Теперь "пробитые" вместо "прожжённые"

– Мне про самоуверенность говорить — всё равно, как про то, что у меня рук или ног две.
– Марина, ты как всегда, - с чего это разноглазая так оживилась? Опять какого-то подвоха стоит ждать.
  – Что на этот раз не так?
  Эр по сторонам оглядывается, будто что-то измениться успело.
  – Марин, почему ты вечно видишь то, чего нет?
  – Я привыкла, что это как раз твоя черта.
С очевидным Эрида не спорит.
  – Почему другие не видят то, что вижу я?
  – Э-э-э, к Софи за этим обращайся, - Марина слишком поздно соображает, ляпнула глупость. Но слово — не птичка, ловить бесполезно.
  – Я пробовала. Но её очень сложно найти, а на звонки не отвечает.
  «Сонька просто телефон отключила. Вечно всем нужна, а некоторые разноглазые ещё и домогаются. Имеет она право в одиночестве побыть или нет? Даже ей чаще всего ночью просто спать хочется. Притом, в одиночестве, хотя слишком много народу считает по-другому».
   – Коаэ позвони. Она тоже много чего необычного высмотреть может.
  Эрида ёжится, словно от холода.
   – Бр-р-р... Змеедевочка неплохая, но больно уж странная. Иногда я её просто боюсь.
   – Ну, тогда просто не знаю. Больше ни с кем из художников я близко не знакома... Конкурс скоро. Опять все перегрызётесь.
  – Нет. Я просто выиграю. Причём, по-всякому.
  – Придумала что-то?
  – Нет. Сделала уже. Не подавала просто ещё.
  – Только не говори, что боишься.
  – Почему? Не боюсь совершенно. Просто, ещё чуть-чуть надо доделать.
  – «Чуть-чуть» на твоём языке очень часто означает «остаётся начать и закончить».
  – Хочешь посмотреть?
   Марина с ухмылкой кивает. Если у разноглазой такой режим включился, то можно не сомневаться, чем-то она по-настоящему гордится. Хотя, сомнительно, что она изменит излюбленной тематике. Да и на мольберте у неё что-то под покрывалом прячется.
  – Только ты сначала вон там сядь...
  – Ты чудовищ настолько страшнее, чем у Коатликуэ писать научилась, что я от ужаса могу упасть?
  – Ты всё шутишь, Марина. Я не люблю изображать существ из ночных кошмаров и древних легенд. Смотреть лучше всего именно с такого расстояния, я проверяла.
  К мольберту идёт откровенно медленно, зато покрывало сдёргивает с видом фокусника.
  – Смотри! «Купальщица!»
  Излюбленной тематике Эрида не изменила. Любимый стиль «под старину». Название можно угадать и без авторского уточнения. Сидящая юная девушка, почти девочка, завернувшаяся в полотенце и прикрывающаяся руками.
Но на этот раз главное взгляд робкий, испуганный, чем-то притягательный, устремлён прямо на зрителя. Светло-серые глаза просто огромные, если бы Марина не видела оригинала, решила бы разноглазая сказки сочиняет. Изображённую узнаёт — главная спутница Эр в последнее время, Инри. Так вот почему они столько времени вместе приводили! Без лёгкой лести всё-таки не обошлось — нет у Инри ещё ничего такого, что стоило бы руками закрывать.
  А в остальном... Искусствоведческие задатки Марины во всю глотку орут, разноглазая создала шедевр, вполне способный её имя обессмертить. Слишком удачно взгляд передан. Чувств — целая гамма. Испуг, пожалуй главный. Плюс ощущение нежности и беззащитности. Кожа словно светится удивительной белизной. Изображение волос Эрида считает своей слабой стороной, Марина, исключительно из лени, не спорит. Поэтому здесь они затемнены, хотя и видно, что они роскошные, собраны над головой и красной лентой перехвачены.
Привязки к времени нет. Это и современница может быть, и человек, живший столетия назад.
  Беззащитность и испуг. Марина знает изображённую, поэтому от сравнений не может удержаться. Насчёт волос Эр изобразила то, что есть на самом деле. Даже красная лента и причёска знакомы.
