Еще раз всем спасибо на добром слове
А, поскольку из спасибо кожуха не сошьешь,
вот продолжение.
Двойное тире настрою в полной сборке, там же и красную строку
Пока что сосредоточусь на самом тексте
--------------------
-- Письмо для госпожи Куроме!
Вал отмерил мальчишке с почты пару медяков:
-- Благодарю, свободен.
Прошел коротким коридором, постучал в полированную дверь:
-- Эй, тебе письмо!
За дверью зашуршало. Створка приоткрылась, выглянула заспанная девушка:
-- Давай... Хм... Погоди, я сейчас.
Моряк огляделся. Большой дом Эсдес, где теперь обитали остатки “Охотников”, заслуживал внимательного рассмотрения и восхищения. Вал не один раз собирался спросить: Эсдес осознанно выбирала картины, статуи, высокие вазы, накладную резьбу, чеканные и литые ручки дверей, мебель из полированного ореха -- или просто въехала в особняк угасшего рода, не занимаясь ни обстановкой, ни отделкой? Парень видел, что убирать и содержать подобное здание не проще, чем поддерживать на плаву небольшой трехмачтовик. По крайней мере, людей необходимо столько же... Но всякий раз Вал опасался вывести отношения с генералом за рамки строгой традиции “учитель-ученик”. Моряк плохо представлял, как без подсказок обычая обходиться с настолько сильным и непредсказуемым партнером.
До сих пор Эсдес проигрывала только “Ночному Рейду”. Северян она утихомирила походя, а на рыцарей навела такой ужас, что те объявили синие волосы -- как и розовые -- признаком потустороннего существа. После двух подряд провальных набегов западники озверели окончательно, провозгласив священный поход на Империю Зла. Настоятель Истинной Веры Чистой Земли открыл для западных рыцарей Пыльные Ворота. Армия вторжения без помех перешла долину, с налету взяла крепость Алмазный Брод -- там никто не ожидал появления противника восточнее хребта. Крепость Громкий Камень оказалась бдительнее, и успела затворить ворота, но всю местность от границы до нее теперь беспощадно грабили. Западные короли не слишком верили в долгосрочный успех, и потому гнали к себе мастеров и просто здоровых работников десятками тысяч; увозили оборудование стекольных мануфактур, литейных и прокатных цехов, механических мастерских; выгребали зерно, поковки, слитки, выдержанный лес, уголь; что не могли увезти -- без малейшей жалости уничтожали. Вал еще не знал, что сейчас -- когда он ждет напарницу и размышляет, стоит ли откровенничать с командиром -- крепость Громкий Камень отбивает последний приступ, и терпит при этом поражение. Крепости отчаянно не хватало умелого управления и воинской силы генерала Будоу. А не хватало потому, что генерала Будоу метким выстрелом уложила Мейн -- в то злополучное утро, когда “Рейд” пришел за своими прямо в казематы дворца, в самый центр Столичного Региона.
Моряк не представлял, как власти собираются выправлять положение. На своем уровне он видел слабость “Охотников” -- малую численность еще можно было уравновесить мастерством и силой прикомандированных бойцов других частных армий; но вот контроль над небом после гибели Рана исчез полностью. Что и позволило “Рейду” не только быстро высадить с летающих скатов ударные группы ко всем выбранным точкам Столицы -- но и уйти от возмездия тем же воздушным путем, скатолетным способом.
По необходимости совершаются дела, в обычном ходе вещей немыслимые. Посоветовавшись с генералом, Вал посетил хранилище артефактов, где решительно застегнул на себе золотой пояс летучего тейгу Мастема. Если “Рейд” совершил небывалое, приручив скатов, известных своей дикой яростью -- то и “Охотники” совершат невозможное, являя миру бойца с двумя артефактами сразу!
От решительности Вала, казалось, даже сами тейгу остолбенели. Возмущения энергетических потоков от совместной работы доспеха и пояса начались только на третьей тренировке; но уж трепануло моряка так, что тот разом припомнил все шторма ревущие, всех тварей морских, всех чинуш портовых, всех снабженцев фартовых, всех поваров косоруких, всех штурманов кривоглазых, всех боцманов одноногих, всех пиратов свиномордых, да всю родню их однояйцевую -- до пятого колена и седьмой на киселе воды включительно.
Эсдес дослушала, покивала головой. Взяла бумагу и попросила повторить несколько удачных оборотов: “Снабженцы, ученик, не только на флоте водятся. Сухопутные, поверь мне, ничуть не лучше”.
Ну, а потом тренировки продолжились. Из-за выкрутасов пары тейгу, даже простые движения с обычной скоростью покамест напоминали бег в мешках, с повязкой на глазах и миской кипятка на голове.
Так что, пока черноглазая просыпалась и одевалась, моряк имел немало пищи для размышлений. Но все кончается: дверь отворилась, вышла уже вполне работоспособная Куроме.
-- Пойдем завтракать?
“Охотники” спустились вдвоем на первый этаж. В большой гостиной накрывали только на приемы -- ни Вал, ни Куроме не застали ни одного. И синеволосая хозяйка дома, и ее гости без малейшего стеснения ели в кухне -- что поутру, что в обед, что в любое иное время, когда возвращались с операции либо просыпались. Управляющий, наверное, ворчал по поводу столь безжалостного пренебрежения этикетом, но и он мог оценить, насколько проще подавать на небольшой стол, чем расставлять в главном зале все положенные приборы. Одних только букетов для званого ужина требовалось разместить сорок пять единиц девяти видов, пяти размеров -- чтобы ни единого совпадения, это ж не провинция какая-нибудь, а великий дом в центре самой Столицы!
