Шипение хладагентов сопровождало тяжеловесные шаги Иеронима Гилада под фоновый аккомпанемент предзаписанного хорала. Обычно корабельная машинерия на борту «Поступи Апокалипсиса» всегда громко отбивала свой набат Богу-Машине, денно и нощно трудясь во благо человечества, и даже без улучшенной аугметики простые смертные могут слышать живительное жужжание магнитных катушек, перегоняющих плазму, шипение сжатого пара внутри труб и клацанье миллионов внутренних механизмов. Однако за стенами этого отсека требовалась практически могильная тишина, чтобы ни один лишний бит данных не колебал блаженную стерильность этого места.
«…субъект «Тетра-Гиммель-Пять-Сто-Дельта», кузня Эстабан-VII, статус отклонения: «Веритас Терция». Субъект…»
Первый Технопровидец продолжал прокручивать в разуме сводки, наводнившие его с момента, когда между представителями разных миров-кузниц и даже учений стало всё трудней добиваться консенсуса. Первоначальное несогласие быстро подавлялось напоминаниями о трудностях новых условий и форматированием повреждённых секторов. Тревожные сигналы возникли во время их совместных работ, результатом которых стало падение производительности на сотые, а то и десятые доли от нормы.
«…субъект «Сорок-Грима-Омикрон-Персей-Восемь», кузня…»
Он ступает в центр огромного сферического зала, пронизанного овалообразными кафедрами-балконами с гололитическими проекторами, спиралью уходящими ввысь. В благородной стерильности аргоновой атмосферы мерцали огоньки, вместе образуя образ восходящего потока торнадо. За магосом-суспензором младшие адепты-ретрансляторы уже распределились по назначенным им нишам, их плотно облегающие маски не позволяли азотно-кислородной смеси утечь вовне. Защитная створка двери захлопывается, оставляя Иеронима в центре незримой мессы. Ноосфера внутри зала оживает, кружась в вихре жужжащей информации, чтобы в мгновение ока быть упорядоченной на тысячи и тысячи обособленных единиц. Каждая такая единица принадлежала отдельному голосу рангом не ниже магоса.
Каждый из голосов говорил в разных, подчас далёких частях света и на борту иных пустоходов, связанные воедино надёжной инфосетью. Каждый из них в ноосфере имел свой собственный, уникальный отпечаток, похожий на воплощённый в образ пакет данных. Хотя в зажжённых гололитических силуэтах они не отличались от физического облика, их дата-фантомы выглядели совершенно чуждо в глазах непросвещённого. Сам Первый Технопровидец был подобен пазлу, составленному их многомерных фигур, наложенных друг на друга как грани голограммы, действующих полунезависимо. От мала до велика, дети Марса, Ризы, Фаэтона, Люция, Металики и иных планет собрались здесь, дабы быть услышанными. И их зов Иероним никак не мог игнорировать. Особенно, когда громче всех говорили двое выходцев со Стигии-VIII из двух противоположных культов.
«…Вы заключаете, что процесс производства антиматерии через сублимацию квантовой пены с помощью нулевого элемента, имеет ксенологическое происхождение», — возражает магос-корпускулярий Арктур Уоттус, приверженец течения ксенаритов. — «Однако вы упускаете, что Бог-Машина в мудрости своей вывел процесс в константу бытия, а потому осознать это способен лишь наделённый разумом субъект, то есть человек. Разум — есть мера познания, из чего следует, что только человек способен познавать технологии, в то время как ксенос может лишь в своей неразумности имитировать это действие, не способные по-настоящему создавать технологии, ибо так гласит Четвёртый закон.»
«Великолепная увёртка от нежелания признавать испорченность вашего пути», — фыркнул его оппонент, Иллон Аполлон. — «Это лишь удобный инструмент демагогии, прямо противоречащий постулату Девятого закона, в котором совершенно точно дано понять, что злобный разум чужаков более чем восприимчив к пониманию окружению и сотворению падших механизмов, несущих порчу. Разве Бог-Машина способен допустить искажение своего замысла?»
«Тот, кто видит лишь порчу и ересь, не способен понять, что творения Его в руках праведников способны нести благо, ибо светоч разума способен обратить слепые касания чужаков, несущих диссонанс, в единый чистый ритм. Чуждость не есть разум, но есть отклонение без разума!»
Сколь ни было занятным наблюдать за их полемикой, Первый Технопровидец не мог терять ни лишней секунды, ни лишнего бита информации. Он пустил предупредительный сигнал, прошедший раскатом по ноосфере; на считанные секунды спорщики потеряли возможность говорить. Теперь общее внимание оказалось привлечено в сторону Иеронима, к его вящему удовлетворению. Распознавательные фильтры отобразили перепад настроения тысяч адептов со всего флота и в Солнечной системе — из тех, кто был послан в далёкий поход, отозвался лишь главный жрец «Господина Оннасиса». Их цветовая дифференциация делилась на оттенки зелёного, серого с белым и янтарного. Зелёный, как понял Иероним, говорил о принятии Главного Технопровидца; янтарный же говорил об антагонизме к его авторитету.
«Я бы хотел отложить ваши занимательные дискуссии в иной раз», — отозвался он, вытянувшись. — «Даже не читая ваши эмоциональные контуры, я знаю, что разлад между нами достиг своего неприемлемого уровня. И как ответственный за текущую миссию в иной реальности, я обязан выявить причины этого разногласия».
«О, это достаточно просто, уважаемый магос-суспензор. Позвольте, я проясню».
Вторым лицом, помимо самого Иеронима, выступил магос-архимандрит, чьё отражение в ноосфере напоминало воющую гравитационную воронку, в котором само пространство-время скручивалось в нулевую точку. Первый по вере и второй по влиянию, его цветовая метка сверкала ярким золотым ореолом, к которому тянулись многие техножрецы. Тяжеловесная сколопендроподобная форма Омнека-Онота Лузама, Визиря Грифонны-IV, внушала непросвещённым ужас. А его намерения и без того отталкивали Иеронима ещё больше.
«Проблема в том, что вы и ваши союзники ступили на непростительный путь техноереси, который ни я, ни мои соратники, не могут принять», — с нарочито-учтивым голосом произнёс он. Ноосфера разбушевалась от града негативных эмоций. Гилад же оставался невозмутимым, подавив удивление.
«Поясните».