Спасибо еще раз.
Отблагодарить я могу только тем, что Вы не будете долго ждать продолжения

-------------------------------------------------

-- Тогда отряд пойдет так! -- Эсдес уверенно прочертила тонкую линию вдоль Западного Тракта, сквозь самую середину захваченной области, -- Я тоже считаю необходимым кое-что тебе показать...
***
-- Показать бы вашу находку еще одному небезынтересному доктору... -- баронет Носхорн почесал затылок, поглядел на красный шар солнца, садящегося в конце широкой улицы.
Тимофей тоже почесал затылок. Но не себе, а найденному зверьку. Вроде бы это не кошка. Точно не собака. Для хорька чересчур округлый. Для фантастических зверей чересчур обыкновенный. И уж точно знакомый с людьми: на руки прыгнул охотно, сбежать не пытается. Пирожок есть не стал; ну так и баронет тоже выкинул его в канаву, едва принюхавшись к начинке.
-- Больше такой мусор не покупайте. Я вам покажу, где со свежей говядиной. Это была зайчатина, ее достаточно передержать полдня, и уже в рот не возьмешь... -- баронет очевидно задумался, глядя на низкое зимнее солнце. Повернулся к мальчику:
-- После заката похолодает. Но вы одеты неплохо. Времени до патрулей еще довольно, да и места здесь безопасные. А этому доктору неплохо бы показать и вас.
-- Меня-то за что? -- Тим переложил зверька в куртку. Тот повиновался безропотно, высунул голову из воротника, и чувствовал себя превосходно. Даже не чихнул ни разу.
-- Шпага у меня на боку вас заинтересовала?
-- Да.
-- Хотите научиться? Надо же вам уметь отвечать на оскорбления, как подобает мужчине. Мой дядя говорит, что в этом деле главный секрет прост. Чем раньше начать учиться, тем лучше результат.
Холодными пальцами правой руки Тим потрогал фонарь под глазом, и солидно сказал:
-- Конечно, хочу. А как?
-- Как Енот в кино, вы же смотрели “Ночной Рейд”. Мы даже начнем с того же доктора.
-- Но ведь он живет примерно посередине между западной окраиной и Центром. Отсюда, наверное, день дилижансом.
-- Так было до Мятежа, но ведь семь лет прошло. Доктор из первой серии переехал в центр. Мой дядя считает, что к доктору зайти обязательно. Чтобы знать, какие нагрузки допустимо давать в вашем возрасте.
-- Так врач живет неподалеку?
-- Вон по этой улице до третьего перекрестка, потом направо... Он мне руку складывал, когда я с коня упал.
Ззверек тихонько заворчал. Тимофей поежился и тихонько спросил:
-- Кстати, а сколько лет вам... Баронет?
Баронет повернулся и зашагал в нужную сторону. Тим последовал за ним, поглядывая на редкие деревья по сторонам улицы. Иней и низкие лучи закатного солнца превратили кроны в кубки красно-золотого стекла. Дошагав до первого перекрестка, Носхорн ответил:
-- На год больше, чем вашему уважаемому брату.
-- Но вы выглядите как взрослый! И вы все время упоминаете дядю. Вы в ссоре с отцом?
Теперь баронет молчал долго. Дошли до упомянутого третьего поворота; солнце окончательно село; по каменным оградам побежал ветер, высекая слезы у обоих. Найденыш завозился, убрал мордочку под кафтан. Тим натянул поглубже шапку, вздрогнув от прикосновения к холодной медной кокарде школы. Носхорн остановился, поглядел вдоль открывшейся справа новой улицы -- дома на этаж ниже, но и ширина чуть меньше. Тоже каменная река.
-- Да, сюда. Вон тот дом, у калитки нефритовая собака с протянутой лапой.
И без перехода ответил на вопрос:
-- Моих родителей убили в день мятежа. Дядя тогда служил в полиции, он опоздал всего на четверть часа. Я помню, как он плакал. Я так испугался, что стал его утешать. Такой вот зимний день. К вечеру пошел снег, хорошо помню белые комки. Окна и двери выломаны, родители мертвы. И мальчик утешает плачущего мужика в броне... Хорошо, что в кино это не показали.
