Чтобы не забивать раздел, сюда буду выкладывать все свои произведения. Критику приветствую любую, закидывайте меня тапками полностью! С уважением, Безумный Хомяк!
Начну выкладку, пожалуй, со своего первенца. Фанфик по Евангелиону, писался мной долго и мучительно, в нем много косяков и я хочу его исправить и привести к максимально литературному виду.
[fragment="Глава 1 Новая жизнь"][/fragment]
Первое, что я ощутил придя в сознание, была дикая головная боль: мозг расплавленным свинцом бился в черепной коробке, пульсируя в такт ударам сердца. К онемевшему телу постепенно возвращалась чувствительность, а в темноте закрытых век метались смутные образы чужих мне людей, незнакомых мест и странных событий. Усилием воли выдернул из хоровода образов лицо мужчины лет сорока, с презрением смотрящее на меня. Оно было невыносимо знакомым, но откуда я его помню, не скажу и под пытками. Решив не наблюдать эту мерзость, я открыл глаза: за стеклом пролетали пасторали рисовых полей, огородов и маленьких домиков. Я сидел в почти пустом вагоне в какой-то электричке, которая неслась в неизвестность. Откинувшись на мягкий подголовник, постарался расслабиться и понять, что вокруг происходит, и почему я тут. Для начала нужно узнать, а кто такой «Я»? Последним моим воспоминанием была боль от пробившего сердце ножа и падение в омут зрачка огромного красного глаза, расширенного в экстазе боли или оргазма.
      Но раз я жив и осознаю себя, значит, у меня получилось. Однако, попытавшись отмотать память назад, я наткнулся на то, чего в моей голове быть точно не должно: захлёбывающийся слезами мальчик лет четырёх кричит: «Отец, останься!», но мужчина лишь бросает через плечо презрительный взгляд и уходит, не оборачиваясь. Этот мужчина — Икари Гендо, отец моего тела. Память незадачливого хозяина и вселенской тряпки всплывала кусочками, потихоньку восстанавливаясь. Я скосил глаза на стекло вагона — из отражения на меня смотрел темноволосый четырнадцатилетний подросток. Интересно одно: как и в чем я допустил ошибку, если не переродился в новом теле, сохраняя свою память и личность, а оказался в выдуманном мире в теле выдуманного героя? И ладно бы еще в ком-нибудь из Вархаммера, которым увлекался до войны, так нет, в анимешке, которую и помню то смутно… Но мои чувства подтверждали, что всё вокруг реальность, а потому жаловаться на жизнь — последнее дело. Усилием воли поднимаю плеер, лежащий на коленях, и с радостью понимаю, что мои способности при мне. Голова и сердце привычно отдают лёгкой болью: при таких нагрузках на организм это норма. Размеренные размышления прервал рывок затормозившей электрички, меня кинуло лицом в спинку сидения напротив и взволнованный женский голос объявил: «В районе нахождения состава объявлено чрезвычайное положение! Соблюдайте спокойствие и после высадки немедленно продвигайтесь в ближайшее убежище!» Поезд остановился на какой-то заштатной станции и пассажиры организованной толпой двинули из вагона. Я взял рюкзак и вышел на перрон.
      Он был на удивление пустынен: все люди уже успели куда-то попрятаться. Электричка с воем электромоторов на пределе мощности умчалась дальше, а я же остался один посреди незнакомого города, даже не зная куда мне идти. В нагрудном кармане рубашки нашлась фотокарточка красивой девушки с фиолетовыми волосами, огромной грудью и подписью: «Жди меня на вокзале, я встречу тебя!». На обратной стороне было несколько оттисков губной помады, сделанных сочными губами. Кажется, её звали Мисато? Телефон ожидаемо не работал. По пустой улице ветер гнал мусор и пыль, а на проводах оживлённо чирикали птицы. Краем глаза я увидел движение, рука рефлекторно потянулась к отсутствующей рукояти ножа. В судорожных попытках нащупать оружие, которого у этого тела никогда-то и не было, я столкнулся взглядом с двумя глазами цвета свежей крови. Красноглазая девочка, казалось, висела над асфальтом, и пристально смотрела на меня, будто пытаясь проникнуть внутрь моей сущности.
      Я моргнул и видение исчезло, земля толкнула в пятки, и гул взрыва накрыл меня, оставив пульсирующий визг в многострадальной голове. Откатившись за бетонную клумбу с бонсаем, стоящую на перекрёстке возле вокзала, стараюсь успокоиться и хоть как-то защитить свое бренное и очень уязвимое тело. Сформировать щит удалось далеко не сразу, но легкое марево в воздухе указало на то, что всё получилось: от близкого взрыва или крупных осколков не спасет, но лучше чем ничего. Над головой пронеслись, лавируя между небоскребами, два томагавка и взорвались где-то недалеко, найдя свою цель. В виски давило ощущение чужой, подавляющей мощи и жажды разрушения: хотелось просто спрятаться, исчезнуть, и не отсвечивать. Интересно, это Ангел так давит на мозги? Разрывы становились все ближе, земля дрожала под поступью монстра. Пара мелких осколков уже завязла в щите, и сильный толчок земли совпал с падением ударного конвертоплана в метрах пятнадцати передо мной. Еще живой пилот корчился в горящей кабине, безуспешно пытаясь открыть перекошенный фонарь остекления. В огне топлива начал рваться боезапас, и аппарат превратился в шар огня. Голова и сердце взорвались болью, когда осколки наткнулись на щит. Взрывы не утихали, повсюду визжали осколки, периодически влетая в щит. В груди пульсировала боль, через круги перед глазами я видел огромную человекоподобную фигуру, аура которой была настолько плотной, что останавливала снаряды, оранжевым куполом обволакивая гротескную фигуру. Перед темнеющим взглядом пронеслось что-то синее, и приятный женский голос закричал: «Синдзи! Я прибыла, бегом в машину!» Истощённое тело больше не могло поддерживать защиту. На остатках сознания я нырнул в проём двери, и все затопила тьма.

***

      Сознание постепенно возвращалось, мою многострадальную тушку мотало в ремнях безопасности, шины с противным визгом периодически теряли сцепление с асфальтом, а раздражённый женский голос матерился с искусством старого моряка, поминая клинических идиотов в штабе и криворуких наводчиков. Машина вильнула особенно резво, и я со стоном влетел головой в одну из стоек. Зрение постепенно прояснялось: за рулем, закусив нижнюю губу, сидела молодая женщина лет двадцати пяти. Правильные черты лица, красивая фигура, подчёркнутая обтягивающим красным жакетом из кожи. Её лёгкий терпкий запах пробивался через вонь сгоревшей взрывчатки и гарь. На фотографии она смотрелась хуже. Омерзительно жизнерадостный голос моей спасительницы произнес:
      — Ура, Синдзи, ты очнулся! А я уж думала тебя откачивать. Я капитан Мисато Кацураги, для друзей просто Мисато. — девушка резко заложила руль вправо, снова бросая меня в стойку.
      — Кажется очнулся, но лучше бы мне этого не делать, — со стоном ответил я.
      — Синдзи, ну ты и бука. Хотя, это семейное… Слушай, а тебе что, правда совсем не интересно, что тут происходит? — заговорщицким тоном спросила женщина.
      — А что может быть интересного в военных действиях? — спросил я в ответ.
      — Странный ты парень. Знаешь, кажется нам следует познакомиться поближе.       Капитанша серьёзно, даже немного зло посмотрела на меня, и с демонстративно жизнерадостной улыбкой продолжила вести машину. Эта девушка мне положительно не нравилась: в ней был какой-то надлом, пустота, которую она скрывала за маской милой, шебутной девочки. Таких друзей мне точно не нужно, если я не хочу в один момент словить мозгами пулю.
