Дядя Сарт не улыбнулся:
- И наркомат разрешит? Это же космос, там райком ничего не весит. Придется дойти до Москвы.
Хаким сузил глаза:
- Вы же как-то прошли... Через это вот все. Нам всего-то и осталось уговорить наркомат.
***
Осталось мне уговорить наркомат флота. В конце-то концов, не начнут здесь постройку моего прототипа - и опять никакой истории не бывать.
Загвоздка сразу в нескольких вещах.
Первое, что никакого наркомата военно-морских дел здесь попросту нет. Кораблей уцелело “ерш да карасик”. И те, по большей части, вне “коммунизма”, где их можно было бы сразу отремонтировать.
Балтийцы, выполнив тяжелейший переход из Ревеля и Гельсингфорса в Кронштадт, спасли корабельный состав. Но после “альбатросы революции” особенных подвигов не совершали. Они больше прославились в десантах и в командах бронепоездов.
Черноморский флот белые никуда увести не успели. Зато парижско-лондонские союзнички беззастенчиво обобрали с него все ценное в уплату за военные поставки Деникину и Врангелю. Но и Союзу тяжелые корабли достались только вместе с Севастополем, уже после разгрома Зимнего Похода, когда на юге воевать уже сделалось не с кем. Сами уцелевшие линкоры мало того, что изрядно попортились от небрежного хранения, так еще и давно морально устарели.
Северного флота попросту не успели построить. Что там корабли, когда на море Белом, Дышащем, не существовало пока что достаточно больших портов, куда можно бы подать снабжение для экипажей; даже причалов, даже казарм на берегу и тех не успели выстроить. Железку до Мурманска и Североморска мы еще только тянули, да и пути до Архангельска, по-хорошему, пришлось перекладывать. А по трассе Беломорско-Балтийского канала и вовсе шли пока только геодезисты.
От флота на Тихом Океане остались воспоминания да та самая песня: “Врагу не сдается наш гордый Варяг!” Приморский Порт-Артур, куда ушли из Владивостока все русские корабли, сухопутный Харбин и вообще вся Манчжурия - откололись. Окопавшиеся там белые, хоть и не полезли на Союз прямой военной силой, но и на контакт, в отличие от Крымской Республики, не выходили, постоянно забрасывая через границу самурайские разведгруппы. Японцы имели в Харбинской России огромное влияние. И уж все русские кораблики, сколько-нибудь годные хотя бы на металл, императорский “Нихон Кангун” слизал, что кошка сметану.
Хорошо повоевали Днепровская, Волжская и Каспийская флотилии. Гражданские моряки и сейчас вовсю ходили по Каспию в ту самую Гилянскую Советскую Республику. Вывозя шелк-сырец, взамен заполняли север Ирана всяким промышленным да железным товаром. Те же гвозди с подковами, косы, стекло и скобы шли среди небогатых персов на ура. Ценой мы перебивали английский товар: плечо перевозки от Киева до Гиляни намного короче, чем от Ливерпуля до Александрии, да потом еще тыщу верст со скоростью самого тормозного верблюда в караване. Джентльмены-конкуренты вербовали по берегам Каспия флибустьеров, наши военморы натаскивали на них экипажи катеров и малых сторожевиков. Уже почти флот, разве что маленький. Учебно-тренировочный.
Еще каспийцы время от времени обеспечивали десанты на восточный, пустынный, безжизненный берег Дарьи Хвалынской, гоняли там басмачей да облизывались на Каракумский канал... Который только еще начали оконтуривать цепочкой фортов. Этим-то каналом и перетянули мы весь Туркестан в свой лагерь, хотя англичане действовали здесь размашисто и уверенно, еще с наполеоновских времен, когда Россия лишь обозначила движение на юг, в сторону Индии - “жемчужины британской короны”.
Знаменитая крепость Кушка - та самая, “меньше взвода не дадут, дальше Кушки не зашлют” - появилась именно тогда. К гражданской войне Кушка уже была мощной цитаделью, обильно снабженной всяким запасом. Одних пушек более двухсот, да пулеметов за полтысячи, да самая мощная рация в Средней Азии, принимающая не только Ташкент, но и Москву, и Лондон. Командущий, генерал с говорящей фамилией Востросаблин, стоял костью в горле любому беку-эмиру, а мелких курбаши кушал на завтрак. Дескать, мзды не беру: за державу обидно.
Собрав почти сорок тысяч, подступил к стенам Кушки тот самый Энвер-паша, еще когда владел Душанбе и вполне серьезно мог получить себе всю Восточную Бухару... Половину Таджикистана, кусок Узбекистана, Киргизии, еще и с Ферганой, если нашими словами. Тогда даже Востросаблин обеспокоился и велел радисту постучать ключиком: беспокоят ли еще кого южные границы России?
Отозвались на призыв о помощи большевики в Ташкенте, за много километров к северу. Пришли в Кушку три цеппелина, выгрузили патроны, свежие газеты, агитационные материалы, новые батареи для рации, да десяток двигателей Стирлинга, работающих без топлива, на перепадах между ночной прохладой и дневным бесконечным солнцем.
Встали цеппелины на корректировку крепостных пушек, и живо кончились моджахеды у Энвера-паши. А потом и Душанбе у него забрали. А потом и вовсе пропал Энвер-паша. Кто говорил: свои зарезали, кто стращал, что еще всплывет убийца ливанцев и армян, только им уже мало кто верил.
Генерал же Востросаблин перешел на сторону красных, и не пропал никуда. И сейчас еще сидел в своей Кушке, а на мощный сигнал его рации наводились цеппелины “Юго-строя”, которых туркестанцы теперь не трогали.
Они ведь строят канал!
Ценность воды знает лишь тот, кто умывался песком. Когда новости о канале разошлись достаточно широко, даже басмаческое движение заметно усохло, превратившись из всенародного возмущения “кафирами” в удел отъявленных одиночек-беззаконников. Именно таких одиночек, отказавшихся от рода, чтобы не навлекать на него кровную месть, и называли “абреками”. Это уже потом название распространилось на всякого разбойника вообще.
Вот и выходит, что Каракумский Канал дело со всех сторон хорошее. Туркмены уже успели окрестить его по-своему: “Шайтан-дарья”, подобно тому, как называются тут все реки: Аму-дарья, Сыр-дарья, а Каспий - Дарья Хвалынская. Все машины, паровозы, дирижабли называются, соответственно, шайтан-арба. Сильно подозреваю, что так цветасто все это именуется лишь для нас, “кафиров”, а между своими в ходу названия попроще.
