-- Хитрожопость -- это у нас наследственное... Я тебе что, приказываю выполнять план? Сначала я хочу его видеть. Помня прошлый раз, я хочу задать по плану кое-какие вопросы...
***
-- ...Вопросы, ученик?
Вал понемногу привык беседовать с грозной наставницей, и теперь не промедлил:
-- Почему вы не сильно переживаете, что мы не уберегли губернатора в соборе? Хотя из-за этого мы вот-вот выпадем из милости Императора? А давно прошедшую засаду на Тракте считаете удачей “Рейда” и недовольны до сих пор? В Пыльном-то мы проиграли однозначно. А на Тракте мы понесли потери, но и “Рейд” тоже.
Эсдес прищурилась:
-- Когда “Рейд” увидел голову градоначальника, их сверх-боец пытался сесть мне на хвост, их белый рыцарь рвался навязать бой? Может, Леона рванула уничтожать стражу на воротах?
-- Нисколько! Оставили прикрытие и просто ушли. Не пытаясь подобрать артефакт Рана, не добивая Куроме. Это и удивительно!
-- Они выполнили цель и больше не рисковали, -- вздохнула наставница, -- Какую из пары целей должны были выполнять мы? Мы готовились противостоять покушению, а попали под каток вторжения. Вместо полицейского задержания -- в полноценную войсковую операцию. Первую цель провалили, зато попытка вторжения обошлась врагу в полтысячи трупов.
Вал взъерошил волосы:
-- Да, западники вас теперь долго не забудут... Напали от Черного Леса -- нарвались на Эсдес. Ткнулись в Пыльные Ворота -- и там она! Но все же -- почему все так сложилось в соборе?
-- Именно сложилось, как мозаика. Мы с самого начала смотрели на священников, как на врагов. Кельи отняли под собственное жилье, их самих заперли за решеткой денежной комнаты. Вот настоятель и не предупредил, что Проклятые Мечи в храме Чистой Земли действовать не будут. Это уже после боя мы допросили не успевших сбежать служителей.
-- Так вот почему не послали Акаме!
-- Отчасти. Ривер умная самка собаки. В этом деле она якобы берегла чувства красноглазой, зато теперь Акаме обязана однорукой стерве... Второй кусочек мозаики: с того самого Тракта Куроме так и не вошла в полную силу. Сдерживать Леону ее хватало, но первая же ошибка стала и последней. А я решила, что удар будет наносить Акаме, ведь Первому Проклятому Мечу достаточно пореза... Скажи мне, ученик, вот что. Ты знаешь, что Акаме настолько же быстрее меня, насколько и слабее. Ей достаточно коснуться меня один раз. Мне достаточно накрыть ее одним ударом, но удар должен быть сильный. Какая должна быть у меня тактика?
Вал подумал. Покрутил головой. Загнул пальцы на правой руке, пробормотал что-то. Наконец, озвучил вывод:
-- Жопа.
-- Жопа у меня для Тацуми, -- фыркнула синеволосая, -- Тебе что, денег на девок не хватает?
Моряк покраснел:
-- Я хотел сказать, что нелегко прибить воробья утюгом.
-- Образно. Или ты тоже заразился поветрием, и песенки втихомолку кропаешь?
-- Наставник, а Тацуми...
-- Совершенно не вижу, чего тут стесняться. Мое сердце. Кому хочу, тому отдаю... Мало я тебя только что гоняла, не вся дурь выбита. К делу!
-- Получается, вы весь бой держали наготове утюг для Акаме?
-- Именно! Ту же львицу полоснула всего раз -- а вот посмотришь, скоро напишут песню, как я с нее мясо на строганину резала и прямо там замораживала. Третий камушек мозаики... Ученик, ты мне рассказывал, что белый доспех на Тракте, вместо чтобы тебя добивать, Мейн вытаскивал?
-- Помню.
-- Ты же в соборе вел с ним честный бой? В память его благородства, так?