      Кацураги остановила машину, достала из бардачка армейский бинокль и внимательно всмотрелась в то, как Ангел крушит город. Вдруг все конвертопланы, что висели вокруг монстра, резко рванули прочь, и белый, едва различимый след потянулся из облаков к гротескной фигуре существа, окутанной оранжевым сиянием. Капитан крикнула: «Эти идиоты хотят взорвать N2, держись!». Я упёрся ногами в торпеду, а девушка изо всех сил прижавшись ко мне почти беззвучно считала: «Десять… девять… восемь…» На «четыре» мертвенный, слепящий свет залил все вокруг, землю тряхнуло, потом тряска переросла в гул и, я еле успел прикрыть нас защитой, а после пришла ударная волна…
      Машину переворачивало по дороге метров сорок, пока не выкинуло на недостроенную автостоянку. Песок скрипел на зубах, дыхание спёрло, уши болели, но я был жив. Крепенький автомобиль попался капитанше. Со стоном вывернувшись из ремней, я полез через выбитое боковое окно. Выбравшись из машины, помог вылезти капитану Кацураги и задумчиво уставился на стоящую на боку машину, ободранную и побитую. Зеркала заднего вида просто исчезли, бамперы еле держались, на одной стороне все стёкла выбиты, лобовое стекло в трещинах. С помощью домкрата, нашедшегося в салоне под сиденьем, и моего труда, мотивированного словами: «Я слабая хрупкая девушка в трауре, а ты мужчина, тебе и качать домкрат». Постановка авто на четыре колеса была закончена, хотя, к чести Кацураги, она сама лазила под машину и устанавливала домкрат. Сие чудо автопрома таки завелось и даже смогло тронуться с места. Забравшись в разгромленный салон, я пристегнулся опять. Когда авто выехало на трассу, неугомонные причитания моей попутчицы иссякли, и мне не пришлось в сотый раз выслушивать о том как она жалеет о потере собственного автомобиля, какие интенданты жадины и какой я унылый скучный молчуха. Слова эти стоили бы чего-то, если бы были правдой, но под изменчивой маской лица был абсолютно спокойный разум.
      Оставив меня в покое, капитан по рации связалась с НЕРВом, и запросила для нас приёмную платформу. Положив трубку, женщина обратилась ко мне:
      — Синдзи, ты помнишь где пропуск? Твой отец отправил его вместе с моей фотографией. Она ведь понравилась тебе?
      — Фотография хорошая, — сказал я, доставая магнитную карту пропуска и скомканную бумажку допуска из заднего кармана брюк.
      — Фотография ему понравилась, а я тогда что, не понравилась? — пошутила она, забирая пропуск. Интересно, зачем ей влюблять меня в себя? Ей что, приказ такой дали?
      — Я не видел достаточно женщин, чтобы сравнивать. — ответил я, стараясь свернуть разговор. Мне катастрофически нужно во всём разобраться. Если моя память меня не подводит, в мультике всё закончилось так наркомански, что я ничего не понял, но хорошей эту концовку точно нельзя назвать. Значит нужно получить максимум
      — Капитан Кацураги, вы не знаете, зачем я понадобился своему отцу? Просто он бросил меня ещё в детстве, а тут вдруг вызывает…
      — Нет, не знаю… Хотя, погоди, есть у меня одна идейка… Ладно, приедешь на базу, сам всё узнаешь. — она врёт мне, и ей известно гораздо больше. Кажется, я вляпался в большую интригу… Я их безумно ненавижу: все всем врут, улыбаются в лицо, а когда ты исчерпываешь свою полезность, просто приставят пистолет к затылку.
      — Я слышала, что у тебя проблемы с отцом… Я со своим тоже не ладила. Но ты только на один денёк приедешь, узнаешь, что отец хотел от тебя и уедешь жить своей жизнью.
      — Мне сказали приехать, и я приехал. Так нужно. Будто бы у меня есть выбор? — чем меньше знают про меня настоящего, тем мне будет лучше.
      — Ты не похож на обычного парня.
      — Не знаю. Я это я. — лучше свернуть разговор в другую сторону, пока не посыпались вопросы, на которые мне будет крайне неудобно отвечать. Пусть я прослыву фриком, чем умру на допросе.
      — Ты такой-же молчаливый как Рей. Я думаю, вы с ней подружитесь.
      — Как я могу дружить с нулем? — капитан засмеялась, откидываясь на кожаную спинку водительского кресла. Тонкая обтягивающая форма подчеркнула каждый изгиб тела, которое было в отличной форме.
      — Нет, Аянами Рей, Первое Дитя.
      — Я же был первенцем у моего отца. — ответил я, радуясь внутри, что девушка расслабилась, думая что я просто депрессивный мальчишка.
      — Ой, нет, ты действительно первенец и единственный ребёнок у своего отца. Спроси у Рицко, с умными вопросами к ней, она в институте на одни пятёрки училась. — отличная попытка съехать с темы.
      События аниме и происходящие вокруг события потихоньку состыковались, и пришло понимание того, что следует делать. Авто остановилось возле ворот в скале. На огромном стальном массиве в центре красной краской была нарисована половинка кленового листа и надпись: «God in his heaven — all right in the world.» Эту странную композицию посередине расколола щель открывающихся ворот.
      Полумрак тоннеля освещали редкие лампы дневного света, закрытые оранжевым стеклом. В этом неверном свете девушка уверенно припарковала разбитую машину на фиксаторе платформы. Как только авто было зафиксировано, платформа тронулась. Расслабленно откинувшись на спинку водительского сидения, она достала из сумочки зеркало, косметичку и маленькую книжечку с эмблемой NERV на обложке. Забрав у меня бумажку с допуском, капитанша выдала мне эту брошюрку и с величественным видом села поправлять макияж, будто ничего не случилось. Долгий спуск по тоннелю закончился в огромной пещере, залитой золотистым светом. Геофронт впечатлил, но особо в памяти не отложился: слишком много переживаний и потрясений, мозг устал, перегруженный огромным количеством событий. Забег по извилистым тоннелям штаб-квартиры тоже выпал из памяти: разбираться в этой мешанине путей и коридоров я буду потом, в свободное время. Главной проблемой была предстоящая встреча с Гендо и бой. Акаги Рицуко вышла из лифта прямо перед нами, когда Мисато в очередной раз крутила план в руках и материлась на немецком: к тому моменту нецензурные идиомы японского уже иссякли. К её чести она делала это тихо, но если немножко постараться, то я мог расслышать её бормотание. Блондинка взяла меня за руку и повела в лифт, крикнув капитанше: «Кацураги, ты вечно опаздываешь!» Пристально посмотрев на меня, как инсектолог, открывший новый вид вшей, учёная сказала: «Так вот ты какой, Третье Дитя? И правда похож…». После чего некоторое время молча смотрела в стену лифта. Кацураги краснела, изображая смущение, а я молчал. Мне предстоял разговор с человеком, которого я, тот кто был Сергеем Гурьевым, и тот, кто стал Синдзи Икари, ненавидел. Тогда я ещё не догадывался, насколько эта ненависть станет всеобъемлющей, и сколько глупых поступков я совершу, руководствуясь этой глупой эмоцией.
      Рицуко шла быстро, уверенно выбирая дорогу. Было видно, что эти коридоры ей хорошо знакомы. Короткая поездка на зодиаке, надрывно визжащем мотором в розовой жиже, и мы вышли из лодки на причал возле дверей в огромной стене. Доктор Акаги провела картой, висевшей у нее на груди, по считывателю и ввела код на замке, после чего двери открылись. Мы зашли внутрь, в давящую темноту. Помещение было огромным, а в центре ощущалась спящая мощь, настолько всеобъемлющая, что у меня задрожали колени. Свет резко зажёгся, являя мне огромную голову Евы-01, погружённую по плечи в ту розовую жижу, по которой мы сюда доплыли. Под самым потолком ангара зажёгся свет, очертив за бронестеклом фигуру Главнокомандующего Специального Института NERV Икари Гендо.