Впрочем, как ни назови, пароходы меж барханами вполне в русле авантюры. Что называется, в струе. Жаль только, что по несуществующей Шайтан-дарье, что по широкой бешеной Аму-дарье, можно пускать разве бронекатера.
С одной стороны, тоже флот. С другой - опять речной!
Так что вместо гордого “народного комиссариата по военно-морским делам” при наркомате обороны имелось всего лишь “управление по делам флота”. Начальник этого управления как раз и назывался “замкомпоморде”. Именно же: ЗАместитель КОмандующего ПО МОРским ДЕлам.
Итак, первое: прежде, чем уговорить наркомат, его нужно создать.
Второе то, что кроме наркомата, нет пока и флота. Правда, с этим уже полегче. Формирование дивизии начинается с назначения ее командира. Формирование флота, вполне логично, с учреждения нормального Наркомата. Теперешнему Управлению под силу только сохранение больших кораблей на консервации, да обкатка поголовья лейтенантов на всякой мелочи.
Сейчас, на десятом году народной власти, промышленность СССР, наконец-то, выросла из формата: “один контейнер - завод, пара контейнеров - большой завод, а целых три контейнера - ух ты, градообразующее предприятие”. Ну и грамотных людей, обученных техников, инженеров даже, появилось, наконец-то, в относительном достатке. До свободного рынка специалистов еще как до Луны, но хотя бы на вводимые предприятия уже можно хоть кого-то распределить сразу.
Даже Днепрогэс построили - почти как в той истории, к десятилетию Революции. Только с жильем и вообще организацией стройки тут все прошло намного лучше, все же наркомат Информатики чему-то научился. Но пир горой на сдаче объекта закатили эталонный. Тот самый, легендарный, где наркомы пили со сварщиками, а директор стройки танцевал с девчатами-штукатурщицами. Я-то думал, такое возможно здесь, где Союз несколько... Сказочный, скажем честно. А вот нет. В эталонной моей реальности обед на приемке Днепрогэса получился именно такой: демократичный, открытый и по-хорошему равноправный. И нарком не задирал нос перед сварщиками, и сварщики не считали наркома “начальничком”. Просто - нарком, такая у человека работа. Мы вот варим, он страной управляет. Но и мы, и он - советские люди!
В общем, подошло время. Раскопаны карьеры, вышли на проектную мощность электростанции. Магнитка и Кузбасс выгоняют по новеньким рельсам новенькие Уралмашевские вагоны с пакетами свеженьких прокатных балок, бухтами арматуры и стопками тех самых рельсов. На “рабочий кредит” уже не только пальто с беличье-кошачьим воротником, уже ссуду для постройки дома предлагают. Московский станкостроительный не только токарно-винторезные, уже и зуборезные фрезерные научился делать. А как пошли станки, так ожили, задышали старые судостроительные города: Мариуполь, Петроград, Севастополь. И сразу оттуда вопрос в центр: под какие корабли нам готовить стапеля? Под большую серию мелких? Или под один-два крупных?
Надо решать. Некуда откладывать разговор о линкорах. Для меня вопрос шкурный: я - суперлинкор Тумана “Советский Союз”. Вот решат здешние корифеи на манер французской “молодой школы” обойтись одними эсминцами да субмаринами, а тяжелее крейсера ничего не строить - и привет, Мишкой звали...
Снова судьба мира зависит не от молодецкого удара саблей или точного выстрела, но всего лишь от собранного в Наркомате Информатики очередного совещания. Снова передо мною люди, от которых так много зависит, и которых я впредь вряд ли когда увижу, но которых я должен вот прямо сейчас убедить, что большие артиллерийские корабли для СССР не игрушка, не блажь и не бессмысленное прожектерство.
Нет, попаданец не конструкцию автомата калашникова знать обязан, и не таблицу Мендлеева до номера сто сорок. Попаданец должен уметь свои знания донести до нужных лиц, не расплескав, и лицам этим передать. При необходимости - запихать “до характерного щелчка”.
Прямо скажем, запихать мысль в большого начальника - это вам не автомат Калашникова из будущего перечертить. Здесь недостаточно правильно выбрать время: в начале дня, пока все свежие, никто на часы не поглядывает, никто домой не рвется. Недостаточно и заранее разослать повестку заседания. Большие начальники люди занятые, важные. Так они и станут читать писульки какого-то наркомата Информатики! Чтобы информация хорошо дошла, ее следует окрасить эмоционально, за живое царапнуть. Вот зачем нужен спектакль с “проверкой эргономики”, вот зачем поехал Дыренков лес валить. Чтобы всякая собака в подкорку прошила и детям заповедала: работа “на отвяжись” чревата раком.
Лучше уж такая легенда, чем стотыщ христианских младенцев, расстреляных на завтрак лично Сталиным. А как оно там дальше пойдет, и что в истории останется, черт весть... Говорил же Олорин: “Мы должны оставить потомкам пашню без камней. Оставить внукам хорошую погоду мы не в силах.”
Так, это я все решительный миг оттягиваю. Сколько бояться-то можно!
- Здравствуйте, товарищи военморы!
***
Товарищи военморы переглянулись.
Нет, какие-то слухи всегда ходят. Но теперь, наконец-то, решится все. Быть советскому флоту - или прозябать на третьих ролях, после сухопутчиков и воздушных войск. Нету пока у СССР выхода в Мировой Океан.
Балтика заперта датскими проливами.
Черное Море закрыто узкой кишкой Босфора, с берега по кораблям не то что пушками - камнями кидаться можно. А вы думали, чего российские цари Стамбул повоевать мечтают? За собор Айя-София? Нет, за свободный хлебный экспорт.
На Тихом океане мимо Японии не пролезть. А японский флот, как ни крути, заставил себя уважать.
На Северном Ледовитом, тоже как ни поверни, проход в Атлантику мимо Исландии с Гренландией, а по другому борту там и вовсе Англия, цитадель и оплот мирового капитала. Это если забыть самое простое: паковый лед, поля толщиной метра три, а торосы так и вовсе метров пять-семь. Повыше мачты иного суденышка.
