Я явственно что-то ощутил. Что-то настоящее, что-то осязаемое, а не безумный плод моего воображения. Словно я стоял на берегу, мутная вода чёрного моря омывала мои всё ещё лысые ноги. Мне тринадцать, пора беззаботности, я впервые держу девочку за руки — первая любовь. Возможно с этой первой любви всё и пошло наперекосяк в моей жизни, ибо закончился сей не начавшийся роман никак. Нет, меня не отшили. Задним числом прожитых лет я уже понимаю, что она тоже проявляла симпатию и уже чуть бы не прямыми намёками подталкивала к первому шагу. Но она была первой, и она была старше, пусть всего и на год. Две причины, чтобы не сделать первый шаг вплоть до её отъезда домой. Я всегда оправдывался этими двумя причинами, это было отличное оправдание в испепелении своей самооценки на долгие годы. И только сейчас понимаю — я просто трус. Вот и всё. Она уехала, а я стоял на том же берегу следующие ночь, утро, день. Оправдывался, оправдывался, оправдывался. Перед собой. Перед миром. Перед бризом. Бризом, который поглаживал моё лицо в попытках успокоить и заставить жить дальше. Тогда ему это удалось лишь частично. И вот он вернулся, чтобы продолжить начатое спустя столько лет. Он снова поглаживал лицо, подобно волнам ударяющихся по скалам берега. Дуновение свежего ветерка быть может и обрадовало в этой стоячей жаре, но всё же то далеко не освежающий бриз. От него щекотно не становится. Потому что это не бриз, я не на берегу моря и мне не тринадцать.
Пора просыпаться.
Пересилив себя, чтобы приоткрыть слипающиеся веки, перед моим мутным взором предстали чьи-то хлопающие глаза. Они струили волшебным и притягательным светом из небесно-голубых радужек. Если долго всматриваться, то можно представить побережье лазурного берега именно так, как я его представлял в своём больном воображении. Ведь побывать в тамошних местах мне так и не удалось, да и похоже не удастся. Поэтому вид этих ярких глаз равно как манил, так и вызывал тоску в сердце. Но отворачиваться не имело смысла. И не потому, что от суровой действительности убегают только трусы, а из вполне прагматических целей — кто знает в каком очередном мире я очнулся. Если госпожа судьба меня снова бросит побарахтаться в очередное море — я точно рехнусь. Наверное, даже если вернусь в свой мир. Это тяжело признавать, но мой мир без кое-какой смутьянки уже будет не полон.
К счастью, об этом не стоило беспокоиться. Уткнувшись почти носом в нос надо мной нависало неописуемо чистое и гладкое лицо этой самой смутьянки. Глубоко дыша она прикрыла свои глаза и опустилась ещё ниже. Медленно. Так, чтобы меня не разбудить, но при этом заполучить желаемое. Хотелось пододвинуться и сделать первый шаг…
А вдруг спугну? А вдруг это не то, что я своим испорченным воображением нафантазировал? Вдруг-вдруг-вдруг?! А-а-а!
И снова поиграем в чух-чух, а потом постоим на бережке?!
Мою щёку что-то пощекотало, и я от неожиданности широко распахнул глаза. Это были растрёпанные локоны рыжих волос, которые предательских соскользнули с плеч Брайсты. Вот они и поставили точку во всех обуревающих меня сомнениях «быть или не быть».
— Прости! — Брайста мгновенно отпрянула от моего лица и прямо села на краю моей «кровати». В ковычках, потому что больше походила на традиционные японские кровати — то бишь «спи на полу, самурай». Так ещё под льняным покрывалом ощущались покалывания от соломы. Пятизвёздочный отель, не иначе.
Так, стоп.