Вал замялся. Эсдес вздохнула:
-- А надо было просто победить... Так вот, одно к одному, капля по капле -- наше поражение в соборе прямое следствие поражения на Тракте. Начать с численности, хотя бы. До сих пор не можем найти замену Болсу, все мудачье какое-то на службу просится. Куроме полуживая, что я -- не вижу, как она глаза от меня прячет? Делай с ней что хочешь, ученик, хоть лупи, хоть люби -- но верни мне бойца. Нас осталось только трое. И это именно заслуга “Рейда”, от планирования, до исполнения. Создали они преимущество как раз на Тракте, что чисто моя оплошность как тактика. В нужный момент была и боеспособна, и в полной силе -- но всего лишь не там, где надо. А каков результат! Потому-то и забыть не могу...
-- И поэтому мы целый месяц дожидались, пока у Сэрью отойдут руки?
-- Мы слабее “Рейда”, а чтобы возместить это маневром, мы должны выбирать место удара. Единственная возможность защитить губернатора надежно -- вырубить весь “Рейд” еще до того, как те расставят по местам все фигурки, до того, как Ривер махнет флажком. Для этого нужна информация, а люди недовольны правительством. Рейду забесплатно скажут и помогут больше, чем нам даже за золото. Видишь карту? Ткни пальцем, куда нам бить завтра и почему именно туда? Без полицейского опыта Сэрью, без чутья Коро, мы бы не устроили в Пыльном все за два дня... И мы вовсе не опоздали. Если бы “Рейд” был готов раньше, то раньше бы и напал. Будь они в последней стадии подготовки, не ждали бы девять суток, пока мы плетемся по Тракту. И уж тем более, не стали бы ждать, пока сработает слух о начале силового поиска отрядом Сэрью. По времени мы их даже опередили, выхватив инициативу. Мы успели подготовить оборону в соборе, спрятали Рана, обеспечили через него связь и обзор. Ран успел выгнать военных на стену -- только поэтому они продержали ворота до моего подхода, только это и спасло Пыльный! Ран передал приказ на прорыв, поддержал Сэрью с воздуха, и все-таки срубил Мейн. Хотя мы об этом тоже узнали только после боя.
-- А... помню...
-- Даже выделение Сэрью в отдельный отряд оказалось правильным ходом, она связала боем саму Акаме и Лаббока. На собор напали трое, а не пятеро... Правда, тут я ошиблась опять, ожидая Акаме. Надо было сразу всей силой, ничего не оставляя на потом, валить белый доспех, тогда и алебардист не успел бы, и Леона в одну морду ничего бы не смогла.
-- Наставник, получается, Рейд сдал западников? Ведь они еще могли продолжать бой, но даже не пытались ни помочь на воротах, ни задержать вас?
-- Ривер любит западников не больше, чем я. Думаю, она пообещала открыть ворота -- открыла. Дальше сами. Опять же, вместо чтобы стоять насмерть за выгоду западников, “Рейд” скорее всего пошел вытаскивать своих. Если уж они в прикрытие оставили настолько сильного бойца, что мы с тобой вдвоем полчаса гоняли его по каменным пенькам колоннады.
-- Так вас не печалит потеря расположения первого министра?
-- Министр дает нам понять, что мы не такие уж незаменимые, и что мы уязвимы через близких. Мне хорошо -- у меня нет близких людей. Хотя... Я почему-то стала уделять внимание вам -- тебе, Куроме.
-- Давно?
-- Не могу вспомнить... С какого-то времени...
***
С какого-то времени я начал ощущать себя кораблем. Капюшон хлопал на ветру вымпелом, полы плаща завивали ночной воздух кильватерным следом... Чего тут больше, игры или чутья -- не разобрался. Зато заметил, что планирую выход с явочной квартиры, вычисляю приблизительное время подхода к нужному месту, как штурман прокладывает курс. Перед выходом словно бы снаряжаю невидимую ладью: тощий кошелек в штаны за пояс; за обшлаг флакончик горькой водки, обернутый перевязочным платком -- прижигать порезы; кривой засапожный нож в голенище. Наконец, за кушак -- собственно катану. Подвигать, чтобы ладонь с первого движения ложилась точно на оплетку -- готов!
