- Молиться?... Копье, не посох... Копье... Георгий! Во бранях святейший поборник!...

***

- ...Георгий! Иже мученик светлый!...

Место в ложементе. Ремни защелкнуты. Руку за спину: копье-гарпун-трезубец - комплект. Костюм застегнут, герметичность - зеленый. Питание - до пробки. Реактор - зеленый. Коньки... Легкая дрожь. Исправно. Или это палуба дрожит?

Или это дрожит она сама?

- ... И всю его супостатную силу бежати сотвори!

Все дрожат. Вся девятка. И невидимые отсюда девятки в других отсеках тоже дрожат.

Первый раз. Это как первый раз с мужчиной. Только страшнее. Тем страшнее, что с мужчиной никогда не будет.

Кто-то молитву читает. Мужскую молитву. Не “к тебе, Мария, прибегаем”, спрячь нас под юбку от жестокого мира... Это пусть лепечут на берегу. Здесь поздно прятаться. Здесь - “Слово похвальное Георгию”. Страшная молитва: на каждый восклицательный знак - удар. Потому и знают ее в Школе. Так знают, что копья в зажимах подпрыгивают!

- ... И се ни щитом! Ни бронею!

А еще потому, что покровитель страны - Георгий Победоносец.

Но ей-то чего? Вовсе она из другой страны. И язык чужой для нее. И отлично понимает она лишь уставные команды, прочее - иногда с пятого раза доходит. Особенно, когда волнуешься, или думаешь о своем.

- ... И знаменем Его!

Вот и сейчас: что там говорит флагман девятки? Рослая красавица, облитая гидрокостюмом; вместо лица прозрачная бронепластина шлема - ни глаз, ни улыбки, ни узнаваемых ямочек на щеках - одна фигура. Фигура... Пешка? Ладья? Так ведь и ферзей разменивают! На груди - большая красная цифра “30”, а пониже - красная же цифра “0”. Белая прямоугольная табличка с именем. Из глубокого кресла в ложементе буковки не прочесть; но уж имя собственного флагмана всей девятке известно: Тенрю.

- Мы получили сигнал “SOS” и очень спешим, - говорит флагман.

Сигнал “SOS” - первое, чему в Школе учат. Понятно.

- ... Оружия исполчаются, лезвия обнажаются...

Флагман достает обычный прорезиненый мешок для документов. Снимает нагрудную табличку с именем, кидает в мешочек:

- Сдать бумаги и ордена.

- ...Колесо рвет! Огонь терзает!

Бумаги ее - как у всех, в корабельной канцелярии. Любимая музыка так и осталась под подушкой в кубрике. А до наград еще доживи попробуй! Пыжиться-то можно сколько угодно. Но страх этим не выгнать.

- Забыть свои имена...

Тоже привычный ритуал. Только не на тренажере. Вода будет настоящая, и взвесь тоже.

- ... Пашни пламенем испаханы суть!

Позывной - восемь. Цвет - золотой. Желтый. Солнечный. А там, снаружи - солнце?

- ... На землю храбро того низвержет!

Худое дело в чужом пиру похмелье; на чужой войне только смерть собственная...

- Отряд!

Молитва смолкла; свет в отсеке пригас. Лицевой щиток опустить; всхлипывает подсос - герметизация; зеленый глазок - сделано. Поднять правую руку - готова.

Можно не поднимать: пусть за меня умирают эти восемь! Но это значит: предать. Много слов, оправданий, прощений. И все сводится к одному: предать. Вес этого слова понимаешь только потом - когда уже ничего не вернуть. Восьмая не знает и не собирается узнавать - что чувствуют после предательства. Зато чувство безвозвратной потери знакомо Восьмой, как никому в целом свете. И ее правая рука поднимается словно сама по себе: готова!

Тенрю довольна. Восемь нулевых: без провозного, без практики. Но хотя бы не трусят.

- Отряд! Напоминаю, что было сказано на построении. Возврат имен - только по приходу в порт. Все понятно?

Восемь кодовых “да”.

- Ваша задача - только стеречь мне спину. На первый раз хватит. Держаться в кильватере! Запомните: не отставать! Делать все, как на тренажере. Вода несложная. Волнение всего два балла, ветер слабый. Взвесь - чуть выше восьмерки, конькам с перебором хватит. Воздух до тройки, болванки с иглами потянет. Ничего тяжелее формовать не пробуйте... Отряд! К выходу! Товсь!

Снова восемь кодовых “да”, отражающихся зелеными глазками на прозрачном забрале флагманского шлема. Лишние слова - лишнее дыхание. А дыхание сейчас понадобится.

Толчок: распахнулся лацпорт. Ух ты, и правда солнце! Заревела воздушная завеса. Ложемент отвернулся за борт - громадным крылом; вода заплясала чуть ниже коньков. Все, как на тренажере. Контроль взвеси? Девять и два, конькам хватит.

- FORWARD!

Восьмерка синхронно сходит с ложемента; плечи сразу ощущают вес экипировки. Тенрю - она не только флагман, но еще и мастер красного уровня - легко соскакивает прямо с борта, катится по склону невысокой волны, ощетинившись всеми стволами навески - хоть сейчас на обложку!

Кодовые огоньки на внутреннем ободе шлема: построение правый пеленг; следовать в кильватере флагмана. Построились? Готовы?

Пошли!

***

Пошли к зюйду от конвоя, на правую сторону. Тенрю задала темп несколько повыше среднего. Отряд пока держался неплохо, и Восьмая приободрилась тоже. К тому же - солнце! В последние месяцы серое небо переносилось особенно тяжело... Девять пар коньков уверенно скользили по взвеси; ветер сдергивал гребешки с полупрозрачных волн - а говорили, ветер слабый?

Обвеска флагмана ожила. Повторяя движение, стволы всей девятки довернули по целеуказанию из тактической сети. Тенрю выпустила несколько снарядов куда-то к горизонту: цель указал то ли радар, то ли опыт флагмана - то и другое не чета рядовым канмусу. Восьмая пока что видела одно море, да солнце; она притемнила шлем - как учили.

И тут же заметила, что столбик указателя плотности взвеси растет. Четырнадцать! Восьмая не успела выразить в словах, что это значит - но тело ее прекрасно успело выполнить все, вбитое тренажерами Школы.

Вода справа по борту расступилась; громадная черная туша Глубинного - крейсер, не меньше! - заслонила солнце. Все открыли огонь без команды, на одних рефлексах. Кашлянули башни - черную стену испятнали розовые всплески; тварь начала выворачиваться, чтобы оказаться к девятке пастью - но тут загрохотали сразу восемнадцать роторных “металлорезок” - и, заглушая грохот, отчаянно заорал динамик:

- Мама!!! Больно же!!!

- Уходит, уходит! Ниже возьми!

- Ай, не могу больше! Больно!

- ЗАТКНУЛИСЬ ВСЕ! Шестая! Чего визжишь? Шестая!

- Больно! Больно!! Бооольнооо!!!

Щелчок - флагман выкинула из сети источник паники. Туша Глубинного рушилась громадными кусками - кто-то все еще полосовал ее роторными, а еще кто-то, не видя ничего вокруг, долбил башенным калибром:

- Н-на! Н-на! Сдохни! Сдохни! Сдохни уже, самка собаки!

- Четвертая, что с шестой?

- Сорвало с креплений правую металлорезку! Вывихнуто плечо.

- Костюм цел?

- Не вижу, все в брызгах... Ошметках.

- Четвертая - прикрываешь. Пятая и Седьмая, тащите Шестую на борт. Вас встретят. До нашего возвращения перейдете под флаг “Феникса”. Остальным - дробь! Прекратить огонь! Прекратить огонь! Цель поражена! Вторая! Вторая, твою же мать! Он готов уже, хватит бэка выжигать. Двойка! STOP IT!

Уставная команда, прошитая школьным гипнозом, сработала - и Вторая, наконец, перестала стрелять. В тактической сети наступила непривычная тишина. Дохлый глубинник закачался на волнах - все так же заслоняя солнце, до того был огромен. Девятка, усохшая до пары двоек, собралась вокруг флагмана.

- Периметр, курицы! Под ноги смотреть! Сектора разобрали! Горизонт!

Выполняя команду, Восьмая с ужасом поняла: она не видит конвоя! И отошли-то недалеко, на уставные полторы мили флангового дозора - и уже одни в море! Тенрю, однако, живо прекратила панику - где-то словами, где-то ласковым шлепком по плечу, а Второй отвесила натуральную пощечину - обычного человека убила бы на месте; канмусу только-только хватило придти в себя после истерики.

- Продышались. Продышались. Отлично, девчата. Отлично! Он и выдохнуть не успел, как вы его настрогали. Тяжелый глубарь, хорошая добыча. Нам бы полчаса, печень вырезать. Ничего вкуснее просто не существует. Но мы не на охоте. Побежали, побежали, конвой ждать не будет!

Пятерка неуверенно заскользила дальше, с каждым вдохом и каждым пройденным гребнем приходя в себя.