Последнее, что я помню — это как мы улепётывали на полной скорости от учинённого мною пожара. Где-то на рассвете мне стало мягко говоря дурно и наглухо вырубило. Или не очень? При попытке вспомнить всю катавасию, которая со мной происходила после того, как потерял сознание и до момента «почтипоцелуя», в голове сразу рассыпалась тысяча игл. Там определённо кто-то от души протестировал гвоздемёт.
— Ты-очнулся! — вздохнула Брайста, возвращая меня в здесь и сейчас. А оно диаметрально отличалось от того, что запомнилось в последний момент. Из седла двухкриката я каким-то невообразимым чудом очутился в какой-то комнате. Она вся пребывала в полумраке и больше походила на казематы, чем на палату в лечебнице. От тусклого свечения паунка в лампе рядом с кроватью только глаза Брайсты ярко отражали голубоватым блеском. Как светлячки в лунную ночь.
Прежде, чем ответить, пришлось отодрать присохший к нёбу язык.
— Да, похоже на то, — слова мне давались тяжко. — Жив, цел, орёл.
— Я-так-испугалась! — Брайста подала мне флягу с водой, и я непременно её иссушил под успокающие тараторания, — Ты-разговаривал-сам-с-собой-я-испугулась-не-знала-что-делать-ведь-я-никогда-до-тебя-не-выхаживала-человека-это-так-страшно-ведь-это-всё-в-новинку-поэтому-я-сделала-то-что-должна-а-ещё, ещё… Ты-помнишь?
— Похоже у меня была лихорадка. Если что и говорил, то уже и не вспомню.
В прошлой жизни никогда бы не мог подумать, что обычная вода может работать почище ядрёного кофе. Именно такой эффект я на себе испытывал. Я прямо ощущал, как в моём организме пошагово активируются все системы жизнедеятельности. Поэтому так хотелось иссушить эту флягу досуха, но помятуя о своих прошлых ошибках, пересилил себя и отдал обратно Брайсте.
— Я-слышала-это-человечесий-недуг, — она снова ко мне наклонилась: чтобы взять флягу или просто хотела быть поближе — не разобрать. — Но-я-не-знаю-как-его-лечить-поэтому-просто-укрыла-тебя-от-светила-и-давала-воды…
— Ты всё сделала правильно, — приподнял я уголки губ, стараясь приободрить своего ангела-хранителя. — А ведь я только хотел сравнять счёт в игре «спаси дебила».
Она хихикнула и гордо выпрямилась, выгодно демонстрируя свою осиновую талию.
Только сейчас я соизволил обратить внимание, что накидки на ней уже не было. Теперь приталенная льняная рубаха явилась на божий свет, подчёркивая завидную фигуру Брайсты.
— Я-бы-сама-выбралась! — захорохорилась она.
— Может быть и выбралась. Оборванная до нитки.
Брайста на это насупилась и, казалось, сейчас изречёт долгую тираду насколько я не прав и вообще зря вмешался. Но вместо того она сверкнула мягкой улыбкой:
— Спасибо.
— Всегда к вашим услугам.
Я постарался приподняться, чтобы осмотреться куда попал. В мышцах разливалась лень, но пришлось её придушить на время.
Небольшая комната, размером со спальню в хрущёвке. Но не по-хрущёвски темновато. Всё было погружено в полумрак не потому, что строители забыли вставить окна и теперь честь нести свет в этом помещении досталась маленькому кристаллику. Нет, окна таки были. Но за ними проглядывалась безлунная ночь, на чёрном небе котором помимо ярких звёзд прочерчивала белая линия кольца планеты. Остатки некогда вечного спутника Земли — Луны. Ни дать, ни взять, со смертью Луны Земля выплакала всю воду до суха.
Брайста заметив, куда я уставился, поспешила пояснить:
— Тебе-стало-плохо-на-рассвете-но-лучше-не-становилось-и-когда-ты… ты… ну…, — она неуверенно прикрыла рот рукой, стараясь незаметно прочертить пальцами по губам.