Теперь уже замолчал Александров-младший. Зверек из-за пазухи перелез на шею. Улегся воротником, распушился и заворчал. Наконец, Тимофей проговорил:
-- Может, и стоило показать. А то куча взрывов, красивые битвы на мечах... А потом такие, как я, думают, что война это круто.
-- Тут у каждого второго похожая история, не считая каждого первого. Вам завидуют не потому, что вы живете в богатом доме, и не покровительству генерала Эсдес. У вас живы брат и родители. Закончим эту неприятную беседу. Вот мы у калитки врача, отказаться еще не поздно. Вы не раздумали браться за шпагу? Ваш уважаемый брат как-то сказал в школе, что ему интереснее продолжать отцовское дело. Это настолько уважительная причина, что никто не осмелился обвинить его в трусости.
-- Узнаю брата Ляпа. Кажется, у него завелась девчонка, и он рвется повзрослеть, чтобы она обратила внимание. Но это не мое дело, -- сказал Тим серьезным тоном. И подмигнул.
Носхорн улыбнулся:
-- Так мы идем к доктору?
-- Конечно! Как дядя Паша в кино. А потом к мастеру?
-- Да.
-- Баронет, а откуда вы знаете меня? С братом познакомились в школе, но вы же на пять классов старше. Вас что, просили присмотреть за мной?
-- Я видел вас в доме генерала, дядя брал меня на завтраки.
-- Это за большой стол? Со всеми этими вилочками-тарелочками-стаканчиками? Бр-р...
-- Если вы желаете преуспеть среди людей шпаги, вам придется выучить и этикет, и танцы. Кстати! -- тут подмигнул уже Носхорн, -- В смысле девчонок танцы отличная штука. Может ведь рука соскользнуть чуть ниже талии?
-- А если она обидится?
-- Пожалуется кому-нибудь. Тут вам и дело для шпаги. Видите, как разумно все устроено в жизни?
-- Вот, значит, причина начинать обучение пораньше?
-- Вы несомненно умны.
***
-- Ума в нашем деле недостаточно... Как вышло, что вас не учили совсем ничему?
Носхорн и Тимофей стояли перед высоким каменным забором школы фехтования. Сегодня день выдался солнечный, морозный. Мастер меча обитал все там же, где и в фильме; калитку Тим узнал без подсказок. Правда, в кино мастер выглядел не настолько морщинистым -- но зато в натуре двигался с непередаваемой грацией крупного хищника... Или тяжелого танка из любимой игры прошлой жизни. При виде наставника Тимофей понял, отчего в кино дядю Пашу называли Колобком -- мастер прямо-таки катался не подпрыгивая, не раскачиваясь; Тяпу при этом слышался рокот дизеля и клацанье траков. Очевидно, и Енот выучился двигаться так же.
Зверек высунулся из-за пазухи, глянул на мастера. Фыркнул и спрятался. Мастер прищурился:
-- Вот, значит, в чем дело... Что ж, это кое-что проясняет... Письмо!
Тимофей послушно протянул свиток, написанный доктором пять дней назад. Тот про найденыша не сказал ровным счетом ничего: “Я специализируюсь на людях, уж простите.” Зато про Тимофея бакалавр медицины с непостижимой скоростью написал диссертацию, не меньше. В процессе прощупав мальчика по всем суставам, простучав сухими пальцами по спине и ребрам, подергав за язык, посветив синим лучом в зрачки -- Александров-самый-младший знакомился с похожими процедурами в клиниках Проекта. Разве что здешняя экзотика вместо экранов или белых плоскостей состояла в разнообразных бронзовых завитушках, огромных лупах, светящихся кристаллах... Тим навидался алхимических лабораторий в играх полного погружения, да и в учебных программах по химии, так что головой не крутил и глаза не таращил.
Итогом всего столоверчения с игловтыканием оказался этот самый свиток и хлопок по спине:
-- Не сутультесь, юноша. Впрочем, там, куда вы направляетесь, вам и не дадут.
