Во как Комиссар всех напугал.

Ладно, следующая серия:

Все отважные герои очень маленького роста отправляются на важное задание. В район бывшего атолла Бикини. После Второго Удара от атолла осталась только надпись на картах: “The crossroad experiment area. Don’t sail.”
В смысле -- за буйки не заплывать.
Ну так роботы первой роты направляются туда совсем не плавать.
***
Плавать Ларри понравилось. Океан не то, чтобы теплый. Но и какой-то... Не пугающий. Спокойный.
Вот Магеллан его когда-то и назвал -- Тихим. Ларри подумал: наверняка дело было не в трех-четырех неделях спокойной погоды. Скорее, несгибаемый идальго ощутил при первой встрече с океаном -- его суть. Очень может быть, что с небес взирали на ревностного католика и подсказывали правильные слова. Впрочем, с тем же успехом могло быть и наоборот. Конкистадор мог просто монетку подкинуть, или вытащить имя океана жребием из грубокованного шлема-мориона, без малейшего почтения к величию момента. Ведь это, кажется, испанская поговорка: “Будь Господь солдатом, он бы тоже грабил и ругался”.
Или поговорка французская? Или вообще немецкие ландскнехты... Тоже мужики были резкие.
Девчонка, встреченная Ларри вчера у кромки пляжа, знала все эти языки, и невесть сколько еще. За ночь, кроме прочего, незнакомка успела научить его признаваться в любви пятью способами -- и материться на еще большем числе наречий. Хотя, казалось бы, морскому пехотинцу -- куда уж больше!
Короче -- ночь удалась.
А утро Ларри не так огорчило, как озадачило. Без всякого смущения девчонка попросила монетку -- любую, лишь бы металлическую. “Ведь бесплатно только птички поют”. Получив серебрянные полдоллара, размахнулась -- и с неженской силой зашвырнула кругляшок в океан.
На вопросительный взгляд ответила: “Деньги мне на**й не сдались. Но в блоке меня все равно е**т каждый день за просто так. Чувствовать я ничего не чувствую, и от этого какая-то пустота.”
Ларри так и сел на колючий белый песок. Он вырос в местах не буколических. Видел результаты разборок местных банд; несколько из его друзей попадали под каток. молодость Ларри прошла бурно, жаль, что ни разу не весело. Но девчонка не походила на запуганную должницу мафии.
“В каком... Блоке?” -- только и спросил О’Брайен. Незнакомка, опять без капли смущения, указала рукой прямо на объект охраны. На серый куб федеральной тюрмы “Соленый Берег”, для охраны которой Ларри перевели в Калифорнию только вчера.
“Так ты...”
“Мы тут... Несем искупление, как говорит этот” -- проекция туманника помахала узкой ладошкой -- “Провозвестник... Проповедник... Да ты не перекашивайся. Мы ведь в самом деле ничего не чувствуем. Кроме кнута, но тот как-то вживлен... Я пока не разобралась. Вот сейчас его включат на малую. Если через пять минут мы не явимся на поверку, включат на полную. Так что я побежала!”
Ларри тоже побежал -- прямиком к лейтенанту. Офицер пожал плечами. Видно было, что О’Брайан не первый и даже не десятый с таким вопросом. Так что командир первого кольца охраны только плечами пожал: “Неужели ты, рядовой первого класса, не помнишь, сколько погибло людей в ходе войны Тумана? Неужели не справедливо, если пленные туманники возместят хотя бы часть ущерба? Что? Охранники насилуют пленных? А ты, храбрый драконоборец, кого всю ночь драл во славу святого Георгия? Ты не знал, она сама тебя сняла? Да-да, вот военной полиции так и скажешь. Факты таковы, что ты охранник, а она эта самая пленница...” Лейтенант подошел под визжащий и хлюпающий кондиционер, оторвал от катушки бумажный платок, вытер шею и бросил в мусорное ведро поверх кучи таких же. Прожег О’Брайана серо-стальными глазами:
“Ларри. Мы люди взрослые. Политика не делается в белых перчатках. Смотри на вещи реально. Кого парням трахать на этом соленом полуострове? Куклам хотя бы безразлично. Ученые им вообще то руку отрежут, то в реактор засунут. И ничего, живут. Не беспокойся о них. Они же вообще не люди!”