Военморы раскрыли большие блокноты с записями. Переглянулись. По возрасту и по должности старшим - начальником Управления, этим самым “замкомпоморде” - был Евгений Андреевич Беренс. Родился он в Тифлисе, и в русско-японскую войну служил старшим штурманом на том самом “Варяге”. При царе капитан первого ранга, при Республике командующий всеми морскими силами, практически главком. Беренс настаивал на выводе даже малых речных флотилий из подчинения сухопутным армиям в подчинение главного морского штаба. И позиция его давно известна: лучше малый флот, но сейчас, чем прожектерство и шапкозакидательство, но черт его знает, когда. Вытянутым лицом, прической и бородой Евгений Андреевич похож на свергнутого царя, но ведет себя без малейшего к сему внимания, так что и окружащие привыкли. Флотские Беренса не то чтобы не любят: редко видят. Беренс в последние годы то морской атташе в Англии, то вот, в Управлении сидит. И самые страшные баталии “замкомпоморде” ведет за финансирование флота, в Совнаркоме.
Слева от Беренса круглолицый, полногубый Иван Степанович Юмашев. И он родился в Тифлисе, только в тот год, когда Беренс уже мичманские погоны получал. Иван вылетел из реального училища за неуплату. Рассыльный, рабочий цементного завода, потом Кронштадт, школа юнг. Ходил по Балтике кочегаром, дослужился до машиниста-механика, дорос до унтера. В Гражданскую войну отличился именно вот на Каспии, после переходил из Архангельска во Владивосток по Северному Морскому Пути на посыльном судне и торосы выше верхушек мачт наблюдал самолично... Командовал артиллерийским плутонгом - взводом, то бишь - на линкоре “Марат”, а потом служил и вторым помощником на громадном дредноуте. Юмашев против линкоров навряд ли выскажется.
Третий за столом - живая легенда, любимец и символ флота, Лео Юлиус Александр Филипп фон Галлер. Выборгский немец, лютеранского крещения, а учился все в том же Тифлисе... Вот же город на Куре, кузница флотских кадров просто!
Лев Михайлович Галлер, как его зовут моряки, хочет сбалансированный флот. Не верит Лев Михайлович ни в какое чудо-оружие, способное решить судьбу войны в одиночку. Правота его несомненна, но, увы, неочевидна.
Три флотоводца переглянулись. Вот он, значит, какой - загадочный Корабельщик. Ведь из каких-то резонов принял он вид именно моряка; да и про Алый Линкор “мальчики Фрунзе” уже что-то изловчились добыть.
- Нам с вами сейчас предстоит выработать согласованную позицию по вопросу развития флота на ближайшую пятилетку, - Корабельщик засветил справа от стола вошедший в легенды же синий экран.
- ... Пока промышленность Союза не могла действовать целенаправленно, я не отвлекал вас от поддержания “статус-кво”. Я знаю, - улыбка у Корабельщика оказалась вполне приятная, - что даже удержание позиций вовсе не такое простое дело.
- Но вы же нацелили Юрковского, Крылова и этого... Гения производства, - Юмашев пошевелил пальцами.
- Дмитриева, - подсказал Галлер, аккуратно моргая светлыми глазами остзейского немца.
- Да, Дмитриева! Прежде всего на разработку гражданских судов. Громадный лихтеровоз, сами лихтеры. Признаю, они прекрасно себя показали в мелководной Обской губе, да и как высадочные средства они весьма интересны.
- Мы ставили на лихтеры пушки, рельсовые ракетные установки, - прибавил Беренс. - Артиллерийская платформа для поддержки десанта вполне устойчивая. Особенно с мертвых якорей.
- Но все же это эрзацы, - закончил Юмашев. - Разумеется, промышленность и не могла нам помочь: она же нацеливалась на совершенно иное. Сегодня что изменилось?
Корабельщик вывел на синий экран большую фотографию многоцилиндрового мотора, рядом с которым черная фигурка человека смотрелась жалко:
- “Ярдизель” десятитысячники освоил, наконец. Серия скоро.
Моряки переглянулись и Беренс осторожно уточнил:
- То есть, флот не только планируется расширять, но и уже имеются средства?
- Безусловно, - Корабельщик отодвинул картинку дизеля-десятитысячника. - Однако, прежде я объясню. Товарищи, немцы нам помогут с техникой, станками и моторами. Венгры начали осваивать радиоаппаратуру. Однако, тем и другим нужно чем-то платить. А у нас, кроме Норильск-никеля и огромных объемов сибирского леса, пока что нет никаких товаров для союзников. Сталь и уголь у них свои, а вот с лесом для креплений шахт и, особенно, с добавками для легированных сталей, сложно. И мы можем им это предложить, к обоюдной выгоде. Но единственный способ наладить вывоз быстро, за два-три года, в промышленных объемах - Северный Морской Путь. Вот почему все лучшие силы до сего дня работали там.
- К тому же, Северный Ледовитый - один из немногих океанов, открытых для нас, - прибавил Галлер. - Но к делу. Какой же флот нам строить? Охрану ближней зоны, как у норвежцев и разных там прочих шведов? “Броненосцы, берегами охраняемые?”
- С учетом достижений наших авиаторов, шутка эта больше не смешная, - Беренс почесал “царскую” бородку. - Без воздушного прикрытия большой корабль всего лишь большая мишень, переданные материалы наглядно это доказывают. Если мы хотим оторваться от берегов, нам необходимы авианесущие корабли с полноценным истребительным полком. С учетом разницы скоростей самолета и корабля, самолет всегда догонит и атакует любой самый быстрый корабль.
Беренс перебросил несколько листов блокнота:
- Смотрите. У нас на стапелях в разной степени готовности корпуса линейных крейсеров типа “Измаил”. Если достроить их не как линейные крейсера, но сразу как авианосцы, по одному для каждого театра, мы могли бы иметь эти самые авианосные группы. Вместо четырех, скажем так, спорных линейных крейсеров, четыре авианосца. Пускай не слишком сильных, но все же вполне способных действовать в океанской зоне, а не только на короткой низкой волне внутренних морей.
- Почему их просто не достроить? - Юмашев нахмурился. - Разве у нас избыток крейсеров? Завтра партия поставит нам задачу оказать помощь восстанию трудящихся в той же Испании, либо в Бразилии, либо защищать завоевания Октября вовсе на другой стороне глобуса. И чем же мы выполним задачу? Тральщиками? Каспийскими противобасмаческими сторожевиками? Днепровскими бронекатерами? Запертым в Балтике “Маратом” или запертой за Босфором “Парижской Коммуной?”