  Но вот так пугать настоящую Инри — тебе же боком в итоге выйдет. Она весьма языкастая и зубастенькая. Хотя, весьма чудаковатая.
  – Что скажешь? - Эр испугана, или играть научилась?
  – Слов нет. Цензурных.
  – Настолько всё плохо?
  – Наоборот, замечательно. Сейчас позвоню в МИДв, спрошу, чем я официально могу художников от своего имени награждать. Дам тебе это, а картину покупаю для своей резиденции.
  Эр тяжко вздыхает.
  – Ты всё шутишь, Марина. У тебя же нет резиденции. Совсем не нравится?
  – Представляешь, я довольно часто говорю чистую правду. Как в этот раз. Я совершенно не шучу.
  – Тебе, правда, нравится?
  – Какую награду желаешь?
– Да не надо мне ничего от тебя, кроме настоящего твоего мнения. Так хорошо или плохо?
– Слово Еггта. Шедевр. И точка.

– Правда-правда? – почему-то шепчет.
– Ну да, я же сказала.
Издав ультразвуковой визг, Эр бросается обниматься. Марина успевает резко вскочить, и всё равно, разноглазая её чуть на кровать не повалила. Хотя, как знать, может, именно этого она и добивалась.
  Прикосновения Эр с детства привычны, и ещё не утратили прежнего смысла. Марине они не то, чтобы нравились. Скорее, просто терпела, давно поняв, в отличии от неё разноглазой нравятся прикосновения других людей. И самой их касаться тоже нравится.
Силёнок серьёзно прибавилось, но сами объятия во взрослую категорию не перешли. Будь что не по нраву, Марина вывернулась бы с лёгкостью, что-нибудь сломав и вывернув ещё на прощанье.
Но не сейчас. Пусть Эр жизни порадуется. Она ещё и целоваться лезет. Тоже совсем не по-взрослому. Хотя и по-настоящему умеет.
– Ух! Маришка. Спасибо тебе. Ты первая меня похвалила. Этого ещё не видел никто.
– Рассчитывай на мой голос, если ничего другого не надо. На это только другой художник разозлится, из тех, кто до тебя по мастерству не дотягивают. Красоткам такое скорее понравится. Изображение детишек большинство любят, и не любят, когда их обижают.
– Тут никто никого не обижает и не собирается. Она знает, кто пришёл, просто не разглядела ещё. Ей незачем этого человека опасаться.
– Ну, я примерно так и думала. Когда, даже на рисунке по-настоящему страшно или больно – тебе такое не нравится. Потому ты змеедевочку и невзлюбила.
– Маленькая, а такая злая. Не понимаю, почему.
– Я тоже совсем не добрая.
– Ты – другое, тебя не привлекает, что Коаэ рисует, она же этими явлениями упивается, будто они притягательны.
– Пока она никого, включая себя, не трогает, меня это вполне устраивает.
– Но она же не прыгнула со Скалы Самоубийц.
– Только не говори мне, будто хотела, чтобы она именно так и сделала.
– Нет. Не хотела. Но и не остановила бы. Она странная, но совсем не лишняя. Ей найдётся в жизни место. Надо будет Инри позвонить, – даже Марина привыкнуть не может, с какой скоростью у Эр мысли с одного на другое перескакивают.
– Она-то нам зачем?
– Как «зачем»? Посмотреть, какая она получилась. Понимаешь, я ей законченное... Почти законченное не показывала ещё. Можно?
Марина только плечами пожимает.
Инри вскоре прибегает. С такой же причёской, как на картине, и даже с красной лентой в волосах. Марина глаза к потолку закатывает. Хорошо, хоть Инри не в простыню замотанная. В таком виде по этажам частенько расхаживают. Сама Марина так не делает, но многие, включая Соньку и Эр особо не стесняются. А что, в конце весны–начале лета, да и осенью иногда в зданиях бывает очень жарко, кондиционеры не справляются. Марина и то бывало, в одном купальнике ходила.
– Ой, мамочки! – Инри вскидывает руки к щекам, – Как же здорово!
Теперь и глазищи те же, что и на полотне. Если не по выражению, то хотя бы по размеру. В анатомии разноглазая ошибок не допускает.
– Тебе нравится?
