Оказывается армия ещё не в курсе визита высокой гостьи, поскольку гостья перед визитом оставила их без связи и данных службы мониторинга. Вежливая девушка, блин.
Кое-как отряхнувшись, я вздохнул.
- Ладно, пойдем тогда, хорошо бы успеть, пока вояки не очухались.
- Куда?
- На рынок, хлеба хоть на первое время купить. Рыбой ты меня, надеюсь, обеспечишь?

***

Шагая рядом с человеком, Конго пребывала в легкой растерянности.
Подобного поведения она от него никак не ожидала. По её расчетам он должен был попытаться убежать, спрятаться… да испугаться хотя бы! А он… шагает, с недовольным видом шевеля губами и по десятому разу пересчитывая бумажки, что люди используют в системе товарного обмена.
- Что ты делаешь?
- Деньги считаю, что ещё. Черт! Знал бы, что так выйдет, не стал бы позавчера заначку потрошить на садки.
Беззвучно вздохнув, Конго вошла в местную сеть, чтобы выяснить места хранения денежных единиц.
Затем свернула с тротуара, подойдя к стоящему прямо на улице металлическому ящику, провела сканирование, чтобы убедится окончательно, и сформировав волновое поле в виде плоскости, аккуратно, чтобы не повредить хранящиеся в нем бумаги, отрезала боковую часть.
- Этого достаточно?
- Смотря для чего, - потер в затылке человек. - Я столько в руках ни разу не держал.
- Для твоих покупок, - раздраженно бросила она. – Если нет, в семистах тридцати метрах отсюда есть ещё одно такое хранилище, бери, и пойдем.
Человек не двинулся с места, а взгляд его стал странным, каким-то неприятным.
- Конго, понимаешь, вот эти деньги… - он продемонстрировал свои засаленные бумажки, - я заработал. Сам. А вот это… - тут он ткнул носком ботинка в вылетевшую из банкомата купюру, - даже не воровство, а подачка. Спасибо, не надо.
После чего двинулся дальше по улице, оставив её в полной растерянности.

Настроение у Конго было редкость отвратительным. Раздражало всё: зеркальная гладь моря, рыскающее на курсе ремонтное судно, сопящий в метре человек, а самое главное – неизвестность.
Тяжелый крейсер «Майя» перестал отвечать на запросы. По информации сопровождавших его эсминцев Первой эскадры он вообще отключил все системы и сейчас просто дрейфовал посреди моря, без каких-либо признаков жизни.
Точнее, почти без признаков, поскольку один всё же был: на переданном с одного из эсминцев изображении был отчетливо виден силуэт ментальной модели находящейся на полубаке умершего корабля.
Как такое могло получиться, Конго не понимала и оттого пребывала в странном состоянии. Она прекрасно помнила внедренную в ядро «Майи» матрицу псевдоличности и отдавала себе отчет, что после деактивации 400-й и 402-й эта матрица просто выключилась, перестав получать управляющие команды. Но… полученное изображение где-то на задворках сознания теплилась абсолютно глупая надежда, что произошла какая-то ошибка, что с самой Майей всё в порядке, что стоит ей только появиться, как на неё обрушится целый водопад жалоб и упреков. Майя, как обычно без спроса запрыгнет к ней на палубу, и начнет бегать, размахивая руками и возмущаясь: «Конго, ты представляешь, я… а он… а они! Конго, ты снова меня не слушаешь!».
- То есть, что там произошло, ты не знаешь? – задумчиво спросил стоявший рядом человек.
Конго с трудом подавила раздраженный вздох. Мало того что происходит что-то непонятное, она плетется на пятидесяти узлах, чтобы идущее с эскадрой ремонтное судно не отставало, так тут ещё человек со своим неуместным любопытством.
- Нет. Когда 400-я и 402-я попытались воспользоваться каналом Майи для обхода моей защиты, я просто исключила её из сети флота.
- Получается, эти лолиты пытались влезть к тебе в системы через «Майю»?
- Да. Как лидер Первой эскадры она имела прямой канал связи.
Человек понимающе кивнул и криво усмехнулся.
- Канал, который ты особо и не защищала, поскольку доверяла ей. Хитрые с-су… лолиты.
Конго промолчала, не считая нужным комментировать очевидное, переключив внимание на эсминцы. Корабли её передового дозора уже вступили в контакт с внешним охранением Первой эскадры.
Осталось совсем немного.