- Стволы все мне отдали, - продолжала командовать флагман. - Через одного, гарпун-копье... Н-на р-руку!

Восьмая послушно переключила все стрелковое на внешний канал - если флагман понимает, что вокруг творится, то пускай сама и стреляет. “Через одного” - флагман берет гарпун с подавителем регенерации, первая от флагмана берет копье, следующая - гарпун, следующая опять копье... Восьмой достался гарпун, который она и выдернула из-за спины. Тенрю все так же уверенно вела поредевший строй справа от конвоя, на уставном удалении; все так же качались волны, солнце подпрыгивало над пенными гребнями - ветер усилился, и был это недобрый признак.

Взвесь?

Девять и шесть... Ну, десять.

Восьмая чуть успокоилась. Грохнули башенные калибры всей пятерки, снаряды унеслись вперед-влево. Выше и правее с хлопком проявились четыре “короны” - чьи-то еще снаряды на излете вызвали скачок уплотнения взвеси. Отходы их реакции падали в море рваными кольцами, напоминающими коралловые атоллы; в месте падения как будто что-то мелькнуло? Тенрю навела туда совокупную мощь дозора и кого-то накрыла: взлетели черно-розовые клочья.

- Ага! - хрипло сказал динамик голосом флагмана. - Девочки, спину мне держите, сейчас потанцуем! К полному ходу!

Несколько вразнобой загорелись зеленые огоньки готовности.

- Марш!

Тенрю рванула с такой скоростью, что Восьмая долгое время не могла думать ни о чем, кроме как удержаться у флагмана на хвосте! Флагман бешеной гадюкой вертелась между волнами, заходила по скату, совала куда-то копье - был же гарпун, когда успела сменить? Выдергивала - тянулся отчетливый черно-багровый след - наводила стволы всей пятерки и разряжала их залпом; Восьмая глохла в эти мгновения. Тенрю залетала на гребень и била с гребня вниз - пока Восьмая соображала, в кого, флагман уже перекидывала копье за спину и всаживала полный залп всех калибров дозора прямо в раззявившуюся перед ней морду! На стекле шлема бешено плясали зеленые огоньки пятерки, вспыхивали алые отметки противника - и тотчас пропадали. Это высунувшийся глубарь уходил под воду - либо его приканчивала Тенрю. Целей вокруг было много, но Восьмая так никого и не успела ткнуть: флагман рубилась не то, чтобы за четверых новичков - за всю девятку!

Восьмая не успела заметить, сколько это длилось - просто в какой-то миг динамик заговорил снова, голосом сытой львицы:

- Выходим из боя. Встречаем смену. Восьмая! Не спать! Они с твоего сектора, и тебя уже видят. А ты еще о парнях мечтаешь!

- Тридцать-ноль - первой-ноль.

- Есть тридцать-ноль!

- Мы на смену. Отдыхайте!

- Тридцать-ноль, фланг сдан.

- Первая-ноль, фланг принят.

Полная девятка смены - в снежно-белых гидрокостюмах, с алыми и золотыми цифрами позывных на спине и груди - подкатилась слева; солнце уже заметно зашло за спину. Восьмая посмотрела на часы: и правда, вахта. Как там Анна? Руку, наверное, вправили уже?

Тенрю заложила красивый круг, мимоходом пробив копьем еще какую-то мелкую нечисть. Засмеялась, глядя на снежно-белые стволы:

- Не закоптились, пока дошли?

Флагман сменщиков прислонилась шлемом к шлему Тенрю - выглядело, как поцелуй. Означало наличие важной новости, которую нельзя доверить тактической сети. Короткий разговор шлем-в-шлем - и пятерка покатилась к родному борту “Летящего Феникса”.

- Не расслабляться! - снова заговорила Тенрю. - Половина потерь на обратном переходе. Думаете, уже все? Ни разу! Смотреть в оба!

Восьмая слушала краем уха, поглядывая на датчик плотности взвеси.

Вот опять: пятнадцать! В этот раз она успела предупредить:

- NADIR! LEFT! ALARM!

Глубарь всплыл медленнее, чем тот, первый - но оказался куда проворней, и от ударов копьем Первой и Третьей успел увернуться. Флагман и Вторая всадили в тушу гарпуны, едва успев избежать щупалец. Восьмая оказалась далековато, ударить не получалось. Тогда она метнула гарпун - метров с двадцати, как выяснили уже на борту, просматривая видеозаписи нашлемных камер. Гарпун мелькнул над водой черной молнией - и утонул в глубаре целиком!

- Вот это бросок! Восьмая, да это заявка на красную!

Услышать похвалу самой Тенрю, только что раскидавшей целую стаю, оказалось неожиданно приятно. Пораженный глубарь вздрогнул всей исполинской тушей - и тут Вторая и Третья, зайдя со стороны конвоя, чтобы автоматика расстопорила пушки - разнесли его в клочья башнями, а флагман добавила из металлорезки. И никакая регенерация тварь не спасла, потому как гарпунов с блокировщиком забили в нее целых три.

- Готов, - удовлетворенно приговорила Тенрю, - главное, без истерик на этот раз... Эх, печень бы! Но конвой ждать не будет. Двинули, двинули, девчонки. Два поросенка наши, однозначно.

- Флагман, а та стая? Ну, где мы крутились? - осмелела Вторая.

- Та стая для хорошо сыгранной девятки - мясо, экспа. Мы там не работали, номер отбывали...

Канмусу пораженно переглядывались, вспоминая пляску пьяной кобры. Что же тогда работа?

- ... А когда из-под ног - бывало, поопытнее вас люди ошибались. От внезапности, от усталости, от...

Борт навис крепостной стеной, откинулся привычный ложемент. Вдоль борта скользили Четвертая, Пятая и Седьмая:

- Флагман?

- Все хорошо. Два свиненка к ужину выслужили. У вас?

- У нас никого.

- Вообще здорово, хоть погрузка без помех. Сейчас я вам замену вызову...

Тенрю переговорила с кораблем и скомандовала:

- В порядке номеров - на решетку! GO ON BOARD!

Пока тридцатая девятка запрыгивала на пластиковые сиденья, чуть подальше откинулся еще ложемент, и с него на волны встали девять канмусу в темно-синих комбинезонах, с большими  цифрами “15” - красного цвета у флагмана, и золотого у всех прочих.

И только уже оказавшись в кресле, Восьмая сообразила, что больше не дрожит.

Первый выход закончился.

Она осталась жива.

***

Тридцатое подразделение сопит на диванчиках отсека ожидания. Тенрю в полудреме слушает общий канал конвоя. И уже под самое утро, разобрав знакомые позывные Резервной Эскадры, Тенрю понимает: дело сделано. Выкуси, Ото-химе: конвой прорвался в Гонолулу!

***

В Гонолулу все первым же делом бросились на узел связи. Восьмая не бросилась: как бы ни был велик узел, триста человек сразу он вряд ли примет. Будут очереди, придется ждать, подскакивая от нетерпения. Да и говорить придется под нетерпеливыми взглядами: ну скоро ты там? Мы тоже ждем!

Так что Восьмая не спеша вымылась в освободившемся душе тридцатого кубрика. С чувством, с толком, с расстановкой позавтракала всем, что предлагал камбуз “Феникса”. После боя аппетит взлетел до невиданных высот. Правда, заслуженных поросят обещали к ужину - когда подразделения соберутся за торжественным столом. Но канмусу и так не морили голодом; а уж бывших в бою вовсе угощали без нормы. Благо, за талию опасаться нечего: ведь просто бежать вдоль борта школоносца - и то приходится со скоростью конвоя. Сама не зная, зачем, Восьмая расставила приборы как делалось дома - неимоверно давно и необъяснимо далеко, в другой Вселенной... И поняла, что напоминала себе об этом зря. Стерла слезы (как будто никто не заметил?) - и после завтрака спустилась поплавать. Так-то в бассейн фиг прорвешься!

После купания Восьмая медленно, - медленно, какой же это восторг! Не надо держаться на хвосте у бешеной гадюки Тенрю! - плавно пошла сперва по стальным коридорам “Летучего Феникса”, потом по гладкой тиковой доске верхней палубы. Малолюдность школьных отсеков завораживала и даже немножко пугала. Да, экипаж суетился все так же. Но вот синих форменок Владивостока и белых Токио на пути не попалось ни одной.

Сине-белое облако форменок и нетерпеливого визга клубилось у лимонно-розовых стен радиоузла. Соратницы разве что на стены не лезли - да и то, потому что флагманы рядом и не помилуют.

Восьмая посмотрела на далекую суету с трапа. Прикинула, что еще часа два у нее есть. Спустилась - наслаждаясь едва заметным прогибом каждой пружинящей ступеньки. Спросила у вахтенного матроса:

- Где тут кафе? Или просто можно посидеть? Никуда не спеша...

Матрос указал в совершенно противоположную сторону:

- Вон под горкой базар. А там столики, видите?

- А... Люди?