Да, Брастя, я уже понял, что ты попыталась разбудить спящую красавицу самым что ни на есть классическим методом. Жаль я оказался не настолько крепко спящим. Даже здесь, когда от меня никакой инициативы не требовалось, я таки умудрился всё испортить.
— Помедленнее, пожалуйста. Ты ведь уже умеешь говорить по-человечески, — помассировал я виски. Думаю, я уже и так догадался как здесь оказался. — Ты не знала, что делать, поэтому привезла меня сюда.
— Да, — кивнула Брайста. — Я крепко-обмотала тебя и довезла до Горного-града. Мне ничего не оставалось.
— Так мы в городе уже? — я попытался встать на ноги, но они ослабли настолько, что никакая сила воли не способна мне помочь.
— Я-думаю тебе стоит ещё отдохнуть.
Это чертовски хорошая идея! Ваша лодка готова!
— Значит якорь брошен, капитан.
Брайста уже привычно наклонила голову на бок, а я решил не вдаваться в объяснения.
Ещё раз прошёлся взглядом по комнатке, обставленную по-спартански. Да уж, отличная дыра. Больше похожа на хлев, в которой должны держать крупнорогатый скот. Ну или другой скот. Тот, что просто скот. Разве что самая обычная деревянная дверь намекала о том, что держать скот, да и крупнорогатый тем более, здесь не получится. Помимо моей кровати у окна примостился маленький журнальный столик. Ну как журнальный и как столик: четыре камешка, на которых зафиксирована оттёсанная плита. Оригинальненько. Будто забежал к кроманьонцу на огонёк. С обоих сторон столика пристроились уже куда как богатые изделия для этого мира — железные табуреты. Цивилизация, однако!
— Я напросилась к старому другу моего отца, — поёжилась Брайста. — Больше мне некуда податься здесь.
Я глубоко вздохнул. Хорошо, что она сама понимает в каком положении. Даже мне, человеку, который Брайсту знавал от силы пару суток, стало ясно, что она не тот, кто будет пользоваться популярностью и уважением. Если ей верить, а пока у меня нет причин сомневаться в Брайсте, помыслы и цели то у неё может и благие. Да только методы хромают. На обе ноги.
— Ты просто умничка, — заверил я её. — Иначе мои мозги, наверное, сгорели бы.
— Я очень рада что этого не произошло, — Брайста пододвинулась поближе и крепко обхватила мою руку. — Правда, очень. Я так испугалась…
— Ещё раз спасибо.
Я вновь ощутил бархатную кожу Брайсты, которая заставляла хотеть ещё и ещё. Невозможно выбросить из головы, то, что осело на мели и не собирается больше ни в какое плаванье: мол и тут хорошенько кормят. И памятуя свои прошлые похождения и об упущенных возможностях в той же самой голове у меня щёлкнуло только одно: не упусти шанс! Сердце хоть и ухнуло в пятки, но в этот раз я собирался довести начатое до конца.
Моя рука неторопливо скользнула по её талию. Сначала Брайста дёрнулась, будто бы испугалась и готова была резко вскочить, но пересилила первый порыв. А моя рука тем временем наглела и подтянула к себе столь желанное девичье тело.
— Васенька, я… я не могу. Не могу, — у неё дыхание сбилось, голос приятно на слух задрожал. — Я же андри. Не могу…
Но её подчиняющееся тело, её томный взгляд, который ни с чем не спутать, вопили, что как-раз хотят. И по своему желанию, ведь её глаза ничем дурным не светились.
Я резко подтянул Брайсту и перекинул её ноги через себя. Она совсем не сопротивлялась, даже когда моя рука оказалась у неё на коленях, а потом ласкала всё выше по бёдрам. Как и ожидалось: льняная ткань совершенно ничего не утаивала, и я сквозь неё ощущал каждый изгиб. Не то, чтобы у меня был богатый выбор девушек, до которых всё же добрались мои загребущие ручонки, но ни одна из этих девчонок даже рядом не стояла по столь приятным ощущениям. В меру мягко, в меру твёрдо. Брайста была идеальна во всём.
