IX. J?gerei ist eine Nebenform von menschlicher Geisteskrankheit, von der ich nie befallen war.
Пластины размером с галеон со щелчками, один за другим внахлёст плотно облегали голеностопы. Более крупные элементы бронирования стык в стык, проявляясь, покрывали ноги до колен. С последним щелчком сомкнулась и стала цельной рифленая поверхность подошвы. Ноги мага теперь были облачены в массивные металлические сапоги. Через секунду раздался гул, и под пятками засветились направляющие реактивных сопел, в окружении концентрических стабилизирующих рунных кругов. Подачи микроскопически малого напряжения было достаточно, чтобы оторвать Хара от газона, но не настолько, чтобы он взмыл головой выше забора. Психику соседей своей тети он предпочитал беречь.
            — Железный человек! — всплеснул от восторга руками Дадли.
            Вернон лишь кивнул в такт словам своего сына. Эффектная процедура надевания-сборки техномагических бронесапогов штурмового стратодесантника все же произвела впечатление и на него. Хар чуть отвернулся и телекинезом сдавил себе плечи и грудную клетку, чтобы не дать гордыне выпятить его грудь, как павлину. А то яркая и чистая эмоция восхищения, изливаемая кузеном этому очень способствовала.
            — Где же остальное? — ткнул пальцем Дурсль старший в чешуйчатый ламелляр, в который был облачен юноша, длинной юбкой доходивший до колен.
            — Нету. — С застарелой печалью ответил Хар, поддергивая высокий тканевый воротник поддоспешника. — Полный комплект экзоброни, даже в демилитаризованном варианте, стоит очень дорого. И индивидуально подгоняется по фигуре. А я еще расту. И менять броню каждые полгода, потому что я из нее вырос, — непозволительная для меня роскошь. Пока непозволительная.
            — А так, — повертел он стопой, любуясь тем, как маленькие щитки танцуют подобно чешуе на талии истомившейся наги[1], — ботинки выполнены по спецзаказу и могут менять свои размеры в некоторых пределах. На пару лет хватит. И то за них я отдал столько, что можно два года от коллекционного вина не просыхать…
            Вернон понимающе кивнул и перевел взгляд на рукоять клинка торчащего из-за спины. Его сын же больше интереса проявил к содержимому поясной кобуры, почему-то тоже расположенной за спиной.
            Заметив их взгляды, Хар усмехнулся. Шершавая с простой резьбой деревянная рукоять сама собой выдвинулась из ножен, являя на свет темно-зеленый, почти черный клинок с фиолетовым отливом. Короткий прямой меч с двусторонней заточкой, меньше метра длиной, завис в воздухе между Дурслями и Поттером.
            — Кость? — поднял бровь Вернон.
            — Кость. — Кивнул маг. — Вы помните, что у начинающих кудесников не самые лучшие отношения с железом? Да и с металлами в целом? В общем, мне уже без особой разницы, но привычка осталась. Да и это кость принадлежала одному очень сильному демону. По прочности она может поспорить с лучшими оружейными сортами триполимерного титана. А. — Нахмурился странник. — У вас до этого еще не дошли.
В общем, обычную стал рубит хорошо. Но лучше не надо. Лезвие может выщербиться…
            — Это цзянь или цуруги? — Спросил предприниматель.
— Суйшин это. Как в вашей оружейной традиции называется, не скажу, не изучил еще. Вот этим, кстати, тоже нужно заняться. Добавьте в список книги по холодному и огнестрельному оружию. Желательно с иллюстрациями.
            Вернон кивнул: сразу же после заключения предварительных договоренностей он обязался снабжать племянника своей жены справочной литературой по всем интересующим его темам — благо задаток парень оставил щедрый.
            — Можно… — Дадли уже нетерпеливо сделал шаг вперед и протянул было руку, как на его плечо опустилась тяжелая отцовская длань.
            — Нельзя. — Отрезали хором его старшие родичи.
            — Скажите, для предпринимателя в строительном бизнесе нормально разбираться в холодном оружии, или это хобби? — внезапно спросил маг.
            — Любой предприниматель обязан разбираться во всем, что может стать хорошим подарком. — Назидательно поднял палец и приосанился глава семьи Дурслей.  — Иные клиенты такие привередливые, что без хорошего имперского булата или восточного фарфора даже разговаривать с тобой не будут… Что? — сбился он с поучительного тона, увидев язвительную улыбку Хара.
            — Мы с тетей как-то обсуждали наряды, имеющие хождение в различных мирах и она как-то упомянула, что вы в последние несколько лет совершенно неромантичны. Дарите ей очень полезные вещи из арсенала зельевара, но и только. Нет чтоб платье какое подарить или украшение.
            Вернон возвел очи к небу и вздохнул. Он заметил, что его жена зачастила в ателье пошива заказного платья, но не придал этому значения. А теперь выясняется, что он ей мало романтики дарил…
            — Цветы она не любит. Вянут, облетают. — мрачно заметил Дурсль. — Украшения бессмысленно дорогие. В платьях я совершенно, по ее мнению, не разбираюсь. Только посуду и котлы принимала без критики.
            — Но пап! — вдруг заявил Дадли. — Если бы ты мне несколько лет подряд дарил одни машинки, мне тоже было бы скучно!
            — Он прав. Подарки надо разнообразить.
            Хар вытащил из воздуха стопку листов плотной художественной бумаги, на котором были выжжены тонкими линиями дамы в различных нарядах. Вернон принял стопку листов и принялся внимательно рассматривать картинки. Головы, руки и ступни, если последние были видны, размечены схематично, наряды же изображены очень подробно. На первом был изображен наряд, сочетающий в себе черты испанского пончо и японского кимоно. Несмотря на необычность и чуждость, это одеяние выглядело в чем-то гармоничным.
            Меч отодвинулся от пальчиков Дадли, все таки не сдержавшегося и решившего проверить остроту оружия. Увидев, как вытянулось его лицо, Хар чуть улыбнулся и вернул оружие за спину в ножны. Вместо этого он стал на колено, вытянул из кобуры пистолет и протянул рукоятью вперед своему братцу. Вернону он послал успокаивающий взгляд, что, мол, контролирует ситуацию. Дадли осторожно, с некоторым трепетом, принял на подставленные ладони тяжелый массивный длинноствольный пистолет. Если меч с некоторым усилием еще можно было выдать за изделие земных мастеров, что пистолет отчетливо заявлял о своем иномирском происхождении: массивный, квадратный в сечении, вороненый ствол, такой же квадратный в сечении дульный срез, узкий вытянутый револьверный барабан, в палец длиной, и магазин торчащий из рифленой рукояти, которая образовывала со стволом угол не в привычные сто градусов, а ближе к ста пятидесяти, ста шестидесяти…
            — Э-э-э?! — удивился Дадли, разглядев вблизи это странное оружие. —  Обойма и барабан одновременно?
            — Магазин, а не обойма — задумчиво поправил сына Вернон, рассматривая столь необычный пистолет.
            — Не магазин и не обойма. Это аккумулятор. — поправил их обоих владелец предмета спора. — А в целом, это многорежимный штурмовой сверхтяжелый пистолет — Shoren-540. Родом оттуда же, откуда сапоги. В принципе, у меня тогда был выбор — полный комплект[2] экзоброни на полгода, либо реактивные сапоги и пистолет на несколько лет. Выбор был очевиден.
            — И чем стреляет этот... шорен? — подозрительно уставился на барабан мальчик.
            — Он многорежимный, — аккуратно забрал свой пистолет Хар, — и в зависимости от режима стреляет разными снарядами. Например…
            — Сейчас он стреляет вольфрамовыми иглами... — навел он массивный ствол на дерево, росшее в углу двора.
            — ...в этом режиме — плазменными сгустками... — барабан повернулся на четверть оборота, раздалось тихое гудение и запахло озоном.
            — ...теперь — плазмомет... — барабан провернулся на еще четверть и ствол неожиданно продемонстрировал, что его внешняя цельность — мнимая. Элементы раздвинулись лишь чуть-чуть, но теперь пистолет сильнее походил на футуристические бластеры из фантастических боевиков.
            — ...и напоследок — тазер. — поворот барабана и ствол снова слегка изменил свои очертания.
            — Кру-у-уто! — Дадли с восхищением смотрел на «супербластер» в руках своего двоюродного брата. Его отец не произнес ни слова, но эмоции он испытывал весьма схожие, пусть и не такого накала.
            — Почему кобура не на поясе сбоку или под мышкой, а за спиной? — Сдержанно спросил Вернон.
            Хар вложил пистолет в кобуру, развернулся к родичам спиной и, демонстративно устремившись взглядом в сторону, продолжая держать руку на рукоятке, сымитировал голосом: — Пиу-пиу-пиу! — словно поражал цели из этой стойки.
            Дадли засмеялся и неожиданно вынес вердикт: — Извращенец! Так не стреляют!
            — Ограниченный ретроград, — не остался в долгу старший брат, — мне не нужно целиться, а такое расположение позволяет не тратить время на вынимание пистолета.
            Вернон сдерживал улыбку, вмешиваться в спор он не собирался, но тут раздался голос его жены из дома: — Мальчики! Пора завтракать!
            Он собрался было отозваться, как вспомнил про выжженные картинки, что все еще держал в руке. На миг он замер, не зная, что с ними делать, после чего быстро протянул обратно магу. Тот быстро убрал компромат в пространственный карман, крикнул: — Спасиботетяянеголоден! — И с хлопком исчез.
            Появился он у входа в одну их перспективных пещер. Зная конечные координаты, маг мог телепортироваться сразу к месту назначения, без промежуточных рывков. Солнце садилось и уже было весьма прохладно, но охотник не обратил на это внимание. Отойдя от зева пещеры, Хар отыскал подходящее местечко и усилием мысли высек в земле круг. Засыпав окружность толченой известью, в центр сделанного на скорую руку алтаря были возложены бутылка вина, головка сыра, несколько бутылей свежесцеженного молока и пчелиный воск. Закрыв глаза, усевшись у алтаря, сложив руки в молитвенном жесте, Хар обратился к лха, духам неба и гор и лу, духам подземья и вод. В зове не использовались слова, это был акт верования в чистом виде —  смиренная просьба об отвращении опасностей и удачной охоте. Эфир дрогнул, и пришло понимание, что молитва услышана и дары приняты. Упруго поднявшись на ноги, Хар зашагал обратно к пещере. То, что он обеспечил себе невмешательство местных духов, вовсе не означает что тролль сам преподнесет себя, обвязанного цепями и с бантиком. Придётся поработать.