- Технический сектор по нашему заказу исследовал вопрос, - Беренс перевернул еще несколько листов. - Те же "Измаилы" в ипостаси линейных крейсеров не смогут уверенно вести бой в свежую погоду. Если не нарастить борта, но это изменит всю компоновку. Верхний вес превысит безопасный предел. Средства мы затратим, выигрыш же сомнителен.
- Не понимаю! - крутнул головой Юмашев и поправил воротник, врезавшийся от резкого движения в шею. - Вы что же, за авианосцы?
Беренс захлопнул блокнот:
- Отнюдь. Из материалов товарища Корабельщика следует, что полноценный авианосец - дорого. Весьма и весьма дорого и долго. Причем, не столько в постройке, сколько в содержании. Кроме того, авианосец весьма и весьма зависит от погоды. В северных морях его полезность если не обращается совсем в ноль, то чрезвычайно уменьшается. Увлекшись авианосной программой “Большого флота”, мы рискуем упустить сегодняшние задачи. Ведь никто не гарантирует нам, что панская Польша, науськиваемая Англией и Францией, не нападет на нас, допустим, в следующем году.
- Из материалов товарища Корабельщика следует, - не сдался Юмашев, - что проектирование и закладка линкоров чуть ли не вредительская акция. Много линкоров строить - на портах разоримся. Мало строить - окажемся в положении немцев после Ютланда. Как будто, и линкоры есть, и даже много. Но, если вывести, то перетопят.
Помолчав, Юмашев с треском захлопнул собственный блокнот и поднял обе руки:
- Вообще, из прочитанных мною материалов следует, что лучше строить подлодки и миноносцы. А берега оборонять железнодорожной артиллерией. Что рабочая лошадка будущей войны - тральщики, подлодки, эскортники и москитный флот. На худой конец, что-то можно просто купить у тех же немцев... Лев Михайлович, не молчите! Рассудите нас!
Лев Михайлович Галлер почесал выгоревшие добела усы:
- Из материалов товарища Корабельщика лично мне ясно, что нам повезло. Повезло не столько в том, что Корабельщик сюда добрался сквозь невообразимые дали космического океана. Нам повезло в том, что история нашей страны сходна со историей Корабельщика. И потому я предлагаю спор наш прекратить вовсе. Так ведь можно доспориться до мнения некоторых наших сухопутных оппонентов...
Упоминание сухопутчиков развеселило собравшихся. Беренс улыбнулся. Юмашев просто расхохотался:
- Да уж! Их послушать: зачем сухопутной державе океанский флот? Если хочешь уничтожить противника, подари ему крейсер! А лучше сразу полный крейсерский флот! И тогда уж государство точно не протянет, якобы, лет через десять разорится.
Беренс покачал головой:
- Мне тоже часто приходится слышать, что-де у России заморских территорий нет и не будет. Якобы, мелким державам наш флаг показывать незачем, а крупные державы от одного показа наш флаг уважать не станут, пока мы их чувствительно не побьем. Но Англию кто только не бил на морях, а выигрывал, в итоге, все равно Лондон. Посему я весьма и весьма внимателен к словам Горацио лорда Нельсона: “Тысяча кораблей и миллион кораблей - еще не флот”!
- Что же тогда флот? - впервые заговорил Корабельщик, и Юмашев объяснил:
- Флот прежде всего славные традиции.
- Знаю я их традиции, три раза с Черчиллем говорил, - Корабельщик покривил губы. - Ром, плеть и содомия, вот вся их парусно-пиратская гордость. Копенгаген ракетами кто сжег? Но мы прервали Льва Михайловича. Скажите, почему вы предложили прекратить спор?
Галлер посмотрел на Корабельщика. Что-то вертелось в памяти. Что-то, связанное с цветом. Галлер вздохнул, отогнал дурные мысли. Сон ему после бумаг Наркомата Информатики приснился гадостный: суд и взятая на себя вина каких-то мальчишек во флотской форме... Кажется, одного мальчишку Галлер узнал: Колька Кузнецов, бывший рассыльный Архангельского порта, нынче же молодой курсант Петроградского Военно-Морского Училища. Но что там за вина, как во сне разберешь? По молодой дури накуролесили что-то?
Лев Михайлович поглядел на обложку собственного блокнота. Увидел там знакомую картинку: эллипс рассеивания, расчерченный на клеточки, а в каждой клеточке знакомые всякому артиллеристу цифры, нарастающие к центру. Два, семь, шестнадцать, двадцать пять - процент вероятности попадания снаряда именно в данную клетку. Темно-синие, чуть ли не черные, глаза Корабельщика совпадали цветом с клетками “шестнадцать процентов”.
Корабельщик поднял взгляд - в падающих из окна лучах глаза его приобрели обычный светло-синий цвет - и Галлер тогда сказал, словно бы очнувшись от наваждения либо гипноза:
- Все мы, товарищи, были когда-то “их благородиями”. Помните ли вы, как велись дебаты в Думе? О том, какой строить флот, и почему именно такой. Выбрать расположение башен линейно-возвышенное, линейное, или вовсе от башен отказаться, обойтись барбетами? Нефть или уголь? Как техническое задание на броненосец “Андрей Первозваный” Морской Технический Комитет согласовывал четырнадцать лет! Наши корабли устаревали не то, что к моменту постройки, а уже к моменту закладки, точно как злосчастные “Измаилы”.
Галлер отчеркнул сказанное ладонью и в конце движения поставил ее ребром:
- Сегодня у нас есть информация товарища Корабельщика. По неведомым нам законам или капризам природы, история его страны совпадает с нашей почти добуквенно. Настолько, что совпадают принципы построения, к примеру, зенитных автоматов. И те же автоматы наша промышленность разрабатывает уже не наощупь, но сосредоточенной работой в одну точку. Как я вспомню наши тогдашние метания, до костей пробирает. Ведь нам тогда не требовались какие-то сверхсекретные изобретения или вымышленные материалы. Мы безо всякого кейворита господина Уэллса могли получить хороший флот, если бы просто не растрачивали силы на ужимки и прыжки из стороны в сторону.
Лев Михайлович поставил обе ладони на стол и сказал ровным командирским тоном, после которого в рубке разом прекращаются все споры:
- Нам здесь нет нужды надувать щеки и перекидываться словами, как в царской Думе. Я предлагаю не тратить лишних слов и драгоценного времени, а просто выслушать программу товарища Корабельщика. Я уверен, что программа у него есть, и что изложена она коротко и ясно.
- На чем основана ваша уверенность? - больше для порядка прошелестел Беренс.
