Ну, раз уж вы просите.
---------------------------------------------------------------

Андропов повертел головой:

- Не так я это себе представлял. Как вам это вообще в голову пришло?

Громыко вздохнул:

- Сам не знаю. В седле посидел.

***

“...Посидел в седле настоящего степного коня. Оказывается, он маленький, куда меньше, чем у нас на ферме, зато способен семенить шагом день-два, и при том нести меня на спине. Красоту же Байкала передать словами невозможно. Мне обещали, что сделанные фотографии не задержат, и вы, надеюсь, их увидите.

Вообще отношения с booraty тут сложные, далекие от красивой картины, нарисованной официальными газетами. Впрочем, негосударственные газеты или радио тут просто невозможны, а потому на всякий вопрос имеется всегда два мнения: что пишут в газетах и что говорят. Однако, должен разочаровать наших стратегов из CIA - все противоречия мгновенно заканчиваются, стоит лишь объявить какого-либо внешнего врага. Тут все мгновенно становятся tovaristch до мозга костей, чрезвычайно расстраивая Хельсинскую Группу Правозащитников, которые считают всех оболваненными рабами режима. Я спросил, не допускают ли правозащитники мысли, что выбор людей может быть осознанным? Они же ответили, что sovetsky не могут выбирать, поскольку ничего иного не видят, всю жизнь проводя за колючей проволокой. Опасаясь вызвать спор о политике, в которой я понимаю вообще мало, а в здешней вовсе ничего, я сменил тему.

В прошлом письме ты спрашивал, правда ли, что USSR страна-gulag. Это одновременно верно и не верно. Наш научный городок находится где-то посреди Сибири. Летом здесь жарко, как в Аризоне, зато зимой страшнее, чем в Канаде: на Канадском Щите я никогда не попадал в местность, по которой ветер носится даже в лютейшую стужу. Так вот, местная каторга называется совсем не gulag, а в большевицком духе очередной аббревиатурой из трех букв. Неофициально же называется lager, что соответствует нашему понятию the camp, или zona, что соответствует нашему понятию the area. Лагерей таких в последний год вокруг нас появилось очень много. Как ни странно, все sovetsky говорят об этом с искренним удовольствием, абсолютно мне непонятным. Попытавшись выяснить причину, я узнал, что основное население новых лагерей - как здесь говорят, kontingent - cоставляют партийные чиновники, проворовавшиеся или допустившие другие промахи по службе. Здесь их называют словом, которое мне не произнести: natchalnitchky. Местные же произносят его часто, с искренним злорадным удовольствием, и вообще относятся к этим несчастным арестантам точно так же, как мы сами относимся к мексам-эмигрантам из “комиссии”: без малейших признаков жалости. Все это мне совершенно непонятно: и новые lagerya, и реакция населения. Так что я подожду говорить что-то определенное хотя бы до тех пор, пока сам не пойму, что происходит.

Лучше о делах более приятных. С первого моего письма прошло немалое время, и я убедился, что отношение к науке здесь у всех слоев населения очень хорошее. Сперва я думал, что так относятся лишь к нашей группе из-за важности темы, а еще по известным тебе обстоятельствам приема на работу, о которых я сообщил в том самом первом письме. Однако с течением времени стало ясно, что никакая наука тут не испытывает стеснения в средствах. Только большая часть результатов исследований сразу же объявляется секретной, а потому очень часто лаборатории вынуждены повторно расходовать миллионы и годы на повторение сделанного буквально за соседним же забором. Джимми, поверь мне, это единственное, что до сих пор спасает Америку. Там, у нас, мой начальник больше сражался с попечительскими советами за финансирование, чем обдумывал физику. Здесь же, если уж твою тему включили в plan, можно думать исключительно о задаче. Доступны любые материалы, в очереди на работу сотни молодых студентов - грамотных и понятливых, горящих желанием. Представляю себе, сколько лет у меня заняли бы хождения по комитетам и подкомиссиям - тогда как здесь Установку для нас начали строить буквально на следующий же день после нашей заявки. На наши робкие замечания, что пока неясен еще сам процесс перехода, академики только посмеялись: энергия вам все равно нужна? И жилье для всех участников проекта, здесь вам не tropiky, в трейлерах не перезимуешь. А пока построится электростанция и городок при ней, глядишь, и с Установкой определитесь.

Сколько на это ушло денег, я перестал спрашивать после одного весьма примечательного случая. У одного из наших аспирантов младший брат заболел чем-то редким, что могут лечить исключительно в Москве. Начальник секретной части сейчас же позвонил каким-то военным, и прямо в городке образовался вертолет, который перевез больного в на ближайшую авиабазу, а оттуда военный самолет немедленно вылетел в Москву. Все это было проделано между ланчем и ужином буквально двумя телефонными разговорами, без каких-либо бумаг, требований, разрешений. Оказывается, наш начальник секретной части встречался с летчиками на rybalka, и к тому же, как мне сказали со смехом сами летчики: “Где начинается авиация, там кончается порядок”. Так что даже спецрейс в Москву оформили испытательным перелетом. Поежившись, я спросил: не потому ли вокруг нас все больше новых лагерей? На что пилоты пожали плечами: а что, tchekisty не люди, что ли? Не могут отличить злоупотребление от необходимой помощи?

Мне совершенно непонятно, как при подобном швырянии миллиардами, при столь наплевательском отношении к отчетности и расходованию средств, может работать экономика и получаться хоть какая-то прибыль. Но ведь вокруг постоянно что-то строится, далеко не одни zona. Очевидно, я не понимаю чего-то важного. Так что, опасаясь вызвать спор, в котором я окажусь глупым, я сменил тему.

Кстати о стройке. Дома наши, наконец-то, подвели под крышу. Выглядят они не так эффектно, как лаборатории IBM, однако же обеспечивают нас теплом, водой и светом, что в здешнем климате вовсе не пустые слова. Здесь меня ожидало еще одно откровение. Муфта на трубе водопровода оказалась бракованной и раскололась. Дома я бы позвонил владельцу дома, подрядчику или в водопроводную компанию, а то, пожалуй, поручил бы дело адвокату и обрел искомое в лучшем случае к вечеру, но в худшем через пару недель. Здесь же я как-то вдруг понял, что нет смысла расходовать целый день в звонках, жалобах и напряженном ожидании, если достаточно затянуть всего две резьбы. В конце-то концов, неужели физик-ядерщик тупее сантехника? Наученный здешней жизнью, в магазин я даже не совался: там или будут не такие муфты, или не будет никаких вообще. Я пошел сразу искать на стройку. Ящик муфт нашелся на ближайшем доме. Узнав, для чего нужно, с меня не взяли денег, сказав одно из местных ритуальных слов, а предложили помочь za stakan. Я отказался из чистого самолюбия и, провозившись больше часа, все же устранил протечку. К моему изумлению, соседи не обратились в полицию за то, что я dostal муфту на стройке, если называть своими словами - украл. Напротив, теперь ко мне относятся лучше, я больше не считаюсь тут rukojop, как многие высокоученые коллеги, не умеющие вбить гвоздь. Чувствую, недалек тот великий день, когда меня пригласят на rybalka, да поможет Господь всемогущий мне там не уронить честь мормонов.