***

      Командующий стоял, защищённый толстым бронестеклом, и с вызовом смотрел на меня через стекла своих очков. Глянув куда-то в сторону и чему-то удовлетворённо кивнув, он заговорил. Его голос лился из динамиков, окружая со всех сторон и подавляя волю:
      — Давно не виделись, сын.
      — Лучше бы и не виделись, — сказал я настолько тихо, насколько это вообще было возможно.
      — Будь уверен, я тоже не в восторге от нашей встречи, но ты нужен мне. — то что он ответил означает, что даже малейшее моё движение контролируется, записывается и обрабатывается МАГИ. Это вполне ожидаемо.
      — Зачем ты вызвал меня, после того, как бросил после смерти матери? — в словесной дуэли выигрывает тот, кто первый выведет оппонента из равновесия.
      — Так было бы лучше для тебя. — чувство вины, оно так универсально…
      — Тогда зачем я тебе понадобился тут? — пусть он уже скажет, что ему от меня нужно.
      — Ты должен пилотировать его, — говорит Гендо и указывает рукой на Еву, — это Евангелион-01, последняя надежда человечества. Ты единственный пилот, и если ты не справишься, все погибнут. — Ого, тяжелая артиллерия.
      — Но он ведь только ребенок! — Мисато, неужели ей действительно меня жаль?
      — Это его долг перед человечеством. — Интересно, что пойдёт в ход дальше? Кажется, капитану Кацураги этой фразы вполне достаточно для оправдания всего, что будет происходить дальше.
      — Я не сяду в монстра, для того чтобы сражаться с монстром! Люди не сделали для меня ничего хорошего! Нет, я не смогу… Меня этому не обучали! — интересно, какие аргументы ещё есть у этого игрока, и что он предложит?
      — Сын, тебе нужно просто сидеть внутри. Остальное сделают за тебя. — Ну да, конечно! Так я тебе и поверил!
      — Все твои слова раньше были ложью, зачем мне верить тебе сейчас? — Ва-банк.
      — Потому что хороший сын должен подчиняться отцу! Но если ты трус — уходи! Ты мне не нужен: мне есть, кем тебя заменить! — хорошо, что я не нуждаюсь в его любви.
      — Я тебя ненавижу, Гендо, — вполне искренне крикнул я, — я нужен тебе как орудие, а не как сын! — его это не тронет, но ведь не только на нем держится НЕРВ.
      — Ты бесполезен — делай что хочешь. Фуюцки, приведите Рей в порядок. — В ход пошла тяжёлая артиллерия. Интересно, её и правда накачают наркотой и переломанную отправят на смерть?
      — Перенастроить ядро Евы-01 на Первое Дитя! — Акаги уже включилась в работу, отдавая приказы с мостика. Дверь ангара открылась, и два мордоворота вкатили каталку с капельницей.
      — Рей, замена оказалась бесполезна: тебе придется выйти в бой! Постарайся побыстрее, у тебя только десять минут. — Жесть, надеюсь что я сплю. Это что, действительно реальность?
      — Да, Командующий. — Голос полный боли, прерывающийся и слабый. Торжествующее лицо Гендо, с вызовом смотрящее на меня и маленькая рука, дрожащая от напряжения и боли, сцепленные в гримасе муки губы. Перед глазами сама собой всплыла картина изломанной Вики на больничной койке, бессильной даже пошевелиться. Больше выносить это адское представление я просто не смог.
       Бросив сумку, я рванул к каталке в порыве помочь, но в лоб уперся ствол USP капитана Кацураги, перегородившей мне путь: «Куда попер, ссыкливый ублюдок?! Лезь в робота! Мы здесь все сдохнем, если ты не сядешь в эту хреновину! Лезь туда, или башку разнесу нахер! Я не шучу!». Палец девушки почти выжал спусковой крючок: лёгкое движение, и мои мозги разлетятся по стенам этого ангара, украсив их причудливой кровавой росписью. И она выстрелит: Мисато военный офицер, для неё свобода воли существует только в рамках приказа. То, что в свои 27 она капитан, говорит о том, что она хороший офицер. Синдзи наверняка с ума сошёл бы от такого давления, а Сергей просто выполнил приказ, но слияние личностей породило что-то новое. Закрываю глаза, максимально ускоряя восприятие, подстёгиваю тело энергией, давая силу и скорость. По мозгам бьет адреналин и огненной волной рвётся по венам. Чёрт, как же я люблю это!!! Сотканный из воли призрачный клинок отсекает руку с пистолетом, вторая бьёт раскрытой ладонью в рану, и оружие с кистью руки улетает в угол ангара. Мисато, скрючившись, в шоке пытается зажать кровоточащую культю. Мордовороты начинают неестественно медленно тянуться руками к пистолетам в кобурах, и мне ничего не остаётся, как прибегнуть к крайним мерам: ловлю взгляд одного из охранников, того чьи кисти рук движутся быстрее. Его разум напряжён, что играет мне на руку: усилием воли вызываю мощную волну возбуждения в его мозгу, которая сжигает его личность, вызывает дикие пароксизмы, ломающие кости и разрывающие мышцы. Пистолет, сделав выстрел в потолок, намертво зажат в руке у изломанного трупа. Второй охранник уже достал оружие, но направляет его не на меня, а на Рей. Логично, что у него приказ не допустить захвата столь ценного объекта. Второй удар, и ещё одно тело, выгнутое как в столбняке, корчится на полу. Но он успевает выстрелить: пуля пробивает хрупкое тело, Рей вскрикивает и падает с каталки. А тем временем Ангел наносит свой удар: пол дрожит, и с потолка падают плафоны вместе с кусками бетона и балки, к которой они крепились. Падая на колени, успеваю подхватить девочку до контакта с полом и стараюсь создать максимально прочную защиту, на какую способен, понимая, что она не спасёт меня от такого воздействия, но обломки разбиваются о выставленную руку Евы. Быстро осматриваю девушку на предмет ран, требующих немедленной помощи. Пуля, к счастью, лишь скользнула по грудной клетке, сломав несколько рёбер и вырвав кусок мышц. Сплавив открытые сосуды, глажу её по голове, пытаясь успокоить ошалевшую от боли и препаратов Аянами. Вцепившись здоровой рукой в меня, бедняга тихонько скулит от боли, порываясь встать, как сломанный автомат. Разум полный боли, одиночества и ненависти к себе. Постепенно я смог успокоить её, и погрузить в сон. Аккуратно уложив её на каталку, я повернулся к Гендо, и сказал: «Я буду пилотировать, но ты заплатишь за всё!» Командующий торжествующе усмехнулся, поправил очки и демонстративно ушёл. Мисато в ангаре отсутствовала, след из капелек крови да исчезнувшая конечность с пистолетом указывали на то, что она скорее всего сейчас в операционной, где ей пришивают руку. Двое других мордоворотов укатили каталку со спящей Рей, третий повёл меня к стыковочному мостику. А я открыл свой счёт в новом мире, хоть и не хотел этого: два изломанных тела остались лежать на голом металле.