Ларри сделал безукоризненный оборот через левое плечо и вышел из штабного модуля в жаркий день. Офицер поглядел вслед, сплюнул. Вернулся за стол, вытащил бланки рапортов, отлистал форму шесть-альфа -- “Прошение о переводе”, и форму “Пять-пять-зеро” -- характеристка с места службы. Кипу бланков засунул обратно в ящик. “Прошение” и “Характеристику” положил перед собой. Вытащил черную гелевую ручку -- если к уходящему солдату офицер относился хорошо, то заполнял клеточки синим стержнем, а для данного случая годился, пожалуй, черный. Офицер засопел, вписал в первые графы имя, звание... Когда вечером узнавший кучу грязных подробностей о новой службе О’Брайан пришел с накорябанным на четвертинке листа рапортом, лейтенант молча вытянул из ящика заполненные документы и ткнул пальцем: “Подписывай здесь. И здесь. Черт побери, разве ты, гребконем, не ирландец, или не из Техаса? Ларри, они натурально не люди, зуб даю!”
Рядовой молча подписал бумаги, аккуратно переложил их в папку с личным делом. Откозырял.
“Сэр, а мы после этого люди, сэр?”
Лейтенант оскалился:
“И когда пойду долиной смертной тени -- не убоюсь я зла! Ибо я самая злое***чая тварь в этой гребаной долине! Любые враги должны при одном упоминании о нас разбегаться и срать дальше, чем видят! Может, тогда они побоятся разрушать наши города, убивать наших отцов и калечить наших братьев.”
О’Брайан развернулся к выходу; тогда офицер бросил вслед:
“Повзрослеешь, мальчик, поглядишь, какими средствами приходится поддерживать порядок. Поглядишь, как оно бывает без порядка. И ты вернешься, Ларри. Зуб даю, гребконем!”
Тут уже по уставу отвечать не требовалось. Ларри пошел на пристань -- и внезапно понял виденного под Белым Домом волосатого чувырлу с плакатом. Помнится, Ларри спросил у деда: на что надеется этот патлатый, ведь в одиночку никто не может ничего изменить!
Дедушка раскрыл семейную Библию, приплывшую еще из Дублина, перекинул несколько ломких листов и прочел: “Отойди от зла -- сотворишь благо”.
Самый старший О’Брайан говорил, что коричневые пятна на страницах -- кровь Пасхального Восстания, но Ларри до того дня даже и не пытался поверить. А тут поглядел на сведенные скулы деда -- и не ухмыльнулся, как всегда делал в ответ на богословские нотации старика. А вспомнил почему-то именно на горячем песке, в скулеже кислого ветра с мангровых проливов...
Ларри шел тогда к пристани на вечерний катер, сжимал в ладони жетон той девчонки -- ночью в особенно заковыристой позе грабли морпеха просто оборвали тоненькую цепь -- и думал, что за потерю жетона ей вряд ли станет хуже, чем есть.
***
-- ... Есть, получается в мире, вещи, которыми я точно не буду хвастаться по пьянке тому же Синдзи. Хоть я и его инструктор, -- сержант О’Брайан закончил повесть и откинулся на спинку жалобно скрипнувшего офисного тонконогого стула. Начальник всей науки НЕРВ -- доктор Акаги Рицко -- понимающе наклонила голову:
-- Аске и Рей эти вещи тоже знать не стоит.
-- Синдзи? Кто тут говорил о Синдзи? -- Мисато влетела в дверь отсека, хлопнула полотном за собой, пробежала до стола совещаний, в который и вцепилась:
-- Риц, поздравь меня! Риц, мне удалось загнать Синдзи в ступор! Он целый вечер ни на что не реагировал! Даже на меня! Даже на Аску! -- Кацураги хлопнулась на второй стул, скрипнувший в унисон с первым.
Доктор Акаги переглянулась с Ларри О’Брайаном:
-- А чем таким ты его удивила?