Матрос понимающе кивнул:

- Здесь нет лишних людей. Все знают, кто вы. Можете ходить свободно. Это же не город, а закрытая база. Просто большая очень.

- Благодарю, - Восьмая зашагала в указанном направлении. Вопреки ожиданиям, земля под ногами не качалась. Причальная стенка тянулась и тянулась; справа, у берега, на ней равномерно попадались будочки электрошкафов, бухты толстенных силовых кабелей и прошитых блестящей стальной нитью армированных шлангов, резко пахнущим активным топливом. Слева длинный борт школоносца, затем просто море. Потом справа показался вагончик побольше. За ним, огражденные вкопанными баллонами высотой по колено - шесть столиков белого дерева, в два ряда. Выгоревший парусиновый навес над ними шевелило полуденным ветром. Черные стальные опоры навеса уже заметно нагрелись в лучах давно поднявшегося солнца.

За ближним столиком сидели два угрюмых мужика - один в инженерском комбезе, второй в белом халате со знаменитым кленовым листом Гавайского Международного Госпиталя. Подняв глаза на вошедшую, инженер сказал:

- Товарищ младший лейтенант, разрешите обра...

- Отгребись от нее, Корнет, - рявкнул знакомый голос. - Это моя Восьмерка. Она ничего знать не может.

- А-а... - пролепетала Восьмая, - Тенрю? Капитан Тенрю?

- Садись, чего застыла?

Восьмая осторожно вошла и села за второй стол. Тенрю хлопнулась рядом - лавка пружинисто прогнулась, но добрые дубовые доски выдержали. Перед собой Тенрю выставила высокую бутылку. Доктор и Корнет посмотрели на нее неодобрительно.

- Не берет, - печально сказала Тенрю, разливая содержимое по рюмкам-наперсткам. - Не берет меня ни “Столичная”, ни шило. Я же не человек. Я могу двигаться со скоростью сорок узлов. Выдержать отдачу двух металлорезок. Пропороть гарпуном шкуру глубинного. Тех калорий, что в бутылке, мне на четверть часа хорошего хода. Или на пять минут активного боя. Не того хлопания по балде ладошкой, что было ночью. Активного!

Восьмая только икнула: Тенрю недвусмысленно подвинула один из наперстков к ней.

- Но... Пить с командиром? Это против правил!

- А восемь стажеров - по правилам? - капитан зарычала так, что мальчишка-разносчик отшатнулся. - Да я вешаться хотела, Восьмая! Ве-ша-ться! “Что страшней, чем форс-мажор?” - процитировала она стихотворение Командора. Корнет среагировал мгновенно:

- В экипаж пришел стажер!

- Ну, а что страшнее даже?

- Два стажера в экипаже!

- А вас у меня восемь. Во-семь!

- Это песец, - согласился доктор. Тенрю посмотрела на него с жалостью:

- Док, песец - это два стажера в экипаже. Ну, три. Ну пусть дважды по три! А у меня... Как это? Четырежды акбар!

Откашлялась и проглотила содержимое наперстка. Восьмая поднесла рюмку к губам - и задохнулась от неприятного запаха. На домашнее вино совсем не похоже. Девочка решительно поставила наперсток на стол:

- Невкусно.

Тенрю засмеялась - негромко, печально и необидно:

- Удивительно не то, что мы пятую часть потеряли. Удивительно то, что четыре пятых живы.

- Вы... Все сделали за нас, - набралась храбрости Восьмая. Тенрю кивнула:

- Девятки, пытавшиеся делать хоть какие-то маневры, потеряли кто двоих, кто троих. Четвертый отряд накрылся полностью, вместе с Евой. А мы уцелели. Одна Шестая в синяках. Если это не чудо, так чудес нет вовсе... Восьмая, ты не нюхай, ты пей. Тогда не так погано.

- Нам еще до Сиэтла идти.

- Знаешь, девочка... - капитан взъерошила свою вороную гриву. - Я однажды так зареклась. Подумала: не хвали день до вечера. Еще же переход от Палембанга. А ее хоп - и съели. И я не успела сказать!

Тенрю оперлась подбородком на сложенные руки.

- Я - “флотская дева.” Кан-мусу. И я, блин, останусь, мать его, девой! Потому как, если мне понравится парень... - кивнула на Корнета. Тот вздрогнул.

- Да договорилась бы я с Симакадзе! - рявкнула капитан. - Вернется она! Такао вытащит! Дваждырожденная не из такой херни вылезала! - сказала Тенрю уже доктору.

- Ты что-нибудь знаешь? - мужчины затаили дыхание.

- Я верю, - сказала Тенрю. - Верить и ждать возвращения с моря женщины умеют. Вам вот придется учиться. Но это хотя бы в ваших силах. А мне чего делать? Если мне понравится парень, я одним засосом его насухо выпью. Или обнимашками раздавлю в пирожок с говном. Я же не человек. Пост-человек. Экс-человек. Полубог.

Восьмая набралась решимости, схватила наперсток и... И сплющила точеный металлический стаканчик просто пальцами!

- Ой...

- Да! Я же тебе копье обещала! - засветилась от радости Тенрю. - Под твою немеряную силушку. Вот мелочь отмитингует возле узла связи. Мы подойдем чинно, как дамы, посылочку получим... Корнет, проводите?

Тот замялся. Тенрю посмотрела на него прямо:

- А Симакадзе бы не обрадовалась, что ты киснешь. Так что взял жопу в горсть и держи спину прямо. Вон Док даже в лице не изменился. Хотя тоже переживает, я же слышу сердечный ритм.

- Госпожа капитан...

- Тенрю!

- Госпожа...

- Тенрю!

- Тенрю... А сколько у вас походов?

- Один, - просто сказала капитан. - До Австралии, за металлопрокатом. Шведские рудники тю-тю, вам же должны были давать на экономической географии. Нормальная руда в товарных объемах только там и осталась. И обратно: Порт-Дарвин - Порт-Артур. Ну, в новый, который отстроили после Второго Удара. Восьмая, ты что хлопаешь глазками? Истории тебя не учили тоже?

- Один выход? Всего лишь один? И красный номер?

Тенрю пожала плечами:

- Меня-то учили полтора года. У меня были провозные выходы - по настоящей взвеси, но без боя. Была стажировка в нормальной, сработанной девятке. Как я тупила! Из вас ни одна так не тупила, даже эта коза Седьмая. Объективно, вы круче. Учили вас меньше, а справились вы лучше. Так что попомни мои слова, ты тоже скоро покраснеешь.

- Но всего лишь один поход!

- Ну, вдоль Гвинеи, Филиппин, Малайзии. Берег близко, прикрытие авиацией постоянное, и грузовик тоже был единственный.

- А чего сейчас три?

Тенрю поморщилась:

- Политика. Стратегия. Хрен в ступе.

- Или просто предыдущий конвой не дошел, - прибавил молчавший до сих пор доктор. - Вот и послали то, что в прошлый раз не доехало.

Восьмая вздохнула. Одно дело - слухи. И совсем иное - обедать с людьми, не дождавшимися любимых из потерянного конвоя.

- Посмотри лучше вон туда, - сказал Корнет. - Прямо турнир!

Несколько поодаль от столиков закусочной, у входа на базар, расступилась небольшая очередь. Подошли два здоровенных матроса с местной базы - ветер перекладывал по могучим плечам воротники, вышитые таким же кленовым листом, как на халате доктора. А еще на плечах матросы несли девчонок - Восьмая сразу узнала аватары подводных лодок. Вспомнила, как ей было страшно в слепой мясорубке ночного боя. А для подлодок такая резня - обычное дело. Девушка поежилась.

Аватары подлодок, свесившись к прилавку, выбрали что-то, невидимое от закусочной. И, похоже, заспорили. Скомандовали - люди расступились еще шире. Аватары зашептали что-то на ухо - каждая своему матросу. Те заржали - натурально, по-конски. Правда, то и дело сбиваясь на обычный смех. Один попытался копнуть землю копытом - как настоящий конь - чуть не упал. Зрители тоже засмеялись. Аватары между тем выдернули первые попавшиеся палки. Кто-то подал упаковочную ленту - русалки живо навили ее спиралью, превратив шесты от навеса в рыцарские копья. Навершия копий сделали из круглых желтых плодов - Восьмая таких не видела ни дома, ни уже здесь.

Матросы-скакуны разошлись по углам площадки. Снова попробовали заржать - и под хохот зрителей тяжелой трусцой понесли амазонок в центр поля. Правая крутанула копье, ловко разбив желтый фрукт о макушку соперницы. Та не осталась в долгу, ткнув противницу копьем в бок. Но вражина перехватила копье рукой, отбросив свое. Подтянула желтый шар поближе - и в три приема отгрызла от него добрую половину! Остатки фрукта шлепнулись на ринг, вокруг которого уже катались со смеху все мальчишки - и добрая половина взрослых зрителей.

Подлодки гордо выпрямились на плечах матросов - те сделали круг почета и под аплодисменты ускакали к дорожке, где скоро скрылись из виду.