Тим поежился. Носхорн очередной раз поинтересовался, не хочет ли тот отказаться. Александров-самый-младший призадумался. Спрашивать опасно, но и не спросить боязно:
-- Баронет...  А почему вы так со мной возитесь?
Носхорн замер на мгновение. Посмотрел на небо, на выметенную столичную мостовую, хватающую ледяными когтями даже сквозь тройную подошву степных сапог. Перевел глаза на мальчика. Тот вздохнул по-взрослому тяжело:
-- Прошу извинить. Глупый вопрос...
И вот сегодня мастер меча дочитал послание доктора, скрутил обратно и повторил:
-- Да, ваша находка объясняет кое-что. Но не все. Как вышло, что вас не учили совсем ничему?
-- Там.. Где я вырос, -- ответил Тим, --  Это не нужно.
-- Судя по вашим словам, там попросту рай... Здесь же бренная твердь с низменными материями. Вы можете отказаться в любой момент. Но после этого не приходите. Исключений нет. Достаточно ли вы взрослый, чтобы это понять?
Носхорн кашлянул:
-- Я бы рискнул поручиться за молодого человека.
-- Даже так? А платить будете тоже вы? Обучение стоит приличных денег.
Тут уже Тим ответил уверенно:
-- На что-что, а на обучение отец всегда давал деньги без малейших возражений.
-- Хм... Воистину, рай. Доктор написал, что не видит никаких препятствий против обычного курса для мальчиков. Что ж... -- мастер ехидно улыбнулся, распахнул калитку в царство пота и боли:
-- Добро пожаловать в ад!
***
Я шел через ад десять дней
И я
Я клянусь
Что в аду нет
Ни жаровен, ни чертей
Там только снег
Снег
И сгоревшие дома
Объелись волки
и отрыжка у ворон
Зима
***

-- Неблизко. По равнине чуть ли не день, а до равнины отсюда двое суток лесом.
***
За двое суток, что ехали лесом, выросший отряд справился с похоронами в двух деревнях, потом Эсдес все же приказала не задерживаться; дальше мертвые места отряд проезжал рысью. Лесные братья трусцой бежали рядом, держась за стремена. Миновав деревню, лошадей переводили на шаг, по пустому Тракту двигались уже без особой спешки. Снесли три поста, на каждом порубив десяток. Гонцов убивали на месте, Носхорн жадно ворошил сумки с донесениями, покрывал пометками сопоставительную таблицу. Скоро появились тревожные письма о пропаже гонцов; но других каналов связи захватчики просто не знали. Предполагали нападение разбойников, либо что вблизи Тракта объявился медведь-шатун. Через день встретилась тридцатка воинов, направленная на очистку пути. Эсдес накрыла их одним ударом холода; оружие забрали лесные братья, доспехи же пришлось оставить под выворотнем: холод уничтожил все кожаные пряжки.
-- Больше мы такой мелочи не встретим, -- предупредила Эсдес, -- Теперь пошлют сразу сотню. Справимся -- пошлют полтысячи. А потом уже начнут беспокоиться всерьез.
Мороз никуда не делся, и ночевки не стали приятнее. Но людей теперь грела ясная цель и боевая злость. Большую часть дня отряд проводил в движении, либо в готовности к бою, и потому каждый вечер усталость быстро побеждала холод -- все, кроме часовых и хранителей костра, засыпали быстро и глубоко.
На третий день мстители вышли к опушке Великого Леса. Тракт спускался к реке,  широкий мост через которую оседлала крепость Громкий Камень. Презрительно шевельнув бровью, Эсдес проморозила речку выше по течению на локоть вглубь; по наледи прошли все сорок два бойца. Предложила создать ледяную пробку до самого дна, но, поразмыслив, отказалась: не стоило настораживать противника раньше срока.
Здесь, на широкой равнине, от Великого Леса до западных гор, между крепостями Громкий Камень и Алмазный Брод, каждый клочок земли с незапамятных времен распахивали, засеивали, засаживали. По старому закону, луговина на час пути по обе стороны Тракта оставалась свободной от застройки; все же прочее давно разгородили на участки.