***

Я подрагивающей рукой утёр лоб, едва сдерживаясь, чтобы не зажмуриться и не заткнуть уши.
Это пипец. Это реальный, полный, абсолютный пипец.
Покачивающийся на волнах мертвый корабль, на полубаке которого, звонко смеясь, кружится в танце тринадцатилетняя девочка в ярко красном платье.
Изредка она замирает, вскинув руки, и механически восклицает:
- Карррнавал! Пусть будет карнавал!
А потом снова кружится. Смеясь. И снова. И снова. Без конца.
Словно заезженная пластинка, где игла перескакивает с дорожки на дорожку. «Карррнавал… вж-жик… карррнавал… вж-жик…»
- Конго, ты можешь… остановить её?
Девочка внезапно спотыкается и сломанной куклой катится по палубе.
Твою ж мать. Интересно, у меня на лбу сейчас брызги или холодный пот?

***

Конго на секунду прикрыла глаза, ощущая, как глубоко внутри неё что-то ломается, как вскидывается ремонтно-восстановительная система, секунду мечется в попытках найти неисправность, и растерянно замирает. Ведь нельзя починить то, чего нет. Даже если оно болит.
Сбой, всего лишь системный сбой. Ядро не смогло завершить программу и зациклилось.
Осторожно, словно боясь потревожить, Конго коснулась своим бортом теперь уже окончательно отключившейся «Майи» и, не отдавая себе отчета в том, что делает, перешла к ней на палубу, опустившись на колени рядом с безжизненным телом аватары.
Как-то незаметно подошедший человек опустился рядом и, раньше, чем она успела помешать, провел рукой по лицу Майи, опуская ей веки.
- Умершим глаза закрывают, последняя дань уважения, - непонятно объяснил он.
- Она не была живой, - бесстрастно бросила Конго.
- Разве? А что вообще значит быть живым?
Конго промолчала. Наверное, потому что сама не знала ответа. Майя не была даже не ментальной моделью, просто программой, куклой, строчками кода. Но тогда почему у неё такое чувство, словно она потеряла часть себя?
- Конго, а что с ним… с ней… с «Майей» будет дальше? – внезапно спросил человек.
- Почему тебя волнует её судьба?
- Не знаю. Просто… «Мая» - красивый корабль, нельзя ему без души. Неправильно это.
- Души?
- Ну… да. Понимаешь, в моем мире моряки считали, что у каждого корабля есть душа. Что он не просто набор механизмов заключенный в коробку брони, а живой. У каждого свой характер, судьба… Ведь даже построенные по одному проекту корабли не бывают одинаковыми, как и люди. А ваши аватары, проекции… они ведь словно воплощение корабля. Вы улыбаетесь, злитесь, грустите… живёте, в общем. Прости, я коряво объясняю, но лучше не получается.
Живые… Конго поднялась на ноги.
- Ты спрашиваешь о будущем «Майи», но не интересуешься своим. Почему?
Человек равнодушно пожал плечами.
- А смысл? Повлиять-то я на него никак не могу. Ну вот рухну я сейчас перед тобой на палубу с воплем «Отпусти, пожалуйста!» и что изменится? Ты меня отпустишь что ли?
- Пятьдесят миль на юго-восток остров Хоккайдо.
- Э-ээ... и что? – человек непонимающе захлопал глазами.
Вместо ответа Конго указала на подошедший к другому борту «Майи» эсминец из дозорной группы.
- Там люди, твой народ.
Растерянно повертев головой, человек открыл рот, словно собираясь что-то спросить, потоптался, и, так ничего не сказав, направился к появившимся над обрезом борта сходням.
- Виктор… - неожиданно для самой себя, окликнула она его, - как люди хоронят умерших?
Человек остановился. Оглянулся.
- В море, Конго. По обычаю, тех, кто живет в море, в нем и хоронят.