Уже в пещере, дойдя до ближайшего сталагмита, охотник согнул колени, коснулся пальцами земли, закрыл глаза и мысленно охватил все окружающее его пространство телекинезом. Растянув своё внимание на как можно большее расстояние, он легонько толкнул охваченное. Тонны и тонны камня не шелохнулись, но отозвались чётким и ясным представлением о своём местоположении. Маг все так же слепо распрямился, наклонился всем телом вперёд, встал на носочки и... рванул вперед, опасно балансируя на реактивных струях, извергаемых десантными сапогами. То и дело на его пути вставали вековые отложения извести, свисающие с потолка или торчащие снизу, но маг без особых усилий избегал столкновений, плотно зажмурив веки. Хар даже обернул свою косу вокруг шеи, чтобы не болталась и цеплялась ни за что. Хотя парочку сталагнатов он все же снёс, благо те были с руку толщиной. Пещеры со свистом проносились вдали, туннели сменялись туннелями, где-то был просторно, как в аэропорту, где-то подземные кишки сужались так, что приходилось телепортироваться на другую сторону, или вообще, через стенки в пустоты. Один раз Хар так попал в герметичный карман, где не было кислорода, но это не доставило особых затруднений: задержать дыхание и дальше! В другой раз, когда ему попалось сквозное подводное озеро, маг просто нырнул в него, переключил обувь на водометный режим… и едва не попался на щупальце подводной твари. Хваталки отпрянули, когда Хар хлестнул их кипятком и освободили ему путь. Он уже отмахал несколько десятков, если не сотен километров, явно уже перебрался в совсем другую систему пещер, никак не связанную с той, в которую вошел, но пока встречал только плесень, грибы, да мелочь, которая убегала, стоило ей услышать реактивный рёв. Но спустя несколько часов удача все же улыбнулась: впереди он почувствовал небольшую прореху в восприятии, что-то не поддавалось телекинезу.
            Совершенно деформированные надбровные дуги, относительно маленький череп по сравнению с остальным скелетом, мощный развитый крестец, бедренные кости, с его руку толщиной. В тазу, если все отверстия заделать, можно Дадли купать. Хар задумчиво перекатывался с носков на пятки и обратно: он думал, материть ли Газетчика-Что-Ведает-Грядущее, и да приглянется он Королю Звезд, или ну его, услышит еще… По здравому размышлению, Хар решил его поблагодарить — планы на крупные кости вырисовывались очень уж сочные… а фаланги, так и быть, отошлет совой. Еще неизвестно, нашел бы он этот скелет, если бы не та беседа в музее. Чтобы уложить требуемое в пространственный карман, маг из породы нарезал, спрессовал и отформовал футляры наподобие тех, в которые Олливандер запаковывал палочки.
            Дальнейшие изыскания дарили открытие за открытием: кое-где встречались следы инструментальной обработки или заброшенных логов, где он поживился искрошенной скорлупой (василиск что ли?). В одном туннеле были <i>крайне</i> занятные наскальные изображения. Распознав в них руны и почувствовав остатки силы, вложенной еще при создании, века назад, Хар тщательно перекопировал их в свою записную книжечку, которая все более и более походила на лабораторный журнал: на один список покупок приходилось два рецепта и три заметки о местной артефакторике. Когда неутомимый подгорный исследователь пришел к мысли, что хорошо бы сделать привал, прошло уже более десяти часов, как утверждал его желудок.
            Наскоро перекусив сушеными фруктами с полоской вяленого мяса, охотник продолжил путь, телепортировавшись на километр вверх. Оттуда под маскировкой он добрался до глубокого ущелья, на дне которого виднелась трещина, идущая вглубь гор. Спустя несчитанное количество стала-отложений, несколько подводных озер и несколько кучек трудноидентифицируемых обгрызенных костей, Хару снова улыбнулась удача. Впереди чувствовалась прямо-таки дыра в восприятии. И по размерам она вполне совпадала с габаритами «заказа».
            Деактивировав сапоги, Хар резко вошел в соприкосновение со сталагмитом. Треска не было, маг об этом позаботился. Подобно незримой и неслышимой гончей Дикой Охоты, он вышел под своды пещеры, в центре которой…
            Хар невольно залюбовался. Почти четыре метра неприступной обманчивой медлительности. Более тонны твердейших костей, исключительной силы мускулов и бледно-серой, с фиолетовым отливом, каменной шкуры, непроницаемой для магии. Грация движений напоминала своей сдержанной силой медвежью. Воистину, это достойный представитель своего и без того могучего племени. Хару приложил значительные усилия, чтобы подавить азарт и отказаться от мыслей пойти в лобовую атаку. Нет, наставник в деле ведьмачества не одобрил бы такой вопиющий непрофессионализм. Хару пришлось несколько раз напомнить себе, зачем он здесь, прежде чем пальцы смогли отпустить рукоять меча. Вместо этого охотник извлек пистолет из кобуры.
Все то время, что Хар примеривался к заказу, выбранный достойный представитель своего народа внимательно крутил своей непропорционально маленькой головой, вслушиваясь в поисках источника недавнего рева. Но через некоторое время тролль расслабился и вернулся к своей трапезе — уже порядком подъеденную тушу ирбиса. Сам по себе барс Хара практически не заинтересовал, но позволил сделать два вывода: относительно недалеко есть выход на поверхность и тролль в ближайшие… двадцать минут, судя по состоянию раздираемой туши, совершенно никуда не двинется, что было очень полезно. Имело смысл провести доразведку, прежде чем вступать в контакт, но при это не хотелось терять из виду с таким трудом найденного тролля. Следилку на него не повесишь же… Хар задумчиво зажал меж зубов папиросу, не зажигая ее. Ритуал переноса требовал открытого неба, иначе груз мог быть доставлен по частям. Тролля надо выманивать на поверхность.
Охотник чуть ослабил обхват рукоятки и закрыл глаза, отдаваясь на волю легчайшему сквозняку, овевавшему лицо. Ага, тянет из туннеля, что по ту сторону пещеры, сразу за троллем. Там коридор, маленькая пещера, еще коридор, вытянутая пещера с кучей стала-чтоб-их-всех и, наконец, разверстый зев, распахнутый в небо. Отлично…
            Вернув шорен в кобуру, Хар сосредоточился и прозондировал путь к небу: да, тролль пролезет, да, собственно, он явно этим маршрутом не раз пользовался, вон обломки недавно сломанных стала…
            Телепорт на ту сторону к туннелю, вытащить пистолет в режиме плазменных сгустков, выставить минимальный режим и пальнуть прямо в остатки ирбиса. И без того уже не узнаваемое месиво плоти и костей было частично испарено и полностью прожарено. Но троллю надо отдать должное — он успел увидеть вспышку и среагировать, закрывая широченными граблями голову. Отделался резью в глазах и жжением на предплечьях.
            Проморгавшись, Храыг[3] увидел, как перед ним стоит неведомое черно-бело-коричневое животное, стоящее на двух задних конечностях в очень вызывающей и задиристой позе. Но самое главное — одна передняя конечность была объята пламенем. Тролль не успел отреагировать, как пламя погасло, двуног направил на него вторую конечность и что-то больно кольнуло его в обожженную руку. И еще раз. Достойнейший представитель своего племени рассвирепел, рывком поднялся на ноги и прыжками понесся прямо на мелкое ничтожество, стремясь снести его, растоптать, убить! Будущая жертва завопила и бросилась наутёк. Вот уж нет, под землей от Храыга еще никто не уходил! Он зарычал и удвоил усилия, мчась следом за безумной животиной, осмелившейся бросить ему, владыке недр, вызов! Когда они миновали следующую пещеру, болезненно кольнуло в боку. Разъяренный великан потерял остатки разума и стал размахивать руками, то ли вызывая ничтожество на честный бой, то ли грозя ему всеми карами глубин. Двуног проявил невиданную выносливость и ловкость, прыжками преодолевая эти-торчащие-штуки и троллю, чтобы не отстать, пришлось попросту сносить их своей циклопической тушей. Свет заходящего солнца резанул и без того травмированные глаза Храыга, когда они выбрались под открытое небо. Тролль невольно прикрыл их рукой, за что немедленно и поплатился: что-то врезалось в ладонь и треснуло, но он не видел что именно. Подгорный гигант сделал вздох, запнулся, убрал от лица руку, пытаясь разглядеть своего обидчика, как что-то врезалось ему в лицо. В ноздри проник какой-то запах...
<hr>
1 В брачный период, в целях привлечения партнера, самки народа нагов (полулюдей-полузмей), танцуют <i>такие</i> брачные танцы, что после них смотреть на восточный «полёт шмеля», даже в исполнении искуснейших мастериц, без зевоты невозможно.
2 Хар употребил термин “full set”, но в то время на Земле это ещё не было сленгом из игр.
3 Храыг — ближайший аналог в человеческих языках — Кроющий. Или Покрывающий, если так понятнее будет.

XI. Lupus spiritus
Хар отвлекся и остановился. Так как шагал он беззвучно, несмотря на металл подошв, то Дамблдор этого не заметил.  Он повернулся и направился к стене, а точнее к висящей там картине. Большущей картине, ростом могущей поспорить с его Учителем, на которой был искусно выписан в полный рост мужчина в средневековом платье. Хар, еще плохо разбиравшийся в местной истории, мог более-менее точно определить лишь фенотип человека — то ли испанец, то ли итальянец. Судя по палочке, это волшебник, судя по клинку на поясе — аристократ. Внимание мага привлекло не столько искусство художника, сколько одна необычность этого портрета — он двигался, словно живой. Но одного этого было бы не достаточно, чтобы Хар покинул Дамблдора и приблизился к раме. Это была не иллюзия жизни — это была сама жизнь.
    — … со времен распада Римской Империи, так что в некоторых залах замка можно найти броню катафрактарии… — продолжал тем временем отвечать на вопрос о доспехах, стоящих то тут, то там, директор. Через некоторое время Дамблдор почувствовал, что идет один и обернулся. Парень, до этого с большим интересом осматривавший замок и задававший вопросы, демонстрировавшие его глубокие познания в одних областях и совершенную безграмотность в других, стоял напротив картины с богато украшенной рамой и совершенно неприличным образом уставился на ее обитателя.
Когда волшебник приблизилось к Хару, движущееся масло на холсте устало выдерживать ошеломленно-внимательный взгляд хама и ядовито поинтересовалось:
    — Верно в моем туалете вы нашли вопиющие нарушения всех правил приличия, не так ли, юноша?
    — Не знаю. Не разбираюсь в моде… даже не знаю, какого двора и какого века. Кто вы?
    — Приличные молодые люди сначала представляются сами… в любом веке и при любой короне. — неприязненно сощурил глаза его собеседник.