Соседи тут играют очень большую роль, но совсем не по-нашему. Например, если кто-то выпустит гулять опасную собаку без намордника или поставит автомобиль на чужой газон, повредив при этом дерево или клумбу - у нас принято вызывать полицию и все дальнейшие действия передоверять ей. Здесь к обращениям в полицию относятся плохо, это называется stutchatt и не приличествует местному джентльмену. Вместо этого считается правильно и по-мужски пойти подраться с обидчиком; вне зависимости от результата, тех, кто дрался, уважают намного больше, чем тех, кто stutchatt.

Отношения между людьми очень разные. С одной стороны, часовых на склады никогда не ставят поодиночке: есть опасность, что booraty убьют солдата ради оружия, хоть об этом никогда не пишут в газетах. С другой стороны, даже в рабочих поселках, куда меня настойчиво отговаривали заходить, часто видишь двери без крючков и замков. Женщины, если понадобится, свободно берут у соседки деньги прямо из комода - но потом, что больше всего удивляет меня, деньги эти неизменно возвращаются до kopeyka, несмотря на откровенно уголовные обычаи жителей. Если парень провожает девушку в этот район, ему наверняка придется драться, иногда до сломанных ребер. Но, что также меня удивляет, эта драка случается лишь тогда, когда девушка уже доставлена домой. На пары никогда не бросаются даже те, кто не задумается сунуть одинокому прохожему нож в печень.

Впрочем, самую жуткую и одновременно веселую драку - здесь говорят “лихую” - мне случилось повидать на прощальном концерте великого Пола Маккартни. Я тогда по делам летал в Москву - до сих пор не привыкну, что у крупных научных учреждений тут имеются собственные самолеты. А у кого не имеются, у тех почти всегда есть друзья или знакомые через rybalka, у некоторых даже через kartoshka - это более высокая степень посвящения, мне пока недоступная. Так или иначе, звонок-другой, и в самолете почти всегда находится место. Вместо недели путешествия на perekladnyi поездах - восемь-девять часов по воздуху, и ты в Москве.

Так вот, мы беседовали в одном из многочисленных институтов, название которого тебе ни о чем не скажет. Он даже не секретный - он просто один из многих сотен. Тут прибежали местные парни и сказали, что profkom нашел десять или пятнадцать билетов на прощальный концерт, но их надо выкупать немедленно. Мы вывернули карманы прямо на чертежи - уверяю тебя, Джимми, этот ритуал интернационален - собрали необходимую сумму и отправились на стадион Lujniky всей лабораторией, как здесь принято. Всевозможные вахтеры и билетеры относятся к групповым посещениям намного лучше, чем к одиночкам, делая исключения опять же для пар. Давка в метро здесь такая же, как у нас - и это при том, что поезда идут через четыре-пять минут, а не через пятнадцать-двадцать; конечно же, меня изумляет, насколько роскошно украшены станции подземки. Допустим, позолота и мрамор дешевый кич старушки-Европы, но скульптуры и барельефы тут попадаются вполне достойные музея Гугенхейма. Непонятно, зачем так украшать место, где человек никогда не живет, а лишь проходит в спешке, раздражении, в горестных раздумьях и жгучем желании наконец-то попасть домой.

Но мне тут многое непонятно, и потому я уже не спешу судить, потому что кожей чувствую за всем окружающим давнюю историю, собственный смысл, самоценность. Неожиданно для меня самого, оказалось, что люди, подражающие нам, заискивающие перед нами ради торговли нашими товарами, лично мне неприятны. Мне кажется, лучше бы им оставаться угрюмыми коварными русскими, за спиной которых medved с balalayka заправляет vodka в raketa, чем вымучивать ухудшенную копию нью-йоркца или даже техасца. Нью-йоркцев и техасцев много и без того, и уж самих себя они точно сыграют лучше любого.

Такие мысли часто посещают меня в метро или в том же самолете - расстояния тут почти как дома. На поезде от Москвы до наших научных краев ехать почти неделю, а ведь это скорый поезд, которому везде открывается зеленый свет. Поневоле задумаешься, к чему враждовать и есть ли что делить столь обширным державам.

Но вот мы вышли из метро, и в огромной, густеющей на глазах толпе, все же попали на стадион. Пол Маккартни все лето и осень делал великое турне по всей России, от азиатских степей и скал до ледников Murmansk. Он представил несколько новых песен, в том числе и “Кольцо Всевластья” - да, Джимми, я слышал это живьем, в числе первых. И “Кольцо”, и “Земляника на траках”, и даже “Польша, недорого, немного б/у”. Клянусь Господом Всемогущим, Пол на самом деле это спел, и никакие комиссары его не расстреляли прямо на сцене, и не потащили в voronok. Пол даже спел “Я видел Сатану” - овации были ничуть не меньше.

Ходили слухи, что за Полом по всей России таскались его фанатки. По крайней мере, мои спутники оживленно обсуждали возможность познакомиться с негритянкой именно для того, о чем ты сейчас подумал - уверяю тебя, в этом вопросе все так же интернационально, что бы там ни кричали комиссары.

Пола слушали очень и очень хорошо, пока тот не спел “Сволочи повсюду”. Драки вспыхнули сразу везде, я долго не понимал, в чем дело. В нашей лаборатории оказался техник, служивший под Herat и Kabul, точно как доктор Ватсон у Конан-Дойля. Он-то и рассказал, что песню эту часто крутили наши... В смысле, американские и немецкие, инструкторы, готовившие афганских повстанцев. Сами афганские повстанцы предпочитали все же что-то поближе к Корану, но и среди них попадались любители западной музыки. Так и вышло, что многие, служившие za retchkoy, как здесь говорят, видят в этой песне гимн врага. Из-за уже упоминавшейся мной секретности, большая часть культурных людей об этом вовсе не подозревала, и рукоплескала Полу, понимая под “Сволочами” собственных неприятелей, конкурентов по службе, наконец, просто imperialsm в целом.

Так вот, на выходе несколько тысяч studenty, построившись римской черепахой, как в фильме “Бен Гур”, яростно дрались с почти таким же числом afgantsy, игнорируя все увещевания полиции, выполняя маневры и перестроения с завидной правильностью. Черт возьми, только тут я понял, что школьники в этой стране учатся метать гранаты и разбирать автомат не из-под палки, а с удовольствием. В ход пошли ремни, пряжки, я видел даже капусту в сетчатой сумке-avoska. Как я и думал, победили все же afgantsy - они в массе своей куда старше и боевой опыт у них настоящий. А еще было заметно, что для них эта песня не абстракция, для них это личное, близкое и злое.

Полиция, не в силах немедленно арестовать всех зачинщиков и участников, оттеснила их под трибуны и выпускала по одному, обривая тут же голову налысо. Мне сказали, что за день-два всех свежевыбритых уже без спешки переловят и накажут. Скорее всего, направят на полмесяца в грязные работы: уборка улиц, погрузка чего-либо; а еще, наверняка, напишут письма по месту обучения, откуда могут и выгнать. После чего студенты наверняка попадут в армию, а вот afgantsy, скорее всего, заплатят большой штраф.