С началом правления Онеста поля и огороды понемногу сокращались: чем больше сеешь, тем больше платишь налогов; неудивительно, что расширяться довольно скоро перестали. Часть хозяйств разорилась, многие поля заросли бурьяном. Часть выкупили крупные землевладельцы, поставили там на работы должников, потом перестали стесняться и пополняли ряды рабов наловленными по улицам Столицы нищими; либо разорившимися мелкими землевладельцами.
И вот сейчас отряд ехал мимо леса закопченных печных труб. От плодовых деревьев остались обугленные стволы. Прыгать через рухнувшие обгорелые балки, вилять между вскрытыми при грабеже люками в погреба, огибать выгребные ямы хорошего мало. Приходилось выдвигаться на Тракт. Хорус и его лесные братья старательно прощупывали дорогу шестами; кони осторожно ступали по найденным ровным дорожкам, стараясь придерживаться бывшей улицы.
К чистой полосе у Тракта вышли только в сумерках. На белом снегу отряд наверняка заметили, но никого из Громкого Камня не прислали. Видать, разглядели флаг союзника -- по бумагам-то “Рейд” числился вовсе не врагом -- и решили, что посольство сошло с Тракта еще в лесу. Еще бы: гонцы пропадают, посты не докладывают; послали тридцать воинов разобраться -- даже кони назад не прибежали. Вот послы обошли опасное место кругом, а теперь закономерно стали на отдых...
Чтобы окончательно уверить наблюдателей в этом впечатлении, отряд поставил шатер. Растопили снег, опять подогрели вино. Неожиданно для всех, быстро и страшно напился Хорус. Две кружки вина на вес здоровяка ничего не значили, но после второй лицо старшины покраснело. Нос оказался неотличим от пятачка, а по щекам горохом покатились взаправдашние слезы.
-- Не смейтесь надо мной! Я не хотел корчить крутого! Я десятник сельской стражи, -- атаман пытался утереть лицо рукавом, но на морозе получалось не очень. Шумно всхлипнув, Хорус положил руки на пояс:
-- Мы гоняли... По лесу... Зверей. Пьяных вязали. Я не знаю, как себя вести на войне! Каменный лес... Один камень! Людей не осталось!
Носхорн влил в бедолагу полстаканчика крепкой водки, взятой для прижигания ран -- атаман заснул мгновенно. Эсдес крепко взяла Енота за рукав:
-- Я и хотела, чтобы ты увидел именно это. Как тебе цена победы, не дохрена?
Енот прикрыл веки. Двинул пальцами вдоль рукоятки Третьего Проклятого. Ветераны и Носхорн открыто взялись за эфесы, но людорез “Рейда” только плечами пожал:
-- А я видел. Старые фотографии. У вас же тут знают, что такое фотография.
Носхорн медленно кивнул:
-- У нас тут даже составной портрет знают, для розыска.
-- Ну вот, -- Енот повторил медленный кивок барона, -- Я видел. На фотографиях. В кино. К счастью, живьем не застал. Это и есть война нашего мира. Промышленное уничтожение. Специально придуманными средствами. Специально обученными людьми. Последний довод, после которого даже победа со вкусом дерьма. Потому что все довоенные связи разрушаются. Все хорошие люди звереют, чтобы выжить. Это как смерть: страшна не сама собой, а тем, что ты теряешь всех близких; и что они теряют тебя. Посмотрите. В этом краю будут говорить: “До войны” и “после войны”...
Землянин встряхнулся:
-- Я встречался с людьми моего мира. Они могут проходить сюда, но переход работает в одну сторону.
-- Капитан Огре? -- уточнила синеволосая.
-- Не только. Сравнительно недавно, в день штурма Столицы. Онест приглашал таких, защищать свой особняк.
-- Это не секретно? -- барон покосился на греющих руки лесных братьев.