    — Пьер, представляю вам Харольда Джеймса Поттера... — поспешил было вмешаться в разговор директор.
    — Харольд Бернбоунс Джеймс Поттер. — перебил его маг — Это важно, если уж полным именем представляться...
Дамблдор повторил свои слова с поправкой и продолжил: … виконт Пьер де Марсон, один из древнейших представителей хогвартского зарамного общества.
    — Даже так?  — изумился Хар, — в таком случае, как магическая цивилизация, вы достигли действительно значимой вехи, если души после смерти могут продолжать общаться с живыми.
    — Мальчик, не пори чушь — скривился словно от застарелой боли Пьер — я не более чем тень, осколок когда-то живого волшебника.
    — Глупая шутка — покачал головой маг. — я же вижу: полноцветная динамичная аура, астральное тело, менто-волевое пассивное и активное давление, все признаки души налицо… — Хар почувствовал, что его как-то очень внимательно слушают и замолк. Покосившись на Дамблдора, Поттер почувствовал некую опаску: чуть выцветшие, но по-прежнему пронзительные голубые глаза смотрели на него, как на обезьянку, которая вдруг ни с того ни со всего отбросила банан, выпрямилась во весь  рост и на чистом английском начала неспешно раскрывать величайшие тайны мира. Даже не понять, чего больше во взгляде — неверия или удивления. А в глубине тлели искры разгорающейся хищной радости.
Траханое блядство Короля звёзд — это было, пожалуй, самым простым и скромным выражением, которым Хар обложил себя, когда все факты, недомолвки, особенности местной магической культуры элементами мозаики сложились в его голове. В учебнике общей истории магии лишь кратко упоминалось изобретение движущихся портретов, хорошо копирующих оригиналы. К убийствам и к убийцам относились мягче, чем в магловском обществе, но значительно строже, чем в обществах включающих в себя постмортемную часть населения. В законах о наследовании и правообладании не было ни слова о портретных душах, потому что их просто не рассматривали как кого-то с независимой волей и сознанием, а не потому что их полностью приравнивали к живым, как теперь Хар осознавал. Эти долбаные маги умудрились создать и наладить производство сосудов души с неплохим интерфейсом, так и не поняв, что в картинах полноценные души, а не призрачные тени. Иначе говоря, в мире как минимум несколько тысяч душ живут в картинах на правах… да без каких бы то ни было прав и признания! «Учитель, ну почему вы не предупредили меня об этой хрени!» — мысленно взвыл юноша. Ничего, ничего, — почувствовал он невесомое похлопывание по плечу, — ты ведь не любишь, когда тебе локоть поправляют в драке? Вот и управляйся сам, без помощи и подсказок. — Хорошо, тогда скажи, — попросил Хар, неохотно признавая правоту Учителя, — в каком состоянии здесь анималогия? — В зачаточном, мой Харольд. — щекоткой прочувствовалась несуществующая улыбка, — Столь зачаточном, что уместнее говорить об отсутствии этой науки как таковой.
    — Признаки души, говоришь, — отвлек мага от внутреннего диалога надтреснутый голос Пьера, чья фигура на холсте была изображена напряженной до предела — следовательно, я — полноценная душа?
    — Знаете, на самом деле, возможно вы правы — осторожно начал подбирать он слова. — я мог спороть чушь, ведь я недавно неслабо надорвался и нахожусь не совсем в ясном состоянии ума. Лучше всего забыть околесицу, что я недавно...
    — Нет. — тихо, но уверенно прервал его де Марсон. — Ты прекрасно понимал что ты говоришь. Ты ведь не здешний, Поттер? Ты же явно пришел к нам Извне. Во всем мире нигде никогда не выделывали подобные доспехи, уж я-то в этом разбираюсь. По твоей манере держаться видно, что ты чужак здесь и сам себя чужаком чувствуешь, не как турист-путешественник, но как странник. И тебе это привычно, быть чужим в далеких краях. Это объясняет твое «самоочевидное» знание того, что для нас «терра инкогнита» волшебства. Это объясняет, почему Альбус относится к тебе с внимательностью, с которой он не относился ни к одному из наших студентов.
Маг резко развернулся и молча зашагал прочь.
    — Нет, подожди, стой! Господин Поттер, стойте, пожалуйста! — Хар моргнул и остановился. Преображение надменного отстраненного аристократа в отчаявшегося просителя было неожиданно и даже почти... неприятна.
    — Прошу, всего лишь один вопрос… я — настоящий? — с отчаянной надеждой спросил Пьер.
Юноша издал душераздирающий вздох, со скрежетом развернулся на каблуках.
    — Нет, вы не призрачная тень, осколок когда-то жившего и давно умершего Пьера де Марсона. — подошел маг к раме. — Вы и есть Пьер де Марсон, и вся разница, что ваша душа не в куске мяса, фаршированного костями и обтянутого кожей, а в куске холста, прикрепленного на раме и измазанного волшебными красками.
    — Поклянись. — попросил картинный житель.
Хар сдержал желание выругаться и практически выплюнул:
    — Клянусь.
На какой-то миг на Дамблдора накатило ощущение удушающего жара, сменившегося обжигающим холодом, но не успел он моргнуть, как волна прошла, оставив после себя глубинное понимание — клятва <i>услышана</i>.
Молодой маг во плоти и древний волшебник, живущий в картине, долгое время смотрели друг другу в глаза. Это не было дуэльным противостоянием, скорее безмолвной беседой. В какой-то момент Пьер  отвернулся и молча ушел за раму, исчезнув из виду. Несколько секунд спустя Хар последовал примеру и зашагал за Дамблдором, указывающим дорогу. Шли они молча. Им обоим было что обдумать.
Хар не проронил ни звука, когда в противоположном конце коридора мелькнуло несколько призрачных силуэтов, только поморщился, как от зубной боли. Ни словом не прокомментировал летающие лестничные пролеты, лишь дернул бровью. На горгулью, охранявшую лестницу в кабинет директора, никак не прореагировал.
Даже когда директор занял свое место за письменным столом, а Хар расположился напротив, они не проронили ни слова. Лишь краешком мысли маг отметил, что кабинет — сущая сокровищница, по содержимому которой можно составить достаточно полное мнение о достижениях и пробелах местной волшебной мысли... по-крайней мере, в некоторых областях.
Цензура волшебники, думал Хар, создают чуть ли не фабричным методом интерактивные сосуды душ и не знают, что именно они создают. Душу они, видите ли, опознать не могут. А засадить в портрет — запросто! Вот как!? Вот как они это делают, не зная вторичных и третичных параметров для удержания С'ахха в материальном предмете? По инструкции, не иначе. Волшебники… И я хорош. Дамблдор теперь всеми правдами неправдами вытащит из меня все, что я знаю об анималогии. Он что, вас об этом не спрашивал, — спросил он своего Учителя. — Ну почему же, — с показным недоумением отозвалось эхо тишины, — спрашивал. Еще как спрашивал! Но цена за знание не устроила. Выбрал не знать, — протянула незримая улыбка. — И какие будут указания, — мрачно спросил своего всевышнего вестник. — Никаких, — пожала плечами тень Безликого, что всегда пребывала в маге, — распространение любых сведений, за исключением разделов «фиолетовый», «беззвучный», «тургор» и <i>этих</i> и <i>вот тех</i>, полностью на твое усмотрение. Позволю себе дать лишь один совет — прорезалась в мыслях Хара ломаная линия оскала — <i>не продешевь</i>.
Хар лишь хмыкнул на это. С одной стороны — почти полный карт-бланш, с другой — теперь взвешивать информацию и определять цену придется ему. На это беззвучный и глубокий голос начал, немилосердно фальшивя, напевать бравурную песенку — что-то про домну и кольца.
Личное Проявление Волшебства в пятнадцать лет, размышлял Альбус, даже если Хара учили магии с пяти лет, все равно — развиться до ЛПВ за десять лет…  при явном отсутствии сил и знаний, сопоставимых, скажем, с Фламелем, который достиг подобного уровня сродства со своим даром после века бурной, мотивирующей к постоянному совершенствованию жизни. Как он этого достиг? Специфика магов, определенно.
Но что более важно — определение души. И огромная ошибка, которую совершало магическое сообщество, когда полагало живые портреты лишь искусной имитацией жизни. Мистер Поттер определенно хорошо владеет всей теорией по данному вопросу. Вопрос в том, согласится ли он ею поделиться. Нет, вопрос в том, может ли он ею поделиться? Природа его отношений и обязательств к Безликому не прояснена в достаточной мере, так что делать какие либо выводы еще преждевременно.
Первыми тишину нарушили, как ни странно, портреты бывших директоров. Шум и бормотание переходивших из картины в картину волшебников нарастали постепенно, пока не  сделались такими явственными, что Дамблдор вынырнул из своих размышлений и удивленно воззрился на них. Удивление был вполне понятным, при посторонних его предшественники неукоснительно следовали негласному правилу: «мертвые молчат».
Хар же лишь еще сильнее нахмурился. Он догадывался, что взбудоражило портретное общество Хогвартса. Жильцы портретов — все как один, очень немолодые волшебники, одетые в мантии всевозможных узоров и расцветок (ни одна из них не дотягивал до броскости и аляповатости мантии нынешнего директора. Эта «выразительность», по мнению Хара, явно была определяющей чертой его имиджа.) — активно переходили из портрета в портрет, собираясь в группки по двое-трое, что-то обсуждали, после чего разбивались и собирались в других компаниях. Хар решил не пытаться подслушать спорщиков, обоснованно опасаясь, что его интерес могут засечь. Со временем группы начали сливаться и увеличиваться в численности, пока все не разбились на три лагеря. Но группировки не продержались долго и все бывшие директора разошлись по своим рамам. Тут Хар отметил, что часть рам пустует — видимо некоторые все же предпочли отправиться в неизведанное, что ждало их по ту сторону.
Хар обратил внимание на портрет, что висел над камином, с крупной табличной, где было выгравировано «Эдвард Эверард  1784-1834 г». с холста глядел седой, грузноватый волшебник с землистым лицом и короткой чёрной чёлкой. Глаза неопределенного цвета смотрели пронзительно и требовательно.
    — Нет. — отрезал Хар в тот же миг, как Эдвард открыл рот.
    — Мальчик, — заговорил старик с короткой, но пышной бородой и в чалме, — ты…
    — …Никому ничего не должен объяснять. — перебил Хар и его. Зелень глаз налилась опасным оттенком. — С меня хватило и виконта. Все вопросы и уточнения к нему.