Таким грозным аккордом и завершился тот концерт, и я не знаю, действительно ли Пол написал “Правда на правду” по его итогам - но, вообще-то, на него похоже. Как он сам говорит, “I’m the Beetle last, not but least.”

Если же тебя удивляет, что столь огромное число russky за железным занавесом знают и слушают рок, то знай: здешним фанатам рока наши не годятся целовать ноги. Здесь я видел человека, собиравшего усилитель для проигрывания музыки пять или шесть лет подетально - имея специальность радиоинженера, он все довольно нелохое жалованье тратил только на оборудование. Теперь в его квартире одна лишь кровать, стол, груды пластинок под самый потолок, и этот проигрыватель во всю стену.

А про kvartirnyk я просто обязан рассказать, хоть и знаю, что ты не поверишь.

Как я уже писал, тут про все имеются два мнения. Официальное, в газетах и телевидении, радио. Другое - передающееся от человека к человеку. Так же обстоит дело и с искусством. Есть художники признанные, а есть podpolny. Есть писатели награждаемые, которым государство платит, а есть которые пишут v stol, и которым не разрешено публиковаться даже за собственные деньги: тут нет частных типографий.

С музыкой точно такая же ситуация: для выступлений в любом здешнем зале надо иметь специальную лицензию. Я не понял, как ее получают, но это и не важно, потому что я расскажу, как играют и слушают те группы, у которых подобной лицензии нет.

Итак, представь себе квартиру в две спальни - русские называют ее трехкомнатной. Площадь ее намного меньше наших квартир, в европейских единицах пятьдесят-шестьдесят метров квадратных. Мебель полностью вынесена. В самой большой комнате на полу обозначена полоса шириной три-четыре фута от стены. Там стоят музыканты. Обычно это гитара-соло, бас-гитара, флейта, и изредка один-два барабана, пафосно именуемые тут “ударной установкой”. Вдоль одной из стен кухни обычно два-три ящика vodka и несколько коробок того, что нас бы назвали очень густым йогуртом. Здесь это именуется plavlenyi syrok, и везде продается небольшими брикетами в фольге. Вкус очень сильно зависит от свежести; случалось, еда доставляла мне истинное наслаждение, но случалось и проводить известное время в месте уединенного размышления - и это тоже вполне интернационально. Бывало, впрочем, сперва одно, затем другое: больше никакой закуски на взнос в три-пять рублей с человека не купишь.

За исключением vodka, syrok & музыканты, все остальное пространство квартиры заполнено людьми, стоящими тихо-тихо, вплотную. Практикой доказано, что в трехкомнатную квартиру помещается почти шестьдесят слушателей, а в двухкомнатную при соблюдении определенных правил упаковки - сорок два. Чаще всего музыканты успевают отыграть полчаса, реже минут сорок, но никогда больше часа: неизбежно приезжает полиция. Организаторы и сами музыканты получают большой штраф, а совсем недавно могли получить срок в настоящем lager по уголовной статье, за незаконное предпринимательство. Полицию вызывают соседи - в подобных случаях им почему-то stuchatt вовсе не zapadlo.

Тем не менее, люди скидываются и собираются, и слушают музыку, натурально рискуя поломать себе всю жизнь. Хотя, на мой взгляд, исполняемая музыка вовсе не подрывает основ коммунизма. Но я мало что понимаю в здешней жизни, а еще меньше в основах коммунизма, и потому не стану судить. Письмо и без того вышло длинное. Скажу только, что в последний год полиция перестала обращать на такое внимание, и приезжает исключительно в случае шума либо беспорядков, чего на kvartirnyk не случается почти никогда, не та публика, так что на одно из подобных тайных собраний пригласили даже меня.

Вот какова истинная цена русского андерграунда. Суди сам, возможно ли подобное отношение к делу у наших банд. Они всего лишь трахаются в неположеных местах, блюют со сцены и носят вычурные прически. Рискуют за все подобное разве что заплатить полиции небольшие деньги да выслушать обидные слова от пожилых леди.

Джимми, ты несколько раз интересовался, не удерживают ли здесь меня против желания, и не хочу ли я вернуться. Честно сказать, я скучаю по дому, по нашим диким раскаленным просторам, особенно осенью - здесь она куда страшнее, унылее и тяжелее зимы. После холодов даже скромная здешняя весна ощущается как новое рождение, не меньше. Я скучаю и по девчонкам из резервации, рядом с которыми некогда задумываться о мрачности будущего.

Но, если продолжить все так же честно, будь у меня две души, за наши здешние Установки я бы продал их обе. Я уверен, что национальные границы больше не имеют никакого значения. Миротворец - здесь его называют “Алый Линкор” - исчез, но я ни на цент не верю, что он разрушен. Как сказано в одном здешнем анимационном фильме, “он улетел, но обещал вернуться”.

***

- Вернуться, стало быть, этот говнюк отказался.

- Да, господин президент.

- М-да... Задачка. Много таких писем от него пришло?

- Пока что всего четыре. Это вот последнее.

- И какая реакция на письма в обществе?

- Сдержанная. Разве что в кино...

- Ну, в кино чего только нет. Что на этот раз? Очередной “Взвод” или “Апокалипсис”, бичевание язв империалистической войны?

- Нет, господин президент. Как ни странно, комедия. Именуется “Назад, в будущее”. Снимает, э-э...

Советник перебросил несколько страниц блокнота:

- Снимает Роберт Земекис. Адресат письма, Джим Паддингтон...

- Паддингтон - это, кажется, вокзал в Лондоне?

- Это название местности в Англии, сэр. Так вот, парень рассказал об исчезновении Миротворца киношникам, и те изменили сценарий. В первоначальном сценарии Док Браун из пятидесятых не знал, где взять энергию в полтора гигаватта, и решил, что источник такой мощности - только ядерный взрыв. Герои отправляются на атомную станцию. Но сейчас, при усиленном режиме...

- Шпиономании.

- При всем уважении, сэр, шпионов ловят вполне настоящих. В общем, снимать настоящую атомную станцию, а тем более взрыв на ней, никто не разрешил. Вот и придумали сюжетный ход с молнией и часами.

- И это все? И это вся реакция великого американского народа на письма из логова коммунистического зверя?

Мистер Джордж Буш, занявший место якобы всенародно как будто избранного и несомненно убитого президента Соединенных Штатов Рональда Рейгана, прошелся по кабинету. Его советник по дипломатическим вопросам, Лоуренс Иглбергер, переложил несколько бумаг. Вздохнул:

- Плохая пресса, сэр. После этой истории у нас катастрофически плохой пиар, хуже даже, чем после Уотергейта, Вьетнама или Кубы. На Кубе облажались всего лишь эмигранты, а здесь понесли потери мы сами. Да какие потери! Самые дорогие корабли. Самые обученные, самые дорогостоящие профессионалы. Наконец, этот мальчишка-физик. Обычно невозвращенцы бегут к нам, а тут какой случай! Мир чистогана проявил близорукость, отказавшись от научного поиска! Неудивительно, что советы облизали щенка до заглаживания дырки в анусе.