-- Ну как же, ведь мы планируем выращивать собственные корабли прямо из ядра. Ну чтобы никто нам не предъявлял претензий за отлов чужих туманоидов посреди зоны чьих-нибудь исключительных экономических интересов.
-- Знают цвайн -- знает швайн... -- буркнул сержант.
-- А когда Синдзи услышал, что проекции мы поместим в школу для социализации... У нас ведь есть опыт “разморозки” Рей Аянами! Ой, наверное, Синдзи представил, что мы всю эту лоли-орду повесим на него! Ой, Риц, какое у него было лицо-о-о!
-- Мисато.
-- А?
-- У тебя с ним точно ничего нет?
-- Рицко! Да как ты могла так подумать! Да...
-- Просто ты кричишь, будто вы сто лет женаты. Успокойся уже. Насколько я знаю Синдзи, он вполне мог подумать и о более серьезных вещах.
-- Например?
-- Например... Мисато, можно тебя попросить действительно никому ничего рассказывать из того, что ты услышишь сейчас? Я же знаю, что ты можешь, если надо.
-- А надо?
-- Очень.
Кацураги помолчала. Потерла виски -- Рицко поразилась, как мгновенно подруга постарела лет на десять. Но затем начальница оперативного отдела с силой провела по лицу ладонями -- как сняла с себя корку печали -- и вновь засияла улыбкой первой красавицы всея НЕРВ:
-- Риц, я знаю, ты любишь пообъяснять. Так ты, пожалуйста, в этот раз попроще, покороче. Для тупых майоров из первой горнопехотной, хорошо?
-- Разве что для тебя... -- согласилась Акаги, -- Вот смотри. Мы пока что этим вопросом не интересовались никак, у нас вполне хватало дел по главному профилю. Но вообще-то задача НЕРВ не исчерпывается только Ангелами. И последствия Второго Удара -- тоже.
-- Ты хочешь сказать, Туман -- следствие катастрофы, которую мы называем Второй Удар?
-- Я хочу сказать, что Туман -- не единственное такое следствие.
-- Вот почему Синдзи так упирал на “штурмовых ведьм”... А что еще может затянуть в эту воронку?
-- Не знаю, Мисато. Не знаю. Но Туман и Удар связаны, даже гадать не надо. Удар сдвинул земную ось! Это какие же были высвобождены энергии! Что же там происходило в эпицентре! Нам придется привыкать к тому, что множественность миров -- унылая скучная реальность. С возможностью не только подхватить из соседнего мира парочку принцесс и повесить над камином тройку-другую драконьих голов -- но и дождаться чумных крыс или там отработанного плутония. Тут возникают сразу два вопроса...
-- Откуда Синдзи об этом знает? В смысле, вот он уперся в “штурмовых ведьм” -- это что, кто и откуда?
-- Вы будете смеяться, госпожа майор, -- О’Брайан хлопнул о стол увесистой пачкой бумаги, -- Но это персонажи вашей же японской манги. Кстати -- как и крейсера Тумана.
-- Ты еще скажи, что мы тоже персонажи манги, -- фыркнула Мисато, не зная, смеяться или возмутиться. Рицко засмеялась:
--Про наш бедлам разве что аниме снимать, двадцать шесть серий!
Сержант ответил неожиданно серьезно:
-- Мне иногда снится, что вокруг разруха, руины атомной войны... Я сплю в анабиозе, а мое сознание странствует по виртуальному миру... Среди роковых красоток, -- Ларри коротко поклонился сразу обеим собеседницам, -- Среди мировых проблем, которые простой морпех вроде меня героически решает, стоя за плечом у сильных мира сего... Наконец, среди мерзких врагов -- которых, в кои-то веки, разрешено стрелять!
-- А потом? -- заинтересовалась Акаги.
-- А потом я вспоминаю федеральную тюрьму Соленого Берега. И надеюсь изо всех сил, что уж мое-то сознание не настолько гнилое, не настолько извращенное, чтобы придумать то, что делают в тюрьме с захваченными проекциями.