Несколько портретов волшебников заговорили разом, создавая шум, в котором нельзя было разобрать что-то путное. Маг оскалился и уже собрался ответствовать им чем-нибудь хлёстким, как в камине вспыхнул колдовской огонь и через угли перешагнул всклокоченный волшебник со светло-каштановыми усами и бородкой. Он запыхался и его беспокойные глаза обежали комнату и споткнулись на сидевшем перед директорским столом юноше. Увидев его лицо, внезапный пришелец застыл соляным столбом. Настолько Ремуса Люпина, а это был он, поразило сходство парня с его покойным другом давних лет. Хар же уставился на странно знакомого-незнакомого вторженца с недоумением: он его где-то явно видел, вот только где?
    — Харольд… —  произнес Ремус и замолк, все слова, что он готовил к этому дню неведомым образом и совершенно бесследно покинули его голову.
    — Хар, — автоматически поправил его юноша, но спустя миг он все же вспомнил, где он слышал этот голос, — зовите меня Хар, мистер Люпин.
Дамблдор взмахнул палочкой, сотворяя кресло рядом Харом.
    — Прошу, присаживайтесь. — взмахнул он рукой. Над головами присутствовавших в кабинете пронесся недовольный гул — но портреты все же воздержались от продолжения расспросов. Хар бросил на Ремуса усталый, благодарный взгляд.
    — Я спешил как мог, переговоры с французской стороной уже в завершающей стадии и везде нужно мое присутствие. Не понимаю, за что плачу деньги своим заместителям! — повинился Люпин, усаживаясь поудобнее. — Хар…р, ты так похож на своего отца. На мгновения мне даже показалось, что мне снова шестнадцать лет, и меня снова вызвали сюда разбираться с очередными проделками Джеймса.
Юноша в ответ немного натянуто улыбнулся. Адреналин в крови и пламя в чакрах уже выдохлись и усталость брала свое.
    — Мистер Люпин твой коллега, а также основной поставщик магических существ и ингредиентов животного происхождения, — заговорил директор, — но сейчас, по причине его сильной загруженности, я решил обратиться к тебе. Как я уже упоминал ранее, сегодня планировалось лишь обсуждение заказа, но теперь… — с этими словами Дамблдор с лязгом вытащил из ящика стола угловатый сверток, перевязанный веревкой. Развязав узел, Альбус извлек из ткани несколько тонких золотых пластин с искусной гравировкой. Увидев эти «банкноты», мироходец лишь хмыкнул, он видел подобные в своем детском сейфе, но не придал им особого значения. А вот ты ж…
    — Подождите! — воскликнул Люпин, когда увидел деньги — Когда вы писали о вольном охотнике, вы имели ввиду Харольда? И получается, тролль уже здесь?
    — Более того. Впрочем, Ремус, можешь сам в этом убедиться. Он на берегу. — указал Альбус рукой в сторону окна.
Когда Ремус встал и прошел мимо мага, тот инстинктивно встрепенулся: до ноздрей дошел опасно знакомый аромат.
    — Мерлин и Моргана! — воскликнул Люпин. — Это же… горный! Тибетский горный тролль, в цепях!
Ошарашенный волшебник обернулся: — И ты поймал его в одиночку?!
Тем временем охотник внимательно рассматривал старого друга своих родителей. То, что он видел ему не нравилось. Если запах можно было списать на близкое общение с собаками и пристрастие к мясу слабой прожарки; если звериная грация была присуща многим совершенно обычным, физически, по крайней мере, людям; если подобная грива волос, иногда встречалась у анимагов, то характерные пятна в ауре нельзя было ни с чем спутать — Люпин был оборотнем. Настоящим. Истинным.
Теперь Хар вспоминал, что если о его родителях Учитель рассказывал достаточно подробно, то их окружение лишь разметил крупными мазками без каких либо подробностей. И, как подозревал юноша, не скажет большего, даже если спросить сейчас. Эту часть прошлого ему придется выяснять самому.
    — Ну, допустим, как обезвредить тролля в одиночку понятно — это вопрос навыков и подготовки — вполне решаемо. Но как ты его сюда перенес? Здесь же один из самых мощных антиаппарационных куполов в мире!
    — Точка выхода была выше зоны действия купола. — скупо ответил маг, стараясь держать оборотня в поле зрения.
    — А потом ты спланировал с этой тушей? — увлеченно продолжил Ремус, вернувшись в кресло. — Это хорошо придумано, но все же, как ты перенес его в одиночку?
    — Подготовка и навыки. — сдержанно растянул губы Хар. — Мистер Люпин, пространственная магия и охота за магическими существами — крайне интересные темы для беседы, но, как вы сами заметили, я только что в одиночку перенес горного тролля через полмира и сильно устал от этого. Давайте обсудим все нюансы в следующий раз. Время для этого будет.
Хар заставил себя немного расслабиться. Несмотря на то, какую опасность для него в нынешнем состоянии представлял истинный оборотень, Ремус Люпин не проявлял ни малейших признаков агрессии, что было бы невозможно, если он в действительности планировал напасть. Оборотни в этом плане очень прямолинейны и бесхитростны. Так что стоило засунуть опаску куда поглубже и не следить за каждым его жестом.
    — Да, конечно, я не подумал. — кивнул Люпин. — В таком случае, нам обязательно следует встретиться на неделе. Столько всего нужно обсудить.
    — Несомненно. Не в ближайшие два дня — дела, но после — с удовольствием.
    — В таком случае, мистер Поттер, — раздался голос с портрета над камином, — вернемся к вопросу о…
Хар резко встал, сгреб отсчитанную Дамблдором для него стопку пластинок, бросил прощальные слова и, не обращая на протестующие крики со стен и взволнованный выкрик от Ремуса, выпрыгнул из окна. Дамблдор был единственным, кто сохранил внешнее достоинство, хотя где-то в глубине души позавидовал юноше: сам он уже давно не мог позволить себе подобные выходки. А жаль...

XII.II Naissance aigle
— На хрена? — неподдельно удивился колдун. — В смысле, зачем она мне? Разве что де... А-а-а!
Он хохотнул.
    — Нет, — какой-то миг на его лицо легла неуверенность, но лишь на миг, — нет. Меня интересует не твоя душа, а твоя жизнь. Но прежде чем продолжу, в двух словах: есть те, кто всю жизнь тренируются, развивая свой дар, как я, как другие уважающие себя волшебники, чародеи и маги. А есть те, кто обращаются к высшим силам и просят у них силы в обмен на служение или душу. Например, Артур Пендрагон, когда просил у Владычицы Озера силы, чтобы сохранить свою страну. Или те неудачники, которые просят денег, могущества, молодости у демонов Ада. Этих халявщиков и любителей не ударить пальцем о палец называют колдунами. И чтобы ты понимал… — на несколько секунд он замолчал — Вот что ты скажешь мужчинам в подвальном кабаке, если хочешь, чтобы они избили тебя до смерти?
Годвин на минутку задумался и произнес очень грязную фразу, после которой заканчивается дипломатия и начинается насилие. Из под соломенной шляпы было не видно лица, но лингвистическое мастерство Марша явно произвело впечатление.
    — Если ты зайдешь в какой-нибудь кабак или ресторан, где собираются мои коллеги по искусству, и с порога заявишь им, что они все «жалкие колдунишки», то тебя тут же приложат все. Начиная с самого спокойного и уравновешенного клиента, заканчивая барменом или официантом. И не факт, что ты не умрешь на месте от совокупного результата их чар. Кособокая козложаба, проклятая на гонорею, дизентерию и слепоту, с чесоткой везде, где можно и где нельзя и обширными внутренними кровотечениями, такое уже было. Так что впредь будь аккуратнее с этим словом — «колдун», хорошо?
Впечатленный нарисованной картиной солдат кивнул.
    — Не будем спешить, расскажу тебе все по порядку.
Солдат с видимой охотой поднялся на ноги и зашагал рядом с… не-колдуном, наслаждаясь каждым шагом.
    — Начнем издалека. — неспешно начал парень в соломенной шляпе — почему-то только сейчас Годвин заметил, что Поттер помолодел лет на пять и теперь выглядел как пятнадцатилетний юноша. — Тебе знакомы такие слова как рыцарь или витязь?
    — Да.
    — А свита, дружина, "копье"?
    — Да.
    — И что же означает последнее?
    — Отряд воинов, подчиняющихся непосредственно своему господину. несколько оруженосцев, лучников, вооруженных слуг, иногда численность подобных соединений доходит до нескольких десятков. — четко отрапортовал бывший военный.
    — Верно, — кивнул не-колдун и продолжил: — как ты можешь уже догадываться я заинтересован в наличии отряда преданных и хорошо обученных воинов, которые готовы в любой момент пойти за мной в огонь и воду, и через медные трубы. Я правильно употребил это ваше выражение? Так вот, меня интересуют преданные и искусные. Этого можно добиться, если с ранних лет учить и готовить таких воинов, но в ближайшие десять-пятнадцать лет такой возможности у меня не предвидится. Значит, нужно искать и вербовать уже искусных. Но такие, как правило, уже имеют господина. Значит сужаем круг поиска: искусные, свободные воины. А в каких случаях воины твоей квалификации складывают оружие и выходят в отставку? Предателей и тех, кто разочаровываются в господине или становятся пацифистами, мы не учитываем.
    — Выход в отставку по выслуге лет, потеря боеспособнсти по причине серьезной физической травмы, негодность к службе по заключению психологической экспертизе. — после некоторого раздумья перечислил возможные варианты солдат.
    — Ну, последним и мне нечего предложить. — нехотя признал "Харольд" — Болезни разума я не лечу, и вряд ли когда-нибудь начну — не мой профиль. А вот немного омолодить и отрастить оторванную взрывом конечность могу.
Колдун остановился и развернулся навстречу Годвину.
    — Что я требую: повиновения и инициативы. Служить будешь до смерти, дашь присягу мне лично. Присяга будет иметь форму магической клятвы, такую нарушишь — сам не рад будешь. Что я даю: возвращение дееспособности и боеспособности, небольшое омоложение сейчас. Материальное довольствие, достаточное для безбедного существования количества людей, вдвое превышающего численность твоей семьи, вне зависимости от экономической и политической обстановки по месту ее проживания на весь срок службы, то есть, до смерти. Половинную материальную поддержку семье после смерти. Плюс страховка и бонусы по выслуге лет. — неопределенно закончил он. — Вопросы? Времени у нас много, это решение будет решающим в твоей жизни, так что спрашивай, не стесняйся.
Бывший солдат ответил не сразу. Его неожиданно для него самого посетили сомнения. Пусть колдун и не предлагал отдать душу в обмен на исцеление, чего он внутренне ожидал и опасался, то, что от него требовалось могло стать участью как бы не худшей. Какие приказы он ему будет ему отдавать?