- Кстати об анусе. Кого там еще разоблачил наш поляк?

- А здесь мистер Маккартни сыграл нам очень сильно на руку. После песни про трагическую судьбу Польши как разменной монеты в игре тиранов, люди откровенно сторонятся пана Збышека. Он же пишет в подробностях, как помогал ее разменивать. Его писанина издает отчетливый запах... Э-э...

- Дерьма, Лоуренс, и нечего тут рассусоливать. Мы по уши в дерьме. Мы убили Рейгана. Я убил Рейгана, вот прямо лично наводил и стрелял. Черт возьми, умные люди не верят. Но все остальные...

- Увы, сэр, всех остальных намного больше.

- Лоуренс... Вы читали, как происходило то самое посольство коммодора Перри, открывшего Японию?

- Разумеется, сэр. Отчет Конгрессу, знаменитые “Narrative” читаются, как хороший роман. Но при том каждая страница просто забита информацией. Приходится останавливаться и переваривать.

- Ваша оценка?

- Блестяще исполненная дипломатическая операция. Которая практически постоянно балансировала на грани провала. Сила, точнее угроза ее применения, тщательно завуалированная и скрытая под густым соусом убийственной вежливости и сногсшибательного дружелюбия. По сравнению с гениально профуканой дипломатией Резанова - просто шедевр. Страшные коварные русские сорок шесть суток дожидались разрешения войти в гавань! Идиоты. Два залпа - и им бы разрешили пройти Японию насквозь.

- Почему же мы тогда упустили Миротворца? Почему чертов русский шпион оказался у ворот испытательной авиабазы, практически на ней - и перехватил безработного физика, практически влет, словно утку?

- О шпионах вам лучше спросить господина директора Фермы, благо, у вас имеется опыт управления ею. А вот что до Миротворца, тут на ваш вопрос ответить несложно. Наши предки провели весьма широкий анализ всего, известного на тот момент о Японии. Они перелопатили буквально каждый клочок бумаги, начиная от первых донесений португальцев, воспоминаний Джона Блэка, и кончая гроссбухами голландцев из Дэзимы. Мои предшественники тщательно проанализировали все контакты японцев с европейцами, вплоть до визитов отдельных кораблей. Выделили последствия и причины неудач. На этой основе, собственно, Перри и составил свою линию поведения. Мы же про Миротворец знали чрезвычайно мало и анализировать нам было попросту нечего. И то, начало ведь вполне удалось. Лишь после глупости с эпидемией...

- А как вы полагаете, почему вообще случилась псевдо-эпидемия в Аргентине?

- Китайцы, сэр? Им тоже выгодно столкнуть нас лбами и под шумок остаться в сторонке. Ведь это их пословица: “Два тигра дерутся, а победит обезъяна”. Они вполне могут выиграть от обмена ударами. Наши ракеты нацелены в основном на европейскую часть Советов, не на Китай.

Советник пожал плечами, перелистал большой блокнот. Закрыл его, снял очки, протер платочком.

- А может статься, все намного проще. Аргентинцы. Сами. Мотив: отомстить нам за поддержку англичан в Фолклендском инциденте. Сеньорам куда легче организовать истерику в собственных газетах. Иностранных корреспондентов ради безопасности отсадить в карантин. Потом выпустить, пусть уже что угодно пишут, дело-то сделано. Поссорили с нами СССР, сделали нам плохой пиар, и нашими же руками убрали помеху: Миротворца. Теперь Галтьери ничто не мешает повторить высадку на Фолкленды, но уже по-умному. Они же докупили оставшиеся ракеты, как их там... Экзосет?

- Лоуренс... Вы снова не понимаете. Я говорю не о внешних обстоятельствах. Допустим, что началось в Аргентине, какая разница, с чьей подачи. Но с чьей подачи шумиху так быстро и уверенно подхватили у нас? Кто настропалил Маккейна и послал на переговоры его, а не кого-нибудь поумереннее? Почему я в тот момент готовился к похоронам Брежнева, который жив до сих пор? Я даже не был оповещен. Кто вообще устроил все дело с Рейганом так, что главный организатор напугался и сбежал? Почему Збигнева не убрали тихо, зачем его предупредили, практичестки вытолкнули к русским? Я не верю ни в глупость ни в ошибку. Это чей-то ход, Лоуренс, чья-то игра. И это не русские, не китайцы, не аргентинцы, не любая страна извне. Обладай любая страна такими возможностями, доллар бы утратил статус мировой резервной валюты, а мы скатились бы во времена Дикого Запада. Нет, это исключительно наши, родные. Масоны, правые консерваторы, всякие там иллюминаты...

Президент помолчал, глядя на цветную витражную ширму. Повернулся к советнику всем телом:

- Я не хочу повторить судьбу бедняги Рональда, как и Джона Фицжеральда. Господин Иглбергер, сэр... Найдите мне этого парня или этих, если там их много. Ткните пальцем в карту. Искать будут все. Выигрыш получит нашедший. Я высажу туда морпехов. Или чисто случайно пролетающий бомбардировщик уронит Бомбу. Сколько мы их уже разроняли по коду “broken arroy”, подумаешь, инцидентом больше...

Советник согласно наклонил аккуратно расчесаную седую голову:

- Да, сэр. Я сделаю это. Мне тоже не хочется оставить свое имя в списках неудачников. Но разрешите все же закончить мысль.

- Прошу вас.

- Миротворец исчез, аргентинского диктатора Леопольда Фортунато Галтьери ничто не сдерживает. Как по-вашему, англичане посмотрят на такое сквозь пальцы?

- Разумеется, нет.

- А после Фолклендов аргентинцы наверняка возьмут за хобот чилийцев. И, сэр, чилийцы это знают. Их посланник в ООН, сеньор Сотомайор, уже осведомлялся о нашей позиции.

- Лоуренс, черт возьми! Вы правы! Это мотив... Железобетонный мотив. Давайте-ка сделаем вот что. Во-первых, поможем кузенам. Не даром. Они поделятся с нами русской темой. Совсем недавно из турне по России вернулся Пол Маккартни, а в его свите наверняка имелись рыцари плаща и кинжала. Пусть... Расскажут. Во-вторых, поможем чилийцам. Тоже недаром. Нашим парням из Дейтройта нужна медь, вот и обсудим. В-третьих, наступим на хвост аргентинцам. А после операции намекнем, что впредь с эпидемиями шутить не надо. Этак можно приучить планету не верить газетным сообщениям, что нам икнется в будущем.

Президент посмотрел на белый потолок. Повеселев, кивнул:

- Точно. Никаких наших парней там не должно быть и близко. Хватит им одного самолета.

***

Самолет заходил с востока, с океанской стороны, выравниваясь вдоль полосы еще над водой. В надвигающемся пасмурном зимнем вечере мерцание огоньков нагоняло тоску. Мелкий дождик не мешал тяжелому транспортнику, оборудованному для всепогодных посадок. Аэродром базы Рио-Гранде, почти на самом южном краю земного шара, тоже, как ни странно, имел бетонную хорошую полосу и необходимую электронику. Правда, в зимнюю слякоть радиоответчик немного сбоил, да на радаре периодически высыпала крупа ложных засветок. Но в целом - обычная посадка обычного С-130, “Геркулес”, которых в Аргентине имелось несколько десятков.