Она обхватила меня, заключила в объятия и прошептала на ухо:
— Я хочу стать тем, кем ты хочешь, чтобы я была для тебя. Но не могу…
Моя рука сделала крюк у её промежности и украдкой проскользнула к необделанному прессу животику. Задержался ненадолго, чтобы насладиться подольше. А дальше вновь через талию к вожделенному бугорку. И вот уже большой палец нащупал исконное, а Брайста тихо всхлипнула, прижавшись ко мне посильнее, как кто-то толкнул дверь. Брайста молниеносно вскочила, оставив меня в глупой позе. Не успел я даже понять, что произошло, как в ту самую дверь вошёл андри в тех же самых одеяниях, что и знатные последователи Вождя. Мои мышцы сами по себе напряглись, готовясь к любой пакости от незнакомца. Особенно от того, кто только что прервал наклёвывающийся секс. Ладно, я может погорячился, но прервать поцелуй с Брайстой — не прощу!
Или прощу? Я заметил у него в руках железный поднос с чем-то вкусно пахнущим. Настолько, что я мигом расслабился и готов был простить незнакомцу абсолютно всё. Да уж, голод не тётка.
— Смотрю-Васьильий-очнулся, — мужчина вошёл в комнату как ни в чём не бывало, не особо церемонясь можно или нельзя.
— Да-так-и-есть, — Брайста приводила себя в порядок настолько быстро, насколько могла. На почтительный тон она перешла в первую очередь.
— Не-представишь-как-подобает? — мужчина уверенным шагом проследовал ко мне и склонился рядом с кроватью, чтобы положить поднос.
— Василий-это-Хандграс, большой-железодобытчик-очень-острый-глаз, — формальные реверансы со стороны Брайсты всё же выглядели комично, поэтому я еле сдерживал смешок. — А это…
— Я-знаю-кто-он-не-без-твоей-помощи.
Ты смотри какой индюк!
— Приятно познакомиться, — выдавил я из себя доброжелательную улыбку и надеялся, что это не выглядело оскалом. На рукопожатие я уже и не рассчитывал.
— Манера-речи-древних-странная-скажу-откровенно, — хмыкнул Хандграс и передал мне простейшую глиняную тарелку, больше напоминающую бульонную чашу. Но главное, что внутри! Ароматно благоухающий суп из овощей сверкал при скудном освещении, точно море под светом звёзд. У меня аж перехватило дыхание. Руки затряслись от страха, что пролью хотя бы капельку этого божественного блюда. Прильнув к стене и устроившись поудобнее, я аккуратно подхватил тарелку двумя рукой. Мои ладони наливались уютнейшей теплотой.
И всё же Брайсте надо пройти курс кулинарии. Ведь явно можно выжать что-то съедобное из местных ингредиентов.
— Спасибо вам, — через образовавшийся комок в горле я еле смог выдавить пару слов.
— А-это-как-я-знаю-любимое-лакомство-человека. Рецепт-прямиком-из-дворца, — дары Хандграса не иссякали, и он указал на небольшую корзинку из соломки. Там лежал настоящий хлеб! Маленький, всего с ладонь, но это булочка хлеба! Хлеба! Никогда бы не подумал, что буду так рад хлебушку! — Всё-это-приготовлено-моим-знакомым, в-молодости-он-готовил-для-царской-семьи.
— Я не знаю, как вас отблагодарить, — смахнул я скупую мужскую слезу. После «чудесной» эрзац-кулинарии Брайсты моему урчащему желудку предстояло принимать со всеми почестями пищу богов!
— Брайста-сполна-заплатила, — не меняясь в лице Хандграс встал, прихватив с подноса глиняную табличку с вытесанными на ней каракулями.
Я недоумённо глянул на свою спутницу, которая уже копалась в своих пожитках.