Шаг за дверь порождал точно такую же пустоту внутри, как вид убираемых швартов, как буханье корабельного дизеля под ногами -- пошли, пошли, пошли! -- и я шел драккаром в каменных фиордах Центра столицы; и подводной лодкой погружался в пеструю плотную толпу; и, оказавшись где-либо в одиночестве, прямо кожей ощущал освобождение от чужих взглядов -- словно вода уходила с палубы всплывшей субмарины.
В одиночестве теперь я оказывался частенько. За все лето не перекинулся словом ни с кем из прежних знакомых. Неизвестный курьер помещал в тайники приказы и деньги, адреса явочных квартир. Незнакомые хозяева явок приходили в такое время, чтобы даже случайно не видеть, для кого кладут ключ под подоконник, накрывают миской еду, и чья кровь потом на забивших мусорку повязках.
“Ночной Рейд” провел жаркие месяцы далеко на юго-западе. Из газет и слухов на рынках доходило, что “Рейду” все-таки удалось уничтожить верного правительству губернатора пограничной области. Власть принял известный духовный лидер -- и немедленно призвал к открытому восстанию, к свержению постылой императорской власти. Поскольку гуру пользовался колоссальным авторитетом -- а еще потому, что предусмотрительно заручился поддержкой западных королей -- имперцы рискнули подняться на открытые бои с правительственными войсками. Воевать шли не только повстанцы в серой домотканине с повернутыми на древках косами, но и закованные до глаз, четко держащие строй, славные свирепым натиском -- клинья рыцарской конницы.
Что наставник обещал западным королям, никто не обсуждал. Землю так землю: все равно бедняк не пытался обработать сверх минимально необходимого, а богатый не мог насладиться приобретением большого надела. У бедняков излишки скрупулезно выгребала имперская налоговая служба -- ежедневно расклеивали списки конфискаций. Толстая рыхлая бумага списков идеально подходила для протирки лезвия, так что я обдирал все попутные афишные тумбы, где и приобщался к последним новостям. Что же до людей состоятельных, то их обдирали -- кого по липовым обвинениям, кого и попросту -- расплодившиеся в огромных количествах спецслужбы. Назывались эти скороспелые спецотряды пышно: “охрана министерства двора”; “стойкие тигры казначейства”; “защитники левых (были еще защитники правых, и отдельно -- главных) дворцовых ворот”; более всего пугали абсолютно беззаконные “Егеря” премьер-министра. На фоне этого буйства частной военщины, “Охотники” Эсдес имели репутацию самых дисциплинированных, подготовленных -- а потому самых боеспособных. Лишь малая численность мешала им стать сильнейшей частной армией Столицы. Синеволосая определенно предпочитала массовке -- качество. Зато прочие политики не стеснялись, выдавая оружие любому, согласному рисковать головой за почти незаметное жалованье, уравновешенное огромными надеждами пограбить в надвигающихся потрясениях.
Так что теперь на столичных улицах расхаживали, пробегали с поручениями, шествовали, разгоняли толпу, оттесняли зевак, оцепляли места происшествий, толкались плечами, затевали поединки -- сотни вооруженных людей, в массе которых простенькая рукоять катаны не выделяла меня совершенно.
Громко топали десятки городских стражников с алебардами, ростовыми щитами и сетями -- им ставили задачу брать нарушителя живьем; если же патрульные не справлялись, то призывали спецотряд из пышноименных. Те прибывали с полупудовыми секирами -- выбивать двери -- и клинками не длинее локтя, для смертельной рукопашной в тесноте штурмуемого дома.
Слитно грохотали сапогами ровные коробки армейцев: железнобокие, медноголовые, с непременной строевой песней, (иногда пели из книжки Огре), все с одинаковыми мечами длиной в руку, равно пригодными всаднику и пешему, в одинаковых же прямоугольных ножнах из сложенного пополам куска коровьей шкуры, сшитого косоглазым подмастерьем наутро “после вчерашнего”. За спинами в серых дерюжных чехлах -- “безобразно, зато единообразно” -- щурились в прорехи треугольные стальные щиты. Качество не самое высокое, но и нисколько не низкое. Снаряжение армейское -- грубоватое, тяжеловатое, кривоватое. Зато добротное и прочное: сухарной сумкой нет проблем оглушить, неразмоченным сухарем забить гвоздь.