    — Задача? — Осторожно сформулировал Годвин.
    — Убийства. Массовые серийные убийства. — Ответил ему колдун. — Непривычно звучит, верно? Военные чины обычно применяют такие слова, как «ликвидация», «устранение», «зачистка», «выборка», «санация». Но проблема в том, что я не госслужащий. У меня нет такого удобного оправдания, как «нацбезопасность», «защита Родины». И таких оправданий, как: «я лишь отдал приказ, мои руки чисты» или «я лишь исполнял приказ, моя совесть чиста» — не будет. Я прикажу, ты выстрелишь — и виновны будем оба.
Что ж, подумал Годвин, он хотя бы честен.
    — Планируются ли боевые действия против мирного населения?
    — До тех пор, пока оно остается мирным — ни в коем случае. —  железно лязгнул голос не-колдуна.
Бывший военный понимающе посмотрел в зеленые глаза. Они ответили ему тем же. Без сомнения — вопрос мирного населения был болезненным для них обоих.
    — Враг?
    — Как таковой над данный момент отсутствует. Не планирую ведение наступательных операций на кого-либо, но в скором будущем несомненно наступлю  многим на мозоли. Кто-то из них может захотеть «устранить» меня или моих близких. А в принципе… человеки, эльфы, гоблины, фейри, краснолюды, драконы, вампиры, оборотни, демоны, ангелы. Все возможные твари и чудовища, начиная от троллей, драконидов, заканчивая спрутоголовыми или ангьяком каким-нибудь. Я в этом плане очень «везуч».
    — Снаряжение?
    — За мой счет.
    — Харольд Поттер это настоящее имя?
    — Да. С нюансами, но да.
    — Что будет если я откажусь?
    — Ты забудешь меня и нашу встречу, Будешь думать, что тебя потянуло в сон и все это время ты спал.
    — Штат... «копья»?
    — Человек сорок-пятьдесят, для начала, а там посмотрим.
    — Сколько уже завербовано?
    — Нисколько. Ты первый, с кого я начал.
Больше вопросов у Годвина не было. Точнее, было огромное количество: начиная от существования Бога, до того, где все те существа, которых назвал Харольд, прячутся от обывателей. Но те вопросы, ответы на которые как-то касались его согласия встать под частные знамена, были уже заданы еще минуты три назад. После он тянул время, свыкаясь с мыслью, какой крутой поворот делает его жизнь
    — Я согласен.
    —  Отлично. — неподдельно обрадовался Поттер. — Дай руку.
В это раз Марш протянул руку без раздумий. И снова почти сразу же об этом пожалел, когда почти болезненная тяжесть возникла в голове и мокрым покрывалом погасила его сознание.
«Включился» Марш в уже порядком опостылевшей палате. Рядом сидел взрослый не-колдун, и выглядел он не очень.
    — Мы заключили во сне предварительную договоренность, — тяжело встал Харольд, — не то же самое, что клятва, но тоже не пустой звук. Сейчас я выдам аванс.
В руках нового начальника Годвина появился русский стакан и он заполнился водой, падающей сверху из ниоткуда. После чего он снял серьгу с камушком и бросил в емкость. Жидкость резко начала краснеть, что сопровождалось невнятным бормотанием на неизвестном языке.
    — Пей — приказал он Годвину, протягивая ему питье. Серьга снова красовалась в ухе.
На вкус колдунское зелье показалось необычайно вкусным и освежающим, словно он вернулся в детство, в послевоенные годы, когда лимонад был недешевым напитком и лишь иногда летом мама делала ему с отцом стакан другой. Когда он жадно допил последние капли, стакан исчез из его руки.
    — Будет больно. — предупредил Поттер, после чего с силой вдавил ему в живот ладони. Сила была такова, что никакой развитый пресс не помог — пациенту оставалось лишь разевать рот в немом крике, когда по его внутренностям разливался жидкий огонь. Жидкая боль садистки медленно разливалась по всему телу и пропитывала каждую клеточку. Когда экзекуция закончилась, бывший военный был в предобморочном состоянии и весь в поту, так что холодную длань на лбу он ощутил с благодарностью.
    — Твои потроха теперь полностью здоровы. — сообщил ему усталый голос. — Единственное, что осталось, это вернуть ногу.
Разлепив глаза, Годвин увидел колдуна, почти опиравшегося на его лоб — эта процедура и ему далась нелегко, о чем свидетельствовали посиневшие губы, побелевшее лицо и поблекшие глаза. Но рука его на лбу оставалась твердой.
    — Завтра ты выпишешься и будешь ждать меня вечером у себя дома. — медленно выпрямился колдун и направился к двери.
    — Мой лечащий врач может… — заикнулся было Годвин, как его перебили.
    — Солдат, — тяжело посмотрел на него колдун. — что я тебе сказал на поле во сне? Чего я от тебя требую?
    —  Повиновения и инициативы.
    — Именно. Я сказал тебе быть завтра у себя дома. Ты это сделаешь. Как — на твое усмотрение. Считай это тестом. Не справишься с такой мелочью, договоренность будет расторгнута. — закончил он, открывая дверь. Палату он покинул не прощаясь.
* * *
Хар привалился спиной к стене рядом с дверью, борясь с дурнотой и эмоциональным перенапряжением. В этой больнице в течении нескольких коротких военных лет умерло несколько десятков тысяч людей. Эти люди были, как правило, молодыми, яростно желавшими жить и умерших в борьбе с собственной смертностью. И их переживания, чувства, обрывки ауры покрыли все стены, потолки, полы сплошным слоем предсмертной боли, лихорадочного бреда, отчаянного страха, страшного отчаянья. Чувствуя тысячи страшных ран, разрывов, переломов, гниений, заражений крови, Хар еле держался. Тяжело повертев головой, эмпат направился в сторону ближайшего окна. Он хотел покинуть эту больницу бездны побыстрее, пока разум окончательно не захлебнулся тенями прошлого. Но пройдя немного, пожалел о своем решении.
В общей палате, по правую руку, лежали коматозники. Еще живые тела, которые по различным причинам не просыпались. Некоторые не проснутся никогда, ибо души почему-то покинули еще функционирующие тела. Некоторые содержат души свихнувшиеся, замкнутые на себя в утопической иллюзии. Но хуже всего тем, кто заперт в своих телах, словно в гробу, Они обречены осознавать, понимать свое положение, и не иметь ни малейшей возможности с этим что-то сделать. Худшая из возможных участей. Действеннейшая из пыток — пытка бессилием. Кто-то из запертых уже сошел с ума и двое из таких обезумевших кричали не переставая, словно заклинивший музыкальный механизм, пребывая лишь в одном состоянии. И ни одна из медсестер или врачей не слышали их безумолчного, безмолвного вопля. Но Хар слышал. Измотанный тенями и смертями прошлого, он был почти сокрушен этой неизбывной агонией, растянутой на долгие годы.
Он восстановил связь с реальность, когда уже был  в палате, нависая над одним из свихнувшихся и кричащих коматозников. Это была исхудавшая женщина средних лет, носящая следы былой красоты. Маг прижал ладонь над сердцем и вдавил так, что ребра хрустнули. Через секунду сердце засбоило. Через другую — остановилось. Хар развернулся и пошел на звук второго вопля. Не успел он дойти, как из женщины вырвалась и заметалась по комнате обезумевшая душа.  Издав гортанный рык, Поттер вышвырнул душу из мира, отправив ее за кромку, благо она, не осознавая происходящее, не оказывала толком сопротивления. Второй крикун — молодая девушка со следами давней автомобильной аварии — был принудительно оправлен на перерождение заблаговременно.
Когда сверлящие голову вопли стихли, Хар смог слегка продышаться. После чего он так же остановил сердце всем «пустышкам». Чтобы вернуть контроль над телом для троих запертых, но еще не обезумевших пришлось поработать. Один раз даже к серьге прибегнул. Когда все трое: мальчик, старик и  женщина заснули крепким сном, Хар держался на упрямстве и только. Потратив еще время на то, чтобы разбудить одного из спящих в иллюзиях — эта пожилая женщина была спрятана в кошмарах — он, откровенно шатаясь, перевалился через подоконник и рухнул на газон. Пересекая двор и перелезая через забор, Хар разрешил медтехнике подать тревожный сигнал. Следующие, наверное,  полчаса Хар провел полулежа, полусидя, опираясь на забор. Прохожие его не замечали, некоторые спотыкались о протянутые ноги, недоуменно смотрели под ноги и шли дальше.
Когда маг почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы не убить своего собеседника за любую отрицательную эмоцию, он, неуклюже встал и прикинул, сможет ли телепортироваться  в Лондон, на размазав себя по всему пути. Выходило, что еще нет. Ругнувшись под нос, заковылял к ближайшему прохожему навстречу. Он знал, что есть поезд из Колчестера до Лондона, но не знал, как добраться до депо.
* * *
Лучше бы он пошел пешком, сожалел Хар, стоя в битком забитом автобусе, направляющемся в сторону вокзала. В большинстве своем его окружали усталые люди, ехавшие с работы домой, так что все они воспринимались тускло, и их Хар спокойно мог и потерпеть. В большинстве. Из некоторого меньшинства особенно выделялась маленькая шумная и дохрена невоспитанная девочка. Она ехала не одна, а с матерью, тёткой с лицом сунулой рыбы и с отцом, высоченным верзилой. Вела себя отвратительно, ее не устраивало все: и толпа людей, и жесткое сиденье, и то, что ей купили мало конфет и что-то там еще… О чем она громогласно, не стесняясь никого, рассказывала маме. Попытка устроить ее на маминых коленях ни к чему не привела — слишком костлявые, по ее мнение. Папины же слишком большие и широко расставлены — тоже неудобно. Женщина пыталась что-то невразумительное ей втолковать, но дочь не слушалась. Ее пищащий, визгливый голосок раздражал и бесил всех в  автобусе, но никто не решался что-либо сказать при взгляде на отца. Так что все бесились и свое раздражение изливали молча… прямо на издерганного Хара. Лучше бы сам до Лондона долетел бы на остатках маны. Не переломился бы…
    — Заткнись. — не выдержал он наконец.
Ребенок заткнулся, но тут завизжала мать:
    — Эй, как вы смеете…
    — Заткнись. — рыкнул Поттер, взбешенный приступом мигрени от ее голоса.
Тяжелая рука поднявшегося верзилы сгребла ворот помятого костюма:
    — Что ты позволяешь себе с моей…
Хар вышвырнул его в окно. Ему потребовалась секунда, чтобы осознать, содеянное. После чего он выпрыгнул следом.