Штаб не оставил мысли повторить захват Мальвинских островов - тех, что захватчики неправомерно именовали Фолклендскими. Благо, Алый Линкор (здесь его никто не именовал Миротворцем) куда-то исчез. В Аргентине мало кто верил, что гринго удалось потопить чертов El Acorazado Rojo, да и вообще, отношения с гринго после их очевидного выступления на стороне захватчиков сильно похолодели.

Зато неожиданно вызывался помочь Израиль. Немецкая диаспора в Аргентине крутила носом - но у Тель-Авива нос таки оказался побольше. А главное, у Тель-Авива со времен “Шербурского угона” сохранились хорошие отношения с французскими производственниками. Авиация Израиля давно и успешно летала на французских “Миражах”, так что желание Тель-Авива перехватить аргентинский контракт ни у кого подозрения не вызвало.

А что купленные якобы для себя штурмовики “Супер-этандар” и с ними двадцать восемь противокорабельных “Экзосетов” израильтяне тут же перепродали по исходному назначению, в ту самую Аргентину - пока что мировое сообщество не знало. Знали считанные люди в спецслужбах буквально трех держав, но им никто не приказывал паниковать. Гешефт все-таки общечеловеческая ценность.

Штурмовики прилетали на Рио-Гранде поштучно, как правило, к ночи, чтобы тут же уйти в капониры, под маскировочные сети. А ракеты привозили такими вот обычнейшими транспортниками С-130 вместе с туалетной бумагой, кетчупом, рисом, картошкой, замороженной говядиной.

Итак, очередной “Геркулес” приземлился на полосе авиабазы Рио-Гранде, в направлении строго с востока на запад. Сразу же прицепили к нему низкий желтый тягач и поволокли к съезду, расположенному точно посередине. Полоса и бетонный съезд с воздуха выглядели буквой “Т”: коротенькая ножка-съезд и очень длинная перекладина-полоса.

Ножка упиралась в гражданский терминал. Справа к востоку размещался местный аэроклуб, а вот слева от ножки, к западу, простирались рулежные полосы и полубочки-ангары авиабазы ВВС Аргентины.

Транспортник дотащили до указанной площадки напротив обвалованного землей ангара, остановили - только тогда “летающий вагон” опустил грузовую аппарель.

Из открытого брюха транспортника короткими очередями ударил крупнокалиберный “Браунинг”, выкосив сразу большую часть людей с оружием. Безоружные грузчики прожили немногим дольше: изо всех щелей самолета полезли бойцы в черных масках-балаклавах, в серо-зелено-грязном камуфляже, увешанные гранатами, магазинами, подсумками, обмотанные детонирующим шнуром - и живо зачистили точку высадки, образовав вокруг захваченной площадки тонкую линию обороны.

Тогда из дренажной канавы поднялся живой аргентинец, спокойно подошел к нападавшим, которые и узнали в нем своего товарища, такого же бойца двадцать второго десантного полка SAS.

- Лодкой было бы надежнее, - вместо приветствия проворчал засланец. - Самолет больно уж просто сбить. Одних зениток здесь восемь точек. Малейшая погрешность ответчика, и (ТЕРМИН ИЗ ПОКЕРА, означающий полную жопу).

Командир прилетевших принял плакатно-героическую позу, скроил суперменскую морду и рявкнул девиз всей Специальной Авиадесантной Службы:

- Who dare wins!

Буквально - “кто рискует, выигрывает”.

После чего мужчины похлопали друг друга по плечам, и лазутчик уверенно показал ангар с ракетами - тот самый, обвалованный, к которому подтащили самолет. В Двадцать Втором полку система не троичная, как везде, а четверичная. Рота шестьдесят четыре бойца, батальон двести пятьдесят шесть. Весь полк, соответственно, тысяча двадцать четыре.

На Рио-Гранде выделили взвод и вместе с лазутчиком диверсантов стало шестнадцать: четыре секции по четыре бойца. Огневая секция на охране периметра уже успела пострелять в кого-то, впрочем, не докладывая о попаданиях. Три секции выгрузили несколько ящиков тротила. Большими ножницами разрезали гофрированный бок ангара, вошли без обычных светозвуковых гранат: мало ли что сдетонирует или полыхнет от хлопушек. Но ангар оказался пуст. Никто не помешал внедренному диверсанту ткнуть пальцем в нужный штабель:

- Двадцать три штуки. Еще пять успели доставить раньше. Они уже подвешены к самолетам, я покажу, где.

- Искать по всей базе? Опомнились, вон, слышишь? Сейчас кто-нибудь возьмет командование и попрут.

- Каждая ракета - один Ее Величества Корабль.

***

- Каждая ракета - один корабль гринго. Как они говорят, “Her Majesty's Ship, HMS”.

Капитан Педро Джакино прошелся перед коротеньким строем Agrupacion de buzos tactiсos:

- Сеньоры. Нам предстоит гонка за элитой нашего мира, мира спецподразделений. Противник в числе взвода SAS взорвал склад ракет, на двух автомашинах проехал насквозь военный аэродром, обстреляв капониры. Три штурмовика этим обстрелом уничтожены. Один “Лендровер” диверсантов зенитчики подловили на выезде. Но выжившие с “Лендровера” два гринго заползли под уцелевший “Этандар”, и местные придурки аэропортовой охраны не придумали ничего умнее, чем забить их прямо там гранатами. Да, вместе со штурмовиком. У нас остался единственный “Этандар” с единственной ракетой. Вряд ли правительство найдет еще двадцать восемь мегабаксов, чтобы повторить закупку. Если Алый Линкор всего лишь напугал нас, то эти ублюдки вытерли о нас ноги. Повредить El Acorazado Rojo не в наших силах: я был на его борту и знаю, о чем говорю. Зато этим шустрым гринго...

Строй вздохнул в полном согласии.

- Вертолеты они тоже повредили - оба. Пока пришлют новые, гринго уйдут уже на территорию Чили. К тому же погода... - капитан поймал на ладонь капли мелкого зимнего дождя, обычного в этих широтах для июля, - сами видите, нелетная, и поднять с авиабазы уцелевшие los aviones мы не можем. Трасса на Сан-Себастьян перекрыта, но там же не подростки на краденых точилах, там SAS. Они едут по разведанному маршруту, прямо по холмам, севернее Рио-Гранде, в сторону Национального Парка Карукинка. У меня приказ преследовать их даже на территории Чили, но всем понятно, что там против нас уже не восемь-десять уцелевших, а чертова прорва чилийских егерей, знающих каждый камушек, каждую форель в лицо и по имени. Вывод: гринго нужно перехватить еще до заката, и заходить, понятно, с запада - с востока они ждут погоню, а устроить засаду в холмах никаких проблем. К тому же, у нас всего полтора часа светлого времени. Мы пойдем по Рио-Гранде против течения, пойдем на глиссерах, это единственный способ опередить автомобиль.

***

Автомобиль генерального секретаря коммунистической партии советского союза обстреляли четыре гранатомета сразу. Андропов погиб на месте. Громыко долго, мучительно выкашливал куски легких - но выжил, удивив больше других себя самого.