- Традиция такая, - серьезно сказал Корнет. - Русалки с подводных лодок не ступают на землю Гавайев. Пока здесь хоть у кого-то есть сила в руках.

- Есть за что, - неожиданно для самой себя сказала Восьмая.

Тенрю одобрительно хлопнула ее по плечику:

- Соображаешь. Интересно до чертиков, какой же тебе достанется позывной... Ну так что? Пойдем прогуляемся в сторону радиохауза? Ты... Родителям будешь звонить?

Восьмая вздрогнула:

- Моих родителей нет на Земле.

Поколебалась. Вспомнила жалобу Тенрю: “А ее хоп - и съели... не успела сказать!” И призналась - прекрасно понимая, что вручает флагману ключ от собственной жизни:

- У меня есть знакомый. Парень.

***

Парень хмыкнул:

- Фигней хвастаешься, Крыс.

Названный прищурил красноватые глазки - полностью оправдав кличку.

- Ну так похвастайся чем настоящим. Не можешь? Не свисти!

Егор посмотрел на многометровый бетонный забор, под которым собиралась ватага Крысят. На приметный куст шиповника. На покосившуюся лавку, порезанный ножами стол, вытоптанную землю под ним.

- Настоящим?

Крысята посмотрели с неподдельным интересом, заслонившим пока что даже обиду. Они к новичку всей душой - даже морду бить не стали, как положено при прописке в новом дворе. А тот обфыркал и крутизну их, и секретное место, где так удобно курить, прячась от взрослых. Игрушки, сказал. Бычиный кайф, так-то!

Но крысята нешуточно гордились выдержкой и дисциплиной - насколько это вообще возможно в пятнадцать лет. И потому посмотрели на атамана, которому было аж целых семнадцать. Крыс говорил, что у него даже девчонка есть! Поскольку дрался Крыс лучше любых двух, слова его в шайке никто под сомнение не ставил.

Кроме этого вот Егора... Как там фамилие новичка?

Крыс длинно сплюнул подальше в жухлую траву.

- Ты говоришь: мы мелкие. Было бы это неправда, мы бы не обижались. Но это, мать его, правда. Если бы это настоящий мужик сказал, обиды нет. Но ты такой же пацан, как мы. Ты живешь с папиных копеек. И девушки у тебя нет. И папа твой, как у всех. Хрен ли там, что ты хоккеист, у нас тут и борцы есть, и каратисты. Это намек был, если что.

Шайка согласно заворчала: все два десятка парней с “круглого двора”. Крыс держал речь дальше:

- Так что мое тебе слово. Предъяви нам это настоящее свое. Тогда тебе от нашей банды уважуха. Мы не гондоны какие-нибудь, слово наше - тверже гороха.

Ватага снова загудела в полном согласии.

- А не предъявишь - будем п*зды давать, где только ни встретим. Будешь из двора по крышам выбираться. Не шучу.

- Настоящее... - Егор поднял глаза к небу. По небу шли облака - точно так, как на севере, откуда его отца перевели во Владивосток. Облака, несомненно, настоящие.

- А что ты считаешь за настоящее?

Крыс делано удивился:

- Я ж сказал. Работу, что не спиногрыз, а самостоятельный. Хату сними. Девушку склей. Покажи нам издали, мы не суки, в постель подглядывать не полезем.

Пацаны засмеялись.

- Вот, - атаман постучал кулаком по бетону, - за этой стеной девушки с любым размером.

Егор пожал плечами:

- Я знаю, что там за девушки. Не вариант. А насчет обычной - реально. Только срок - полгода.

- Че так долго, але?

- Сам ты але. Быстро девок на панели клеят, монетку показал - вся твоя.

- Утухни, Вес. Новичок дело говорит. Порядочная сразу не согласится.

- Типа ты пробовал?

- Тебе засуну - и ты попробуешь.

- Заткнулись все, - Крыс внимательно посмотрел на новичка. - Ты хорошо подумал? Соскочить не дадим. Лучше, может, работу поищи?

- Ее тут взрослым не хватает. Машины мыть - и то бичи не пустят. Металлолом цыгане держат.

- Что да, то да - слишком близко к морю, земля сплошного стрема... Ну? - вожак протянул руку; Егор пожал ее.

- Вес, разбей. Число сегодня какое?

- Пятнадцатое июля.

- До пятнадцатого января.

- Потом учись на бетмена. По земле ходить не будешь!

- Заткнулись все. До середины зимы его никто пальцем не тронет.

- Зато потом! Счастливого полета, бэтмен!

- И ты отсоси не нагибаясь, - вежливо сказал Егор, разворачиваясь к дому.

***

Повисла неловкая тишина; как решение всякого неприятного дела, и это взял на себя Военный:

- Я предлагаю - Восточная Школа. Владивосток.

***

Владивосток умирать не собирался. После Второго Удара смыло мост на остров Русский; война Тумана искорежила пирсы. Бухту “Золотой Рог” начали с горькой усмешкой называть “Засраный Рог” - а город все жил, отправлял корабли, выгружал контейнеры, чинил корабли, принимал рыбу с кораблей. Выпускал в море курсантов “дядя Саша” Шевченко - на волне бесконечных переименований, организаций, реорганизаций Тихоокеанское Высшее даже гардемаринами называли, было дело. На рыбе все так же прочно сидел Орлов, и корреспонденты “Ведомостей” осторожно интересовались, где можно встретить “человека мира”, которого не потопили никакие катаклизмы - даже исчезновение той самой рыбы, составляющей фундамент его благосостояния. Все так же “первая майка” дралась на дискотеках с “румын-травой” - хотя и от Первомайского района сохранилось едва полторы улицы, и горка Минного парка выгорела дотла под каким-то из бесконечных обстрелов.

Война Глубинных была уже третьей на памяти “Проклятого поколения”; и это была хорошая война - если такое понятие вообще применимо к промышленной, конвейерной трамбовке судеб. По крайней мере, на сушу Ото-химе пока что не лезла. И противник был: очевидная нелюдь, не то, что корабли Тумана. Зато ловить рыбу теперь можно было лишь удочкой с берега, и то приходилось выставлять пару дозорных с дорогущими морскими биноклями... Егор вспомнил, как пацаном просил папу купить бинколь - и как удивился, когда отец спросил: для чего?

Сегодня очередь озадачивать перешла к Егору:

- Пап, надо посоветоваться.

Отец оторвался от газеты:

- Чего?

- Ну, о девушках, - Егор сумел не замяться.

- Опа! Да ты вырос, - папа сложил газету, - пора мотоцикл покупать.

- Э? - Егор посмотрел на жуткие серпантины за окном. Они же зимой льдом покрываются! По ним на четырех колесах ездить страшно!

- Ладно, не бери в голову, анекдот. Что хотел? Говори, пока мама с работы не пришла.

- Пап, а почему “фигуристок” только строем в город водят? Курсанты мореходки сами собой, а эти всегда под присмотром?

Отец сел прямо и проснулся мгновенно:

- А ты вообще знаешь, кто и что они?

- Ну... В передачах видел. В сети немножко есть.

- Давай, расскажи, чего знаешь. А я дополню.

Егор начал словами учебника новейшей истории:

- Когда исследовали технологии Тумана, попробовали создать на их основе полноценные копии кораблей Тумана. Помню, тогда еще журналы печатали списки. Богатые люди, важные люди. Мы их фотками в карты играли.

Папа неожиданно улыбнулся:

- Как же, помню. Бумага плотная, печать хорошая. Как вы их звали?

Егор тоже хихикнул:

- Туз пук. Бледная королева с косой. Бульбингемский король. Валет чертей. Шестернюк некрести... Эрдоджопер... Пап, а почему их не превратили? Как это: а-уг-мен-ти-ро-ва-ли? Всегда же самая лучшая медицина достается шишкам. Только как сливки снимут, на рынок выкидывают облегченные дешевые варианты.

- Пока прошло недостаточно времени, первая волна еще и десять лет не прожила, - отец поморщился. - Так что технология испытывается, идет опытная партия хомо-туманников. Это первое поколение. Для него ядро Туманника производится напрямую из человеческого мозга.

- Пап, а может, все проще? Русалки действительно превращают важных людей. Только важных - для них, не для нас?

Отец пожал плечами. Подтолкнул:

- Дальше что было, помнишь, или подсказать?

Егор обернулся к этажерке.

- Дальше по Альтову, “Основные принципы развития техники”. Функция есть - а системы нет. Ядро Туманника формирует вокруг себя корабль. А зачем корабль? Пусть сразу формирует снаряды! Так появляется идея костюма канмусу.

Парень снял с полки несколько фигурок - в постоянных переездах большая коллекция составиться не могла. Обдул пыль, вернул на этажерку. Сказал:

- Вот, на них обвеска. Там генераторы энергии, силовых полей. А с помощью обвески из облака нанопыли производится чего надо, прямо по ходу.

- И?

- И как у Хайнлайна. Классический экзоскелет, просто носить который - и то нужен навык. Только у Хайнлайна были мужики, космодесант. А тут почему-то девушки.