— Да, как-и-обещала, — сказала она, выудив подзорную трубу.
Эй-эй-эй. Я, конечно, рад крыше над головой и нормальному ужину, но не слишком ли жирновато обойдусь?
Брайста неуверенно обменялась с Хандграсом. Быстро глазами пробежавшись по табличке, она тут же её упрятала в тех же пожитках.
— На-ней-моим-знакомым-выписаны-некоторые-важные-рецепты-для-пиршества-человека, — Хангдграс осматривал заполученную подзорную трубу. В лице он всё ещё старался выглядеть безразличным, но тон в его голосе сменился на победный. — Тебе-ли-не-знать-как-человек-хрупок.
— Знаюя!
— Умерь-пыл-девочка! — Хандграс окинул Брайсту недобрым взглядом. — Никто-не-подаст-тебе-руку-в-этом-граде. Я-пошёл-тебе-на-встречу-только-ради-доброй-памяти-твоего-отца, моего-друга. Он-бы-устыдился-прознав-с-кем-повадилась-и-чем-промышляешь.
— Это уже в прошлом! — Брайста намеренно замедлила свою речь до человеческой. — Древний среди нас! Время перемен наступило! Я уверена в скором конце тёмных времён!
— Я-верю-что-ты-не-заблуждаешься, — в голосе Хандграса действительно отсутствовала даже тень сомнения. Или он так был занят осмотром подзорной трубы? Поди разбери. — Это-ещё-одна-причина-почему-я-тебя-впустил.
Надменный взгляд Хандграса сменился на снисходительный, когда он перевёл свой взор на меня. Казалось, что он хотел что-то мне сказать, но пока слова собирались в целостную конструкцию его опередили.
— Тогда помоги нам поговорить с Головой Града! Этого должно быть достаточно, разве нет? — Брайста указала на подзорную трубу и на её лице отразилась боль от утраты столь ценной вещицы.
Я машинально уставился на суп, в котором плавали кусочки набухшей пшеничной крупы и, если меня не изменяют мои глаза, проварившаяся картошка. Пресвятая картошечка! И этот деликатес за подзорную трубу?! Один усатый батька удавился бы за право экспорта.
— Васьильий-запомни, — обмолвился Хандграс, проигнорировав назойливую девушку. — У-Брайсты-доброе-сердце-хорошие-намерения-но-выбранный-путь-её-окольный-и-сомнительный.
От того насколько это очевидно я аж без зазрения совести усмехнулся.
— Спасибо за напутствие, но я уже как-то догадался об этом.
— Нет-не-понимаешь, — возразил он и перешёл на гораздо более мягкий тон. — Брайста-одержима-древними. Всегда-была-такой. Ты-на-неё-плохо-будешь-влиять.
— С чего вы взяли?
Хандграс по-отечески посмотрел на дующуюся Брайсту и продолжил мысль:
— Она-подражает-древним. Она-хочет-быть-как-древние.
— Древние-были-лучше-нас-во-всём, — процедила она. — Что-плохого-подрожать-лучшим?
— Ты-лучше-меня-знаешь-что-в-этом-плохого, дитя. Андри-не-человек, тем-более-не-древний-и-никогда-им-не-стать. — Брайста хотела было что-то возразить, но Хандграс ей не дал и шанса, обратившись ко мне, — Васьильий, если-то-что-я-знаю-о-древних-правда, то-Брайста-взяла-только-худшее-от-вас.
— Например, брать чужие вещи без спроса? — попытался я разрядить обстановку, но весьма неумело. Лучше бы этого не делал.
— Да-это-тоже.
— Я-всегда-всё-возвращаю! — запротестовала Брайста.
— Не имеет значения, Брастя, — пожал я плечами, — воровство оно и в Африке воровство.
Две пары непонимающих глаз устремились в мою сторону. Но если одна пара быстро потеряла интерес, то вторая жаждала пояснений про Африку, про воровство и как это всё друг с другом связано. Но желание рассказать что-то как-то повесилось на верёвочке. И даже без мыла.