Молодого сельскохозяйственника Михаила Горбачева раскаленным осколком приложило по лысине, увековечив некрасивое ожоговое пятно и добрый десяток анекдотов. А пока Михаил Сергеевич и Андрей Андреевич валялись в больнице, коммунисты затеяли было выбирать генерального секретаря взамен Андропова - и выяснили прелюбопытную вещь: никто не хотел в генеральные секретари. Должность внезапно сделалась чрезвычайно горячей.

Нет, исполнителей данного конкретного покушения нашли очень быстро. Только собрать их обратно из комплекта “грудинка-шейка-филей” даже кремлевские врачи не смогли.

Тогда вся страна советская, наученная великолепными фильмами с лучшим в мире Шерлоком Холмсом - актером Василием Ливановым - задала себе тот самый главный вопрос любого детектива.

Кому выгодно?

И с ужасом поняла страна советская: всем выгодно. Жил себе СССР, великий и могучий, не особенно и тужил. Конечно, хочется зашибать большие тыщи “как там” - но тогда же и работать заставят “как у них”. Никто, в общем, не хочет ради общего дела собственную дачу-квартиру-машину пожертвовать.

А тут какая-то падла вздумала раскачивать лодку!

- Вот он, коммунизм в натуре, - адмирал Горшков едва не сплюнул на выскобленный пол кремлевской больницы. - Старики доживают. Молодые понемногу тянут к себе привилегии. Внизу как-то, с хлеба на квас. А по сути - всем похер. Огромный такой, узловатый пролетарский похер. Пусть оно горит огнем, лишь бы нам ничего не делать.

- Сергей, - Громыко приподнялся на постели, подогнал удобную спинку кровати. Мысленно выругался: и эта кровать ведь буржуйская. У нас даже и такого не делают! А вслух прохрипел:

- Бери людей, Сергей, - и осекся, закашлялся, нашарил салфетку.

Вбежал доктор, наблюдавший за стенкой сердечный ритм. Старик отстранил его неожиданно твердым жестом:

- Доктор, оставьте. Давно бы умер. Я каждый день засыпаю, думаю: все. Сдохну. Но никак. Не отпускает меня, понимаешь? Из прошлого, из будущего - нет мне покоя. Не все сделал! Сергей. Бери морскую пехоту, вводи чрезвычайное положение. Федорчук прохлопал. Делай что угодно. Вешай чекистов. Бомби правительственные дачи. Раздави Барвиху танками. Объяви награду за голову каждого живого секретаря. Но только делай! Не жди, пока и тебя... Как меня. Как Фрунзе залечили. Как убили Кирова - в исполкоме, казалось бы. Это свои, Сергей. Это мы...

Посмотрел на доктора, вытянувшего руки с утюгами-дефибрилляторами. Хмыкнул:

- Не надейтесь, доктор. Если я сейчас выбрал правильно, завтра вы меня закопаете, наконец. А вот если нет - я еще долго не умру. Буду предлагать всякую ерунду - и видеть, как она воплощается. И не отпустит меня! Чувствую, как меня огромная волна догоняет и поднимает над океаном. Сразу маяк вижу. Минуту назад ничего не знал - а тут как свет в голове включается. Все знаю. Какую бумагу издать, кто подпишет, кто возражать начнет, какие последствия потом... Сергей, ведь удались же законы! И о персональной ответственности, и о кооперации. О праве выезда, о ленинских нормах свободы печати...

- Знаешь, как эти законы в народе называют?

Громыко хрюкнул:

- Знаю, конечно, Федорчук докладывал. О праве уе*ать, праве на*бать, праве съ*ать и о праве п*доболить. Всего четыре закона, а народ уже товарища Сталина вспомнил. Куда нам! Всем Политбюро не потянем.

- Новый Сталин... - Горшков почесал подбородок. - Путь в никуда. Еще поколение. Ну, два. Да пускай даже лет сорок. А потом-то все равно и эти переродятся.

- Сорок лет! - Громыко попробовал засмеяться, но захлебнулся, закашлялся на долгие-долгие минуты; доктор и сиделка повернули старика на бок, помогли отплеваться, утерли рот.

- Да на сорок лет стране жизнь продлить, разве мало? Тебе или мне сорок лет сейчас дай - о!

Адмирал ничего не сказал. Громыко успокоился, поерзал на белых простынях, добавил горько:

- Ладно там, нас начали стрелять. Нас-то дураков пара тысяч. Ну, еще по горкомам да райкомам с полмиллиона. Но потом-то не остановятся. Потом друг друга пойдут стрелять! Сначала шестнадцать миллионов коммунистов одних, есть где разгуляться свинцу, а? Я прикажу, тебе статистику по национальному самоопределению предоставят. А там вот-вот уже до ножей дойдет, Польша детским садом покажется, Прага и Будапешт бальными танцами. Турки на Казань облизываются, арабы чеченам готовы деньги давать и гражданство свое.

Старик помолчал, посмотрел бездумно в окно. Вздохнул:

- Чечены и без того, помню, с Гитлером крутили, единственный народ, который массово помогал фюреру еще до того, как немцы к ним дошли, еще с нашей стороны фронта... А опиумные кланы в Душанбе? Там же феодализм, как в книжках, с подземными тюрьмами. Так ладно кто, но мы-то сами молчали. Нас же все устраивало, никто не чухнулся. А люди, видя такое, смотрят через границу... Вот какая самка собаки границы так провела, что в Афганистане таджикской нации численно больше, чем в Таджикистане?

Продышался, глотнул воды, вернул на тумбочку стакан. Добавил:

- А сибирцы, дальневосточники: “Москва наш уголь жечь не позволяет, на миллионах сидим, а собственный х*й едим. Отделяться надо, Япония богатая, примет нас.” Ага, примет, раком только наклонит. Япония после войны нищая была, как сравнить не с чем, я же туда ездил еще с Тевосяном, при Маленкове, до Хрущева даже. Все видел! Владелец шахты, капиталист, на велосипедике, в горку, под ливнем! У нас мальчик из райкома комсомола уже на служебной машине, что ты!

Старик чихнул, хрипнул:

- Они работали как черти, а наши же не станут. А кто-то же нашим в уши вливает, что-де достаточно назваться независимыми, а экономика сама образуется... Вот представь, Сергей, двести сорок миллионов друг друга резать начнут, а?

- Кстати, это тебе не от поляков подарочек? Аккурат за “свободу с чистой совестью и пустыми карманами”, да за то, что Бжезинского принял? Помню по войне, поляки не чехи, Войско Польское по казармам не усидит.

Громыко даже не стал отвечать, лишь рукой махнул: что ты о ерунде! Проскрипел:

- Сергей... Ты со мной там был, на борту. Тебя тоже перепоясало этой красной заразой. Я-то, болван, анекдотики про Тамерлана рассказывал... Хихикал. Я думал: ну понятно, средневековый тиран, что еще он может приказать? У нас космос, у нас техника, у нас грамотность поголовная, у нас балет, мы самая читающая страна в мире, у нас же культура! А как пошли опергруппы с прокурорами по стране, как я ту культуру посмотрел вживую... Как люди терпят, сам удивляюсь. Или мы начнем - или без нас начнут! - Громыко сел на постели, оперевшись на красивые пластиковые ручки, отчеканил в полный голос:

- Жги! Режь! Убивай!