* * *
— … а по другую сторону живет миссис Фигг. Она чудная, у нее десять кошек, но она добрая, она делает вкусный чай и всегда будет рада тебя им угостить. — вводил в курс дела свою новую подружку Дадли.
— Почему у вас забор такой высокий? — спросила Амелия, девочка девяти лет, которая недавно переехала в соседний дом.
— Это мой папа, когда с мамой сюда приехали, он решил так «реализовать свое право на частную жизнь» — словно по заученному ответил ей Дадли. Собственно, так и было — родители отвели немало вечеров, чтобы вбить в него различные объяснения на все возможные странности их семьи.
Детей отвлекла машина, объехавшая грузовик с вещами Фредриксонов и остановившаяся у рядом с крыльцом Дурслей. Из нее, хлопнув дверью, выскочил взмыленный юноша и захромал к дому.
— Кто это? — испуганно пролепетала Амелия.
— Мой брат, двоюродный. — Дадли с тревогой наблюдал, как родственник коротко ему кивнул и скрылся в доме.
— Он страшный. — призналась соседка.
— Он хороший! Он добрый и крутой как супермен! — возмутился Дадли. — Просто, наверное, неудачный день, с каждым такое бывает.
— Да, у моего отца такое часто...
— Вот видишь!

XIV. The people who sold the world
Годвин снимал квартиру в многоэтажке из спального района. Даже не квартиру, а так, квартирку, из прихожей, кухни, туалета, спальни, куда изредка заглядывал в увольнительных. Из примечательного можно было отметить лишь прочную удобную двухместную кровать — для кратковременных связей, да неплохой набор посуды на пять персон — остался после одной интрижки.
Закрыв за собой входную дверь, Годвин первым делом направился в душ. Изведя треть куска мыла, полбанки шампуня, выскоблив себя докрасна, бывший военный забросил в мусорку больничную одежду и, переодевшись в гражданское, расположился на кухне, за столиком, помешивая ложкой чай и прикидывая, что в первую очередь купить в продуктовом магазине. Вчерашнее «наложение рук» от не-колдуна вернуло его телу подвижность и выносливость, как если бы он был в своей лучшей форме. Он чувствовал, как жизнь переполняет его и запаса сил вполне хватит на то, чтобы сбежать из больницы и добраться до дома на одной ноге, без костыля. Что он, собственно, и проделал. И даже сейчас он не испытывал усталость, лишь голод.  Но самым знаменательным отличием было, словно ему тряпочкой протерли глаза, прочистили ноздри и уши, выскоблили язык и все тело, обнажая нервы. Мир стал ярче, острее, громче, <i>глубже</i>, и он даже из дому чувствовал все многообразие ароматов улицы, которое ему раньше было недоступно. Даже в молодости.
Когда до его ушей донесся предупредительный кашель, Годвин внешне никак не прореагировал. Лишь ровно заметил:
    — До вечера еще далеко.
    — Далеко. — согласился уже дважды незваный гость, протягивая руку за чайником. — Но раз ты уже здесь, я решил, что не стоит откладывать…
Наблюдая за тем, как уверенно, но естественно, без вызова, не-колдун хозяйничает на его крохотной кухне, Годвин испытывал двойственные ощущения. Ему хотелось хоть как-то восстановить равновесие, свое мироощущение, указать чужаку что он тут гость и не имеет права так себя вести. Но Марш не стал что-либо говорить — он был уверен, что не-колдун скажет все положенные слова, перестанет наливать себе чай и скромно сядет напротив, но это нисколько не смутит его, не выбьет из равновесия. В этом гость до смешного напоминал его самого — изъездившего по служебной необходимости весь мир, везде бывшего чужим, везде умевшего расположиться с минимальным комфортом. Это-то и вызывало диссонанс. Слишком уж этот спокойный, расслабленный не-колдун был не похож на вчерашнего, взведенного, как пружина, подспудно готового взорваться в любой миг. В сидящем перед ним чувствовалась энергия, но уже подчиненная контролю, и какая-то сытость. На ум Годвину снова пришёл вчерашний переполох в больнице. Предчувствия о связи между этой сытостью и смертями были самые нехорошие.
Харольд и Годвин сидели друг напротив друга в маленькой комнате за тесным столиком  и неспешно пили чай, не торопясь начинать разговор. Гость мелкими глотками прихлебывал пустой чай, водя пальцем по фарфоровому ободку. Хозяин же отпивал редко, но крупно. Это молчаливое противостояние походило на многоуровневую игру «я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь...»
Годвин вспоминал своего лечащего врача, взмыленного, уставшего, растерянного: «Здоровое было сердце, атрофия к нему даже не подступилась, ничего не предвещало...» То, что к этим смертям причастен сидящий перед ним юнец (кстати, почему он выглядит, как во сне?), сомнению не подлежало. Вопрос был:  «Зачем?» Годвин все еще чувствовал то место на груди, где его коснулись раскаленные ладони, вспоминал тот <i>жар</i>, что не заставлял потеть, но не позволял заснуть ночью. После «возложения рук» не-колдун выглядел очень уставшим и… <i>потратившимся</i>.
Поттер, за все время так и не произнесший ни слова, звонко бряцнул чашкой о стол. Годвину потребовалось все его самообладание, чтобы не вздрогнуть. Гость встал и снова завозился с чайником. Налив себе, он участливо поинтересовался у бывшего солдата, не желает ли добавки тот? После секундного колебания он все же кивнул.
Начался следующий раунд их противостояния. И предыдущий, похоже, был за гостем. Те куцые представления и суеверия о мистической стороне мира предполагали, что жизнь, как и все остальное, не берется из ниоткуда и не уходит в никуда, и что отъятые жизни могли храниться у кое-кого. И за счет <i>чего</i> не-колдун подлатал его?
Время шло, минуты тишины сменялись минутами тягостной тишины. Марш по-прежнему сохранял невозмутимость, благодаря снайперской подготовке, но все же ему было не сравниться с сидящим напротив него с видом, словно у того есть все время мира.
Зазвонил телефон. Годвин нахмурился, силясь вспомнить, оплачивал ли он телефон за этот месяц или нет.
    — Тебе лучше ответить, — нейтрально произнес не-колдун.
Поднявшись на ногу и пропрыгав в прихожую, Марш снял трубку. Спустя некоторое время, положив трубку, он в растерянности вернулся обратно.
    — Это из больницы? — вежливо спросил Хар.
    — Да. Мой лечащий врач сказал, что мои документы для выписки готовы и я могу забрать их в любой момент, — что было очень странно, ибо вчера и на утреннем осмотре об это и речи не было, из-за несметной орды проверяющих и журналистов, наводнивших больницу. Ненужное стороннее внимание и нервное состояние медперсонала рубило любую возможность договориться о выписке почти прошедшего курс реабилитации инвалида на корню. По хорошему, за ним должны были приехать, не важно, бобби или скорая, но приехать, а не подписывать выписку задним числом.
    — Ничего странного, я его попросил.
    — Попросил? — поднял бровь Годвин.
    — Ну, попросил, — поправился Хар.
Хар сделал последний глоточек, повертел в руках чашку и наконец посмотрел Годвину прямо в глаза.  Бывший военный отчетливо понял — еще немного, и не-колдун молча встанет и навсегда исчезнет из его жизни. Он останется наедине с помолодевшим собой, с  неисчислимым количеством вопросов, без ноги и сколько-нибудь внятных ответов.
Вчера… — первое слово далось ему труднее всего. — Вчера в больнице произошел... инцидент. Умерло шесть человек...
    — Двое, — с еле заметным сарказмом перебил его гость. — Две скорбные души покинули юдоль скорби. Остальное — мясо на косточке.
Хар мысленно перевел дух. Разговор с Верноном вышел не столько тяжелым, сколько неприятным. В процессе объяснений на его стороне неожиданно выступила тетя, которая припомнила практику Мунго, где работало несколько ее знакомых. В волшебных больницах смерть констатировали не по биометрическим показателям, а отсутствию отклика при легилиментации вида взгляд-в-взгляд. Даже если душа была опытным окклюментом или полностью безумна до потери связи с реальностью, все равно был след. Если же ничего, импульс уходил в пустоту, то все — тело эвтаназировали.
Здесь же послабления не будет. Нужно объяснить произошедшее, не объясняясь.
    — Мясо? — Годвина даже немного покоробило пренебрежительное равнодушие не-колдуна.
Хар сделал глоток, задумчиво глядя военному прямо в глаза. Он порядком подзадолбался раз за разом разъяснять эту тему почти всем, с кем ему приходилось общаться дольше пары месяцев. Цивилизации, где обыватели хотя бы на минимальном уровне разбираются в анималогии — большая редкость даже по мнению блуждающих богов.
    — Иногда случается такое, что шок и стресс достаточно сильны, чтобы тело отторгнуло душу, но нервная ткань сохраняется, и безусловные рефлексы стучат сердцем, нагнетают легкими кислород. Со стороны кажется, что человек спит, в коме. Но это лишь видимость. Треснувший сосуд из мяса и костей, в котором человека не осталось ни капли.
Марш сидел откинувшись, его лицо ничего не выражало, но уши не упускали ни единого слова.
    — В больнице было пять пустых сосудов и двое, запертых в телах и сошедших с ума. Всего семь, — сделал Хар глоток. — Одно тело медики смогли откачать, так что пишут о шестерых, но реально я убил лишь двоих.
    — Зачем? — вопрос прозвучал чуть резче, чем Годвину хотелось.
    — Прежде чем я отвечу на этот вопрос, — заговорил не-колдун после длительной паузы тихо и мягко, — напомню тебе одну немаловажную вещь — я не подлежу вашему суду. Даже не потому что недосягаем для исполнительной власти. Просто официально меня не существует. Я призрак в твоем мире. Так что осуждение возможно лишь моральное, но это мало меня трогает.
    — А вашему?
    — Нашему? Нашему что?
    — Вашему суду. Ведь ты не один такой, верно? — бросил наугад маггл. — Наверняка существуют тайные города или скрытые холмы, где вы живете по своим законам?
    — Существуют, — качнул головой маг, воздавая должное сообразительности собеседника. — Существуют вместе с законодательной, судебной и исполнительной властями. Но «наши» законы действуют только для нас и по отношению к нам. Что же касается взаимодействия двух миров, то краеугольным документом здесь является Международный Статут о Секретности от тысяча шестьсот восемьдесят девятого года. Если коротко, то он регламентирует сокрытие всего, что связано с волшебством от неволшебного мира, мира магглов и гарантирует максимально полное невмешательство волшебников в дела магглов. Поелику это возможно.