— Хан-д-грас, — я еле выговорил имя знатного андри, — вы, похоже, даже не сомневаетесь в том, что я древний.
Он сделал паузу, явно скрывая своего неодобрения озвученному вопросу. По нему видно, как силился не признавать факт того, что перед ним действительно «древний» или что там подразумевалось под этим словом. Но Хандграс всё же не мог устоять перед чем-то неведомым мною. Чем-то, что он уже повидал и до моего появления. А возможно и даже до знакомства с Брайстой.
— Я-знавал-много-человек-в-числе-которых-принцесса-Софи. Человек-отличается-от-андри-да. Но-ты-совсем-другое, Васьильий. — Он взял мою куртку, попробовал её на ощупь, потёр немного, — Твои-вещи-другие-странные-такие-никакой-портной-не-сошьёт, ты-сам-другой-высокий, ты-как-старое-железо-не-успевшее-потускнеть.
— Ну, спасибо за комплимент. Мне всего двадцать четыре.
— И-у-тебя-очень-необычный-говор-с-необычными-словами-имеющие-своё-глубокое-значение-хотя-неведомые-мне. Таких-я-даже-от-отца-Брайсты-никогда-не-слыхал. — Хандграс оборвался на полуслове. — Впрочем-полно. Это-всё-не-имеет-значения. Ешьте.
— Не имеет значения? У вас нет интереса послушать байку про древних? — на моём лице нарисовалась хитрющая ухмылку, направленная в сторону Брайсты.
— Прошлое-это-прошлое. Легенды-должны-оставаться-легендами.
— Встреча с Головой, Хандграс, — напомнила о себе Брайста, скрестив руки на груди. — Или я заберу трубу. С разрешения или без.
Она бросила на знатного мужчину хищнический прищур, невербально намекая о том, что никакая охрана не поможет от загребущих ручек воришки.
— Воровство, — буднично я пробормотал себе под нос, отхлебнув от вожделенного супчика. Господи, какой же он вкусный после стряпни моего ангела-хранителя. Иногда кажется, что Брайста меня спасает только ради того, чтобы прикончить каким-нибудь блюдом. Впрочем, она сейчас была готова в меня швырнуть той самой глиняной табличкой с рецептами да побольнее. То ли в пылу ревности за свою стряпню, то ли за мой длинный язык. Пойди там разбери хитросплетённую девичью душу.
— Знаю, — ответил Хандграс, покрутив подзорную трубу в руках. — Я-сделаю-всё-что-в-моих-силах-чтобы-вас-выслушали.
— Ты сделаешь больше, чем в твоих силах, потому что грядёт война! — Брайста всё ещё не могла угомониться.
— Вой-на? — не уловил смысла слов Хандграс.
— Большая битва! Вождь идёт сюда со своими людьми! Много людей! Он хочет захватить Град!
— Это-я-уже-слышал, девочка. Теперь-прошу-меня-простить, — направился он к выходу.
Похоже Хандграс не то, чтобы не верит Брайсте, а сомневался в её интерпретации увиденного. Мол слишком преувеличивает юная особа. В чём-то он даже был прав. Но ведь опасность в действительности существовала и вполне не иллюзорная.
— Брайста говорит правду, — подал я голос, пока мужчина не скрылся за дверьми. — Вождь или кто он там на самом деле — я без понятия. Но знаю то, что он собрал армию верных ему людей. Много людей, сотни. И они готовы пойти с ним до самой смерти. — я отхлебнул ещё супчика, просто не мог сдерживаться, настолько он хорош. — Не знаю, как у вас ныне принято, но в моё время это было сплошь и рядом. Так что я точно знаю о чём говорю. Будет война. Много людей пострадает.
— Смерти-говоришь? Что-за-вздор.