А вот офицеры армии, гвардейцы от сержанта и выше, порученцы и телохранители важных лиц -- словом, “живущие с копья” профессионалы -- носили превосходные боевые мечи. Всегда простые ножны, всегда смазанные от растрескивания крепкие ремни, подтянутые точно под хват. На рукоятках часто кольцо для защиты пальцев, обязательно рельефная оплетка или вовсе шершавая кожа ската -- чтобы оружие не скользило в заплывающих кровью ладонях. Эфесы без украшений, лишь изредка уколет глаз искра одинокого самоцвета. Зато клинки наилучшей стали, наивыгоднейшей формы, идеального баланса -- в точном соответствии с длиной рук, весом, характером владельца. У некоторых даже заточка по длине лезвия отличается: треть от острия -- “зубилом”, под размашистый “дальний” удар на пробитие доспеха; у самого перекрестия вовсе незаточено под перехваты; между ними заточка до бритвенной остроты -- резаться, когда уже вошли в клинч; а обушок вообще скругленный, толщиной добрых полпальца -- подставлять на блоки. Завидев человека с подобным снаряжением, я поспешно переходил на другую сторону дороги. Если меня опознает мастер, а не кабинетный сыщик с десятком телят-новобранцев, тут и кончится весь фарт.
Фартовые тоже узнавались легко. Закутанные в дорогие ткани, сопровождаемые тремя-пятью здоровяками, важно двигались теневые короли Столицы: известные бандиты, хозяева тайных игорных и публичных домов, спекулянты продуктами. Главари носили оружие только для статуса. Сверкающие эфесы вычурной формы. Рукояти от пояса чуть ли не подбородка, утыканные всевозможными блестящими камнями -- иногда и со вкусом, но чаще без. Роскошные гарды. Разукрашенные, окованные серебром и золотом ножны -- а в ножнах чуть ли не жестяные клинки.
Каждую неделю “Рейд” приказывал убрать кого-то из уголовников, и я охотно вымещал на них страх перед земным криминалом. Местные крутые проявляли завидное благоразумие, избегая противопоставлять армейскому оружию -- гражданское, а бойцу с хоть каким-нибудь опытом -- необученную шпану. Конечно, истинный мастер даже с “финкой и дубинкой” победит недоучку с более мощным и длинным клинком -- но как раз мастерам в смутное время хватает заказов и без того, чтобы пачкаться охраной бандитов.
Пользуясь такими обстоятельствами, я выкатывался навстречу, как рейдер перед конвоем, ровным шагом сокращал дистанцию -- кураж нес на крыльях, ни малейшего сомнения в удаче не возникало. Тут всегда подбегал телохранитель, непременно замахиваясь. Клянусь, если бы хоть один из них начал с вежливой просьбы, я бы нарушил приказ “Рейда”! А в оправдание доложил бы, что цель защищена слишком хорошо для моих слабых способностей. Пока “Рейд” нашел бы возможность отвлечь от важных дел того же Тацуми, цель могла переехать -- в другой район или сразу в лучший мир, поссорившись с конкурентами совершенно без посторонней помощи. Но стильные благородные спекулянты обитают разве что в сказках; проблем не возникло ни разу. Набегающий слуга размахивал палкой или сразу мечом, рычал традиционное: “Куда прешь, мудило! Не видишь, идет Крутой Офигенный, сын Того Самого!” -- и отлетал первым, заливая булыжник великолепным багряным веером, точь-в-точь кино про самураев! И я шел сквозь кучку встречных тяжелым крейсером, рубя на обе стороны: кто бежал -- бежал, кто убит -- убит! Ни разу в таких сшибках не подвела спина, не прошило болью колено, не стеснило грудь одышкой, не зажало виски поднявшимся давлением. То, что делается истинно, делается легко! Чувствуя себя полностью на своем месте, я поворачивал за угол, уходя заранее рассчитанной трассой.
А местные жители боялись уголовников точно так же, как на Земле их избегал и боялся я.
***