Моряк подумал, что подобная многосложность никак не соответствует характеру Эсдес; не путается ли огромный дом в ногах, как полы чересчур большой шубы?
Черноглазая отвекла его:
-- Вал, помнишь то кафе... Ну...
Еще бы Вал не помнил столь громкий провал! На их глазах, их сосед по столику, оказавшийся хитокири, срубил “красно-синего”, и ушел без помех. Парень вздохнул:
-- Да уж...
-- Я вообще-то про песню. Ты песню переводил. Получается, ты знаешь язык Чужого и капитана Огре?
Моряк почесал затылок:
-- А ты не забыла, как я пытался подкатить к Сэрью? Ну, давно еще, мы только вступили в отряд Эсдес...
Куроме припомнила мытье косточек парням в тесной компании, помимо воли улыбнулась:
-- Я ей говорила, дуре, соглашаться надо было... -- погрустнела:
-- А теперь вот... И вспомнить нечего.
Вал вздохнул:
-- У нее имелись все издания “Злых песен” Огре. И самые первые, и те три допечатки, начиная с пятой, уже с правками. Ну, теперь-то я знаю, что правки Чужого. Не пойму я, что за отношения между Чужим и капитаном Огре. Сперва зарезал, а потом так тщательно тексты правил... Текст комментариев на сорок страниц превышает объем самих стихов.
-- И что, все на их языке?
-- Да нет, именно что на нашем. С подробными разъяснениями, как что правильно произносить на языке Огре, какое словечко или оборот что значит... А где-то через год и самого Чужого книжки появились.
-- Но полиция так и не выследила его через печатников?
-- Ну да, он за гонораром не явился. А к чему ты это?
Прервав беседу, пара уселась за привычный обеденный столик, Вал махнул рукой управляющему:
-- Завтрак!
Первый раз моряк сдуру поинтересовался, что тут в силах приготовить. Дослушав до сорокового наименования, сдался: “Я есть пришел, а не слюной давиться, наливайте уже!” И с тех пор воспринимал кухню в доме Эсдес на манер своеобразной лотереи. Правду сказать, все принесенное оказывалось вкусным, свежим, красиво лежало на тонком фарфоре -- повара великого дома Столицы халтурить не умели. Сегодня подали... На первый взгляд, рыбу. Но даже моряк с Побережья не распознал вид -- ни на цвет, ни на вкус. А Куроме так и вовсе беспокоилась о другом:
-- К тому, что мне вчера письмо из полиции пришло. Пробовали поймать Чужого. У них он проходит, как Шаровая Молния.
-- Пробовали? Значит, не удалось?
-- Три убитых, и опять стихотворение...
-- Ты ешь давай. Чего тарелку отодвигаешь, невкусно?
-- Вкусно, -- Куроме опять улыбнулась. -- Вывеску в том кафе тоже не помнишь?
Вал засмеялся:
-- “Вкусно, как у мамы. Но мы заставляем доедать!”
И спросил уже серьезно:
-- Теперь они хотят, чтобы Чужого ловили мы?
-- Да. Они вроде как вычислили его явочную квартиру... Хотя лично я полагаю, что перекупили хозяина. Иначе одиночку в громадной Столице... Ну, понятно? Сделали засаду. Шесть человек пытались накинуть сеть. Он задел каждого по разу, а седьмого, их командира, потом свалил в поединке. Обшарил только начальника. Не взял кошелек, только просмотрел бумаги, книжку из кармана.
-- Не испытывает нужды в деньгах, -- медленно наклонил голову моряк, -- Не одиночка.
-- Рейд.
-- Он?
-- Думаю, да. В кафе, скорее всего, тоже был он.
-- А причем тут стихи?
-- В той книжке он и написал стихотворение. Я дам тебе прочитать письмо после завтрака. Очень... -- брюнетка повертела пальцами, -- Еще не истерика. Но близко, близко.
-- Постой. Это получается, он писал стихотворение прямо так, с ходу?
Куроме доела рыбу, потащила к себе высокий стакан с зеленой пеной мороженого:
-- Его постоянно недооценивали, это его и спасало. Вот мы с тобой приняли его за приказчика.
Вал тоже отставил пустую тарелку.
-- А ведь при первом взгляде мы оба насторожились, помнишь?
-- Я даже за Яцуфусу схватилась, -- кивнула брюнетка, -- А толку... Прикинулся тюфяком.
-- Так... Значит, сегодня не от них письмо?
-- Нет. Личное.
-- Извини.
-- Ничего, -- Куроме вздохнула, -- Ты сейчас куда?
-- Укрощать летательный пояс. Сам по себе работает. И доспех работает, но тоже сам по себе. Вместе непредсказуемо, как здешняя кухня. Но кухня-то приятная, а там наоборот. Носить артефакты в очередь невозможно, доспех у меня неотъемный...
-- Как у Тацуми?
-- Чего это ты про него вспомнила?
-- Командир...
-- Ей не позавидуешь. Можно только чем-то порадовать.
-- Тогда вали, тренируйся.
Вал последовал совету, и скоро скрылся на лестнице. Куроме снова вздохнула, огляделась: слуги за плечом не стояли. Вытащила и еще раз прочла письмо. Опять вздохнула печально, вернулась в комнату досыпать, приказав управителю разбудить себя ближе к вечеру.