— Просто поверьте человеку, который прибыл из мира, где подобное уже случалось не раз, не два и даже не сотню. Когда никто не думал, что кто-то пострадает, а оно хоп и всё завертелось! — я щёлкнул пальцем. — И на следующий день куча трупов. Куча бессмысленных смертей. И этому конца и края не видать. Ведь пролита кровь и ненависть
Хандграс призадумался над моими словами. Похоже, мне удалось до него достучаться.
Конечно я мог просто промолчать. Что я на самом деле знаю про войну? Так, по телеку видел, в учебниках читал. Это всегда было где-то там, далеко, а чаще всего и вовсе давно. Какое вообще моё дело до политических склок этого мира? Что мне даст, влезая во всю эту канитель? Да одну головную мороку. Правда есть немаловажный момент: у меня должок перед Брайстой. А она верила, что мы… что я должен что-то сделать.
— Половину-слов-вне-моего-понимания, но-смысл-сказанного-до-меня-дошёл, — кивнул Хандграс. — Я-услышал-тебя, Васьильий.
И на том Элвис покинул здание.
— Вот напыщенный индюк! — бросил я себе под нос. — Но за ужин спасибо.
— Он андри, — подошла ко мне Брайста, — он не хочет понимать что мир меняется. Не хочет узнавать что-то новое. Цепляется за привычное.
— Говорю же: напыщенный индюк. В моё время было много таких людей. Даже не знаю, горевать по ним или нет, что их не стало…
Я закончил с супом, чуть бы не вылизав тарелку дочиста. В желудке впервые за несколько дней приятно побулькивало. Остался последний штрих — хлебушек. По вкусу почти ничем не отличающейся от продукции ближайшей хлебопекарни. Неделю назад я бы прошёл мимо, а сейчас это натуральная пища богов!
Как же меняются не только приоритеты, но и ощущения от знакомого вкуса…
— Ты скучаешь по своему миру? — Брайста медленно подсела ко мне на кровать, с академическим интересом наблюдая, как я разделываюсь с маленькой булочкой.
— Вот это, — я помахал перед ней откусанным хлебушком и заметил, как она заворожённо следила за ним, — в моё время считалось чем-то обыденным. А у вас?
— Не знаю. Я никогда не пробовала. Это же из пшеницы?
— По идее да.
— Мы из пшеницы делаем лепёшки они похожи но немного другие.
— А это хлеб.
— Хлеб…
— На, — я поднёс хлебушек ко рту Брайсты и она, не задумываясь, задорно откусила.
— Вкусно! — из набитого рта полетели крошки от корочки. — Очень вкусно! Снаружи твёрдое-хрустящее а внутри мягкое-мягкое! Это сложно готовить?
— Смотри не подавись! — усмехнулся я, вытирая с её лица крошки. — В моём времени, в моём мире это просто хлеб. Он всегда и у всех есть на столе. Привычная вещь, на которую уже даже и не обращаешь внимание. Есть — есть. Нет — да и бог с ним.
— Всегда? Хандграс сказал что рецепт хлеба прямо из Дворца! Его специально готовили для принцессы Софи!
— Значит ныне его не так просто готовить. Будешь ещё?
— Мне много не надо я-же-андри! — она сверкнула самодовольной улыбкой.
— Бери пока дают! — я отломил по полам, и мы разделили трапезу. Отрадно наблюдать, как кислая мина Брайсты отступает в неравном бою перед весёлым лицом. Сочащийся позитив ей куда лучше шёл. И мне что-то внутри говорило — этими моментами надо наслаждаться. Пока дают. Потому что потом, чует моя чуйка, всё завертится настолько круто, что времени на передохнуть и вовсе не будет.
Грядёт шторм. А я не умею плавать. И у меня есть только один шанс, чтобы не утонуть в этом водовороте. Всего один спасательный круг. И он сейчас вместе со мной задорно хрумкал свежеприготовленным хлебушком.