- На том, что в Думе товарища Корабельщика я не встречал. Следовательно, вирус болтологии поразил его в наименьшей степени.
Под улыбки Корабельщик развернул свой синий экран поверх стола:
- Благодарю за доверие. Тем не менее, зайду я несколько издалека. После мировой войны центром и лидером капиталистического мира стали Северо-Американские Соединенные Штаты, переняв эту позицию у слабеющей Англии. Все прочие страны так либо иначе вынуждены следовать в их кильватере, потому что сила капиталистов этих двух стран превосходит силу всех прочих, вместе взятых. Их доктрина “Атлантизма” заключается в том, что Атлантика должна стать внутренним морем Англии и Штатов, а Тихий Океан и вовсе “задним двором” северо-американцев.
По синему экрану пробежали строки, Корабельщик повторил их вслух:
- Декларация о создании Союза Советских Социалистических Республик. Практически, цель и смысл существования огромного государства... Смотрите: доступ в Союз открыт всем социалистическим советским республикам, как существующим, так и имеющим возникнуть в будущем... Новое союзное государство послужит новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику... Из чего, товарищи, логически выводится, что Союзу нужен мир.
Корабельщик улыбнулся и отчеканил:
- Желательно, весь. А уже отсюда с неизбежностью следует: Союзу придется вести бой в любой точке земного шара. И флот необходим океанский, прибрежным тут не обойтись. Дальше понятно: чем раньше начать формирование, тем лучше флот получится.
На синем экране снова возникла карта земного шара, развернутая по плоскости. Союз, в отличие от прочих карт, показывался тут не красным, а черным. Да и не вся территория Союза покрывалась черным - берега морей желтели.
Северная Африка, Персия, Индия, берега Китая, Индокитай, Япония также образовали громадную желтую дугу, замыкаемую слева через Испанию- Францию- Англию, справа через побережье Охотского Моря и кусок Чукотки.
Юмашев сообразил первым:
- Черным залита территория, недоступная любому флоту. Желтым - которую можно подвергнуть обстрелу и десанту. А остальное?
- Так выглядит планета на взгляд профессора Оксфордского университета Хэллфорда Маккиндера. Так мир видит основной противник Союза. Черная территория - “Ось истории”, так называемый “хартленд” или “великая естественная крепость сухопутных держав”. Желтая территория - так называемая “дуга”, “римленд”. Согласно доктрине капиталистов, кто контролирует желтые побережья, тот контролирует и черную “ось истории”.
- Ничего нового, - прошелестел Беренс. - Еще Петр Алексеевич, простите, понимал, что стране нужен выход к морю.
- Что же это, англичане признали, что “Ось истории” проходит через лапотных русских?
- Увы, да. Потому что в их устах это значит одно: лапотные русские не по праву сидят на ключевой позиции. А дальше, как говорят американцы, “бизнес, ничего личного”.
- Что же это значит?
- Это значит, что нас уничтожат не из-за личной ненависти, а только в силу выгоды. “Без гнева и пристрастья”, так сказать.
- Выходит, или они - или мы?
Вместо ответа на столе снова вспыхнули красные строки: “Новое союзное государство послужит новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику”. Слова исчезали, пока не остались четыре последних.
Военморы опять переглянулись.
- Задача понятна. Но скажите, не зря ли наш демарш относительно германских репараций ослабил Англию и Францию? Может быть, стоило усилить эти страны, чтобы они противостояли движению Америки в Европу?
- Лев Михайлович, я бы хотел, чтобы агрессивные действия капиталисты открыли в ближайший год, именно потому и выдернул германские выплаты у них буквально из пасти. Срок моего гарантированного пребывания на Земле истекает в следующем, одна тысяча девятьсот двадцать восьмом году. Когда сработает моя установка переноса, я сам не очень точно знаю, но в любом случае не раньше. Начнут сейчас - мне хватит возможностей перетопить их флоты наглухо и тем самым обеспечить вам спокойное поколение, лет семь-десять, за которые вы построите собственную экономику и вооруженные силы. А там уже можно улетать с чувством выполненного долга.
Корабельщик поглядел в потолок, вздохнул:
- Если же напасть первыми либо устроить провокацию... Люди разгадают ее, не стоит их держать за дураков. Боюсь, они потому и не начинают, что уже разгадали мой ход и ждут моего исчезновения.
- Так или иначе, строим океанский флот, - Беренс вновь открыл блокнот и зашуршал карандашом. - Но в каком составе?
- Согласно воззрений Льва Михайловича, в сбалансированном составе. Вот авианосное соединение, ядро для каждого флота, - Корабельщик показал на синем экране группу кораблей: уже знакомый всем силуэт авианосца, вокруг него линкор, два-три крейсера, десяток эсминцев, несколько субмарин.
- Какова же в таком флоте роль большого артиллерийского корабля?
- Обеспечение боевой устойчивости авианосной группы в ближнем бою, - Корабельщик приблизил картинку, и все увидели тот самый Алый Линкор, фотографии которого “мальчики Фрунзе” добыли в итальянском Фиуме.
- Главный калибр, противоминный и обязательно скорострельные четырехствольные зенитки, - подсветил их Корабельщик на схеме. - Авиация сильна и станет еще сильнее. Но в плохую погоду или в полярных морях преимущество линкора неоспоримо. Количество линкоров я полагаю по два на океанских флотах, Северном и Тихом, по одному для Черного и Балтийского морей, и один резервный. Всего шесть-семь штук. За десять лет их можно построить, не перенапрягая заводы, далее же судить по ситуации.
Корабельщик увеличил картинку линкора, сам же теперь глядел мимо нее в стол и говорил медленно, словно бы по памяти:
- С проектом стесняться нет смысла. За срок строительства даже головного корабля политическая ситуация сто раз переменится. Закладывать сразу семьдесят тысяч тонн, главный калибр восемнадцать-двадцать дюймов, как у пушкарей стволы получатся. Противоминоносный - шести дюймов хватит, здесь я полагаю важнее скорость наводки. Наконец, зенитный не более четырех дюймов, ибо самолет быстрее любого миноносца и тут поворотливость установки вопрос жизни и смерти. Зенитный ближней зоны - многоствольные скорострелки, их задача засеять небо металлом...
Флотоводцы разглядывали красивый рисунок с непонятными выражениями лиц: то ли восхищенными, то ли неодобрительными от явного прожектерства.
- ... Силовая установка турбинная, дизеля на такую мощность очень уж сложная штука, а передача от них на винты вовсе кошмар. Кроме того...