-- А с кораблями? -- невесело спросила Мисато.
-- Про корабли я тебе сейчас расскажу, -- Рицко потянулась на кресле, -- На кораблях, в основном, испытывают новые виды вооружений.
-- Но... Могу понять, что на этику политиканам всегда было насрать... Но это не расточительно?
-- Считай сама. Кораблей Тумана -- от эсминца и выше, мелкие не считаем -- оценочно сто тысяч. Большая часть их утоплена в ходе войны Тумана. Процентов двадцать захвачено. Еще процента полтора... Ну, даже если три -- самых изворотливых -- до сих пор не выловлено, хотя их уже боятся не больше, чем обычных пиратов или конкурентов. Захваченные корабли вовсю работают в интересах их государств-хозяев. А вот поводки, пряники, кнуты для управления ими надо же на ком-то в натуре испытывать, не все же виртуальными моделями обходиться.
-- Подожди, так это у нас под боком натуральный Бухенвальд образовался?
-- Скорее, “Главное управление по водоснабжению и профилактике,” -- глаза Рицко Акаги блеснули сумрачно-зеленым.
-- И мы не знали?
-- Да что тут знать, когда эти уроды продают билеты на каждое испытание! -- взревел О’Брайан, и уже этого офисный стул не выдержал. Тонкие ножки со скрипом сложились под восьмипудовым морпехом. Ларри прежалостнейшим образом повалился на бок... Поглядел на собеседниц снизу вверх, облизнулся. Поднялся и уселся прямо на стол:
-- Надеюсь, эта мебель крепче... Я вот думаю, если такое место есть у нас, так, наверное, должно быть и у русских. Где-нибудь посреди Сибири.
-- Ты удивишься, Ларри, но русские как раз предпочли договариваться с проекциями.
-- А... У них же кагебэ... гулаг... -- морпех разинул рот, -- А это достоверная информация?
-- Их флагман, Julia Zatzarennaja, уже вторую неделю ходит по базе. Поговори с ней. Если, конечно, дождешься очереди, хи-хи... -- Мисато повертела пальцами.
-- Обрати внимание, сержант. Ей выдали документы -- паспорт, офицерское удостоверение, звание. Комплект формы. А главное -- имя.
-- А что в имени такого?
-- Вот Ларри, если ребенка подкидывают в детдом или там находят в воронке беспамятного... Ну, время такое, полувоенное -- часто случается. Знаешь ведь, как бывает.
-- Знаю.
-- Какую ему дают фамилию? Какую-нибудь нейтральную. У нас -- Смит, Джон, Браун. У русских -- Иванов, Петров, Сидоров. Или там Найденов, Находкин, Подарков. А у русского флагмана -- фамилия реальной семьи. Для меня наводили справки, я даже собрала фотографии. Дед, два брата, отец, мать. Все мужчины служат в их флоте. И более того. У тройки эсминцев эскорта не только собственные проекции -- русские разрешили тратить на это дефицитный ресурс -- но эти три аватары имеют ту же самую фамилию, как у флагмана. Еще раз, Ларри. Эта фамилия -- у них в документах. Ты, как мужчина, можешь понять, что значит отметка в паспорте о вступлении в брак.
-- У нас в Америке она не обязательна.
-- А у русских более чем... А теперь, Ларри, вопрос на засыпку: какая фамилия у командира русской Особой Эскадры?
-- Е-е-е-е! -- Ларри опасливо шевельнулся, чтобы не упасть уже со стола. -- Это, значит, пока мы тут считали Туманников говорящими кофемолками, русские наладили полноценный контакт с чуждым разумом. Признали их -- людьми. Приняли в семьи. Они там не какие-то особенные. Они могут совершенно свободно поехать в любой город Russia по своим документам. И даже получить визу! И поехать в любую страну мира. И ни одна собака, ни одно кагэбэ не отличит их от людей!
-- Так вот, -- пожала плечами доктор Акаги, -- Два вопроса. Первое. Переход между мирами могут открыть и с другой стороны. И с этим совсем ничего нельзя поделать. Второе. У нас нет никакой аппаратуры регистрации подобных переходов. Вполне может быть, что обмен уже вовсю идет, что где-то есть окна, даже целые Врата.