Папа снял очки, принялся вдумчиво протирать. Сказал тихонько:

- Сын. Я тебе на самом деле все расскажу. Но вот об этом ты будешь молчать. Не я за тобой приду - особый отдел придет. Я, как любой родитель, хочу верить, что ты не мудак. И верю.

Егор просто кивнул, не находя слов.

- Для управления костюмом необходима подстройка. Ритуал Призыва. Лучше всего резонанс у девушек. Их психика эволюцией заточена на подстройку под новую семью. Мужики заточены нагнуть ситуацию под себя - или героически сдохнуть, и в этом основная проблема с ними. А тут простая зависимость.

Тут отец заговорил прямо как дядя Витя:

- Если у женщин агрессивность нормально приглушена, то у мужиков, напротив, большая часть психики держится на ощущении себя победителем. Нет этого - хер не стоит, потомства нет. Естественный отбор. Сломаешь агрессивность - получишь опущенного, с трещиной в психике. Нельзя на такого надеяться: непонятно, когда у него башню сорвет, и в чем это выразится. Хорошо, если громкий маньяк - а если долгоиграющий тихушник, типа Чикатилло?

- Значит, опыты с мужчинами делали? Если это знают?

- Я и так сказал много. Дальше думай сам.

Егор попробовал подумать. Сказал медленно:

- Известно точно, с русалкой человек может нормально... Э-э... Контактировать. А вот если его канмусу обнимет, получается пирожок с кишками.

- Сын, вот тебе истинная правда, - закончив протирать очки, родитель тоже поднялся, подошел к окну, из которого прекрасно просматривался монументальный забор Школы.

- Сами девчонки совсем не прочь заняться любовью, у них тоже гормоны. Только в процессе у них крыша слетает. И они любовника убивают или калечат.

Отец строго посмотрел на Егора:

- Теперь-то понимаешь, почему все засекречено? Почему про них слухи всякие распускают, почему брехни в три слоя накручено? Не потому, что нельзя - как раз потому, что можно. Просто кончается плохо. Каждый раз находится дебил, который думает: любовь побеждает все. Уж я-то уникальный! Меня ждет необычная судьба, я рожден стать примером!

Хмыкнул:

- И становится примером. В учебнике по анатомии. Науку двигает. Почетно... Сын... Хрен со мной, подумай, как матери это опознавать придется.

- Папа, ты что?!

- Мне тоже было пятнадцать!

Оба посопели, глядя каждый в свою сторону. Отец, как более взрослый и сдержанный, пришел в себя первым:

- Понимаешь теперь, почему фигуристок группами под конвоем гоняют? За группами следят флагманы. А сами флагманы мотивированы по самые уши. Ты же их на катке видел?

- Ну и чего? Запретишь мне на хоккей ходить?

- Вообще-то я сам хотел, чтобы ты стал порешительнее. Ах, как же прав был Экклезиаст! Бойтесь мечты своей, ибо сбудется...

Не зная, что сказать, Егор тоже посмотрел на забор Школы.

***

Школа проснулась как обычно, около половины седьмого. Подъем - умывание - завтрак... Завтрак?

- Девчонки, мой сахар?

- И мой.

- Заколка!

- Тапочки!

- Ну, зараза! Она где-то тут! Эй, Лу, самотопину не видала?

- Видала бы - хлопнула.

- Так! Трое туда. Мы - прямо...

- На завтрак не успеем!

- Зато если поймаем, каждой по целому батончику! Подумайте о чести факультета! О славе, наконец!

- Я не пойду.

- Чего так?

- Единственный случай, когда самотопину поймали, был... Давно! Сами же рассказывали. Охота гоняться?

- Неохота батончики на выкуп отдавать!

- Ай, да это когда было! Тогда еще у Хару-Хару можно было лекцию списать. Или чего-нибудь спросить.

- Ага. Вот и доспрашивались до того, что к ней Злюку подселили - чтобы Харуну совсем не заездили. Время теряем, звонок скоро!

В самом деле, вот и знакомые трели; привычная толчея в сводчатых коридорах и подпрыгивание тонконогих столиков в классах. Приветствие инструктору. Начало урока обычное: с домашнего задания.

- ... Расскажите нам, каким образом изменялся наш основной противник. - Инструктор неторопливо прохаживается перед классом. Она никогда не видела его довольным. Наставник недоволен всегда! Неточный ответ. Неаккуратное движение. Небрежность в снаряжении. Штрафной балл! А это целый кубик сахара! Приходится тупо зубрить учебник в надежде понять выученное позже - когда она поймет и сам новый мир, провонявший кровью, как ветеранская стеганая куртка под кирасу. Хорошо хоть, кристалл-переводчик оправдывает свое назначение полностью...

И она отвечает, слегка задерживаясь при подыскивании слов неродного языка:

- Первая волна глубинных была клас-сичес-ким би-ологи-ческим вулканом. По всей видимости, породившая их неизвестная организация, условно именуемая “Ото-химе”, как в японской мифологии называется дочь Морского Царя, утратила контроль над биологическим оружием. С учетом последствий, ни одна организация не признает свою причастность к указанным событиям...

Инструктор поощрительно кивает:

- Продолжайте, не волнуйтесь.

А Луиза и не волнуется. Просто понимает едва половину из тщательно зазубренных слов.

- На тот момент глубинные представляли собой гомогенный вид существ, не делящийся на подвиды и совершенно не имеющий интеллекта. Они уничтожали пригодные ресурсы в парадигме... Парадигме...

- Вот муд... Мудрецы, башню из слоновой кости им в это самое... Не могут учебник нормально написать... - ворчит гора в черном кителе. - Скажите своими словами!

- Они выжрали все, до чего дотянулись, а потом передохли от бескормицы! - ответ стоит девушке кружки пота, выступившего бисеринками на лбу, даже на висках.

Инструктор опять кивает:

- Хорошо. А потом?

- Потом... - Луизе как будто удается вспомнить следующий абзац! Радость вспыхивает улыбкой:

- Потом Ото-химе - то есть, силы, стоящие за этим обозначением - начали выпускать новые, более совершенные и умные виды глубинных. Среди глубинных установилась и-е-рар-хи-я, удерживающая их от бесконтрольного размножения путем постоянных войн между стаями.

- И когда же все это происходило?

Вот с датами у нее особенно плохо!

- Первое нападение глубинных... Семь лет назад. Первые признаки диф... Дифференци... Рования по со-ци-аль-ным ролям - пять лет назад. Три года назад экспедицией Акаги-доно было установлено, что глубины за лит-то-раль-ю полностью лишились биоценоза.

Инструктор опять хмурится! Да чем же он снова недоволен?

- Скажите, а в каком направлении глубинные могут развиваться дальше?

Думай голова, шапку куплю! Или лучше наушники, в магазине такие розовые были, в цвет волос. Пушистые - вечно же уши мерзнут, а так не будут...

- Если они съели все в море, им остается только выйти на сушу.

- Вот, - говорит инструктор. - Вот видно же, что вчера с пальмы слезла. От гудящего крана шарахается. Русский язык ночью под одеялом учит. Но соображает! А вы из учебника три строчки запомните, и ходите гордые - аж трещит! Ну как же! Нас уже планета на руках носит - чего нам еще? Эх, было же, как призванные сразу с именами приходили. Им-то, первым, ничего про службу-защиту объяснять было не надо.

- Курсант Инес Улькерия! Разрешите уточнение!

- Разрешаю... Инес Язва.

- Зато тех, с именами, на всю планету было тысяч тридцать. А нас будет около миллиона.

- Если вы до Позывных доживете, - инструктор безнадежно машет рукой:

- Мужиков сколько ни пихают в ритуал - вообще фарш на выходе. Добровольцев-то и три миллиона несложно набрать... Садитесь, Инес. А вам объявляю поощрение за добросовестность и награждаю материально.

Инструктор выкладывает перед ней батончик. Целый!

- Анна, вы ту самотопину поймали?

- Нет, - шепчет в ответ удивленная соседка по столу. - А что?

- Забирай. Выкупишь чего-нибудь. Или Ирине-пухлой отдашь. Вечно у нее живот урчит.

- Но... Это же твой!

- Я дворянка. Я служу не за сахар.

По классу шелестит вразнобой: “гордая”, “в злюки рвется”, “для Петры мелкая”, “зато целый батончик!” - а она стоит, как громом пораженная, только что сообразив, чего же она выучила ночью, и сейчас рассказала.

Все участницы эпической охоты на канмусу-подлодку - и дивизион “Флетчеров”, и “Катюша” К-21, и злющая Петра, и богиня всех первокурсниц Харуна - из легендарнейшей первой волны. Из тех времен, о которых инструктора говорили с придыханием: “Тогда в морях еще была рыба!” Ну и как давно были эти древнейшие времена? Сейчас в морях только вода - и взвесь. Воду в ванне можно сменить за час. За сколько можно сменить воду в океане? За век? За тысячелетие? За эпоху?

