера – похоже, операции мало того, что секретные, так еще и довольно неприглядные.
– Мне он не нравится, – подвел Хаецкий итог своим наблюдениям.
– Мне тоже, – согласилась Этне. – Он же безголовый, как дуллахан, и в команду себе таких же наберет… Поэтому я и предлагаю их на северный маршрут – если что, жалко не будет… А вот на юг надо отправить кого-нибудь посообразительнее – тут бы Фиаха подошел, но ему еще полгода учиться, да…
– Тут я вам не помощник, – Хаецкий склонился над картой, – я этих людей не знаю, так что одобрю любой ваш выбор.
Самого его гораздо больше интересовали маршруты проникновения – благо, как проникнуть за линию фронта он знал на собственном опыте. Конечно, надо будет смотреть на месте, но на севере все просто – фронта там, можно сказать , и нет. Проходи, где хочешь… А вот на юге все куда интереснее
Конечно, в любой другой ситуации группу можно было забросить самолетом – но не здесь и не сейчас. Обе стороны предельно усилили ПВО и очень активно искали одиночные самолеты – тут разве что «кукурузнику» удастся проскочить… А это мысль.
– Этне, мне нужен самолет. Что-нибудь маленькое, легкое и тихое, грузоподъемность особой роли не играет.
– «Бражник». Трехместный деревянный биплан, старье редкостное, но подходит. А вам зачем?
– Три-четыре таких машины могут не только забросить южную группу, но и эвакуировать ее. Мы такое проделывали неоднократно, и обычно успешно.
– Можно попробовать, но сначала давайте проверим северный маршрут, – Этне захлопнула папку и убрала е в сейф.

Пустые окопы выглядели жутковато – не захваченные врагом, не оставленные наступающей армией, совершенно целые… И пустые. Изучать их приходилось в бинокль – сунувшийся к колючей проволоке химик с дозиметром обнаружил, что любой, кто попытается пересечь след здесь, сможет разве что героически погибнуть, рванув в штыковую.
– Что ж, попробуем севернее, – выслушав химика, Хаецкий утопил педаль газа, посылая джип вперед.
Через несколько часов езды туда-сюда удалось найти не слишком загрязненный и плохо контролируемый участок. Обшарив его дозиметрами, химики заключили, что человек без защиты здесь находиться может, но не более десяти минут. Это было приемлемо, хотя и должно было заставить диверсантов бежать как можно быстрее… Или получить дозу, что Хаецкого не слишком беспокоило. Перед отъездом он успел побеседовать с О’Дивне, и удовольствия ему это не доставило. Тот был именно тем, чем показался с первого взгляда – самовлюбленным подонком, изображающим из себя графа Монте-Кристо. И поскольку ужиться с таким могли лишь ему подобные, возвращение северной группы Хаецкого не волновало. Главное – информация, а ее можно передать и по радио… И на самом деле он будет только рад, если О’Дивне не вернется. Этне, судя по ее весьма красноречивым взглядам, этому будет рада еще больше – и надо бы приглядеть, чтобы ей не пришло в голову в этом помочь. Во вспыльчивости кельтов Хаецкий имел возможность убедиться еще дома, а Этне еще и отличалась злопамятностью и имела с блондином какие-то личные счеты…

Нанеся на карту несколько вариантов маршрута, Хаецкий оправился на юг. Приехали уже в сумерках, но и этого хватило, чтобы понять – по земле здесь не пройти. По крайней мере – группой, в одиночку он, пожалуй, и пробрался бы… Значит, остается авиация. Это будет долгая ночь…
Ночь действительно была долгой. Игорь, Этне, штаб бригады и летчики провели ее над картами, споря до хрипоты, прокладывая и тут же отвергая маршруты, просчитывая все возможные варианты и пытаясь представить невозможные… И к утру все-таки проложили маршрут, по которому был шанс провести хотя бы один самолет.

На следующее утро злая и не выспавшаяся Этне вела машину, пока Хаецкий на заднем сиденье пытался дремать. Получалось так себе – основательно потрепанная бомбардировками дорога расслаблению не помогала – но все-таки получалось. И когда пришла его очередь вести, чувствовал он себя гораздо бодрее…
Северная группа уже в пути – об этом он узнал перед самым отъездом, южная формируется и отправится сегодня ночью, а ночь безлунная – шансов проскочить гораздо больше…Все пока что идет по плану, и хотя это не значит, что можно расслабиться, но и спешить сейчас некуда. В Париж разве что, но вряд ли там будет что-то новое. Хотя…  Разведка – такое дело, где в любой момент может случиться самая невероятная гадость. И с этим надо просто смириться.