***

      Я сидел в капсуле и пытался понять, что делать дальше. LCL медленно заполняла капсулу, обволакивая тело, а нейроконтакты давили на голову, царапая кожу мелкими выступами на внутренней стороне обруча. Кровь Лилит дошла до подбородка, и я нагнулся, выдыхая воздух. Жидкость жгучим потоком рванула в лёгкие, грудную клетку скрутил спазм, и всё резко кончилось. Дышать было непривычно тяжело: вдохи были медленными, а во рту стоял привкус крови. По стенам капсулы побежали узоры, знаменующие начало синхронизации, давление на мозг усилилось: животная ярость, ненависть и желание защитить пилота — адова смесь. Сравнить эти ощущения отдалённо можно разве что только с физической близостью. Но лишь отдалённо, это не похоже ни на что. Давление чуждого разума обволакивало, растворяясь во мне, превращаясь во второе тело. Мощное, податливое, послушное — Евангелион пытался понять, кто я такой и подстроиться под меня, слиться со мной. Воспоминания Синдзи лились перед глазами, затопляя сознание. Далёкий голос шептал: «Синдзи, Синдзи, ответь…». Вдруг шёпот перерос в крик Акаги: «Синдзи, ответь, ты слышишь меня?». Фоном шли растерянные доклады мостика, анализирующего новые данные. Термины на английском, японском и латыни смешались в такую тарабарщину, что её почти невозможно было понять. Я сморщился от голоса в своей голове:
      — Не кричите, доктор Акаги. Со мной всё в порядке: Ева приняла меня. Похоже я подхожу к её критериям отбора.
      — Хорошо, Ангел уже совсем рядом. В отсутствие капитана Кацураги Командующий назначил её заместителем Макото Хьюга. Он ответственный за проведение операции и он же проведет предбоевой инструктаж. Ты готов?
      — Настолько, насколько вообще могу быть готов. — Тело Евангелиона поражало: огромная физическая и духовная мощь, оно будто было создано для убийства. Сила, что плескалась внутри, едва поддавалась контролю. Мужской подрагивающий голос сказал: «Третья катапульта готова к приёму. Провести финальный тест систем, открыть замки, убрать фиксаторы с первого по пятнадцатый». По телу Евы будто прошёл разряд тока, после чего ощущение скованности пропало, оставшись только на щиколотках и в плечах. Женский голос доложил: «Финальный тест систем успешен, функциональность 98 процентов, уровень синхронизации 52.7 процентов. Есть открыть замки! Фиксаторы с первого по пятнадцатый убраны! Транспортёр закреплён на третьей катапульте! Выбран маршрут доставки к девятнадцатому шлюзу!» Первый голос устало и даже немного обречённо скомандовал: «Запуск! И пусть боги будут к нам благосклонны!».
      Перегрузка вдавила моё тело в ложемент, в глазах слега потемнело. Только я успел привыкнуть, как обратная перегрузка чуть не размазала меня по капсуле. Створки шлюза разошлись, являя Ангела на другом конце проспекта. Из командного центра что-то кричат по связи, но это мешает. Закрываю свой разум от этих бесполезных советов и пытаюсь идти. Мне непривычно, центр тяжести и параметры суставов очень отличаются от человеческих. Несколько раз чуть не падаю, и понимаю, что в рукопашном бою я Ангелу не соперник. Враг неторопливо движется в мою сторону, так что около минуты у меня есть. Концентрация, желание, усилие и щит повисает на кончиках пальцев левой руки. Всё получилось намного легче, чем я ожидал. Делаю шаг вперёд, второй. Щит держится уверенно, концентрация особо не требуется, будто Ева создана для манипулирования энергией. Эх, если бы я так в своём обычном теле мог! Правая рука ладонью вверх напротив сердца, и послушный моей воле, Евангелион начинает медленно формировать над ладонью стальную метель: вихрь из полупрозрачных лезвий, медленно обретающих реальность по мере продвижения от локтя к кисти. В своём теле таким я могу разве что одежду превратить в лохмотья да кожу порезать человеку на расстоянии метров в пять, здесь же я в энергии не ограничен. Ангел решает атаковать первый: луч энергии из маски врезается в защиту, растекаясь по ней морем жидкого огня. Здания плавятся как свечки, от жара асфальт превратился в жидкость и начал налипать на подошвы, покрытые толстым слоем бронезащиты. Секунда, две, три, на четвёртой луч выдохся, видимо у врага батарейки не бесконечные, или оружие нужно охлаждать. Удерживать лезвия от распада становится всё сложнее, а потому я ускоряю восприятие до предела и толкаю вихрь клинков в сторону врага. Отстреливаю кабель, разбегаюсь и прыгаю вслед лезвиям, метель крошит в щебень здания, превращая и так потрепанный город в руины. Некогда величественные небоскрёбы становятся раскалённым месивом из стекла, стали и бетона. Создаю между двумя самыми прочными на вид зданиями щит, прыгаю на него сверху и взмываю еще выше. Лезвия добравшись до Ангела, крошат его защиту и скрещенные перед грудью руки. Торс существа покрыт длинными глубокими порезами, верхние конечности, превращённые в фарш, валяются у него под ногами. Падаю сверху, и закованные в броню ноги сносят безрукую кровоточащую тушу вниз по проспекту. Сформированные на кончиках пальцев когти вскрывают вертящегося ужом монстра от паха до ядра. Ещё один рывок, и ярко алая сфера в руках Евангелиона. Зверь внутри ликует, рвётся на свободу. Срывая челюстные фиксаторы, реву в ночное небо, поливающее побоище двух гигантов дождём. Тот кто говорит, что цивилизация задушила в человеке хищника: лжец и лицемер. Ядро горит в ладони словно уголёк. Впиваюсь в него зубами. С хрустом его часть тает во рту, словно карамель. Невероятный вкус — кровь, мята и корица. Глоток падает огненной волной во внутренности. Еще укус, и мир меркнет для меня.

***

      На верхнем ярусе Командного Центра два человека наблюдали за боем, словно вельможи из прошедших эпох за боями гладиаторов. Убелённый сединой, но всё ещё подтянутый и бодрый, Козо Фуюцуки отвернулся от экрана и сказал:
      — Все психологические портреты оказались ошибочны, Икари. Твоего сына будто заменили. А то, что он провернул в ангаре? Ведь даже Аянами в тестах на выживание не могла сотворить ничего подобного. Он ведь точно не Ангел?
      — Нет, для Табриса ещё слишком рано, да и генетический анализ, проведенный МАГИ при синхронизации, показывает стопроцентное сходство с пробами ДНК взятыми 10 лет назад. Он точно Икари Синдзи.
      — Как ты тогда можешь объяснить его фокусы?
      — Скорее всего взаимодействие с Евой-01. Она ведь закрыла его от кусков бетона даже когда он не был в капсуле, а вообще за объяснениями к Рицуко. У меня нет времени на глупые теории. Как состояние капитана Кацураги?
      — Кисть пришили, разрез был на удивление ровным и чистым. Медики порекомендовали отправить её на реабилитацию в одну из немецких клиник. Заодно и от Третьего Дитя подальше.
      — Тогда пока ты будешь заменять её у оперативников, до тех пор пока она не пройдёт реабилитацию.
      — Хорошо, Командующий. Что будем делать с твоим сыном? Мы хотели привязать его к Мисато, но все пошло прахом.
      — Я заметил его заинтересованность в Рей. Любовь это лучшая клетка, а Аянами меня никогда не предаст. Я ей этого просто не позволю.
      — Ты играешь с огнём, Икари. Если он тебе так нужен, то я бы лучше договорился с ним или запер в карцере, накачав наркотиками. Он слишком опасен своей непредсказуемостью. А за ошибки старики из SEELE нас с землёй смешают.
      — Не смешают, до самого последнего момента. Технологией выращивания евангелионов владею только я.