    — И как это стыкуется с затеей о наборе «копья»? — спросил не на шутку заинтересовавшийся Годвин.
    — Терпение, — приподнял ладонь Хар. — Этого я тоже коснусь. Так вот, все понятия преступления и меры пресечения за них, совершаемые волшебниками в мире магглов, во многом определяются исходя из Статута. Объясняю на примерах: экономическое мошенничество не преследуется, если оно не вредит экономике волшебного сообщества. За расследование убийства маггла возьмутся, только если наткнутся на характерные следы, неопровержимо свидетельствующие о применении чар, что бывает очень редко. Лет десять назад, одного волшебника судили за, внимание: «нарушение Статута о  секретности средней тяжести, убийство волшебника и массовое убийство магглов» — Хар усмехнулся. — Число последних, что характерно, даже не указывается. Под нарушением статута имеется ввиду открытое боестолкновение с другим волшебником на маггловской улице, на глазах десятков простых людей. Если бы он отловил человек двадцать и по тихому удавил, то не факт, что его бы обнаружили. Да и даже если бы обнаружили, то наказание было бы значительно мягче, чем за убийство этих магглов на глазах других магглов. Так что, пока я соблюдаю Статут, им на меня плевать. Если же им станут известны мои вчерашние действия, мне вменят "потенциальное нарушение статута", эквивалентное вашему крупному хулиганству, и "неправомерное вмешательство в чужую жизнь". Скорее всего отделаюсь крупным штрафом.
Встав из-за стола, Хар налил себе еще чашечку чая, после чего, перебросив хвост через плечо, с комфортом уселся на плите, не обращая внимания на жир. Чайник подлетел к магглу, обновил и его чашку, вернулся на место. Некоторое время они молчали.
    — Я убил их потому что они кричали, — тихо, но резко произнес маг. Годвин резко повернулся, не донеся питья до губ. Хар продолжил.— Мне хотелось бы сказать, что я убил их из сострадания и милосердия, но это будет, пусть и маленькой, но ложью. Я убил их, потому что они слишком громко кричали.
    — Они… кричали? — осторожно уточнил Годвин, нарушая напряженную тинишу.
    — Поставь чашку, — попросил Хар, отставляя свою.
Когда Марш освободил руки, маг с силой, но почему-то беззвучно, хлопнул в ладоши, глубоко вздохнул, шумно выдохнул, снова вздохнул, после чего закрыл глаза и спустя секунду издал оглушительный, сокрушающий волю <i>вопль</i>.
Психоментальная волна вымела из головы несчастного маггла все, снесла ясный ход мыслей, подобно шквальному порыву ветра, сметающему карточный домик. Волна из ужаса и глухого, неизбывного отчаянья лилась в свалившегося на пол человека, грозя окончательно сломить его дух и превратить в подобие тех несчастных. Он уже не помышлял о сопротивлении, о сохранении каких либо принципов, остатков гордости, если ему и удавалось чего-то желать, так это скорейшего, решительнейшего прекращения непредставимого кошмара.
Все прекратилось так же резко, как началось. Зрение постепенно прояснилось и он увидел дешевый линолеум своей кухни. Грязный пол приятно холодил щеку. Одежда неприятно липла к телу. Неведомая сила бережно подняла его, как тогда, в палате, водружая мокрое от пота тело обратно на стул. Годвин потратил порядком времени, чтобы окончательно очнуться. Твердая рука не-колдуна на плече была единственной причиной, почему он не свалился кулем обратно на пол.
    — Эти чувства были не твоими, — подсказывал ему Хар, — это квинтэссенция сопереживания, когда ты воспринимаешь эмоции другого, как свои. Пойми, что у тебя нет причин испытывать их, и вышвырни из головы.
Откровенно неприязненный взгляд исподлобья ясно свидетельствовал о том, что вышвырнуть ему хочется кое-что другое. Вопреки этому, Хар совершенно не производил впечатление человека, сожалеющего о своем поступке.
Когда военный снова подчинил себе свое тело и стряхнул с плеча руку, не-колдун снова уселся на плиту.
    — Моя реакция была все же скромнее, — заметил как ни в чем ни бывало Хар. — мне достало сил, чтобы заткнуть этих недоделанных баньши, но не скажу, что в этот момент я был в ясном уме. Годвин, — укоряюще наклонил он голову, — знаю, это было очень неприятно, но согласись, просто на слово ты мне не поверил бы.
Откровенно злой и уже взбодрившийся мужчина очень сердито смотрел на парня, вольготно рассевшегося на его плите. Парень отвечал мягкой укоризной и уверенностью в собственной правоте.
    — А остальные пятеро? — сквозь зубы спросил Годвин.
    — Повторюсь, я тогда был не в самом ясном состоянии ума, — поморщился Хар, скрестив руки на груди. — Действовал во многом на автомате. Остановил два сердца? Отлично, тут рядышком еще пять штук бьются впустую. Почему бы и их не стопорнуть? Эмпатия, как и любое другое чувство, подвержено перегрузке. После светошумовой гранаты тоже редко кто сохраняет ясность рассудка.
Хар расцепил руки, внимательно осмотрел ладони, провел языком по зубам и заявил:
    — От эмпатической проекции у меня дурное послевкусие, схожу освежусь.
Маг скрылся в ванной комнате, оставив бывшего военного одного. Вернувшись ровно через шесть минут, Хар снова расположился на плите, пачкая до невозможности и без того грязные штаны. Изменилось немногое: мускулистые плечи Годвина уже не были столь сильно напряжены, из глаз исчезла смущенная злость, в руке появилась початая бутылка пива из холодильника.
Отошедший маггл про себя подбирал слова, набираясь решимости для главного вопроса. От него зависело очень многое.
    — Мистер Поттер, — у Хара от такого обращения аж бровь поднялась, — вчера вы потратили свои силы на мое лечение и выглядели после этого измотанным. Сейчас вы свежи и полны сил…
    — … а между этим, кончил семерых, — подхватил помрачневший парень. — ты подозреваешь, что я их как-то «выпил»? Как кровосос или праноед какой? Вынужден тебя огорчить — пусть я и владею подобным приемом, но нет, я не «пью» никого. Я слишком молод для подобного дерьма.
    — Молод?
    — Поглощение энергии через убийство себе подобных, простой и легкий путь к силе, — с отвращением сказал Хар. — Это скользкая дорожка к плохому финалу. Слишком много историй предостерегают от этого. А тебя я подлатал за счет своего резервного запаса жизненных сил, — он коснулся серьги с синим камнем. — Тело при правильном питании и медитациях производит больше праны, чем ему нужно, потом ее можно аккуратно запасти и при случае применить.
    — Но все же христианская семья оказала на тебя большое влияние, — вдруг усмехнулся маг. — Принял меня за демона, колдуна, вампира. Трудно же мне будет с вами работать…
Годвин неопределенно повел плечами, отказываясь комментировать это. Но мысленно был с ним согласен.
Маггл допил чай и с силой поставил посуду на стол.
    — Что за клятву я должен буду принести? — резко спросил он, чувствуя себя словно перед прыжком из самолета. Без парашюта.
    — Вассальную клятву, — Хар на секунду задумался и продолжил. — Текст клятвы в твоем случае следующий:…
    — Часть про королеву и Бога обязательна? — напряженно спросил Годвин, когда стихло эхо последних слов.
    — Обязательно, — кивнул маг. — Пусть это во многом формальность, но королева, восходя на трон, берет под свою руку всех жителей своей страны. А ты к тому же еще и крещеный по заветам протестантской церкви. В посмертии ты обязан Богу и пойдешь по христианской линии. Так что если не отречешься, то будешь «слугой многих господ», а такие плохо кончают. В кармическом смысле, — зачем-то уточнил маг.
    — То есть, Бог?.. — как бы невзначай поинтересовался Годвин, впиваясь ногтями в ладони.
    — Да существует Он, — раздраженно отмахнулся Хар. — Практически все мифы, легенды и религии этой планеты появились не на пустом месте. Ты, кстати, не обольщайся, тебе Рай, откровенно говоря, не светит. Слишком много прегрешений, за которые ты не особо и раскаиваешься, да и отмолить все это будет очень непросто.
Годвин с удивлением отметил, что эту новость он воспринял во многом со смиренным спокойствием.
    — «Вверяю смерть и посмертие» — Задумчиво повторил он. Кажется перед ним открывались совершенно новые перспективы.
    — Во многом софистика, — прокомментировал маг. — Физическая смерть, не затрагивает душу и совершенно не является уважительной причиной… для чего бы то ни было. Но для тебя это значимое событие, так что в клятве это нужно отразить. Видишь ли, ты дашь правильно составленную клятву магу. Это почти как заклинание читать, и если не соблюсти правила, оно не сработает должным образом.
Годвин молча уставился в потолок. По-хорошему следовало быть рассудительным, логичным. Взвесить все за и против. Но в глубине души он знал ответ. Еще тогда, вчера, когда он брел по полю во сне. Вместо старой осыпающейся побелки перед его глазами вставали образы и видения из детства. Когда-то он зачитывался историями об Алисе, слишком серьезной для Страны чудес, о неуклюжем волшебнике Изумрудного Города, всего лишь фокуснике, способном обмануть весь мир. Даже сказки Гримм не столько пугали, сколько очаровывали, и в тайне он мечтал оказаться там, в мире, где есть слуги, настолько верные, что обращаются статуей ради своего короля и есть короли, настолько благородные, что кровью своих детей возвращают своих слуг к жизни. Уже потом, когда он повзрослел, о тех грезах и мечтах осталась лишь память. Вся последующая жизнь совершенно не способствовала ни религиозности, ни мечтательности. Но, как оказалось, трепет и ожидание чуда никуда не пропали.
Годвин впервые за долгое время по-настоящему улыбнулся. Он вздохнул и начал произносить свое первое, пусть и «почти», но всамделишное, настоящее заклинание:
    — Я — Годвин Винсент Марш, сын моего Отца, плоть от плоти моей Матери, рожденный в Честерфилдских землях, отрекаюсь от королевы Британской и Бога на небесах и присягаю Харольду Джеймсу Поттеру, сыну старой английской магии и древних чудес и моему новому господину. Я — Годвин Винсент Марш, Воин, Солдат…
    — Достаточно, — мягко прервал его Хар. На какой-то момент ему почудилось, что монументальный вояка посмотрел на него с обидой… показалось. — Ты сделал выбор и не собираешься от него отрекаться. Этого пока достаточно. Клятвы лучше будет принести потом, по всем правилам, с Огнем, Железом… и с двумя ногами. Да, это важно. Теперь к делу. Ты ногу хочешь отращивать долго, за месяц или быстро, за неделю?