А вот нет: всего за семь лет море и морское население изменились до неузнаваемости. Как будто вместо зеленой краски в таз набрали желтую. А что таз величиной с полмира - несущественные технические детали... 

Впрочем, за три месяца Школы столбенеть от удивления пришлось еще не раз. И, похоже, не раз еще придется. Кроме Школы, есть громадный мир снаружи. Если сама Школа и обучение в ней хоть немного, но похожи на привычную, известную Академию - то мир за оградой совершенно чужой. И притом громадный! Вот сегодня первый урок - география. Вычисление расстояний с учетом кривизны земного шара. Морские пути. Отличие ортодромии от локсодромии... Тут ей неожиданно сделалось интересно: сколько в здешних мерах завесит ее родной Тристейн? И потому дежурную она даже не заметила, той пришлось чувствительно потрясти девчонку за плечо.

- Ла Вальер? Вам распоряжение, распишитесь.

Конверт с красной полосой - срочное. Вскрыла - “немедленно явиться к начальнику Школы.” Инструктор только рукой махнул: вижу конверт, идите. Луиза вышла в сводчатый коридор и аккуратно прикрыла дверь, оставленную уже убежавшей к следующему адресату дежурной. Почему распоряжения не отдают на словах, это же намного проще? Почему не объявят по громкоговорителю? Что такого секретного в срочном вызове?

Пробежала мимо лыжной комнаты, где качались в подвесках, отрабатывая движение по волнам: “Ноги! Колени сведи! Корпус вывешивай, тут вес надо, силой это не решается. Даже вашей!” Повернула на галерею к новому корпусу, чудом разминувшись с встречной канмусу. Влетела в кабинет начальника и протянула секретарю конверт.

- Отлично, - сказал тот, - вы очень вовремя. Подождите буквально несколько минут.

- Разрешите подождать в коридоре?

- Только не отходите далеко, чтобы не искать вас.

- Есть находиться на расстоянии зрительной связи.

Было у Луизы тут неподалеку любимое окно. Если посмотреть немного вправо, чтобы громада тренажерного комплекса не попадала в обзор, и прижмуриться - чтобы не сбивали мелкие детали - то силуэт застройки до боли напоминал привычный корпус Академии. Вот и сейчас Луиза так сидела, слушая краем уха разговоры в ближайшем классе:

- ... Дано: противник на глубине один километр, точно под местом корабля. Принято, что скорость хода у вас и противника одинаковы. Для упрощения примера считаем, что скорость противника в плане и по высоте - одинаковы.

- То есть, мы километр прямо - он за то же время километр вверх? Но ведь он придет в точку, где нас уже нет!

- Правильно. Чтобы перехватить корабль, сколько противник должен пройти?

Тут скрип мела. Луиза представила в уме треугольник. Единица и единица... Хм... Корень из двух...

- Правильно! - сказал за дверью невидимый инструктор, - почти в полтора раза больше! Это значит, что для уверенного перехвата его скорость должна быть в полтора раза больше вашей. Вывод?

- Пока мы на ходу, никто нас укусить не может.

- Неверно. Штрафной балл. Теперь вы!

- Скорость корабля должна превышать скорость всплытия противника.

- Верно, но недостаточно. На сколько единиц или во сколько раз?

Дверь притянулась плотно, и звуки пропали. Век бы так сидеть, представлять - там вон здания Академии. В них знакомые лица. Не особо сложные задачки. Когда-то ее поражал профессор Кольбер, считающий в уме дроби. Здесь Луиза сама уже квадратные корни считает без подсказок. Трехзначные числа на время складывает и вычитает...

Потянул сквозняк - кто-то вышел из кабинета. Из того самого - опять Луиза услышала продолжение разговора.

- ... Углы для атаки конвоя?

- Носовые курсовые, исключая лобовой.

- Почему лобовой исключен?

- Потому что таранного удара корпуса корабля Тумана в парогазовой оболочке никакой глубинный не выдержит.

- Неверно. Ответ ведет к возможности опасной ситуации. Десять!

Луиза чуть с подоконника не свалилась. Десять штрафных баллов! Что же это за тварь может выдежать удар корпуса Туманника, прущего во главе конвоя полным ходом?

- Теперь вы. Почему исключен лобовой?

- Лобовая проекция корабля самая маленькая из возможных. При движении вперед управляемость наилучшая. У глубинных только очень малое число существ способно затормозить движение корабля хотя бы и ценой жизни. Относительная скорость конвоя и стаи в таком ракурсе наибольшая, что выгодно конвою и невыгодно атакующим. Все в совокупности приводит к тому, что стая перед атакой вынуждена свести скорость относительно цели к минимуму. А это - догнать с кормовых курсовых или с траверза. Закружить можно только тихоходный конвой.

- Отлично. Объявляю вам поощрение...

Там, небось, батончик на стол выложили. Дверь щелкнула, звуки пропали. По коридору простучали чьи-то каблуки - Луиза не стала оборачиваться. Походка легкая - ученица. Стук в другую дверь:

- Товарищ следователь! Курсант...

Дверь тоже закрылась. А вот это уже надо бы узнать. Неделю назад одна из выпускниц отловила новенькую и приказала раздобыть конфет. Хоть роди - хоть укради, а завтра чтобы было! Новенькую заметили за взломом кондитерской лавки. Мешать не стали: самоубийц нет. Ущерб записали на счет Школы. Самой дурочке объяснили: теперь ей достаточно попросить, ученице Школы конфет насыплют хоть грузовик. Главное - чтобы сахар в крови от этого не прыгал. А почему не знаешь? Не объясняли? А кто приказывал?

Луиза слезла с подоконника и осторожно приблизилась к двери. Подслушивать нехорошо, да. Но... Можно и не подслушивать: дверь легонькая, разговор вполне разборчивый.

Суть вот в чем. Все ученицы, младшие по сроку службы, обязаны выполнить любое распоряжение старших. Так записано в Уставе. Только за последствия отвечает не исполнитель - а командир. Кто приказывал - тот и крайний!

Для нее, для Луизы, вопрос этот - не праздный совсем. Ведь батончик брать - тогда, в самый первый раз - она отказалась не из гордости. Луиза нешуточно боялась, что здесь ее примутся травить, как дома. Дома одноклассники не давали прохода за нулевой размер груди да за феноменальную невезучесть в колдовстве. Редкое заклятье в ее исполнении не завершалось взрывом. А уж ритуал Призыва фамильяра кончился тем, что сама она попала в чужой ритуал Призыва.

И теперь вот: чужой мир, чужая речь - готовая мишень для травли. Нужно было хоть что-то, в чем она единственная и неповторимая. Значит - они тут все ученые. С детства. А она зато - ле Блан де ла Вальер де Тристейн. Настоящая дворянка, по праву рождения, здесь таких почти не осталось.

Но все оказалось проще, жестче и на удивление честнее. Следователь из военной прокуратуры не читал моралей о недопустимости езды на боевых товарищах - а сухо спрашивал:

- ...Как отдавали приказ?

Ответ ученицы все-таки не был слышен.

- ...Как доводили задачу?

- ...Как объясняли обстановку? Что значит: “не объясняли?” А в бою вы тоже пошлете дивизион “куда-то туда” или все же укажете курс и скорость?

- ...Какие меры были приняты для обеспечения отхода с честно найденными конфетами? А группа поддержки? Как: “нет”?

После тягостного молчания следователь приговорил - даже не упоминая про ущерб, ларек, расходы:

- Не можешь выстроить операцию - не офицер. В низы! В меньшие номера. Сама побегай по чужим задачам, пока не поумнеешь! Подчиненные - твои дополнительные руки. Не сберегла дополнительные руки - работай собственными. Через собственные быстрее доходит!

Луиза едва успела отскочить к подоконнику, чтобы распахнувшаяся дверь не попала ей по лбу. Разжалованная выпускница, тем не менее, улыбалась. Потому как могли же на Чукотку отправить! Луиза только по карте видела, где это... А вот на берег их уже не спишут: движение к Позывному необратимо.

Снова забравшись на подоконник, Луиза вздохнула. Получается, унижать ее тут никому не было никакой выгоды: пирамида подчинения выстроена, играть по правилам проще. И делать неимоверно гордую морду никакой необходимости не было. А тогда получается: зря Луиза не взяла честно заработанный батончик! Теперь отказаться от собственных правил - потерять лицо. Приходилось терять батончики. Жалко! Их и продают только с особым рецептом. И каждый день сахар в крови меряют, диабетом пугают... Ай, неинтересно это! Вот сквозняк снова отжал дверь тактического класса. Что еще полезного скажут?

- Дано: противник на дистанции полторы мили. Противник пока не обнаружил дивизион. Волнение четыре балла, взвесь двадцать, воздух двадцать, ветер от противника, слабый. Тактическое решение?

- Состав противника известен?

- Предположительно, группа легких крейсеров. Не исключен тяжелый.

- Есть ли возможность уточнить наличие Старших или выше? Съемка с воздуха?