Корабельщик подумал и все-таки сказал:
- Пар можно производить и установками на базе особого топлива. Да! - он вскинул обе руки, предупреждая вопросы, - это именно то самое, но не вслух, товарищи. Вот об этом - не вслух... Дело не завтрашнее и даже не послезавтрашнее, но срок службы такого гиганта не меньше семидесяти лет, успеем с модернизацией. А пока начнем с мазута или водоугольного топлива. Углей низкого качества у нас чертова прорва.
- Водоугольное расслаивается, его зимой подогревать нужно, нам это неудобно весьма и весьма, у нас большой северный театр. Как вспомню, так вздрогну, - Юмашев оторвался от картинки с заметным сожалением.
- Печально, если такое чудо самолеты утопят. У вас очень ярко показана судьба самого большого линкора вашего мира, пущенного на дно ценой всего лишь пары авиаполков. Совершенно несравнимые расходы, как по людям, по сложности работы, так и по ресурсам, - Беренс продолжал записывать.
Галлер смотрел сквозь рисунок на темно-синие глаза докладчика. Корабельщик пожал плечами:
- Тот линкор принял бой в одиночку, и его гибель закономерна. Танк в городе без прикрывающей пехоты тоже долго не живет, но полезность его никто уже не оспаривает.
Погасив синий экран, Корабельщик прибавил:
- Авиаторов мы тоже найдем, чем порадовать. На дальней дистанции встретят истребители с наших авианосцев, поближе тяжелые универсальные пушки, вплотную те самые зенитные автоматы. Опять же, радары.
***
- Радары мы понемногу делаем, но, как и все остальное, в гомеопатических дозах.
Бонч-Бруевич прошелся вдоль заваленных инструментами и полусобранными моделями столов, потеребил черную густую бороду:
- Электромоторы - дефицит. Магнетроны - дефицит, все ручной сборки, все трубки поименно, у каждой свой характер. Пока что наши радары годятся лишь пускать пыль в глаза большому начальству. Элементы питания - дефицит... Кстати, в вашем задании ошибка. Двести пятьдесят вольт - это анодное напряжение. Напряжение накала можно снизить вольт в двенадцать, или даже в шесть, при некоторых условиях. Скажите, вы ошиблись намеренно? Чтобы заставить нас думать и все же найти тетрод, четырехсеточную лампу, что снижает анодное напряжение до восьмидесяти вольт... И мы снизили вес батарей чуть ли не впятеро!
Бонч-Бруевич помолчал и закончил тихим голосом:
- Но мы здесь, в Казанской лаборатории, очень сильно обиделись. Если вы знали ответ, почему просто его не сказать?
- Увы, - Корабельщик развел руками, покаянно склонил голову. - Я не специалист во всех областях. И ответа я не знал.
Бонч-Бруевич отошел к обычному стулу с пятнами от кислоты на лакированных планках, сел, поправил белый лабораторный халат:
- А мы-то полгода голову ломали: что за хитрость? Зачем? Порой мне кажется, что мы слишком привыкли опираться на ваши сведения и разучились думать самостоятельно. Среди людей странное ощущение: все ждут вашего отбытия, как ждут отпуска или отъезда начальника предприятия. Тогда, наконец, настанет подлинная свобода.
Корабельщик нахмурился:
- Отберите людей, которые способны шагнуть за рамки представленных мной бумаг. Они-то и есть настоящие ученые, им, сколько сведений не выдай, все мало.
- Единицы.
- Да, таких никогда не будет много, - Корабельщик тоже сел вполоборота на испятнаный паяльной кислотой стул. - Но только эти и есть настоящие. Кому интересно не столько освоить и получить премию, сколько разобраться, в чем же суть.
Бонч-Бруевич улыбнулся странно:
- Я никак не могу поверить, что вы все же уедете. Непривычное, невообразимое и страшное дело: знать, сколько тебе осталось. Постойте! - Бонч-Бруевич отстранил возражения уверенным движением ладони. - Я инженер и должен верить расчету, верить цифре и логике. Но сердце им противоречит. Черт возьми, окажись вы крылатым осьминогом, вас бы приняли стократ легче.
- И что же, многие не дождутся, пока я исчезну?
Инженер пожал плечами, стряхнул с халата на бежевый кафель пола невидимые крошки:
- Не сотни тысяч, если вы об этом. Да и те вряд ли что-то предпримут, кроме возмущенного ворчания.
Корабельщик переложил на стеллаже несколько заполненных элементами гетинаксовых пластин, вздохнул:
- Предприимчивого хватит и одного. Но вы правы. Надо выпустить какое-либо разъяснение по данному вопросу.
- Что же вы намерены разъяснять? Что вы чего-то не знаете или не можете? Простите, но поздно. После десяти лет работы Наркомата Информатики люди уверены, что вы знаете все.
Корабельщик хмыкнул:
- Ровно половину всего. Благодарю за поднятую проблему, я обдумаю ее как можно скорее. Перейдем к делу. До радаров далеко, но что-то вы же готовы отдать в серию?
Инженер не стал никого вызывать и даже в записи не полез. Он просто прошел к торцевой стене лаборатории - белой большой комнаты с кафельной плиткой на стенах и на полу - где открыл шкаф:
- Смотрите!
- Новые наушники?
Бонч-Бруевич поморщился:
- Наушники - это клапаны шапки-ушанки. У нас, у радистов - головные телефоны.
Корабельщик примерил черную дугу, постучал пальцами по выпуклым чашкам:
- Да, эти легче граммов на сто... Сто двадцать. А это что? - нарком информатики осторожно взял в руки самую обычную клавиатуру, только тяжеленную, с металлическими кнопками, но с вполне привычной раскладкой: “фывапролджэ” по среднему ряду.
- Наборный ключ. Для лечения срывников и для использования необученным персоналом. - Бонч-Бруевич подключил клавиатуру к стенду:
- Нажмите любую букву.
Корабельщик нажал “П”, сейчас же из динамиков запищало коротко, два раза длинно и снова коротко.
- Пи-ла-а-а по-о-о-ет, - хмыкнул Корабельщик. - Надо же, не забыл еще. А что за срывники?
Бонч-Бруевич убрал клавиатуру и новые телефоны в шкаф, развел руками. В свете мощных ламп заблестели коротенькие волоски по пальцам.