-- Ага, -- кивает Ларри. -- Как в кино. Там, кстати, тоже морпехов кинули вперед. Но ты про корабли расскажи.
Рицко тоже провела по лицу ладонями:
-- Неприятная тема, но раз пообещала... Значит, выглядит это так. В размеченную акваторию загоняются корабли. И Туманники, и обычные. На расстоянии десять-пятнадцать километров развертываются плавучие трибуны. С навесами, удобными креслами, огромными панорамными экранами, прохладительными напитками, прочими увеселениями. И кстати, Ларри, билеты туда продают за десятки тысяч гео. Но кроме нашей годовой зарплаты, ты должен еще иметь рекомендацию от какой-либо группы.
-- А про эти группы ты справки не наводила?
-- А это ты к Гюнтеру или Леониду, или к кому там еще из второго отдела зайди, поинтересуйся. Там на трибунах через одного клиенты наших безопасников. Радетели о чистоте человеческой расы... Ну вот, а потом летит самолет, бросает бомбу -- или подлодка пускает торпеду или там ракету с ядерной боеголовкой. Заряд срабатывает над кораблями-целями или в воде на определенной глубине. Туманники пытаются защититься полем Клейна -- но защиту ядерный заряд пробивает. После взрыва...
-- Стой, Риц. Так на что они все там смотрят? На огромный бабах? И ради этого надо рекомендация от цвета местного нацизма?
-- Ты что, не слышала? Они смотрят на агонию. Там для этого экраны и камеры. Это Колизей, Рим во всей красе. Не удивлюсь, если там уже и людей начали привязывать. Всяких там расово неполноценных... После взрыва уцелевшие корабли и ядра оттаскивают, обеззараживают... Ну, как получается. И допрашивают. И проекции все рассказывают. Как сработало, что пострадало сначало, что потом, что было хуже всего... И так далее. Вирус в ядре срабатывает при любой попытке сопротивления допросу, попытке бегства или просто в любой момент, когда охранник захочет.
-- Но как вирус действует, если проекции не чувствуют боли?
Рицко пожимает плечами:
-- Если!
Мисато и Ларри переглядываются:
-- Наверное, хватит на сегодня.
-- Мы только подошли к главному, Ми-тян, -- улыбается доктор Акаги. -- В основном, набирают поле мишеней из непокорных и калечных кораблей. Но используют их по году и больше. Пока те окончательно не превратятся в активный шлак...
А теперь первое: Мы получим ядра кораблей, которые уже несколько лет буквально пытают. Им как-то придется объяснить, что не все двуногие -- источники боли. А потом как-то удержать от мести “мясным мешкам”. То есть, нам. И как нам после этого можно доверять этим... Ядрам... Оружие? Охрану НЕРВ? Наши жизни, в конце концов!
-- А еще, -- вступил сержант, -- Придется удержать множество людей от мести туманникам. Правда, тут все же полегче, за семь лет много что сглаживается. 
-- Ну вот. На этом фоне гусарство русских с удочерением эскадры миноносцев -- восхитительная молодецкая удаль. Ну, как они в старых фильмах бокалы об пол бьют. А как нам обосновать свое право на корабли Тумана -- право, настолько легкая, приятная задача, и Асакура настолько милая девочка, что...
Мисато поднялась, плотно завернулась в короткую красную куртку:
-- Ну теперь с меня точно хватит... И подумать только, я всего-то хотела похвастаться, как озадачила нашего всезнайку-Синдзи!
***
-- Синдзи! Разрешите вас отвлечь?
Голос незнакомый, и после устроенной Мисато ловушки оборачиваться как-то боязно. А куда денешься, ты назначен быть героем...
Отдаю смотрителю тира дочищенный “Глок”:
-- Тесокабе-сан, посмотрите за ним.