-- Тайна давно раскрыта. Наверняка помимо меня были другие... Гости. У нас для них придумано слово, но я его не люблю. Ну вот. Если они говорили с Онестом, то могли сговориться и с западниками. Либо вообще, Онеста и западников мои земляки сыграли втемную. Самое точное доказательство -- такое вот бессмысленное опустошение.
-- Зачем? Им нужна тут земля без людей?
-- Я не знаю, что им тут нужно. Я просто не хочу, чтобы здесь все стало, как там.
Эсдес и Носхорн переглянулись.
-- Но ты же не сделал из “Рейда” такую живодерскую... Систему, как сам говоришь.
-- Меня не сильно допускали в “Рейде” что-то там решать. И мне больше нравится такая война, как у вас. Когда герои сражаются с героями, а остальные читают об этом в газетах и восхищаются. С нашей точки зрения это пафосно, глупо и смешно. Зато при этом погибают одни только герои; ну, может, пару-тройку случайных зевак заденет... А здесь расстреливают, словно лес вырубают. Я прям вижу за этим крупную корпорацию, или спецслужбу какой-нибудь сверхдержавы. Вот и пришлось громоздить Генеральный Штаб, где одних операторов с шифровальщиками больше, чем бойцов “Охотников” и “Ночного Рейда”, вместе взятых.
Люди у костра переглянулись. Некоторое время никто не решался заговорить. Наконец, все согласно посмотрели на Эсдес, и та по праву командира спросила:
-- Первоначальный план менять не будем?
-- Думаю, не стоит, -- Енот загибал пальцы:
-- Во-первых, надо вручить официальное объявление войны.
Носхорн кивнул:
-- Вы говорили, а мы все согласились: пренебрежение правом рано или поздно икнется.
-- Во-вторых, Пыльный -- самый короткий путь получения подкреплений и снаряжения. Вот в Пыльных Воротах можно намораживать лед хоть до верхушек скал.
-- Но и после этого в распоряжении противника останется сорок тысяч прилично снаряженных и обученных бойцов. Кроме того, есть пути севернее горной цепи.
-- Все так. Однако путь удлинится почти на месяц, возникнет неразбериха. Но главное, я надеюсь отловить в Пыльном создателя армии “нового строя”. Или его представителя. Слишком важная точка, не может в городе никого не быть.
-- Но система уже создана, система будет работать и без вашего... Земляка.
Енот привстал, вышел из шатра. Осмотрелся. Отряд Республики (“Сорок два джедая”, -- хмыкнул про себя Енот) как ни в чем ни бывало, пил кипяток и глинтвейн посреди захваченной территории. Хорус, оправдывая имя, вообще залихватски храпел, полностью игнорируя опасность. Военная машина, восхваляемая Енотом, никак не реагировала на вторжение. Пока не реагировала.
Землянин вернулся к собеседникам:
-- В том-то и дело, что система пока что не закончена. Вот мы тут сидим, костер жжем. Видно издалека. Кто мы и что мы, противник не знает. Мало ли, флаг. Проверить бы надо. Но -- ни отряда на перехват, ни каких-нибудь удальцов нам на хвост, чтобы следили, доносили, куда мы идем, беспокоили. Ни навязать нам какое-нибудь почетное сопровождение. Делаю вывод: исполнители Устав прочитали, но делают, как привыкли. А зачем нововведения? И так все прекрасно работает. На тех небольших армиях, где все всех знали в лицо.
Енот протянул пальцы над огнем, продолжил:
-- Но главную надежду мне подает рассказ Хоруса. Противник даже не пытается строить дороги, мосты, переходы.
-- И что из этого следует?
-- Либо там все же профессионал, просто пока ограниченный в средствах -- тогда уже завтра нам придется жарко. Либо любитель, самоучка. Учил самое интересное и яркое в военном искусстве, и полностью забыл о ремесленной основе любого искусства. Военного тоже.
-- Но дороги тут при чем? -- спросили сразу несколько человек.