- Отлично. Поощрение. Уточнение: Старших или выше нет. Получен приказ атаковать группу немедленно. Решение?

- Подход на полной скорости в первой форме. На дистанции кабельтов переход во вторую форму, атака тяжелым оружием.

- Почему подход в первой форме?

- Потому что при четырех баллах в канмусу попасть почти невозможно: фигурка скрыта волнами. И услышать коньки в акустике тоже почти нереально. Движение в первой форме повышает шансы на скрытное сближение.

- Это все?

- Ну... Все...

- За дополнение ответа получите плитку. Нераспечатанную!

Луиза заерзала на подоконнике. Только бы дверь не закрылась! Что же за вопрос такой, ценой в целую плитку? За плитку Хельга обещала музыкальный кристалл. Как его? Плеер, да. Есть одно занятие, где плеер великолепно сочетается с коньками. Кстати, сегодня вечером...

Но группа наглухо замолчала, хотя ответ лежал на поверхности. Ла Вальер училась всего два месяца - и то догадалась почти сразу. А там-то почти выпускницы сидят. Луиза обвела взглядом стены коридора - понизу темного дерева панели, чуть выше роста белая штукатурка... На штукатурке портреты. Двухвостая борода - Макаров. Нахимов, Ушаков, Эссен, Кузнецов, Головко... Фуражки, стальные взгляды, нарукавные шевроны, погоны, незнакомые имена - здешние герои флота... Луиза их не любила: даже обмерзающий в мороз рукоход на спортгородке был теплее! Исключение делалось для единственного лица - ла Вальер казалось, что так бы мог выглядеть ее брат. Или даже парень! Если бы у канмусу вообще мог быть парень.

Нет, ну почему никто не рвется получить плитку? Испугались штрафной десятки? Почему из неплотно прикрытой двери все еще ни звука? Или просто дверь захлопнулась?

Луиза бочком подступила к двери. Сквозняк отдувал полотно, щель оставалась, звуки проходили. В классе скрипел пол под ногами инструктора. Сдержанно перешептывалась группа. Почти выпускницы. Что же за подвох они видят в заданном вопросе? Луиза недоуменно подняла глаза на портрет Казарского, на картинку парусника под ним - дома у нее парусники были; а здесь он оказался под единственным портретом из всех. Можно даже сказать, парусник их познакомил...

И тут Луиза поняла сразу все. Что на самом деле хочет услышать инструктор. Почему вся группа опасается открывать рты. И - самое главное - что следует сделать. Стиснула в ладони камень-переводчик: сейчас ей понадобятся все слова.

Оправив форму, она решительно распахнула дверь полностью:

- Курсант группы “тридцать” ла Вальер! Товарищ инструктор, разрешите дать ответ!

Инструктор посмотрел на нее без особенного удивления:

- Курсант ла Вальер... Вы подслушивали у двери?

- Дверь неплотно прикрыта, голос у вас громкий. Слышно даже на подоконнике.

- Почему вы отвечаете на вопрос, заданный не вам?

- Я не отвечаю на вопрос, а прошу разрешения дать ответ.

- Отлично. Вы ворвались на занятие чужой группы. Я оставлю это без последствий: “Побеждает отважный”. А сидение на подоконнике даже вспоминать не буду. Но. Если ответ окажется неверным - а судить буду я - вы получаете штрафную десятку. Вам понятно, почему?

- Потому что в боевой обстановке неверный ответ означает смерть.

- А в учебной вы остаетесь без глюкозы на десять суток.

- Товарищ капитан первого ранга, дворяне за сахар не служат.

- Наслышан. Итак, вы уверены?

- Вы на позавчерашней тактике сказали: “Если сомневаешься, делать или не делать - лучше не делай.”

- Так почему подходить лучше в первой форме, а переходить в форму корабля лучше в непосредственной близости от цели?

- При переходе в форму корабля всем дивизионом сразу вся доступная взвесь - в море и воздухе - полностью израсходуется на компоновку корпусов. На девять вымпелов уйдет много взвеси. Глубинным нечем станет заращивать раны. А при таких условиях башенные орудия целого дивизиона разнесут хоть Старшую особь, хоть саму химе со всей гвардией. Долго это не продлится, поэтому залп следует рассчитать заранее и открывать огонь без уточнения прицелов. Курсант ла Вальер ответ закончила!

Инструктор посопел. Потоптался взад-вперед.

- Так вы утверждаете, что услышали задачу случайно?

- Я жду вызова к начальнику школы.

Наставник пожал плечами:

- Случайно услышала. Оценила риск. Настояла на том, чтобы я принял ответ...

Повернулся к группе и рявкнул:

- Какого же хрена телитесь вы?! Первые выпуски могли разнести Школу в куски. И разносили. Но тепленьких пельменей среди них не было... Ла Вальер, вас, наверное, уже секретарь ищет.

Инструктор протянул заработанную плитку. Луиза взвесила на руке - и преспокойно сунула в карман.

- Эй! Ты же дворянка!

- Это исключение, - улыбнулась девушка сразу всем, - подтверждающее правило. А вообще я ее уже сегодня Хельге отдам.

Уточнять, что подруга взамен раздобудет настоящий плеер, ла Вальер не стала. Азбука придворной интриги: говорить правду! Только правду! Легко проверяемую, каменно-надежную правду! Но нигде не сказано - всю правду.

Луиза козырнула инструктору, четко повернулась через левое плечо и вышла вон. Группа загудела, заспорила; наставник плотно прикрыл дверь за ушедшей.

В коридоре по-прежнему никого не было. Девушка вытащила плитку, рассмотрела еще раз. Концентрат в фольге. Не только сахар - все, что необходимо телу, чтобы перестроиться для получения Позывного. Вкус плитки покажется человеку отвратительным, а проглоченный кусок убьет на месте. Канмусу за такой вкус готовы продать душу... Все равно ведь при получении Позывного принимаешь душу корабля - в чем и состоит ритуал. Своя душа получается лишняя. Или запасная...

Луиза повертела плитку в руках, представляя вместо нее плеер. Распахнулась дверь кабинета начальника, и плитка отправилась в правый карман для НЗ. Выглянул секретарь - ни раньше, ни позже. Как будто дожидался, пока история с вопросами-ответами закончится.

- Вот и вы, удачно. Начальник ждет вас. Прошу!

В кабинете начальника - по обычаям здешнего мира - размещался Т-образный полированный стол, за перекладиной которого сидел хозяин кабинета. А по сторонам ножки помещались гости. Стол - знаменитый атрибут местных флотоводцев. Даже некоторые фильмы показывают адмирала с головой в форме “Т” - наверняка, что-то важное значит.

- Товарищ адмирал, по вашему приказанию...

- Вольно. Без чинов. Присаживайтесь. - рукав белой с золотом формы указал ей на правую от адмирала сторону. Надо же - почетная сторона, даже по здешним понятиям. Ругать не будут, похоже.

Против нее за столом были двое мужчин и девушка, живо напомнившие ту самую первую комиссию, где смертью храбрых пал арочный сканер. Первый мужчина - немного полноватый, но запястья широкие, ладони-лопаты, пальцы-гвозди. Одет... Не в военную форму, больше тут ничего не скажешь.

Впрочем, и второй тоже в гражданском. Туфли вместо ботинок, брюки серенькие, никакие, свитер потертый (старшина сказал бы “ни в борщ, ни в Красную Армию”) - то ли дело морская форма! Черное стройнит, его бы и носил - высокий, худой. В очках. Глаза внимательные, умные. У первого тоже. Хм. Не военные - местные ученые... Седые уже, но пока что не сильно пожилые.

А вот девушка одета, как никто здесь. В смысле: как никто на Земле. И в новостях такую одежду не показывали ни разу. Голубое платье до пола, глухое, широкое, вышивки чуть... Волосы цвета белой стали - тут говорят “платиновые” - зачесаны простеньким шлемом. Лицо молодое, безмятежно-спокойное, как у непуганной идиотки. Или напротив: насмотрелась - не проймешь. Тут, в Школе, почти каждый инструктор иногда смотрел так. Белыми глазами цвета ракетного факела.

Несмотря на пугающий взгляд, общее впечатление от блондинки чем-то напомнило тех, первых встречных. Парня в коричневом и нахальную девушку в красном. Пока Луиза думала - в чем сходство - гости заговорили.

- Александр, - чуть привставая, назвался седой и высокий. - Позвольте представить вам...

Его беловолосая соседка вежливо поклонилась - совсем как дома! И видно было, что привычен ей поклон, а не здешнее приветствие с глупым дерганьем за руки! Сердце застучало чаще. Имя беловолосой она вовсе не расслышала, а от имени крепкого, мордатого, разобрала только хвостик:

- ... Виктор.

- Госпожа ла Вальер, - высокий немного поколебался, - мы представляем организацию по изучению Феномена.

- Магии, - просто сказала блондинка. - У нас ее так называют.

- Госпожа... Не могли бы вы предоставить нам для изучения ваш камень-переводчик? На ваших условиях, разумеется. За любую цену.