И, как выяснилось, именно это и случилось. Гадость, причем весьма маловероятная…
Следы немцев обнаружились в еще одном мире.
– Это неприятно и это надо иметь в виду, но это не наша проблема, – заявила Этне, прочитав телеграмму. – Подумаем об этом, если командование решит нас послать туда. А оно может, да. Мне как-то больше интересно, будет ли сегодня еще одно покушение?
– Надеюсь, что нет, – Хаецкий постучал ногтем по новому стеклу в окне. – Меня слишком часто пытались убить, чтобы мне это нравилось.
– Риск придает жизни вкус, не правда ли? Кстати, помните, из-за чего мы поехали в Дивион? Так вот, мой друг все-таки нашел подходящий ритуал. Какая-то совершенно безумная секта сатанистов, существовавшая в восемнадцатом веке в Испании и довольно быстро уничтоженная – вот кому он принадлежит. Кто и где его описание нашел – неизвестно, поскольку инквизиция очень подробно описала все, что обнаружила, полиция тоже много чего добавила, и все это было опубликовано. Тираж не слишком большой, но и особой редкостью эту книгу назвать нельзя – я проверила с дюжину библиотек, и ее не было только в трех… В Дивионе она, вероятно, тоже была – в библиотеке была очень хорошая коллекция, одна из лучших в континентальной Англии… Так что скорее всего, это кто-то из местных.
– Теперь мы этого уже не выясним, – хмуро заметил Хаецкий, провожая взглядом очередную зенитную ракету. – Ни следов, ни свидетелей, ни подозреваемых… Да и полиции тоже нет. Идеальное преступление…
Он замолчал, глядя на поднимающиеся над городом дымные следы ракет. Немцы явно вознамерились прорваться к Парижу и, судя по «Грифам» Хейнкеля – здешнего, не терранского – город вполне могла ожидать участь Дивиона. Последние несколько дней эти налеты стали почти непрерывными – хорошо еще, что ракеты не подпускали тяжелые бомбардировщики к городу. Мелочь же – вроде реактивных «арадо» и вездесущих и неистребимых «лаптежников» – прекрасно отлавливали истребители. Оставались только ракеты – но их немцы использовали без всякой видимой системы. Иногда «Фау-2» сыпались на Париж, словно град, а иногда несколько дней подряд не было ни одной ракеты. Найти какой-нибудь смысл в этом никому не удавалось, и большинство разведчиков считали, что немцы просто копят ракеты, а затем запускают все, что успели собрать. Хаецкий, впрочем, полагал, что делается это для того, чтобы постоянно держать Париж в напряжении, но на своем варианте особо не настаивал – в конце концов, это ничего не меняло.
– Да что с ними такое? – спросила в пустоту Этне, отвлекая  Хаецкого. – Как с цепи сорвались…
– Видимо, готовят наступление, – отозвался Хаецкий. – И ни одной ракеты… Войдите!
– Добрый день, полковник, – кивнул вошедший Патрик, – здравствуй, сестра. Возможно, вы еще не в курсе, но сегодня утром разведка обнаружила один из ракетных заводов – в Нордхаузене…
– И теперь там ни города, ни завода, – кивнул Хаецкий, – так?
– Именно. Русские бомбардировщики провались к Праге, но использовали только обычные бомбы, а вот Нордхаузен… Мы открыли ящик Пандоры.
– Видимо, да, – мрачно кивнул Хаецкий.

Мерно гудят двигатели, далеко внизу проплывают города, тянутся по небу белые полосы инверсионных следов, подрагивает под руками штурвал… Чарльз Суини чуть заметно кивает – самолет идет идеально, словно по рельсам… Вагон и есть. И опять с «товаром» – тем же самым, что и в августе сорок пятого. Суини не стал бы утверждать, что ему нравится задание – но уж тем более не смог бы сказать, что оно не нравится. Просто боевой вылет. Один из множества… Он просто делает свою работу – как и в августе сорок пятого. Жалко ли ему людей? Пожалуй, нет – весь Нордхаузен так или иначе работает на ракетчиков, а значит, невинных там нет. Как и во всей Германии – выбор у них был и они его сделали.
Вспышка на земле, превратившаяся в стремительно растущую струю дыма. Суини закладывает вираж – настолько крутой, что штурвал едва не вырывает из рук – и набирает высоту. Пронесло – проклятый «Водопад» взорвался в нескольких сотнях ярдов, разорвав ведомого в клочья…
– До цели три минуты, – сообщает штурман.
Три минуты. Целая жизнь, если у противника есть серьезная ПВО.
– До цели две минуты.
Внизу вспухают облака разрывов шрапнели, падает сбитый «Двести шестьдесят второй», отчаянно дымя, выходит из боя русский МиГ, кому-то везет попасть по ракете…
– До цели одна минута.
Все, теперь уже не остановиться, даже если захочешь – бомба взведена, бомболюк открыт, и даже если их сейчас собьют – не изменится ничего. Взрыв все равно произойдёт…
– Сброс!
«Бокскар» подпрыгивает, став легче на четыре с половиной тонны, Суини резко набирает высоту, выводя двигатели на максимальные обороты, штурман отсчитывает секунды. Экипаж поспешно натягивает сварочные очки, самолеты уходят все дальше и выше…
– Пять. Четыре. Три. Два. Один. Ноль.
Все становится абсолютно белым – как тогда, в сорок пятом. Несколько мгновений в мире не существует ничего, кроме этого света, а затем он уходит, и Суини срывает очки и вцепляется в штурвал. Самолет встряхивает, он дергается, пытаясь задрать нос, но Суини почти мгновенно возвращает его в горизонтальный полет и оглядывается.
Нордхаузен перестал существовать – если что-то и уцелело, его не разглядеть в черных облаках дыма, над которыми поднимается все еще огненный гриб…[/fragment]