- При скоростной передаче ключом от напряжения руку может свести судорогой. Это наш бич и проклятие! Радист, причем самый ценный, радист-скоростник, выбывает на несколько месяцев. Нельзя писать, даже ложку и вилку запрещено брать в первые дни. Медики не церемонятся: гипсовую лангету на несколько недель, и делай что угодно, кроме мелкой моторики. Потом возвращение в работу не раньше полугода, и то понемногу. Для уже сорванных мышц опасность нового срыва больше на порядок... Так что мы построили такую вот клавиатуру на наборных линейках. Одно движение рукой на любой знак. Опять же, с ее помощью любой необученный человек может передать сообщение, достаточно знать грамоту. О скорости, конечно, говорить не приходится, но это же для аварийных случаев.
Корабельщик удовлетворенно кивнул, принимая упакованные образцы и папку с описаниями. Переспросил:
- Так вы, значит, опасаетесь, что без моих подсказок уже ничего не сумеете?
***
- Сумеем, - Пианист бледно улыбнулся. - Можете не сомневаться, что не оплошаем и без Корабельщика.
- В таком случае, будьте готовы после празднования юбилея.
Пианист огляделся. Московский ресторан, как и при старом режиме, только вместо амуров и психей золотом по белому звезда, в ней плуг и молот, осененные раскрытой книгой: новый державный герб, герб лапотников и косноязычных работяг. У входа через улицу все тот же лоточник с пирожками... Что же, царь-батюшка Романов не позволял ему пирожками торговать?
- Празднование десятилетнего юбилея Великой Октябрьской Социалистической Революции... - протянул Пианист. - Парад с новыми огромными танками, с голоногими физкультурницами, все еще стесняющимися своего вида, с непременными лозунгами на красном кумаче... Почему вы пришли с этим ко мне?
Собеседник оттянул рукав, показывая край золотистой метки - такой же точно, какую и сам Пианист носил после памятной беседы с Корабельщиком.
- Я проиграл и теперь верно служу... Печати, словно демон Каббалы. Служу в Мосгорсвете. К параду буду иллюминацию готовить... Попробовал бы я бунтовать! Уловив некие, носящиеся в воздухе... Слухи... Почел себя обязанным известить всех, кого положено. Так сказать, сигнализирую. Примите меры.
- За три месяца меры принимать не поздно ли?
Собеседник развел руками:
- Что поделать! Слухи приходят, когда им желательно, а не когда нам хочется. В моей практике имеется печальный случай, когда сведения распространились весьма широко и заранее, что и погубило всех вовлеченных. Видимо, теперешний комплот подготовлен получше...
Тут подали мясо, и следующий вопрос Пианист задал, дождавшись удаления официанта.
- Скажите, Николай Иванович... Так, в порядке светской беседы, не для рапорта... Что вы предлагали взамен ленинско-черновской политики? Тогда, в двадцать четвертом?
Бывший “Коля Балаболкин” хмыкнул, культурно нарезая бифштекс. И ведь неглупый, несмотря на прозвище. Прозвали его за легкость и простоту в общении, а еще за многия знания. Три языка свободно: немецкий, французский, английский. Экономист, причем грамотно улавливающий дух времени. Именно бухаринская постепенная политика коллективизации, направленная на обогащение крестьян, проводится вот уже десятый год в стране.
Орлов жевал совсем неплохое мясо, и все не мог понять: ладно сам он, контрразведчик, ненавидящий красных ротмистр, пойманный на горячем за неделю до подготовленного побега в Финляндию, и вынутый Корабельщиком буквально из-под расстрела. Но Бухарин с Лениным не разлей вода, Сталина запросто называл “Коба”. И даже на заседании Совнаркома Сталин защищал главного заговорщика. С таких-то высот зачем бунтовать?
Бухарин между тем доел бифштекс, положил нож и вилку на тарелку крестом, что в этикете ресторана означало: “Закончил, прошу подавать следующее блюдо”.
- Я отвечу на ваш вопрос, если вы обещаете мне честный ответ на мой. Годится?
- Пожалуй, сделка честная. Извольте ответить, а за мной не задержится.
- Вам сейчас, наверное, думается: вот же дурак этот Коля Балаболкин! Мог стать нарком просвещения, а стал клейменый каторжник, верно?
Пианист не стал отпираться, а только молча кивнул, положив и свои приборы по образцу собеседника. Официанты сейчас же понесли десерт, заказанный кофе по-турецки, сваренный в настоящем песке. Мужчины помолчали, дав посторонним время отойти подальше.
- Но вы, Владимир Григорьевич... Да-да, я знаю ваше имя и фамилию, - Бухарин вздохнул, - причем от некоего антиквара, Георгия Бергма, члена Санкт-Петербургского летного клуба... Помните такого?
Пианист пожал плечами:
- Много передо мной прошло мальчиков с многозначительными взглядами. Всех не упомнить. Итак, что же вы предлагали взамен двухголовой диктатуры большевиков с эсерами?
Бухарин улыбнулся плотоядно:
- Диктатуру одной партии. Большевиков. Вся эта видимость парламентской борьбы нас только замедляет. Как ни назови вождя, председателем ли Совнаркома, царем или гетманом, суть в том, что все в стране делается по его слову. Так зачем нам фиговые листки “демократического централизма”? Диктатура пролетариата должна осуществляться открыто и гласно. А недовольных к ногтю! Спасибо Корабельщику за машины и моторы, но их применение не его забота. Он улетит, а нам здесь жить. Вот какой был наш лозунг.
- Но вы проиграли. Более того, вы же и выдали остальных участников. Не могу сказать, что данное обстоятельство вызывает во мне большое доверие к вам.
- Ах, да зачем же мне ваше доверие! Исполняю долг, не более. А уж вы там доверяйте, проверяйте. Вы же, простите, великолепный специалист.
Бухарин выпил кофе и продолжил, дирижируя опустевшей чашечкой:
- Под именем Болеслава Орлинского вы внедрились в питерскую Чека, обманули самого Дзержинского. Феликс помнил вас еще с Варшавы. Мне Коба как-то рассказывал, что вы дело Феликса вели еще при царе. Но не раскусил вас, напротив, похвалил. Помните, что вам сказал повелитель холодных рук и чистых сердец... Или как там?
Пианист поморщился:
- Что еще вам про меня наговорил этот юноша из Питерского авиаклуба? Турецкоподданный Массимо...
- Простите, Георгий Бергма.