- Про гусей не забывай, - поломал весь пафос адмирал. - Мне, знаешь ли, тоже сны снятся. И я на том седле посидел. Андреич, а тот парнишка, что стакан прихватил, что ему снится?

Громыко фыркнул:

- Он молодой. Теперь весь мир его. Ему задача, ему и удача. Тоже юморист-самоучка. Пускай старается...

Закашлялся и обсыпался в подушки, и доктор привычно растрепал на упавшем пижаму, и прямо по старым ожогам вложил заряд утюжков-дефибрилляторов.

На Горшкова медики очень уж нарочито не смотрели. Адмирал поднялся и вышел, живо припомнив, как нашаривал у пояса отсутствующее оружие тот сенатор, летавший с авианосцев и потом все-таки взорванный Алым Линкором.

- Так значит, или мы, - Горшков искривил губы в недоброй ухмылке, - или нас?

***

- Или нас подловят на той излучине, сеньор капитан. - Хосе опять показывал по карте спичкой. - Мое мнение, надо высаживаться и встречать их вот на этом холме. Как бы они круты ни оказались, но тут им не “Париж-Дакар”, и проехать можно лишь по долине, а с холмов она просматривается вся.

- Я бы заночевал, - подал голос еще один боец, - бросил машину вообще, форсировал реку позади нас и ушел пешком, южнее Рио-Гранде.

- Но за сутки мы подтянем больше сил.

- Даже за десять суток невозможно создать плотный кордон вдоль чилийской границы. Во-первых, нет столько людей, даже с пограничниками. Во-вторых, нет хорошей дороги вдоль границы, на мотоциклах полк не перевезти, а пешком не успеть. В-третьих, им всего-то надо на ту сторону, эта задачка намного проще нашей. Вырезать пост примерно посередине плеча между заставами, пока еще помощь прибежит - они уже в Чили.

- Пепе, что говорит штаб?

Радист убрал флягу с мате, вытер губы и ответил:

- Нашелся удалец из аэроклуба, взлетел на своей стрекозе. Говорит, вроде бы заметил движущуюся к границе машину, километрах в десяти на север от нас. Дорога сильно паршивая, им приходится фарами подсвечивать. Но мы опережаем их почти на столько же, так что перехватить шанс все-таки есть.

- Если этот хомбре не ошибся. И как он сядет, облака по земле брюхом?

- Сеньоры, у нас много своих проблем. Приказываю: перехватываем этих. Просто потому, что на ночь глядя все туристы разбивают лагерь, да и туристов здесь кот наплакал. Что с транспортом?

Ответил здоровяк Эспозито:

- Тут рыбоводная ферма, продают билеты на ловлю форели внахлест. У них я взял пикап, именем закона. Денег-то мы на боевое задание не получали.

Капитан поморщился, но выбирать не приходилось. Глиссер шпарит по реке со скоростью мотоцикла, или даже быстрее. Только даже этот самый мотоцикл в нем не перевезешь, не говоря уж о большем. Так что вся группа - пять автоматических винтовок FARA, да вместо пулемета оно же самое, только с утяжеленным от перегрева стволом и сошками. Винтовки новейшие, на мировом уровне - но все же легкие.

Впрочем, спецназ и не артиллерия. Вон, у гринго в громадный С-130 всего лишь два джипа влезло.

- Грузимся. Выезжаем. Хорхе за руль, Эспозито за пулемет, Пепе как обычно. Сеньоры, воткнуть... Перо этим гринго - наш единственный шанс восстановить честь Аргентины в этой дурацкой Мальвинской войне!

Пикап выехал по скользкой гравийной полосе на север, и уже через полчаса осторожного движения капитан Джакино понял, что не ошиблись ни безбашенный пилот из аэроклуба, ни он сам: с востока подкатывался безусловно, “Ленд Ровер”, отличавшийся от гражданских машин откровенно торчащим на турели...

Твою же мать, крупнокалиберным пулеметом!

- К машине! - успел заорать капитан. - Обходим, прячемся, схема “куропатка”!

В пикап влетела очередь из “Браунинга”, убив Хорхе за рулем; Эспозито успел ответить из своего недопулемета, свалив гринго прямо на турель. Затем группа посыпалась через борт. Убитый Хорхе перевесил руль, и пикап резко свернул налево, опрокинулся поперек дорожки, создав баррикаду.

Англичане убрали тело, к “Браунингу” встал кто-то еще и быстро, буквально парой очередей, поджег пикап.

Капитан оказался справа, переполз по сырым камням. Англичане тоже разбегались, прячась между искривленных постоянным ветром “деревьев-флагов”. Вот щелкнула чья-то FARA - свои. А вот бухнул опять “Браунинг”.

Капитан высунулся чуть в стороне от камня: англичане были на фоне темного восточного горизонта, но и его группа не сильно выделялась, ведь закатное солнце полностью закрывали облака. Джакино терперь не мог это время суток. Ни темно, ни светло, проклятые сумерки - хотя спецназовцу такое время полагалось любить. Все, неудобное обычным людям, обученному бойцу на руку.

Капитан прополз еще немного и теперь очутился с фланга от разгоравшейся перестрелки. Двое англичан так и висели на избитом пулями “Лендровере”, к пулемету никто уже не лез. Миль с полутора “Браунинг” прижал бы к земле всех, но холмистая местность и пасмурный сумрак сказались: группы увидели друг дружку почти вплотную. Капитан посчитал огоньки: отвечали как будто четыре винтовки, судя по звуку как бы сыплющейся щебенки после каждого выстрела - М16.

Сколько англичан? Со слов уцелевших аэропортовых служащих, в том самолете прибыли меньше тридцати, но больше десяти. Тогда наиболее вероятно, взвод SAS, четыре патруля по четыре человека. Логично делится по восемь на каждую машину. Одна машина так и не вырвалась из аэропорта. Гринго прорывались по разным путям, и первая машина не могла подобрать раненых со второй, так что десять или больше тут вряд ли окажется. Принимаем за исходное число - восемь. Из них двое висят на разбитом пулемете, четверо скачут по мокрым камням где-то в окружающем вечернем полумраке. А еще двое? Отстали, умерли от ран во время погони, прорываются другим путем или просто обходят сейчас по флангам?

У него тоже исходно шесть человек. Но Хорхе убит, радист не участвует, его задача давать сведения и наводить помощь, которая сейчас ломает ноги на скользких косогорах, сбегаясь к месту боя со всех застав... Почему не стреляет Эспозито? Не видит целей для пулемета? Капитан изготовил собственную винтовку, вложил красный трассер целеуказания. Поводил прицелом по мешанине серых камней и черных пятен тени между ними. Шевеление... Свой? Нет опознавательного светло-желтого треугольника на рукаве, а видно хорошо, в профиль.