- Но я же не смогу тут учиться! Я без камня ничего не понимаю!

- Отложим вопрос до завершения курсантом ла Вальер де Тристейн основной учебной программы, - внушительно сказал начальник Школы. Поддержка была так приятна!

- Тогда хотя бы расскажите, где взяли камень?

Луиза пожала плечами:

- Мне подарили его первые, кого я встретила на Земле. Парень с такими волосами, как у вас, госпожа. И рыжая девушка. Парень как парень. А вот от девушки ощутимо веяло... Мы называем это магией. А тут у вас - Феноменом. Причем поток был намного сильнее, чем от вас!

Гости переглянулись.

- Уже четыре мира в зацеплении, - вздохнул высокий. Крепкий прогудел в нос:

- То-то японцы это число не любят.

Колдунья в голубом присмотрелась к собеседнице и решительным жестом оборвала бурчание:

- Замолчите!

-  Да у тебя совести нет! У нас еще вопросы! - мордатый неожиданно-ловко для своего сложения выхватил из кармана планшет и показал колдунье.

- Где совесть была, там кусты выросли, - отмахнулась беловолосая. - А за планшет спасибо, давай-ка его сюда. Так, девочка. Что это ты забеспокоилась?

- Я подумала, что вы из моего мира. Я... Понадеялась...

- Понятно. Ну, это легко проверить. Глянь в планшет: хоть какое-то сходство с вашим звездным небом есть?

Луиза глянула в планшет - и едва удержала слезы. Две луны! У них таких точно нет!

Беловолосая все поняла без слов.

- Жаль. Попробовать вернуть домой из моего мира? Там-то магия в силе. Правда, одних допусков придется подписать полтонны. Это неприятно, но переносимо. Хуже то, что гарантий никаких. Без маяка на том конце портал может кинуть куда угодно. Рискнешь?

Луиза некоторое время восстанавливала дыхание - изученные здесь упражнения прекрасно помогли.  Наконец, справилась с волнением и ответила ровным голосом:

- Я надеюсь, что меня все-таки отыщут свои. Ректор Осман и профессор Кольбер. И моя мать не последний маг. А искать меня будут здесь, ведь пентаграмма замкнулась именно в этот мир.

Заговорил крепкий, мордатый гость:

- Так почему ты не сидишь тихо и не ждешь спасения? На кой черт ты ввязалась в смертельную драку? Это же не твоя война?

Девушке Луиза ответила бы, что ее не сильно-то спрашивали. Загнали в сканер, ужаснулись результатам - и решили, что на море только ла Вальер и не хватает. Но мордатому...

- Меня не учили ни рыться в помойках, ни жить чужой милостью! Моя мать - Карин Стальной Ветер!

***

Ветер над Римом теплый, да и море поблизости ласковое. Двенадцать минут монорельсом - и вот оно. Тирренское, Адриатическое, Ионическое, Балераское - все Средиземное, все - колыбель цивилизации. Здесь люди нарисовали глаза на легендарном “Арго” в начале времен. Сюда отступили в конце - как в донжон осажденной крепости. Ангелы сюда не прорывались. Корабли Тумана сильно не буйствовали: размах не тот, не Атлантика или там Тихий, где флот в сорок вымпелов можно со спутника день искать.

А глубинников сюда попросту не пустили. В Гибралтаре построили громадную дамбу, воткнули в нее неимоверные турбины - и начали получать полтораста гигаватт ежегодно. Потому как вода из Средиземномоского бассейна испаряется. Уровень падает - Атлантика восполняет. Ну, и попутно турбины крутит. А пролезть через работающую турбину живым никакой глубинник не в силах.

Так что морем тут можно любоваться - а не настороженно всматриваться в него оптикой, да полосовать радарами почем зря. И гулять по набережной можно, пожалуй, только здесь.

- ... Это вы отлично придумали, мистер... Э...

- Бонд. Джеймс Бонд.

- А, понимаю. Ну так, прекрасная идея - собрать конференцию.

- Но вы издадите сборник докладов? Официально, “с тиарой и ключами”? Мне надо предъявить шефу хоть какой-то результат!

- Ничего себе: какой-то! Первая с начала войны встреча Святого Престола и острой науки. Доктор Акаги, вы тоже считаете нашу встречу проходным эпизодом?

Рицко Акаги рассеяно прижмурилась на садящееся солнце. Она нескоро привыкла быть кораблем - но уж когда привыкла!

- Ваши позиции не пошатнулись со времен процесса над Галилеем, - ответила она. - И анафема Гавайского Госпиталя только подтвердила их. Я ведь предана вашему проклятию... Анафеме... Вместе с госпиталем. Но, едва прижало, вы зовете меня на эту конференцию. Подобное в истории уже много раз было. Скучно! Цепляться за прошлое можно сколько угодно - все равно смоет. Я не считаю нашу встречу проходным эпизодом, потому что для меня она не изменила ничего вообще.

Собеседник засопел, оглаживая красную крылатку:

- Мы консерваторы не просто так. Покой нужен как инструмент долгосрочного планирования и выполнения долгосрочных проектов.

- И что у вас был за проект? Крестовые походы? Христианизация Японии? Уничтожение всех, попавших в руки, текстов майя? Костры и реки крови во имя господне - это единственное, что можно предсказать в любой вашей затее.

Клирик не сдался:

- Все это было. Но любые общественные формации, как мы видим за две тысячи лет, ничуть не лучше нас. Наш проект - воспитание человека христианского. И вот он вполне себе удался. В отличие, скажем, от проекта большевиков.

Удивилась не только Акаги, но и Джеймс:

- Вы считаете, удалось?

Кардинал покачал круглыми щеками:

- Вполне! Христианская мораль, правила поведения, модель семьи - распространились по всей Земле и везде считаются образцом, к которому надо стремиться.

- Это заслуга Диснея и Голливуда, - пожал плечами Джеймс.

- Но это есть. Это факт! И теперь все большее число людей разочаровывается в науке - ведь ее ошибки, ее переоценка собственной силы привели Землю едва не к гибели. Акаги-сан... Скажите честно: где бы мы были без Свитков? Ведь работы по противодействию Ангелам начались после расшифровки пророчеств. Давать прогноз на две тысячи лет и ошибаться всего на пять лет пока что может лишь отец небесный. Наука погоду на три дня вперед предсказать не в силах.

- Пока да, - согласилась Акаги все тем же безмятежным голосом, - но наука понемногу подбирается к понятию бога. Тем же методом, каким был вскрыт антикиферский механизм. Как только мы сами учимся создавать нечто, в тот же миг мы получаем возможность видеть в мире следы действия этого “нечто”, либо его самое. И вот мы - дети Тумана. Бессмертны. По меркам любой средневековой страны - всемогущи. Остановить болезнь? Наслать болезнь? Рассеять армии? Победить неграмотность? Исторгнуть воду из скалы? А уж сорок лет поводить кого-нибудь по пустыне - только дайте повод!

- И что теперь? - Джеймс явно заинтересовался. - Сам факт наличия религий как доказательство палеоконтакта?

Солнце село, и прохладный ветер захлопал широкой мантией кардинала-камерленго.

- Вот уж умирать на кресте за чужие грехи не собираюсь точно, - сказала Рицко. - И вообще, понятие “ками” нам подходит куда больше. Мы - карпы, проплывшие реку от устья до истока, против течения. Только мы при этом еще и выкопали русло реки. Как побочный эффект.

- Ну да... - кардинал вздохнул. - Аугментируют лишь тех, кому грозит немедленная смерть, и кто достаточно ценен. Вход в рай снова через погибель земной оболочки... Знаете, я завидую необразованным людям. Они могут легко швыряться простыми словами. И так же легко рассудить любую тяжбу... Я проклят: не могу не думать. Но должен-то я прежде всего верить. Рано или поздно это порвет меня на части... Ступайте с миром, да хранит господь вас на путях ваших. Я же вернусь во дворец.

По плавному жесту кардинала к гуляющим подкатила черная блестящая машина; и вежливый молодой человек в безукоризненом костюме, приглашающе откинул толстую бронированную дверь. Кардинал поместился в лимузин; дверца скрыла его; огни отъехавшей машины растворились в неплотном потоке таких же.

- В одну и ту же реку дважды не войдешь, - произнесла Рицко задумчиво. - Цезарь и этот их апостол Петр плыли когда-то по этим водам. Тут недавно корабль нашли. Римский торговец со свинцовыми ядрами для пращей.

- И что? - спросил Джеймс только чтобы поддержать беседу. Акаги хихикнула:

- Институт физики дал деньги на подъем. За треть свинца. В свинце выгорел изотоп... Не важно, какой. Так что для облицовки экспериментальных камер древний металл пришелся лучше не надо. Джеймс, вы ведь у меня на борту пойдете в Токио. Так вы уж простите - я в первую, последнюю и единственную очередь - ученый. Ни кормить вас, ни занимать светской беседой даже не буду пытаться.

- Отлично, - обрадовался мистер Бонд, - хотя бы высплюсь.