Вскоре, взявшись за руки, к воде побежали. С одним ружьём за спиной у Хейс. Софи оба собрала, но к воде только в фонаре и маске отправилась. Ножны боевого пловца как-то не соответствуют спокойствию этого места, а стилет и крабовый нож, носимый по местной моде, как утром сняты, так в первой сумке и лежат. Показались излишними.
Софи ныряла и плавала, Хейс на самом деле решила на рыб поохотится. Не то свет фонарей так на рыб действовал, не то у Хейс первобытные охотничьи инстинкты включились. Но рыб подстрелено довольно много. Благо, в бухточке ещё и слоёный пирог, пресная вода вверху, морская внизу. Так что рыбы есть и такие, и этакие. Ещё довольно крупному осьминогу не повезло. На меткость Хейс никогда не жаловалась.
Софи тоже довольна была. Пару раз над возлюбленной удалось похихикать, ибо в школе морская биология проходила явно по разряду самых побочных интересов любимой. Меткая Хейс сперва стреляла, а только потом смотрела, в кого именно. Две безусловно, ядовитые рыбины преждевременно расстались с жизнью.
– Порежу – пойдут на прикорм другим, – смеялась рослая красавица, закидывая добычу на берег.
– Смотри, не уколись, – веселилась та, что ростом поменьше, – у этой ядовиты и лучи плавников.
Может, Хейс морскую биологию и знала отлично. В рамках школьного курса. Но рыб-то больше двадцати тысяч видов, без учёта пород, выведенных людьми. Притом, каждый год открывают и выводят всё новых и новых.
Софи без маски и фонаря сидит на корточках у костра. Любуется, как Хейс ловко насаживает выпотрошенных и очищенных рыбин на палочки. Говорит с лёгким капризом:
– Говоришь, с Центральных Равнин, да с Центральных равнин. Речку переплюнуть можно. Вон как лихо разделывала, словно островитянка настоящая.
Хейс только бёдрами в ответ поводит, раздувая огонь. Софи хихикает, Хейс улыбается, зная, лица не видно. Этот весёлый смешок – один из звуков, что она хочет слышать больше всего в жизни.
– У нас многие разводят прудовую рыбу. Ну, а чужая, – повернувшись, Хейс облизывается, – сама знаешь, всегда.
Софи, снова хихикнув, шутя грозит пальцем.
– Ах ты, плохая девочка у нас, оказывается...
– Я всякой умею быть.
Садясь рядом с Софи, Хейс гладит её по позвоночнику. Довольное постанывание в ответ.
– Хорошо-то как! Поделай так ещё! Потом я тебе...
– Подожди, – мудро замечает Хейс, – Так увлечёмся, что рыба сгорит.
Софи тоже мудрость предков вспоминает, сперва пищу добывавших, а потом только иным радостям жизни, кроме насыщения, предававшихся.
– Сидим вот так, словно люди древние. Голые, у собственноручно разведённого костра, готовим своими руками добытое.
От ехидной фразы, вроде «кто добывала, а кто плескалась» удерживается не потому, что Софи любит, потому что неправда.
«Там!» – и вытянутая рука несколько раз приносили добычу. Хейс не устаёт поражаться удивительной остроте зрения возлюбленной. Вот ядовитых рыбин Хейс сам разглядела. Без Софи могло быть плохо, рыбины выглядели вполне съедобными, даже колючая повышенной яркостью не отличалась.
Хотя, с другой стороны, без Софи вряд ли пришлось ловить рыбку в этих водах.
– На древних людей мы похожи, только тем, что голые, – специально так сказала, чтобы смешок Софи услышать, – В остальном вполне современные. У древних таких ружей не было, и фонарей, и ножей.
– Ножи были, – посмеивается Софи, – каменные. Довольно острые
– Главного у них быть не могло. Таких тел, как у нас. Даже к твоему возрасту родила бы уже два-три раза, про меня и говорить нечего.
– Если бы при одних из первых родов вовсе бы не умерла. Груди бы уже обвисли точно, – поддакивает Софи, – их бы все эти года постоянно кто-то бы сосал. А не только по твоей просьбе. И хорошо ещё, что теория о промискуитете у древних людей считается ошибочной. Как-то нет желания проверять, насколько именно.
Хейс поворачивает рыбин. Софи втягивает ноздрями аромат. Приправы они взять догадались. Впрочем, во второй сумке ещё одна порция есть.
Софи сидит, скрестив ноги.