Разворачиваюсь. Девушка в белом кителе и такой же белой прямой юбке, низких туфельках; из воротника кителя форменный галстук, перекушенный под самым узлом золотым штрихом заколки. Глаза светло-серые, чуть в прозелень. Волосы светло-русые, острижены чуть ниже плеч. Кожа чистая, белая. Вот уже третий раз на ум приходит слово “светлая”.
На лацкане кителя табличка с именем и названием корабля. Юлия Зацаренная -- вот, должно быть, скрипят зубами японцы, пытаясь это выговорить. Корабль -- “Новороссийск”. Тот, второй линкор. С позывным “Стена”.
-- Здравствуйте, Юрия.
-- Вы можете называть меня Ю-сан. Я знаю, что мое имя выговорить сложно.
-- А можно вопрос про имя? То есть, про позывной, он ведь тоже как имя.
Девушка поднимает брови, думает. Соглашается кивком.
-- Так почему Ваш позывной -- “Стена”? Не какой-нибудь грозный или звучный.
Юлия улыбается:
-- Отойдем немного в сторону, тут все ходят... Синдзи, ты понимаешь мой японский? Приемлемо? Нам проще учить языки, память-то железная... Тогда слушай. Я вообще-то родом со Средиземки, это такое море правее Атлантики. Знаешь, Син-тян, тут в океане к югу от вас -- на том, что осталось от атоллов -- живут весьма... Скажем так, своеобразные люди. Они говорят: “наша земля -- это море”. Это после Второго Удара очень верно. Они считают географию по морям. “У всех морей один берег” -- это тоже они. Очень позитивная культура, даже сейчас руки не опустили. А какие у них мифы о будущем! Даже в стране Russia, откуда мой командир, и то не смогли развернуть настолько позитивную картину! -- девушка немного картинно всплеснула руками. Я отметил, что глаза не улыбаются и у нее.
-- ...Одно плохо. Никак не понятно, что конкретно делать, чтобы перейти от их текущего состояния постоянной задницы к этому светлому без натяжек будущему... Так вот, по счету этих ребят, на восточном берегу Средиземного моря, есть город -- Хайфа. Он частью тоже нырнул, но там затопленными древностями никого не удивишь. Там-то на базе я и слышала песню -- с иврита так переводится: “Для слабого и усталого мы здесь защитная стена”. Мне так понравилось, что я взяла себе позывной.
Видимо, удивился я сильно, потому что собеседница улыбнулась сочувственно:
-- А ты, похоже, думал, это чтобы Конго ”убивать ап стену”? Синдзи, наша бла-андинка может навешать “Мусаси” или “Ямато”. Чтобы клеиться к ней, четырех Ангелов маловато.
-- Вы, оказывается, язва не хуже Мисато.
-- Лучше, Синдзи, лучше. Я не старею, -- рассмеялась гостья, --- Так что ты поду-умай, Син-тя-я-ян...
-- Где вы научились так подшучивать? -- я в ужасе увидел, что на это раз девушка улыбается полностью, даже и глазами. Шутка ли это вообще?
-- Ой, Синдзи, шоб вы таки знали, у нас в Севастополе стоит шестая гвардейская краснознаменная бригада. Три тысячи молодых черноморско-пехотных организмов. А офицеры напротив, матерые, с боевым опытом. Здорово напоминают ландскнехтов, про которых у тебя песня в плеере. Как это... Косатке брат, акуле дядя. И все ну так уж стараются впечатлить моих девочек. А потом вся эта мелочь прибегает ко мне жаловаться за житте ихнее мотузяное... Не научишься переводить в шутку -- от натуги процессор лопнет.
-- Ю-сан... А зачем вам вообще это вот все?
-- Девочки? Ну я же флагман Особой Эскадры. Мне только ближнего охранения три лидера полагается. И как флагман, я не могу отказать в помощи своим.
-- Нет, “Защитная стена” -- это зачем? Я понимаю -- люди для себя ищут смысл жизни, а вы-то?
-- Ну да, мы не люди. С нами еще проще. При отсутствии четко заданной цели вычисления не производятся. Ядро впадает в стазис, а корабль осыпается горкой “серебрянной пыли”. Для нас мера времени -- события. Чем больше новой информации, тем наша жизнь больше похожа на... на жизнь!