      — Как знаешь, но помни мои слова…
[fragment]Глава 2. Незнакомый потолок[/fragment]
Когда я проснулся, было уже светло. За окном стрекотали цикады, а неверный розовый свет лился через полупрозрачную шторку, вызывая резь под сомкнутыми веками. Самочувствие было отвратительным: внутренности болели, как после хорошего удара битой в живот, в горле пересохло, а кожу стянуло. Руки-ноги вроде на месте и я их вполне нормально чувствую, однако нужно все-таки открыть глаза, чтобы в этом убедиться. Лучше бы я этого не делал: даже рассеянный свет Геофронта резанул по глазам кислотой, вынуждая зажмуриться. Через пару минут моргания и нецензурных выражений зрение восстановилось, шум в голове пропал, а потому жалеть себя бессмысленным лежанием на кровати я посчитал ненужным. Решительно скинув с себя одеяло, я встал и повнимательнее осмотрелся: палата была пуста, лишь тёмная полусфера камеры, прикроватный столик и кровать, на которой я лежал. Лёгкий ветерок из системы вентиляции холодил мое голое тело, всё покрытое розоватыми разводами LCL. На столике возле кровати лежала моя одежда, чистая, высушенная и запаянная в пластиковый пакет. Под кроватью нашлись новые туфли, полная копия моих, а дверь в маленькой пристройке в углу наверняка вела в санузел. Прохладный, пахнущий хвоей воздух Геофронта смешивался с запахом больницы, порождая дурманящий голову аромат слегка щекочущий горло. Заглянув во вторую дверь в палате, нашёл маленький стоячий душ и туалет. Раз уж я голый и грязный, то неплохо бы и вымыться после всех моих приключений.
      Отмыться от LCL оказалось неожиданно трудно: она слиплась, цементируя волосы в одну сплошную массу, которую шампунь почти не брал. Только раза с пятого колючий торчащий ёжик превратился обратно в мои чистые волосы. Тело отмыть было несравнимо легче. Я вытерся полотенцем, переоделся в свою одежду и вышел из душа. Пока я мылся, в палату принесли завтрак: мисо суп, онигири и жареную рыбу. Я вам говорил что ненавижу мисо-суп? Так знайте — он вызывает у меня желание блевать. Сомневаюсь, что хоть кому-то придётся по вкусу аромат тухлых яиц, смешанный с пропавшим три дня назад бульоном из водорослей. Но всё остальное было приготовлено вполне сносно: даже добавки захотелось, было бы у кого ее взять. Интересно кто ещё в здании есть? Уж больно тихо, будто я один тут. Закрыв глаза, расслабляюсь, позволяя ощущениям заполнить меня: бетон, сталь, и всего лишь четыре человека. Двухэтажная пристройка к штабу была почти пуста. Выглянув из палаты, я увидел пустой коридор с дверью лифта в конце. Вот мне и время подумать над всем происходящим и привести в порядок свой разум.
      Для начала я залез с ногами на подоконник и решил рассмотреть Геофронт повнимательнее: рощи гинкго и пиний, перемежаемые зелёной травой и цветами, вымершими миллионы лет назад, золотой свет, создающий ощущение вечного восхода и стены, теряющиеся в дымке. В потолке, источающем свет — огромный тёмный провал бронеплит, из которого, словно гроздья винограда, свисают небоскрёбы. К гигантам из стекла и стали снизу тянутся ажурные ниточки монорельсов и шахты запуска Евангелионов. В озере возле пирамиды штаба купались люди, другие парами и тройками загорали на песке и кушали припасенную еду из корзинок. Идиллическая картина. Плотский рай, стоящий на крови. Так, прочь грустные мысли. Ныть я буду потом, когда всё закончится, если вообще закончится. Этот мысленный пинок помог мне встряхнуться. Я вернулся в палату и взглянул в зеркало. Мрачный четырнадцатилетний подросток, тёмно-коричневые волосы и синие глаза. В правой радужке выделялась маленькая красная ниточка. Сил удивляться уже не осталось: надеюсь что в конце я не стану похож на Табриса.
      На грани восприятия появились два знакомых ощущения. Разберусь с ними потом, угрозы они явно не несут. Сейчас у меня другая главная проблема: что делать дальше? То, что я помню из аниме, летит к чертям, ведь реальный мир и мультик — совершенно разные вещи. Ясно одно: мои с Гендо цели однозначно противоположны. Я не знаю, чего он хочет в реальности, но добра от него ждать нечего. Конец аниме я толком не помню, но мало хорошего в том, чтобы все превратились в лужу LCL. Любой сценарий Комплементации не для меня. Мисато для моих планов потеряна: уж слишком она исполнительна, верила Командующему до самых последних часов. Да и не нужен мне союзник, у которого с головой такие проблемы. Доктор Акаги знает намного больше, возможно даже почти всё, но влюблена в Гендо, и помощи от неё ждать не приходится. Правда, в конце она, кажется, пыталась взорвать NERV, но МАГИ ей не позволили. Аска меня бесила в сериале, но это реальность, и какой она будет тут — неизвестно. Пока ничего, кроме желания сделать ей лоботомию, она во мне не вызвала. С Аянами все гораздо сложнее: она ключевой инструмент в планах Гендо, и потому целиком находится в его власти, беспрекословно подчиняется приказам Икари и привязана к нему. А потому мне нужно выяснить, что она за человек: наверняка, чем больше я узнаю о ней, тем проще мне будет сделать вывод о том, что вообще творится вокруг, и насколько реальность отличается от того, что я видел в мультике. Слишком много переменных и слишком мало данных я имею, чтобы делать далеко идущие выводы. А потому на повестке дня первый пункт: понять, что за мир вокруг меня и узнать о нём как можно больше. Хорошо хоть языковая память, рефлексы и привычки мне достались, иначе бы я умер ещё на вокзале. Ощущения людей приблизились, звякнул приехавший лифт, потом скрипнули колеса каталки, перекатываясь через порог соседней палаты. Наверное, это Рей, и кто-то из персонала Геофронта.
      С лёгким шорохом дверь моей палаты открылась и доктор Акаги зашла внутрь. Выглядела она крайне неважно: под глазами мешки, дрожащие руки, поникшие плечи и потухший взгляд не придавали девушке красоты. Когда я еще учился в институте, у нас так выглядели те, кто не спал минимум пару суток. И раз она учёный, работающий с точными данными, то в таком состоянии она далеко не уедет. Я поздоровался и продолжил, не дожидаясь её ответа:
      — Доктор Акаги, вы плохо выглядите. Вам бы поспать, или хотя-бы отдохнуть часок. — не знаю почему, но она мне симпатична. Хотя, возможно, дело в гормонах.
      — Женщинам неприлично говорить о недостатках их внешности. — зло сказала она и замолчала на пару минут, слегка подвиснув от усталости. Через время она продолжила дальше:
      — То, что фамилия Икари и вежливость не могут совмещаться в одном человеке, я поняла ещё десять лет назад. У меня мало времени, поэтому не буду разглагольствовать: завтра в 11:30 тебе следует явиться в 104 лабораторию Исследовательского отдела. Уровень 27-С, охрана тебя проводит, чтобы не заблудился.
      — Что насчет документов и жилья, доктор Акаги?
      — Жильё тебе подготовят сегодня вечером, твои вещи перевезут туда же. Жить будешь один — то, что Командующий повесил тебя на меня, не означает что я буду тратить своё время. Будешь создавать мне проблемы, ныть или требовать внимания — отправлю в казарму к охране. Там уделят предостаточно внимания, но это тебе не понравится. Деньги на обустройство и жильё уже на твоем пропуске: я не собираюсь каждую неделю ездить и таскать их тебе.
      — Не волнуйтесь, я вполне самостоятелен. И всё же вам лучше отдохнуть, эффективность работы будет выше.
      — Я разберусь сама! — она почти кричала от злобы. — Завтра в 11:30, в 104 лаборатории.