Енот хмыкнул:
-- Принцип стратегии --  концентрация. Допустим, он узнал, кто мы. Его армии встречались в бою с Эсдес, поэтому высылать маленький отряд себе дороже. Прямо сейчас ему нужно собрать несколько тысяч: гнать нас широкой облавой или давить массой. А старые дороги не расчищены, новые даже не пробовали прокладывать. На сбор сколько-нибудь крупного войска уйдут недели.
-- А его подчиненные вообще не понимают важности деталей. И с его исчезновением попробуют повторять его приемы “как в книге”. Но без понимания приемы, скорее всего, не сработают. После чего от них откажутся, -- сообразила Эсдес. Енот подтвердил:
-- И мир будет спасен от новой технологии массового уничтожения. Пафосно и героически, как тут у нас положено.
Носхорн проворчал:
-- Хорошо бы они подольше не догадывались, кто мы. Флаг у нас посольский, документы посольские. Что с нами Эсдес, видно только в упор. Выслали бы проверить сотенку, потом еще... Мы бы так половину гарнизона перещелкали. Потом бы в трофейное переоделись и еще пару раз повторили трюк. Но вот чего не пойму. Енот!
-- Слушаю?
-- Зачем в эту вылазку вы потащили половину штаба? Почему было не послать того же Тацуми в паре с Мейн? Вашу хваленую Акаме? Генерала Будоу раскатали, Онеста раскатали, а его ведь ваши земляки охраняли, так что задачка уже знакомая. Почему мы?
Землянин плотнее завернулся в кошму:
-- При силе Эсдес опасность нам грозит исключительно от собственной дурости. А чтобы сработаться, нет лучше способа, чем совместное дело, да еще и против общего врага.
-- Все равно непонятно. Почему вы решили сработаться именно со мной? Я полицейский, не воин.
-- А я так и вовсе убийца. Вы, барон, самый авторитетный офицер штаба. Вам доверили высказывать общее мнение. Признаете вы, признают остальные.
-- А если не признаю?
-- Вам или мне придется уйти. В штабе останется один лидер. Это куда важнее, чем знание какого-то секретного приема или технологии.
-- Ну, до возвращения из похода об этом толковать нечего. -- Носхорн повертел кистями, разгоняя кровь. Заговорила Эсдес:
-- Следующие несколько дней спать не придется. Я выросла на севере, снежные пустоши мне привычны, а для моего тейгу лучшего нельзя и придумать. Для прочих вот, -- из сумки на поясе появился флакончик:
-- Капля на кружку. Привыкания не будет, за что и ценю. Но последний. Даже не знаю, жива ли на севере та старушка...
-- Раз такая ценность, прибережем. Енот, не расскажете нам, чего ждать от ваших земляков?
-- Если они там есть. Мою уверенность к делу не пришьешь.
-- Ничего. Завтра отловим конвой с рабами, тут уж им придется кого-то выслать за нами. Заодно узнаем, во что нас ценят. Думаю, пригонят сотню. А уж в сотне кого-нибудь да возьмем живым, и он все-все нам расскажет. Потом...
-- План обсуждали сто раз, -- перебила Эсдес, -- Лучше пусть Енот расскажет нам, что такое: “кино”.
***
Кино -- кроме того, что важнейшее из искусств победившей революции -- еще и место, куда можно пригласить девушку. Девушка, разумеется, может не согласиться. Но этот момент Акаме, к стыду своему, тупо прозевала.
Акаме -- бессменный и лучший начальник секретариата самого президента Новой Республики. Вот уже пять лет, начиная от холодной зимы победившей революции, и до такой же неласковой зимы сегодня, Акаме ничего не забывает; Акаме не ошибается, называя фамилию должностного лица; по приходу Акаме сверяют часы.
Да что там деловой этикет! Акаме так ни разу и не порезалась, полируя страшную сталь Первого Проклятого Меча.
И тут -- мальчишка в кино зовет. Ее, Убийцу Акаме?
Пока девушка хлопала глазками, кавалер обрадовался: “Так и знал, что не откажешься! Билеты я взял на полдень.”