– Одежду они неплохо придумали, дело не в климате. Не про нас будет сказано, но когда каждый день видишь одни и те же тела, всякое желание начинает пропадать...
– Но это не про нас?
– Конечно, нет!
Софи протягивает руку, чтобы погладить волосы. Хейс не отстраняется.
Поев и ополоснувшись, до покрывала шли долго. Обсохнуть успели. Чуть ли не через каждый шаг останавливались, чтобы насладиться вкусом губ и ласками друг друга.
Хейс останавливается в нерешительности, словно и не вытворяли на нём сегодня множество самых разных вещей. Желания сжигают. Не определиться. Софи нежно целует в лопатку. Гладит по волосам, спускаясь всё ниже. Хейс обожает, когда её так касаются. Софи тоже это известно. Чтобы губами до ушка возлюбленной дотянуться, на носки приходится встать. Шепчет.
– Ложись на животик, как я люблю...
Хейс чуть не ругнулась. Могла бы и сама догадаться.
* * *
Софи улыбается, глядя на спящую Хейс. Понятно, почему от любви сходили, и сходят с ума. Они обе с трудом сохраняют здравомыслие. Хейс признавалась уже, почти ни о чём не может думать, кроме различных мест на теле Софи. Да и неё самой аналогичные мысли преобладают. Обе занятие себе нашли, чтобы не сжечь друг друга в огне ими же самими разожжённых желаний. Слишком часто временами колотятся сердца. Не всегда этот стук приносит радость. Слишком сильно бьются жилки. Тяжело дышать. Причём, почему-то чаще всего вроде крепкой как скала, Хейс, а не хрупкой Софи.
Вот и решили несколько снизить активность близкого общения, отвлекаясь на привычные для каждой дела. Ни одна не допустит, чтобы другой из-за неё стало плохо. Несколько дней, по сути дела, только ночи вместе и проводили. И вот как замечательно всё опять!
Хейс открывает глаза. Софи шепчет, склонившись над ней.
– Приятно тебя видеть голенькой. Но хочется на тебя в чём-нибудь красивеньком на тебя посмотреть.
– Ты же у меня всё видела, – устало вздыхает Хейс, всегда спящая чутко и элементарно не выспавшаяся, – значительный процент сама и купила. Скажи, что именно, и я надену это для тебя.
– Этого у тебя просто нет. Кто контракта раньше не подписывала, хоть пяти, хоть столетняя могут быть на свадьбе в свадебном наряде. Пантера или вот-вот прилетит. Или уже здесь. Я смогу быть в чём мечтала рядом с тобой. И никто ничего не подумает.
Хейс снова вздыхает.
– Мне костюм брючный покупать?
– Зачем? Я тебя люблю не за то, что ты на мальчика похожа, а как раз за то, что ты самая девочковая девочка, что я только знаю. Тоже в свадебном платье будешь. Разумеется, в таком, что сама себе подберёшь. И Слово Еггта, это не обсуждается!
Хейс начинает смеяться, долго не может остановиться. Немного унимается только после звонкого хлопка Софи пониже спины. Пожалуй, за всё время принцесса стукнула возлюбленную сильнее всего. Даже чуть-чуть больно было. Хейс трёт ушибленное место. Софи приникает губами к тыльной стороне кисти. Шепчет.
– Миленькая, я тебе больно сделала? Прости!
– Терпимо, – почти врёт Хейс, ибо неприятные ощущения, болью это назвать не повернётся язык, почти прошли.
– Тогда скажи, над чем так смеялась? Я чуть не испугалась.
– Представила себя в платье таком. И на «шпильках» такой длины, что все в таких случаях носят, пропорционально своему росту. Да на меня братья твои снизу вверх смотреть будут!
Софи улыбается, представив сцену. Ласково гладит кисть возлюбленной, не давая руку убрать.
– Длину каблуков сама выберешь. Это можно будет обсудить, – Софи усмехается, – Впервые очень за долгое время одежда будет полностью соответствовать моему внутреннему состоянию.
– Последнее время твоему состоянию больше всего соответствует отсутствие одежды.
– Обожаю твоё остроумие! У тебя разве, не тоже самое?
– Абсолютно тоже! – Хейс честно кивает головой.
Софи вскидывает руки к щекам:
– Уже представляю, как буду это платье, и всё, что под ним, снимать с тебя.
– Не скажу, что аналогичных фантазий не испытываю, но платья эти надо сперва купить.
– Ты сомневаешься в способностях Пантеры?
– Нет... Я боюсь, что она меня убьёт.