Так трясёт головой, что кажется, вот–вот отвалится.
– Меня никто не рисовал. Кроме тебя. А тут ты – и сразу такое!
– Я потом копию сделаю. И тебе подарю.
– Ой, не надо.
Эрида, кажется, успела понять, чем фабрики государственных бумаг занимаются. И насколько сильно их продукцией человека можно заинтересовать. Многое, о чём человека просить бесполезно после нескольких купюр бывает сделано беспрекословно.
Но Инри, как ни странно, хорошо в обществе разноглазой. Всё, что Эр просила делалось только потому, что Эрида как человек ей просто нравилась. Деньги ей не предлагали.
  А те, кто брали, не считали будто что-то плохое делают. Хотя некоторые, как подозревает Марина, себе цену и набивали. Вроде, кому-то за наглость даже попало. Причём, безо всякого участия кого-либо из Херктерент. Сёстры узнали, когда всё кончилось. Эр и вовсе ничего не заметила. Сначала были против, потом согласились – она уже привыкла.
Странно, что коллекцию фотографий никто украсть не пытался, ибо сомнительно что о её существовании за пределами девичьих спален никому не известно.
У Марины даже дурацкая мысль возникла, есть ли у Эр фото Инри, где она в виде, отличном от того, что на картинке.
Она таких не видела, хотя никогда особо и не рассматривала, чего там разноглазая наснимала для вдохновения.
Инри продолжает собственный портрет разглядывать. При желании, картину можно и так квалифицировать.
Эр собственными портретами числит вещи, где она в куда более откровенном виде изображена. Авторство как её, так и Сонькино. Марина даже сомневается временами, у кого из них мозги набекрень, а у кого и вовсе нет.
– Нет. Просто не верится. Это словно я там.
– Ну, а кого ты там ещё ожидала увидеть? – усмехается Марина под неодобрительным разноцветным взглядом.
Инри ведь оттенки интонации Херктерент ещё не изучила.
– Я. И не я одновременно. Так не бывает.
– Это все вообще-то скоро смотреть будут.
Ведь если Инри не разрешит, то кроме них троих главный шедевр Эр на текущий момент, никто больше не увидит.
«Ну, мелкая, ну запрети ты ей!»
Телепатии не существует, и мысленный вопль Марины, разумеется не услышан.
– Картины для того и делают, чтобы их люди видели. Я и представить не могла, что так здорово получусь. Ты – гений, Эрида.
– Я знаю, – скромно улыбается разноглазое чудо.
Как не крути, а есть в картине какая-то неуловимая искорка, делающая просто хорошую работу шедевром. Где-то чёрная зависть слегка шевельнулась и задавлена незамедлительно.
Если кто-то может, а ты – нет. То ты виновата, а не она.

Марина отправляется на поиски сестры. Надо же «обрадовать», что в их вечном противостоянии с Эр разноглазое чудо откровенно вырвалось вперёд. Она не Эр, где Соньку видели, подсказали. Та находится не слишком занятой и в относительно миролюбивом настроении.
  – Что ты опять задумала?
  – С чего ты взяла?
  – С того, что тебе, равно как и всем остальным, я всегда нужна для чего-нибудь. Просто так ко мне не заходят. Думаю, табличку с приёмными часами заказать и на дверь повесить.
  – Ага, и вооружённую охрану с собаками ещё найми, чтобы они посетителей в неурочное время выгоняли.
  – Боюсь, от посетителей им даже пулемёт не поможет. Стволы слишком часто перегреваться будут.
  – Так старый с водяным охлаждением им выдай. Там непрерывный огонь очень долго можно вести.
  – Даже там вода в кожухе закипеть может.
  – За популярность приходится чем-то платить.
  – Из тебя философ — как из козы капустный сторож. Говори, зачем пришла, пока я ещё добрая.
  – Ты в конкурсе участвуешь?
  – Можно, я у тебя позаимствую привычку бить в глаз за глупые вопросы?
  – Я серьёзно.
  – Я тоже.
  – Ладно. Знаю, кулаки у тебя весьма крепенькие, и желания нет проверять, насколько сильно бьют. У меня всё равно это лучше получается.
  – Может, соизволишь наконец, сказать, зачем приползла. А то на самом деле, проверю, насколько сильно бью.