Акаме чисто механически вытащила записную книжку, куда заносила все-все деловые встречи и все-все фамилии, титулы, адреса; клички любимых собак, дни рождения супруг и детей всех важных персон, с которым секретариат Надежды Ривер вел переписку. Записную книжку подарил Енот: в его стране когда-то жил уважаемый Енотом правитель, которому привычка все записывать очень помогла...
Перелистнула.
Да, завтрашний полдень свободен.
И тоже кивнула, как овца последняя! Ну надо же, в кино пригласили. А что там делать?
Нет, Акаме знала несколько способов прикончить цель в театре, а это почти то же самое, что в кино. И знала куда большее число способов прикончить цель где угодно еще. И не проверила на практике разве что два-три способа из длинного списка. Но разве это подходящая тема для первого свидания?
Акаме сидела за своим знаменитым столиком, в окружении сводок, писем, смет, доносов, рекламных проспектов; чувствовала привычное тепло рукояти Первого Проклятого. Начиненный информацией столик помогал решить множество проблем управления государством; а если с чем не справлялось перо, то прекрасно справлялся клинок.
Но ни тот, ни другой не могли подсказать самого простого. Что, к примеру, надеть?
Акаме подошла к большому зеркалу. У тренированной мечницы “Рейда” фигура состояла, в основном, из ног. То есть, сиськи вроде как были. Но -- даже сравнивая не с Леоной, а хотя бы с Надеждой -- признать их большими не решился бы самый благожелательный суд присяжных. Ладно, с юбкой понятно, туфли тоже... А вот верх? Там и подчеркивать нечего!
Хотя... у сестрицы Куроме сиськи еще меньше. А парень у нее уже имеется. Посоветоваться с черноглазой? Уж точно не с Леоной: “С подругами дружи, а парня крепче держи.”
Жаль, Надежды в Столице нет. Она точно не стала бы смеяться. Но у президента причина уважительная. Ривер в лечебнице. Анна Александрова взялась за дело резко, и к зимнему солнцевороту обещала президенту новую руку. Так что и Анна сейчас занята, не спросишь.
Может, ее сын потому и осмелел? Пока мама не глядит, Акаме Убийцу в кино позвать: ну круто же, вся школа обзавидуется. Как-то не верится, что за этим нечто большее. Мал еще пацан. Узнает правду -- десяток дверей прошьет навылет, удирая к маме.
От нее здоровые мужики, помнится, бегали с визгом.
Акаме вернулась к столу. Справа на особой подставке торчал колокольчик. Как главе секретариата, Акаме полагалось выглядеть безукоризненно везде и всегда. Команда из парикмахера, костюмера, гримера весь рабочий день ожидала в полной готовности. Для больших приемов или сложных визитов команда усиливалась швеей, стилистом, составителем букетов, мастером маникюра. Достаточно позвонить в колокольчик -- из одного удивления, что у Акаме наконец-то появился парень, команда отполирует ее так, как она сама клинок не полировала!
Но Акаме даже не поглядела на колокольчик, и не потому, что боялась пересудов. Увидят ее в кино, все равно сплетни пойдут. Просто блеск и лоск, наведенный командой -- часть работы.
Кроме работы, у Акаме была только сестра Куроме. Ну, еще очень уважаемые подруги -- Леона и Надежда. Специфика работы могла выдернуть Акаме из-за праздничного стола или вот со свидания в любой миг -- и не для того, чтобы напомнить президенту строку и параграф указа; чаще всего для того, чтобы Первый Проклятый снова увидел небо. И еще хорошо, если дневное.
Акаме работала только потому, что кроме подруг, у нее действительно не было ничего; а подруги просили помочь. Сколько у нее скопилось денег, Акаме давно не считала. После каждого тяжелого случая; или просто раз в месяц Акаме открывала последнюю страничку вошедшей в легенды записной книжки. Смотрела в потолок, и тихонько -- как подобало воспитанной барышне -- произносила особое слово. Слово записал все тот же Енот, когда Акаме пожаловалась, что не может коротко выразить отношение к работе.
На предстоящем свидании Акаме хотела оставить как можно большее расстояние между собой и работой. И в конце-то концов, разве порядочно пользоваться служебным положением в личных целях?