      Ненависть девушки была настолько сильна, что её можно было резать ножом, когда Рицуко уходила. Щёлкнул замок, оповестив меня о том, что это представление подошло к концу. Складывалось ощущение, что это не секретный институт, а сборище сумасшедших. Чёртова Башня шутов: безумец, готовый идти по трупам к безграничной власти, и уродцы, бьющиеся у подножья его трона. Уродцы, в которых он превратил обычных людей. Я вылил остывший мисо в унитаз, выбросил одноразовую посуду и пошёл в соседнюю палату. Или я разберусь во всём этом кошмаре, или умру.

***

      Аянами лежала на спине, разметавшись по кровати: неестественно бледная кожа будто светится изнутри, тонкие пальцы комкают простыню, а синие волосы рассыпались по подушке. Аккуратно поднимаю стул, ставлю рядом с постелью и сажусь рядом, пристально вглядываясь в каждую мельчайшую деталь — анализировать это я буду потом, сейчас же нужно получить как можно больше информации. Её зрачок на свободном от бинтов глазу мечется под веком, пальцы сжаты. Девушка стонет, резко переворачивается на бок, прижимая ноги к животу и просыпается. Лицо бесстрастно, но во взгляде читается ужас. Чего же она так боится? Для начала нужно просто поздороваться с ней и попытаться успокоить:
      — Привет, я Икари Синдзи, пилот. — надеюсь, это её не испугает.
      — Привет. — холодный бесстрастный голос, страх всё ещё полыхает во тьме зрачков, так похожих на то моё предсмертное видение: от взгляда Рей у меня по коже побежали мурашки, а внутри все сжалось. Как бы самому не показать ей, что я тоже от неё слегка не в себе?
      — Что с тобой, почему тебе страшно? Я не причиню тебе вреда, просто хочу поговорить и узнать тебя поближе. — говорить правду легко, особенно когда тебе это выгодно.
      — Это не имеет значения, уходите.
      В её голосе столько боли, что я просто не могу не попытаться хоть немного облегчить её состояние: беру девушку за руку и просто легонько поглаживаю кисть. Этот незамысловатый жест вроде и обычный, но он куда лучше пустых слов и глупых обещаний. Сначала она пытается отдёрнуть ладонь, но постепенно успокаивается, страх во взгляде сменяется изумлением и непониманием:
      — Что вы делаете, пилот Икари? — она настолько удивлена, что даже сама задала вопрос.
      — Выражаю заботу и симпатию через прикосновение.
      Как же сложно переводить чувственную реакцию в рамки формальной логики. Глаз, свободный от бинтов расширяется от удивления. Однако на таких пространных разговорах далеко не уедешь: мне нужно узнать её как можно лучше и быстрее. Жаль, что не обойдётся без насилия. Ловлю взгляд одинокого красного глаза и падаю во тьму её разума: разрозненные мысли, боль в изломанном теле и мешанина из эмоций. Множество психических ограничителей, созданных воспитанием, превращают нетривиальную и интересную личность в биоробота без желаний и собственного мнения: она готова выполнить любой приказ моего отца, потому что он так хочет. Однако она ещё не успела в этом закостенеть, а потому шанс на нормальную жизнь у неё всё-же есть. Копирую её память, чтобы разобраться попозже, и уже собираюсь прервать контакт, как вдруг слышу её голос-мысль:
      — Кто ты? — неужели она способна осознать моё вмешательство и даже говорить со мной?
      — Я Икари Синдзи. Не бойся, я знаю кто ты, и не причиню тебе вреда. Не говори о том, что я могу, Командующему: он не тот, за кого себя выдает.
      — Ты ему не веришь?! — боль бьёт по нервам, затопляя разум расплавленным свинцом. Ого, она умеет не только слушать и говорить! Ещё немного, и я просто умру от такого.
      — В таком общении нельзя лгать, ты слышишь мои мысли — я твои. — если я совру, то мне крышка.
      — Зачем ты защитил меня в ангаре? Ты ведь знал, кто я. — она явно в шоке…
      — Я не люблю, когда причиняют боль, а потому хочу защитить тебя, и не важно от кого: человека, Ангела или Ева. — мучительные тиски отпускают, превращаясь в нежное любопытство. Теперь я однозначно хочу узнать о ней как можно больше!
      — Твои действия непонятны для меня, но они заставляют меня чувствовать что-то новое, и эти чувства приятны. — выхожу из её разума, стараясь не навредить ей ненароком, и самому не сойти с ума. Находиться в таком контакте слишком долго вредно — это может закончиться безумием. Лучше лишний раз не прибегать к этому приёму. Уже обычным голосом говорю:
      — Пока, Рей! Зови, если что-то нужно. Я лежу через стену. — почему я не хочу уходить? Что со мной происходит? Надеюсь, это просто последствия столь длительного и близкого контакта…
      — До свиданья, пилот Икари. — ярко-алый глаз закрылся, тонкое и изящное тело расслабилось. Унять боль для меня не проблема, а девочка хоть выспится нормально. Высвободив руку из её пальчиков, я встал, поправил одеяло на Аянами и вышел, аккуратно закрыв дверь. Я уже давно не чувствовал себя так легко и просто.

***

      Когда я закончил разбираться с самыми яркими эпизодами памяти Рей, был уже полдень. Я еле сдерживался, чтобы не начать крушить всё вокруг. Поймите меня правильно, я не совсем сумасшедший и вполне держу себя под контролем, что для моих способностей насущная необходимость. Моя ярость была вызвана вполне объективными причинами: у девочки даже документы отсутствовали, кроме пропуска в Геофронт, зарегистрированного не на имя, а на цифровой код личного дела.Такой ненависти к себе и желания умереть я ещё никогда не встречал у людей. Единственное, что держит её — приказ «Живи!», отданный Икари Гендо. Я понимаю, что её нужно защитить, но как? В конце аниме она пожертвовала собой для того, чтобы Синдзи стал Богом, но тут эти лавры точно не для меня: быть человеком мне нравится гораздо больше. Потом, юридически Аянами Рей не существует. Всё своё детство, кроме последнего года, она провела в комнате внутри Геофронта в Центральной Догме. И лишь в прошлом году, летом, её под наркозом перевезли в абсолютно идентичную комнату, но уже в недостроенном доме. Ужас, охвативший её при пробуждении, сложно описать словами. Вся еда, которую она когда-либо ела — заварной рамен, аналог нашего доширака, сушёные овощи и поливитамины в таблетках. Добавьте к этому множество медицинских экспериментов, достойных 731 отряда и застенок Аушвица, и вы получите приблизительную картину жизни Аянами Рей. Но если вы думаете, что это всё, то вы ошибаетесь: вершиной, апогеем этого был Гендо Икари, выставляющий себя в роли спасителя, иногда любивший наблюдать за всем этим с горящими глазами. Периодически он приходил к ней в комнату и удовлетворял себя, наблюдая за ней. А я-то думал, что у меня, оставшегося в тринадцать лет без всех родственников, плохая судьба…
      От дальнейших мыслей и, как следствие, необдуманных поступков меня отвлекла медсестра, зашедшая в мою палату. Передав мне папку с документами, новый пропуск и лекарства, она сказала, что доктор Акаги выписала меня досрочно и машина ждёт меня возле выхода из госпиталя. Забрав ключи от квартиры и сложив вещи в рюкзак, который мне принесла медсестра, я вышел из палаты и спустился на лифте в холл. За стеклянной дверью госпиталя стоял чёрный "Хамви" с эмблемой НЕРВ на передней двери. Двое охранников в штатском стояли возле машины, потягивая сигареты и перешучиваясь друг с другом. Увидев меня, они помрачнели, но постарались скрыть свою ненависть ко мне. Нехилое такси для меня организовали. Вежливо кивнув, бодигарды сели в авто. Один с комфортом расположился в кресле рядом с водителем, другой же сел назад, заняв своей накачанной тушей почти половину трёхместного дивана. Путь до дома провели в полном молчании: я размышлял зачем доктору меня так срочно выписывать, что вокруг происходит и как мне прекратить издевательства над Аянами, а охрана внимательно высматривала потенциальные угрозы для наших тел. Увиденного мне хватило, чтобы понять, что они со мной сделают всё, что прикажет Гендо, и никто ничем этому помешать не сможет. Чертовски говённая для меня перспектива. Пока я думал, мы уже приехали: "Хамви" остановился в каком-то заброшенном районе перед смутно знакомым мне подъездом.