-- Так вы с эскортом шли? Я что-то их не видел.
-- У нас ордер сильно растянут. Вот как раньше было звено истребителей -- крыло в крыло. А сегодня -- реактивные самолеты по фронту несколько километров, в глубину до десяти километров. Так и мы. Связь хорошая, скорость у меня полста узлов, а у лидеров почти вдвое больше. Мы в дальнем охранении конвоя шли, поэтому ты нас и не видал.
-- Можно еще вопрос? Вы сказали, что не стареете. А растете? Ну, там изменяется что-то с опытом, с возрастом?
-- В теории должны. На практике мы пока столько еще не прожили. Мы -- как это -- в самом расцвете сил, вот! Ладно, Синдзи, спасибо, что уделил мне минуту. Я всего-то и хотела посмотреть на тебя поближе. Приезжай к нам после войны. И насчет возраста --  ты поду-у-умай, Син-тя-а-а-ан!
Красотка повернулась на каблуках, и покинула тир, напевая:

Северной принцессе холодно зимой.
Из моря Хоппо взяли мы домой.
Комиссар, комиссар, улыбнитесь!
Пусть улыбкой развернется заря!
Комиссар, комиссар, согласитесь:
Мы спасали Хоппо не зря!

Я посмотрел на Тесокабе, тот на меня. Оба пожали плечами: что это было?
И тут я услышал... Самые натуральные всхлипывания откуда-то из ряда кабинок. Осторожно прошел за дверками -- в четвертой стрелковой совершенно недвусмысленно рыдала Ленгли! За три недели, прошедшие от нашего совместного боя с Гагиилом, я ни разу не видел Аску не то, что плачущей -- а хотя бы просто хмурой. В школу Аска пошла без пререканий, и мигом завертела вокруг себя всех сколько-нибудь видных парней. С Мисато не ругалась... Ну как -- если не считать воскресенья, когда Ленгли пришло в голову начать уборку раньше восьми утра. Кацураги отбирала пылесос с подобающей случаю фурией, так что Аска тоже не отмолчалась. Зеркало в прихожей я спас, а вот шланг пылесоса разорвало точно по муфте, и я половину выходного искал новый...
Но чтобы плакать?
Видно, упавшая челюсть грохнула об пол. Аска свирепо развернулась. Засопела. Сжала кулаки. Выдохнула:
-- Икари! Какого!!!
Я попятился.
-- Стой!
Аска повернулась лицом к полю, вытащила платок и убрала слезы.
-- Расскажешь кому -- пристрелю нахрен. Без шуток, И... Синдзи. Я вспомнила, как меня учил стрелять Кадзи. А он теперь на меня не смотрит. И не будет, хоть я на уши встань! Ты думаешь, мне нужны все эти парни в средней школе?
-- Думаю...
-- Не похоже! Хрен с тобой! Подойди!
Оттолкнув в угол полки “черную злую винтовку”, Ленгли быстро, решительно повернулась ко мне, притянула за лацканы и ткнулась лицом в мундир!
Да у меня в глазах потемнело! Это по сценарию тремя Ангелами и шестью килотоннами нервов позже!
-- Все эти балбесы строем сбежали, -- всхлипнула Ленгли. “Совсем как человек” -- подумал я, Аска же продолжила:
-- На берег сошли эти шмакодявки, эсминцы Тумана. И все мои домашние олени в один миг сбежали к ним. Типа, вечно молодые, и залететь не могут -- чего еще надо, гурии в чистом виде!
“А тут еще Джульетта меня клеить взялась внаглую. Аска же к таким подколкам не привыкла, малой ей Мисато по вечерам...” -- и я совершенно нелогично ляпнул:
-- Рай на земле построили, или на небо живьем влезли?
-- Чего?
-- А почему “домашние олени”?
Аска всхлипнула снова:
-- Козлы -- банально. А так скажешь “Бемби”, он такой милый... Олень! Синдзи...
-- Чего?
-- Ты говорил и с этой... Блондинкой. И с той, второй, сегодня. Они в самом деле такие уж идеальные?