   – Если ты не участвуешь в конкурсе, то я пришла незачем. Сейчас обратно пойду.
   – Постой! Участвую. Но работу ещё не подала. И тебе пока не покажу. Сама потом ищи среди выставленных.
   – Можно подумать, я там у тебя что-то не видела. Найду ведь запросто, я же очень наблюдательна. Не знаю, что именно там у тебя, но точно знаю, кто именно в этом году тебя сделает.
  – Поделись секретной информацией. И кто же это? Только не говори, что Коатликуэ, народ ещё не до такой степени свихнулся.
  – Не, не змеедевочка. Всего-навсего, Эрида. У неё вышел натуральный шедевр, - часто-часто заморгав, добавляет, - Можешь к ней сходить и посмотреть.
  – Прибью! Стоп, ты не шутишь? У неё, действительно, что-то выдающееся?
  – Представь себе.
  – И что именно? Только не говори, что она ухитрилась создать что-то особенное в рамках своей любимой тематики.
   – Попытайся представить непредставимое, но это сделано не выходя за рамки этой самой темы.
   – Повторяю, что именно там такое?
   – Софи. У меня есть шпионский фотоаппарат в перстне, - вертит перед лицом сестры кистью руки, - надеть забыла. Да и не помню, заряжен ли он. Словесное описание картин и вовсе моя слабая сторона. Сходи к ней, да посмотри.
   – Ты издеваешься?
   – Ну, так ночью через окно залезь. Ты же весьма гибкая. Или просто через дверь зайди. Она не запирается. Кислоту, чтобы картину испортить ты, думаю, и без меня найдёшь. Правда Эрида потом будет очень сильно плакать, но ведь для победы все средства хороши?
  Софи призадумывается. Иногда лучше не спрашивать, с чего сестрёнка пришла к тем, или иным выводам, а просто принять их, как данность. Это как аксиома, доказательства не требуются. Сказала разноглазая создала шедевр — значит это так и есть. То, что сама Софи собирается представить — просто очень сильная работа. Даже не из тех, что получаются пару раз в год. Софи рассчитывает на одно из призовых мест, главным образом, из-за своей безупречной технике.
  Хотя, надо бы помнить. Одной техники маловато. Та же сестрёнка в своё время выехала именно через выплеснутую клокочущую энергию. Хотя «Лисичка» по технике исполнения была куда выше.
  Но витавшую в воздухе атмосферу далёких гроз Маришка тогда сумела передать точнее.
  Что же там ухитрилась сотворить разноглазая?
   На самом деле, надо подумать о ночном визите. Без кислоты, разумеется. Но есть одна, крайне трудноразрешимая проблема. Эрида, хоть и соня, спит очень чутко. У Софи крайне маленький, стремящийся к нулю, опыт проникновения в чужое жилище без приглашения.
   – Чего задумалась? Подбираешь, какая кислота лучше всего портит краску?
   – Сказала бы я про твою кровожадность.
   – Я разве хоть раз кровь помянула? Признай же, обычным в вашей среде методом ты ей сделать ничего не сможешь. Совершеннее, чем она что-либо создать ты не в состоянии.
  – Чтобы создавать, надо хотя бы знать, с чем состязаться.
  – С гениальностью Эриды. С чем же ещё?
  – Я сама...
  – Хвастливая очень. Думаешь, я не знаю?
  – Хорошо. Хоть примерно опиши, что ты там видела. И не надо говорить, будто не запомнила. У тебя тоже фотографическая память. Ты рассказывай, а я, - вытаскивает из сумки блокнот, - буду пытаться изобразить, что именно ты видела. Надо же знать, с чем мне предстоит противостояние.
  – Я же сказала, бессмысленное будет состязание, - устало машет рукой Марина, начиная рассказ.
  Что там именно вышло у разноглазой становится понятно довольно быстро. Что у Инри крайне живописный взгляд, знает и так. С цветовой гаммой и техникой всё становится понятно ещё быстрее, излюбленные приёмы Эр Софи прекрасно известны. Обратное тоже верно. Вот только не до конца ясно только главное — что именно там сыграло так, что даже чёрствую Младшую проняло?