      Вокруг раскинулась заброшенная стройка во всей её красе: кучи строительно мусора, ржавые бочки, трубы и вездесущий песок, поросший мелкой травой. Указав на подъезд, мордовороты уехали, оставив меня посреди этого разгрома. На лестнице воняло бомжами, старой мочой и прокисшим пивом: я будто окунулся в атмосферу очередного недостроя, деньги за который благополучно распилили и откатили, а бетонный каркас оставили гнить. Лестница была завалена мусором, на стенах было множество граффити и нецензурщины на японском, английском и даже русском. Поправив лямку рюкзака, я зажал нос и решительно рванул наверх, стараясь не задерживаться среди всего этого говна. Может когда-нибудь я всё это и приведу в порядок, но это дело очень отдалённого будущего. Номер квартиры на брелке моих ключей — 403, это значит, что моя квартира на четвёртом этаже за третьей направо от лестницы дверью. Сам этаж был пуст, ветерок гонял пыль по полу, шурша пустыми обёртками от заварной лапши, в изобилии разбросанными то тут, то там. Все двери было либо выломаны, либо сняты с петель, только две из них были в относительном порядке: моя и под номером 402, которая была нынешним пристанищем Аянами. Это единственный плюс моего жилья: то, что мы соседи, существенно упрощает мою задачу.
      Новый дом встретил меня пылью, множеством натоптанных следов и кучами упаковочной плёнки на мебели. Внутри был самый необходимый бытовой минимум: кровать, подушка, стол, комод для вещей, холодильник, два стула, электрический чайник, микроволновка, пара кастрюль, несколько тарелок, душ и туалет. Стены — голый бетон, на полу — технологический линолеум, окна задрапированы тёмными шторами. Содрав пленку с кровати, я обнаружил белое, казенное постельное белье с маленькой эмблемой NERV на уголке наволочки. Жить в такой квартире долго я точно не смогу. Нужно обустраиваться, и причем обустраиваться капитально, ведь жить мне тут ещё очень долго. Возле кровати стояла обгорелая и порванная сумка, которую я бросил на вокзале. Интересно, сколько усилий и денег эти педантичные психи потратили на её поиски? Картину беспорядка завершали пять картонных коробок с вещами, все облепленные наклейками служб доставки, с огромной эмблемой NERV на боку. Это у моего нового отца такая мания величия — клепать свой герб на всякие безделушки? Ещё бы на туалетной бумаге его напечатал, вот честно…
      В одной коробке, как я помню, было несколько комплектов моей старой одежды. В другой — футон и подушка из прошлого дома, третья коробка — чехол с виолончелью и нотами плюс несколько школьных тетрадей, переложенные поролоном. В четвёртой —учебники, конспекты и несколько десятков томиков хентайной манги: Синдзи не таким уж и пай-мальчиком был, в свои пятнадцать у него явно бурлили гормоны. А в пятой обнаружилась форма НЕРВа: два комплекта повседневной и один комплект парадной, спутниковый телефон с зашифрованной линией связи, зарядник к нему и два запасных аккумулятора. Найдя в ванной ведро и сняв с себя футболку, я решил использовать её как половую тряпку: ничего другого на эту роль всё равно лучше не подходило.
       Через полчаса мучений и пяти смен воды пол был в более-менее нормальном состоянии. Под кроватью я нашёл забытый кусок стальной арматуры сантиметров сорока длиной — очень полезная штука, пригодится в хозяйстве. Ещё через час вся мебель была распакована и избавлена от пыли, а из газеты, найденной в туалете, был выписан номер доставки еды на дом. Заказав себе пиццу, я начал раскладывать вещи из коробок. Распихав повседневную одежду в комод, повесил на дверь два тремпеля с формой, отнёс мыло и шампунь с мочалкой в ванную комнату и закинул газету обратно в туалет вместо туалетной бумаги. Завершив ритуал обживания на новом месте, я блаженно растёкся в маленькой сидячей ванной, расслабив натруженные за день ноги и спину.
      Я едва успел вымыться и обтереться полотенцем как в дверь позвонил курьер. Пропуск в NERV был одновременно еще и платёжной картой дочернего банка с небольшим кредитным лимитом, естественно, закрытым для меня. Для экономии времени и ликвидации лишней бюрократии вся зарплата перечисляется на него, а терминалы безналичной оплаты стоят даже в такси. Завернувшись в полотенце как в тогу, я расплатился за свою еду и забрал заказ. Забравшись в кровать, которая оказалась неожиданно удобной, и укрывшись одеялком, разнежился, поедая вкусную пиццу и запивая холодным лимонадом. Такого блаженства я не испытывал с самого начала той злосчастной войны, а потому старался урвать удовольствия по максимуму. Однако кусок арматуры лежал возле меня, на всякий случай: откровенно заброшенный район плюс отсутствие у меня времени на установку нормальных сигнальных меток на дверь вынуждали меня к таким параноидальным мерам. Во мне теплилась надежда на то, что на сегодня мои злоключения закончены, и я могу просто расслабиться и наслаждаться вкусной едой и теплой постелью. Мысли плавно скользнули к планам на будущее: завтра нужно к Акаги заглянуть, а потом заказать кучу мелочей в квартиру: положить ковры на пол, повесить драпировки на стены, поменять шторы и повесить тюль…
      Только я расслабился, как вдруг за стеной послышалась возня, звук падения и стон. Что тут делает Рей?! С её ранами ей в реанимации лежать надо, а не в заброшке жить! Не дай боги что-то не так, так ведь и скорая не приедет! Ускорившись до максимума, скатываюсь с кровати, хватаю кусок арматуры и выбегаю в коридор. Ноги скользят по линолеуму, уставшие за день мышцы едва слушаются, но я стараюсь успеть как можно быстрее: если что-то случилось, чем раньше оказана помощь, тем больше шанс, что всё будет хорошо. Дверь в соседнюю квартиру была открыта, а потому через мгновенье я уже был в квартире у Аянами. Девушка лежала возле кровати, держась здоровой рукой за спинку, а её обычная школьная форма была небрежно брошена на пол. На Рей были надеты только длинные белые носочки, подчеркивающие стройные ножки, и бинты, которые едва прикрывали грудь. Хозяйка квартиры медленно начала поднимать голову, даже слишком медленно. Осознаю, что это из-за ускорения и перестаю накачивать себя энергией. Всё вокруг перестает напоминать запущенный на половине скорости черно-белый кинофильм. А тем временем предательский мозг подмечает все детали внешности, вырезая в памяти все изгибы и складочки её наготы. А ещё синий — её натуральный цвет волос. Какие только глупые мысли приходят в голову в такие моменты... В обычно бесстрастном голосе хозяйки едва заметные нотки удивления:
      — Что вы делаете в моей квартире, пилот Икари? Вы хотите любоваться мной как Командующий Икари? — только после её реплики осознаю, что рванул к ней в чём мать родила: из одежды на мне только гордость и кусок ржавой арматуры, кою к одежде причислить — согрешить против здравого смысла.