- Да-да, уполномоченный угро Константинов. Я именно об этой разносторонней личности... А Дзержинский мне, помнится, так и сказал: “Очень хорошо, Орлов, что вы сейчас на нашей стороне. Нам нужны такие квалифицированные юристы, как вы.”
Выпили еще по чашечке кофе, следя за поднимающимся паром. Вокруг нарядные барышни жеманно принимали грубоватые комплименты красных командиров, за столиками, склонясь голова к голове, обсуждали детали очередной махинации “артельщики” в отличном сером шевиоте.
Бухарин пожал плечами:
- Но все же вы сумели под носом у Феликса составить картотеку большевицких агентов, и даже с фотоснимками. Вы передали ее на Дон, а до нас все это дошло только в двадцать втором, через отделение ИНО в Севастополе. Куда там авторам авантюрных романов! И никакая Чека вас не поймала.
Теперь уже Пианист оттянул белейшую манжету, открывая золотые завитки:
- Я тоже проиграл и тоже верно служу... Печати.
Бухарин понимающе прикрыл веки. Налил еще кофе:
- Здесь готовят с долькой чеснока. Каирский рецепт, если я правильно помню. Печать наше проклятие, но и защита. С исчезновением Корабельщика вам отомстит Железный Феликс, не распознавший жандарма у себя под острым носом. Что до меня, так я противен всему Совнаркому. Даже Коба заступался за меня более по обязанности. Вот если бы вместе с Корабельщиком исчез и Совнарком, а?
Пианист выхлебал малюсенькую чашечку одним глотком, ощутив на спине толпу мурашек.
- Вы сказали, что событие... Связано с празднованием юбилея?
Бухарин молча кивнул и налил еще кофе.
- Вы, кажется, хотели что-то спросить? - Орлов отставил кофейник так, чтобы закрыть лицо. Допустим, Корабельщик слушает через печать. Но, покамест, ничего предосудительного тварь не услышит: Бухарин принес донос. Обсуждаются меры по его проверке. Разумеется, Корабельщика ругают и желают ему смерти. Напротив, удивительно и подозрительно, если клейменые каторжники начнут восхвалять начальника лагеря.
Но не стоит и пренебрегать обычными филерами. Простые средства осечек не дают. Мальчиков из Петербургского авиаклуба вокруг наверняка полно, Пианист не обольщался. Сколько в мире разведок, столько вокруг Наркоминфа шпионов. На прошлой неделе, кажется, Агранов через иностранную разведку вычислил, прости господи, уругвайского агента. С широкоскулым рязанским лицом и чистейшими синими глазами.
Орлов еще немного повертелся, чтобы затруднить возможному наблюдателю чтение по губам, и тогда только сказал:
- Я обещаю вам полную искренность в ответах. Полную искренность, вы понимаете?
Бухарин снова с важностью кивнул, поглощая очередную чашечку. Поместил в рот воздушное пирожное - оно растаяло и кануло мигом, это не бифштекс, за которым держать паузу можно четверть часа!
Так что бывший нарком сельского хозяйства заговорил:
- Если в самом деле Корабельщик улетит по миновании обещанных десяти лет... Изменится ли что-то в правлении? Кроме названий и риторики? Либо мы так и останемся под началом пламенных ораторов, мастеров жонглирования лозунгом?
Орлов проглотил свой десерт разом, словно бы ожидая в любой миг вызова по тревоге. Ответил раздельно, негромко, чтобы в ресторанном гомоне слышал его только собеседник:
- Пройдёт много времени, прежде чем русский народ сможет искоренить бездушное и предательское жонглирование словами, которым занимаются беспринципные негодяи, стоящие у власти.
На вопросительный взгляд собеседника Пианист невесело хмыкнул:
- Все же, сознание народа пробуждается. Необходимо покончить не только с ложью, но и с теми, кто её распространяет. Если глубоко вникнуть в происходящее, можно впасть в отчаяние. Когда одни совершают все эти чудовищные преступления против человечества и цивилизованного мира, другие безучастно остаются в стороне. Вот и ваш переворот не удался хотя бы потому, что никто не пожелал подставить голову.
Николай Балаболкин ответил неопределенной улыбкой:
- Представим себе, что революция произошла в стране, обильно снабженной техникой - всем тем, что Корабельщик пытается учредить или произвести здесь, у нас. Автоматические заводы, счетные машины, самоуправляемые паровозы и даже самолеты... Техника бы обеспечила изобильное производство, а главное - беспристрастный учет, вовсе искореняющий воровство.
- Да зачем же в такой стране революция? - Орлов едва ли не рот раскрыл. - Там, наверное, всем всего хватает и без нее.
- Вот именно. Людям хватало даже той мелочи, что мы, большевики, успели дать им за краткие годы. Я, увы, понял это слишком поздно, а мои соратники увещеваниям не вняли, настаивая на выступлении... Если вы осуждаете меня, то поймите, что и великие люди не избегали перемены стороны. Сам Талейран, епископ Оттенский, слуга трех императоров - ну, вы-то не сиволапый, вам-то не нужно разъяснять, кто сей персонаж, верно?
- Я учился в Варшавской образцовой гимназии. Для смеха, вместе с Каляевым и Савинковым. А ведь скоро пять лет, как Савинкова предательством же выманили в Минск, арестовали и шлепнули. Надо же, как летит время...
- Да, епископ угадал верно: “В сложной игре предательство лишь вопрос времени. Не предашь ты сегодня - тебя предадут завтра. Из чего следует, что вовремя предать означает всего лишь предвидеть”.
Кофейник опустел, а десерт закончился, и напряженную паузу пришлось рвать снова Бухарину:
- Вы искусно построили ответ, вынудив меня к оправданиям. По правилам сделки, я тоже имею право спросить без оглядки на вашу обиду.
- Я обещал вам полную искренность и от слова своего не отказываюсь.
Бухарин подобрался, как бы готовясь к драке; дослушав его, Пианист прекрасно понял, почему. Коля Балаболкин сказал:
- Мне, бывшему наркому, обидно проверять лампочки. Я не остановлюсь пока не достигну победы, либо не упокоюсь в смерти. Смело могу сказать, что я такой не один. А вам, Григорий Васильевич, не обидно ли из величайшего разведчика, коего наш с вами общий знакомый, Георгий Бергма, трактует выше начальника немецкой разведки, выше самого Вальтера Николаи... Не обидно ли вам нынче прозябать пошлейшей ищейкой, розыскной красной собакой?
Отредактировано КоТ Гомель (09-12-2019 04:28:19)