Выстрел! Гринго сложился пополам, и тут же по месту, с которого капитан успел откатиться, ударил снайпер из “Ли Энфилда”. Старая страшная английская винтовка, чертов “Бур”, так много попортивший крови советам в Афганистане. Голос ее капитан узнал хорошо; а на трехстах метрах завязавшейся каши стрелку из “Бура” можно никаких поправок не брать, пуля пойдет без отклонений в крестик. Опять же, если там снайпер с оптикой, для него световой день чуть удлиняется.

Тут, наконец-то, затрещал пулемет Эспозито. Здоровяк выцелил снайпера, нагло вставшего за “деревом-флагом” - в темноте облако и облако, ствол на ветку положил и всех, ползающих по камням, видишь с высоты роста. Но вспышка снайпера все же выдала, а увернуться можно от одиночного выстрела, не от пулемета с пятидесяти шагов. Эспозито прошил насквозь как дерево, так и англичанина за ним. Сейчас же двое гринго, увидев, что пулеметчик-то совсем рядом, разом бросили две гранаты; одного из них при этом свалил кто-то из аргентинцев. Первую гранату Эспозито успел отпихнуть, вторая изорвала его так, что до перевязки пулеметчик не дожил.

Убитый капитаном - раз, убитый снайпер - два, убитый гранатометчик - три, в машине остались четыре и пять... Нет, никого лишнего - если в “Ровере” и правда было только восемь.

Трое уцелевших англичан перебегали, умело прикрывая друг дружку, переползая и поднимаясь на перебежку метрах в десяти от места залегания. В исполнении тренированных бойцов такая штука раздергивает внимание, не позволяя толком целиться: только что ты его видел, а он хоп! И уже за камнем, а в стороне бежит второй, и ты поневоле отвлекаешься на движение; не успеваешь ствол перевести - второй залег, зато подскочил третий. И еще же первый где-то в тенях, в накатывающей зимней ночи, ползет, и неслышно его за шорохом дождя по камням, за хрустом ветра в чертовых кривых деревьях!

Но против легендарного SAS оказались не пузатые охотники с двустволками - de buzos tacticos хоть и больше de buzos, тактику тоже знали. Один из выжившей тройки постреливал по камням, переползая по часовой стрелке, закручивая спираль - только чтобы на уши давило. Капитан и второй боец терпеливо ждали, не позволяя себя отвлечь, и дождались: гринго подскочил буквально в двадцати метрах, поймав сразу два трассера. Его бронежилет не рассчитывался на винтовочную пулю с пистолетной дистанции, и умер гринго, еще не упав на землю.

Второй гринго тоже оказался рядом и влепил пулю точно между шлемом и бронежилетом капитана; Джакино только и успел подшагнуть вперед, как свалился лицом в щебенку. Его боец хладнокровно выцелил англичанина и разнес ему голову попаданием в глаз.

Последний англичанин, понимая, что дело проиграно, тем не менее, даже не задумался о сдаче. Бросив на вспышки перестрелки гранату с привязанной тротиловой шашкой, окончательно перемешав разрывом аргентинских бойцов и собственных погибших товарищей, англичанин, с ревом и пальбой во все стороны, скачками бешеного лося пробежал по долине, кувырком перекатился мимо горящего пикапа, скатился в ложбинку, где укрывался с радиостанцией Пепе. Радист сидел смирно, и потому разгоряченный прорывом гринго не заметил его в тени. Пепе быстро и плавно поднял свою FARA и с десяти шагов убил последнего англичанина, пригодного для допроса - просто не зная, что тот последний.

Выстрелы стихли. Минут через двадцать оставшийся в живых стрелок de buzos tacticos осмелился подняться в рост, но фонарик зажигать не рискнул. В отблесках догорающего пикапа боец нашел радиста и двое аргентинцев принялись ждать утра.

***

Утром крейсера балтийского флота высадили десант и взяли под контроль Ленинград, Ригу, Таллин, Калининград. Черноморский флот выполнил то же самое в Одессе, Севастополе, Николаеве, Поти, Новороссийске. Тихоокеанский - во Владивостоке, Находке, Ванино, Петропавловске-Камчатском. Северный - в Мурманске, Архангельске, Северодвинске, Диксоне. В крупные города глубоко на континенте вошли танки, разместившись на каждом перекрестке.

Центральным Революционным комитетом командовал адмирал Горшков. По всем трем советским каналам вместо набившего оскомину “Лебединого озера” крутили коротенькое выступление адмирала, смысл которого сводился к нескольким простым положениям:

- ...Во-первых, дальше так жить нельзя, с чем все согласны и все вокруг видят. Во-вторых, чем больше затянуть пружину, тем больше крови прольется потом, когда пружина все-таки лопнет. В-третьих, развал страны означает предать и растоптать не только дело Ленина-Сталина, до которого большинству из вас, я знаю...

Тут адмирал ехидно скалился:

- ...Дела нет. Развал страны означает, что все, построенное вами горбом и кровью, возьмет себе за копейки мальчик-мажор, свежеиспеченный капиталист, вовремя лизнувший новую власть. И если вам плевать на идею, то собственного труда разве не жаль?

Горшков ухватился за отвороты кителя:

- Люди - к оружию! Свиньи могут сидеть по домам. Не беспокойтесь, мы сами к вам придем!

А люди в Советском Союзе прекрасно знали, что такое “придем”, товарищ Сталин хорошо научил. К вечеру военкоматы трещали по швам - кто и правда шел добровольцем, радуясь что вот, наконец-то, хоть какое-нибудь изменение, хоть в чем-то надежда на лучшее! Иной, напротив, боялся оказаться тем единственным не донесшим из компании. Но именно поэтому вцеплялся в автомат, как в свое, и выполнял распоряжения комиссаров истово, крепко держался, где поставили.

Зарубежные газеты исходили на мыло, расписывая ужасы “нового Октября”, и молодой, никому пока особенно не известный, Евгений Лукин записывал на обрывке школьной тетради: “Полистаешь наугад: все расстрелы да застенки. От Памира до Карпат нет невыщербленной стенки”...

В кремлевской больнице на чистых простынях смирно лежал отпущенный вечностью Громыко. Через неделю, несмотря на гноящиеся перестрелки с “начальничками” по окраинам, Громыко торжественно похоронили в Кремлевской стене.

Фильм “Гостья из будущего”, доснятый Павлом Арсеновым также вопреки всему, вышел с роботом Вертером в тельняшке и клешах. Зубоскалы лишились повода сравнивать наш советский фильм о светлом коммунистическом будущем с низкопробной капиталистической порнографией.

Капитана Педро Джакино и почти всю его группу, и разбившегося при ночной посадке пилота, и тридцать семь сотрудников авиабазы - как и шестнадцать англичан, впечатливших сеньоров храбрым исполнением безнадежного предприятия - похоронили на окраине Рио-Гранде, подписав небольшое кладбище: “Жертвы Мальвинской войны”. В другом варианте истории таких жертв набралось около тысячи: шестьсот сорок девять аргентинцев и двести пятьдесят восемь британцев.

Количество жертв распада СССР в том, другом варианте истории, пока не установлено, как до сих пор не подсчитаны лежащие по стране солдаты Второй Мировой.

Конец первой части.