      — Нет, Аянами. Я услышал стон и падение, и прибежал помочь. Если я тебе мешаю, или неприятен — могу уйти. — чёрт, как неловко вышло. Хотя она очень красивая, даже в столь плачевном состоянии… Хорошо, что я могу себя контролировать…
      — Мне требуется помощь в перевязке: функциональность тела снижена из-за ранений. — я ещё никогда не испытывал столь странной смеси из жалости, желания и нежности. Интересно, это вообще нормально в такой ситуации?
      — Я готов тебе помочь. — мне всё равно делать нечего, я и потом пиццу доем.
      — Перевязочный материал и препараты в коробке, инструкция по уходу за повреждениями там же.
      Аккуратно беру Рей на руки и сажаю на край кровати: так будет удобнее и ей, и мне. После чего беру коробку, формирую на указательном пальце лезвие и срезаю скотч. Внутри обнаруживаются два рулона эластичного бинта для ребер, стерильный бинт, несколько стерильных ватных тампонов, антисептик для обработки рук, шесть пронумерованных белых коробок и листок с инструкцией, отпечатанный на ч/б принтере. Офигенная аптечка: ни названий препаратов, ни дозировок, ни побочных эффектов — ничего лишнего. Они что, на Рей ещё и лекарства испытывают? По принципу "загнётся да и хер с ней: у нас ещё блядский аквариум маленьких синеволосых девочек"?!
      Успокаиваюсь и иду мыть руки, обрабатываю антисептиком и начинаю процедуру. Первым делом расстегиваю застёжки эластичного бинта и начинаю аккуратно его сматывать, постепенно обнажая поражённые участки, смазывая мазью из первого тюбика присохшие к ранам тампоны. Её левый бок — сплошная гематома, есть несколько ожогов, но их общая площадь невелика. Очередной оборот бинта открывает рану от пули, зашитую кетгутовыми нитями, и маленькую упругую грудь с аккуратными розовато-коричневыми сосками. Дав сам себе пенделя и пообещав, что не в последний раз вижу обнажённое женское тело, продолжаю дальше: мазь из первого тюбика уже размягчила корку подсохшей крови и старые тампоны можно было удалять. Аккуратно цепляю один пальцами, подавляя боль раненой девушки, и тяну на себя кусок ваты, закрывающий рану. Предавшись своим мыслям, теряю концентрацию, и боль возвращается: Рей дёргается, её тело напрягается под моими пальцами, а я ещё раз напоминаю себе, что это не прелюдия, а перевязка. Первый тампон отходит без особого труда и почти не причинив боли, я ожидал худшего. Смазываю рану мазью из второго тюбика и накладываю новый тампон, остальные два идут легче. Шепчу на ушко успокаивающий бред, пока обрабатываю рану от пули. Девушка настолько удивлена, что мне почти не приходится подавлять боль в ранах: Рей настолько заинтересована в происходящем, что просто её не замечает. Спрей, оказавшийся в коробке номер три, следовало распылить на гематомы, что я и сделал. Подождав, пока он впитается, я втер из баночки под четвертым номером крем по всей поверхности гематом и нежно, но туго забинтовал повреждённую грудную клетку.
      Снова вымыв с мылом руки, как было сказано в инструкции, я обработал их антисептиком, после чего снял повязку со второго глаза. Предварительно очистив покрасневший глазик от выделений, закапал капли из предпоследней упаковки, после чего забинтовал глаз заново и аккуратно сложил все средства обратно в коробку. Крем из оставшегося тюбика я намазал на сложенный в несколько слоёв бинт и привязал его к ожогу на бедре. Завязав бинт бантиком спереди, я улыбнулся девочке:
      — Всё, Аянами, я закончил перевязку, — взбить ей подушку и поправить постель это не так уж и сложно для меня, а всё же девушке будет гораздо комфортнее отдыхать. Воспользовавшись ее замешательством, позволяю себе немного хулиганства: аккуратно толкаю Рей назад, придерживая за шею и укладываю на кровать. Укрыв сверху одеялом, возвращаюсь к себе.
      Развалившись в кровати и наслаждаясь остывшей, но всё ещё вкусной едой, вспоминаю, что у Синеглазки из еды дома только доширак и сублимированные овощи. Такую пищу ещё можно назвать питательной, но сказать что она вкусная — согрешить против здравого смысла. Позвонив в ту службу доставки, которая недавно привезла мою пиццу, заказал онигири с омлетом, кольца кальмара в кляре и яблочного сока — в моей порции были помидоры и курица, а Аянами не ест мяса и никаких продуктов цвета крови. С её прошлым такие фобии вполне понятны: после подобных экспериментов даже я перешёл бы на один салат. Пока еда ехала, я провёл уборку пыли в квартире Рей, чем привёл свою майку в полную негодность, а хозяйку квартиры в шок. Соседка внимательно следила за всеми моими манипуляциями, не отрывая глаз и боясь пропустить малейшее движение, стараясь уловить их смысл. Окно я открыл на проветривание, крупный мусор, в основном состоящий из застарелых кровавых бинтов и упаковок заварной лапши, сложил в найденную пустую коробку и выставил в коридор. Едва успел присесть, как курьер позвонил в дверь, и я забрал свой заказ, снова расплатившись по терминалу. Подумав, принёс из своей комнаты типовую кастрюлю, из ящика на кухне у Аянами достал такую-же, снял полку в пустом ящике, и соорудил из этого импровизированный кроватный столик, на который и поставил все эти, заказанные мной, вкусности. Наконец девушка подала голос:
      — Что это такое, пилот Икари? Это моя еда? — надеюсь, ей понравится то, что я заказал.
      — Да, попробуй, это очень вкусно! Кальмары в тесте, рисовые шарики с омлетом и соевый соус. Если хочешь, есть яблочный сок. Никакого мяса и ничего цвета крови. — недоверчиво глядя в картонную коробку, она взяла колечко осьминога палочками и, обмакнув в соевом соусе, закинула себе в рот.
      — Я впервые питаюсь подобной едой. Это… Да, это действительно вкусно… — столько растерянности, взгляд обращён внутрь себя: наверное, она пытается понять, что с ней происходит.
      — Чем ты питалась раньше? — я-то знаю, но мне интересно, что она сама думает об этой еде?
      — Лапшой и овощами: эта еда питательна, не требует много времени на приготовление и обеспечивает организм необходимыми веществами.
      — Но ведь еда нужна не столько для функционирования тела, сколько для наслаждения. — Рей молчала, сосредоточенно жуя второе кольцо кальмара. Проглотив вкусняшку, Синевласка удивлённо посмотрела на меня. Нет, лицо по прежнему оставалось бесстрастным, однако её взгляд, он выражал очень многое. Отвернувшись, девочка продолжила есть, сосредоточенно смотря в пространство и размышляя над одной ей известной проблемой.
      Лучи заката пробивались через плотные тёмные шторы, порождая в чистой, но необжитой квартире розоватый полумрак. На кровати сидела девочка, верхняя часть тела которой была совершенно белой от бинтов, и единственной свободной от повязок рукой ела палочками что-то из картонной коробки, макая кусочки в маленькую пластиковую одноразовую соусницу и глядя перед собой неестественно-красным глазом, не скрытом бинтами. Коробочка с едой и соусница стояли на доске, уложенной на пару разноцветных кастрюль. Синие волосы девушки казались белыми в розовых лучах солнца, светящих в лицо подростка, сидящего на стуле рядом с кроватью. Наблюдая за этой психоделической картиной, он сидел, подложив под спинку подушку. Раненая девушка доела последний кусочек кальмара из коробки, запила яблочным соком, налитым в полулитровый химический стакан и устало откинулась на подушку. Парень с улыбкой убрал импровизированный столик, поправил одеяло, слегка поклонился девушке и вышел, закрыв дверь. Красный глаз мечтательно и сосредоточенно смотрел в бесконечность…

Отредактировано bezymnylhomyak (19-04-2018 01:28:27)