    — ...В чем подвох быстрого способа?
    — Ты проведешь всю неделю в ванне, наполненной чем-то вроде первичного бульона, на особой безвкусной диете, чтобы пища полностью усваивалась и рассасывалась еще до прямой кишки, и все это время придется мочиться в воду.
    — Приемлемо. Когда начнем?
    — Почему-то я так и думал. Начнем с завтрашнего утра. Это твои сегодняшние обед и ужин. — Хар выложил на стол два тюбика, как из под пасты, только больше раза в два. — пойдем в ванную комнату, обсудим нюансы…

* * *
Вернон спокойно разбирал корреспонденцию и составлял коммерческие предложения в своем кабинете. Словом, важная, но совершенно обычная рутинная работа, которую он выполнял по средам, пятницам и понедельникам.
    — Дядя, мне нужно… — быстро начал Хар, появляясь из ниоткуда.
    — Ох, ты ж гребаный!.. — дернулся от неожиданности Дурсль, разметывая бумаги по всему кабинету.
    — Прошу прощения, — фальшиво повинился парень, оглянулся на дверь и шагнул в угол. Дверь приоткрылась и заглянула встревоженная дама, затянутая в строгий офисный костюм.
    — Что здесь произошло, мистер Дурсль? — обеспокоенно обозрела она бардак.
    — Все в порядке, мисс Палмер, — чуть натянуто улыбнулся ее босс. — Слишком живое воображение — иногда такое вообразишь.
Несмотря на все попытки выпроводить секретаршу, Вернону пришлось подождать, пока она не поможет ему споро собрать все бумаги, и только когда она аккуратно закрыла за собой дверь, он смог обрушиться на родственничка.
    — Какого дьявола ты вламываешься?!... — яростно зашипел он.
    — Деньги-шменьги, мистер Дурсль. — закатил глаза виновный в недавнем хаосе.
    — И это, по-твоему, повод...
    — Дядя, вы знаете, сколько получает ваша фирма за год, и сколько получили вы лично от меня за две недели. Я тоже знаю.
    — Кхм, — смутился бизнесмен. — Чума и имперцы на твою голову, поганец. Садись и выкладывай свое дело.
    — Мне нужно большое многоэтажное здание, в котором можно разместить около сотни семей. — Хар уселся прямо на стол.  — И желательно не достроенное, на этапе внутренней отделки, чтобы можно сделать все под себя. И чтобы дом был моим уже к сентябрю.
Вернон, собравшийся уже возмутиться из-за чьей-то задницы на его бумагах, резко задумался. Если племяннику его жены было глубоко наплевать на то, сколько это будет стоить, то ему нет. Проморгавшись от скопища нулей, загромоздивших весь обзор, сказал, что ему нужно сделать пару звонков и с подспудным раздражением оставил Хар ждать его в кабинете. Поначалу умилявшая восхитительная наивность фундаментальных принципах ведения любого бизнеса уже раздражала и казалась дуростью. Провести ему краткие курсы по основам, что ли, думал Дурсль Через полчаса он вернулся с бумагами и новостями. По заданным условиям в Англии было найдено два объекта, но один Хар забраковал за малую площадь, второй из-за планировки. Вернону пришлось доставать бумаги по третьему объекту, который Хара устроил, но тут уже сам бизнесмен был против:
    — Эту гостиницу строили совместно с французами, так что это вопрос не столько экономический, сколько политический, пусть и на градоправительном уровне…
    — Мажьте золотом всех, кого можно подмазать, и составьте список тех, кто идейный. Я с ними поговорю…
* * *
Когда Хар нашел искомый адрес, уже серьезно вечерело. Солнце скрылось за горизонтом, бросая прощальные лучи, звезды грозили вот-вот усыпать весь небосвод. Хар отряхнул мантию, поправил рукава и с волнением, который заметил бы только очень хорошо знавший его человек, направился к дому. Здание, кстати, заслуживало отдельного описания: трехэтажная домина, почти особняк, каждый следующий этаж меньше предыдущего,  явно выстроена волшебниками, слабо понимающими в архитектуре, но превосходно разбирающимися в трансмутации, трансфигурации и укрепляющих чарах. Постучав чугунным грифоном, Хар с интересом засмотрелся на резьбу входной каменной арки.
Когда дверь резко распахнулась, маг с трудом удержался от испепеления встречающего. Оборотень. Опять.
    — Ты к кому, малыш? — подчеркнуто снисходительным тоном осведомилась у него девица самого что ни на есть бунтарского вида. Пирсинг, татуировки, выщипанная левая бровь и кислотно-синие волосы. Мешковитая, демонстративно рваная одежда, совершенно не прячущая молодое и фигуристое тело. В общем, весь комплект не-такой-как-все. Странник испытал острый приступ ностальгии — он вспомнил старый добрый фриголиндский бордель «Фестальское гостеприимство», где он снимал каморку на чердаке. Камилла Сахарные губки, Ласс Трепет, Джулла Крикунья — привратница составила бы им достойную конкуренцию в эпатажности. А вчетвером они наверное, и Дамблдора затмили бы. Разве что кобура с пистолетом на боку сильно портила образ.
    — К Ремусу Люпину. — старался он не улыбаться. Не получилось.
    — Да-а? А мистер Люпин тебя ждет? — гляди-ка, про себя развеселился Хар, бунт бунтом, а Люпина уважает. Вот что значит иерархия.
    — Я Харольд Поттер. Мы договорились встретиться.
Так и не назвавшаяся привратница окинула его оценивающим взглядом. Захохотала. Закрыла дверь. Громко лязгнула щеколдой.
Несколько секунд Хар растерянно изучал чугунного грифона вблизи. Моргнул. Вздохнул. Постучал еще раз. Подождал. Оценивающе смерил чары на двери и... раздумал выносить дверь. В магическом взоре за слоями защиты самой двери с косяком видно не было. Вместо этого он грязно, в голос заматерился и забил в дверь с силой, подвергшей петли с засовом нешуточному испытанию.
Когда щеколда глухо звякнула, Выщипаная-бровь резко выглянула со свирепым выражением лица. В руке она умело держа пистолет. Она уже раскрыла рот для ответной брани, но осеклась: засранца и след простыл.
     Чертов паршивец...  даже с легким огорчением пробурчала она, закрывая дверь. На легчайший порыв воздуха она, поглощенная своими переживаниями, не обратила внимания.
Невидимка Хар, в последний миг успевший проскользнуть сверху нее, мысленно мерзко захихикал. Маг оказался в холле с проходами слева и справа и лестницей напротив двери. Он "принюхался", выискивая след Ремуса посвежее, и уже ступил на лестницу, как на сцене появилась зрелая красивая дама в домашнем платье.
    — Абигайл,то здесь происходит?
Выглядела она в вышей степени прилично, но из-за безымянной бунтарки у Хара тут же прошла ассоциация с бордель-маман. Если бы не то, что бунтарка признавала присутствие Ремуса здесь, то он бы усомнился, не ошибся ли он адресом? Кстати, она тоже была оборотнем, как Люпин, как Выщипаная-бровь.
    — Да стучался какой-то мутный типчик, — отмахнулась девица, — врал, что тот самый Мальчик-который-выжил, прикиньте? Парню четнырнадцать, как минимум, лоб гладкий как не знаю что, а главное, как уверенно и хвастливо заявляется...
"Я?! Хвастливо?!!", почему-то это задело Хара.
    — ... а как открыла  фьють, свинтил, мажорик.
Хар ласково улыбнулся.
    — Абби, — скрестила дама руки под внушительной грудью, — во-первых, сколько раз я тебе говорила, что тебе не следует открывать двери...
    — Но Анна, — вскинулась бунтарка, — я же ему слова не сказала, хоть и стоило! Сразу закрыла дверь!
    — Во-вторых...
Краем уха отслеживая беседу, Хар поднялся на последний этаж и постучался. Уверившись в выборе, после "Входите!", сказанного знакомым голосом, он сбросил маскировку и зашел.
    — Харольд? — удивился Ремус.
Поттер не сразу ответил, с любопытством разглядывая кабинет. Конечно, после кабинета директора Хогвартса не так интересно, но посмотреть было на что: одна амфора, стоящая в углу  и явно заполненная солью, свежим жирным пеплом, костной мукой и чем-то еще, чего стоила — на редкость знакомый аромат, где-то он уже встречал эту смесь, где-то, где она была не совсем легальна. Или коллекция старых ритуальных ножей на полке сбоку со слишком явными следами использования, чтобы быть чисто парадного назначения...
    — Хар. Прошу, называйте меня Харом. — ответил маг.
    — Здравствуй, Хар. А как... — замялся Ремус.
    — Прокрался. — предупредил Хар вежливые попытки сформулировать вопрос: "Как ты сюда проник?" — Меня встретила маггл-оборотень, долбанутая, по ней видно, не поверила, что я это я. Пришлось совершить... — Хар прервался, вспоминая формулировку: — "незаконное проникновение на частную территорию, отягощенное применением нелицензионной магией".
Судя по выражению лица оборотня, данный пункт списка наказуемых деяний здесь если и существовал, то в очень другой формулировке. Или он просто не оценил шутку.
    — Кхм, — прервал он неловкую тишину. — Всего лишь немного невидимости.
    — О, это совершенно меняет весь расклад. — закивал оборотень. — Суд обязательно это учтет.
Единственное, что выдавало его — лукавый блеск глаз и да отчетливое ехидство в глубине души.
    «Еще один серьезный иронист, — тоскливо подумал парень. — Мало мне было...»
    — В таком случае суд наверняка заинтересует и место преступления, — быстро заговорил парень. — Насколько мне известно, оборотни в волшебном мире считаются чем-то вроде второго сорта. А тут полный дом оборотней, да не простых, а истинных. А некоторые и при стволах. Признавайтесь: революцию затеяли?
Видя, как Люпин отводит глаза, Хар на миг подумал, что попал в десятку… подумал бы, если бы не веселье, царившее в настроении собеседника.
    — Не думаю, что найдется суд, который осмелится нас осудить, или прокурор, который выдвинет нам обвинения.
    — Даже так? — выразительно поднял бровь Хар — Еврейские жидооборотни купили всех?
    — Нет, — все же усмехнулся Ремус. — Дело в том, что ключевой фигурой в нашем движении является... Безликий. Не думаю, что кто-то осмелится обвинять или судить Его.
Улыбка на лице Хара сделалась приклеенной: Люпин не лгал.
Учитель? Да? О, нет. Ох... А меня в известность когда собирались поставить? Когда мир уже будет вашим? — обреченно спросил Хар. Ответом ему был театральный злодейский хохот.