Я так понял, вы предпочитаете более динамичное начало, чтобы все происходило сразу, быстро и четко. В принципе, можно сделать начало более жестким и резким, но сам момент пробуждения я бы предпочел сохранить.  Слово "тушка" кануло в лету. С уважением, Безумный Хомяк!

Отредактировано bezymnylhomyak (19-04-2018 01:33:13)

на шею - нет, спасибо. Не люблю лишний груз. "Трамонтану" читал, понравилась. Как изменить введение я еще подумаю, но вряд-ли это будет что-то слишком уж отличное от того, что у нас есть сейчас.
[fragment="Глава 5. Затишье перед бурей"]Пробуждение было резким: что-то попало в нос и вызывало неудержимое желание чихнуть. Левую руку я не чувствовал совсем, а на плече лежало что-то увесистое. Открыв глаза, я увидел занимательную картину: Аянами перебралась на моё плечо и тихо сопела, периодически вздрагивая и прижимаясь ко мне. Неужели она так и не выпустила меня из объятий за всю ночь? Ведь ей наверняка мешали сломанные рёбра… Высвободив из-под одеяла правую руку, я попытался аккуратно достать прядь волос, которую вдохнул во сне. Задание было провалено, и после нескольких попыток сдержаться, я громогласно чихнул. Лежащая рядом девушка дёрнулась и открыла один глаз — второй был надежно скрыт повязкой.
      — С добрым утром, Синдзи. — в голосе Рей лёгкий оттенок нежности. Для неё это огромный прогресс.
      — И тебе доброго утра, Аянами, как самочувствие? — надеюсь, я вчера не навредил ей своей неосторожностью.
      — Функциональность правого глаза, грудной клетки и правой руки нарушены. Болевой синдром в пределах допустимого при таких повреждениях. — если бы она ещё и говорить нормально научилась, не используя к себе столь безликие термины…
      — Рад, что всё в порядке. Я боялся, что ты вчера могла себе навредить. — никак не привыкну, что простая забота так удивляет девушку. Крепко обняв меня здоровой рукой, она спросила:
      — Я всё правильно делаю?
      — Если ты делаешь то, что приносит тебе удовольствие, тогда — да. — Сколько же силы в этом маленьком теле?
      — Я поняла. — выпустив меня из объятий, Рей аккуратно встала с кровати и вышла из комнаты.
      Левая рука ужасно затекла: стоило Аянами убрать голову, как будто тысячи иголок разом вонзились в конечность. Я едва успел сдержать стон, когда кровь огненной волной рванула в онемевшую руку. Отключив нервные окончания, принялся растирать повреждённую часть тела, чтобы она быстрее восстановилась. Вернувшаяся с кухни Аянами с кружкой воды в руке пристально наблюдала за моими манипуляциями, пытаясь уловить их смысл.
      Осознание проблемы Рей встало в полный рост: ведь она почти ничего не знает об окружающем мире, и при этом мыслит крайне причудливым образом, что сильно затрудняет общение. У неё даже логика мышления другая, абсолютно чуждая обычным людям. Это даже не шизофрения, а что-то совершенно другое: она вполне способна решить сложнейшую логическую задачу или найти связь между двумя, казалось бы, совершенно чуждыми событиями, но онигири с омлетом загоняют её мозг в аут, не говоря уже про простой утренний разговор. Вот и сейчас Рей сидит в глубокой задумчивости и почти не реагирует на внешний мир, уйдя в свои мысли. Вздохнув, встаю и иду мыть руки. Как бы мне не хотелось понежиться в кровати подольше, но нужно делать дела.
      Наскоро позавтракав лапшой пока Аянами моется в душе, я подготовил все препараты, необходимые для перевязки. Процедура проходила как и в прошлый раз, однако скорость регенерации была поразительна: мелкие ссадины уже почти зажили, а гематома стала заметно меньше. И, если позавчера кроме жалости тело не вызывало никаких других чувств, то сегодня я понял оригинального Синдзи из аниме, который от такого зрелища потерял не только дар речи, но и равновесие: стройное тело, нежная и шелковистая кожа, белая, как алебастр. Под кожей едва видны тоненькие прожилки вен, лишь оттеняющие неестественную бледность. Добавим к этому маленькую упругую грудь с аккуратными сосками, узкую талию и ровные ножки, и мы получим, наверное, самую красивую девушку, которую я когда-либо видел. Впечатление портили несколько маленьких шрамов, но их почти не было видно. Встряхнувшись, я перевёл взгляд со всего этого великолепия на унылую коробку с баночками и поспешил закончить перевязку. Увлечённый внутренней борьбой с желанием прямо здесь и сейчас изнасиловать девушку, я потерял концентрацию. Обезболивание мигом слетело, и Рей тихонько застонала. Этот тихий сдавленный всхлип мгновенно отрезвил меня, напомнив, что у нас не эротические игры, а перевязка. Завязывая бинт на бедре, спрашиваю:
      — Рей, у тебя на сегодня какие планы? Просто у нас мало одежды, да и в квартиры нужно кое-что докупить.
      — В 12:00 у меня плановое обследование у доктора Акаги. Я не испытываю недостатка в одежде. — сказала девушка с оттенком удивления, доставая из комода очередной комплект школьной формы. Вся полка была забита однотипными сине-белыми свертками: их там было штук тридцать…
      — Аянами, кроме этой, тебе нужна ещё одежда. В обществе не принято ходить в школьной форме никуда, кроме учебных заведений. — Как ей объяснить, что одежда нужна не только для того, чтобы прикрывать тело от холода, и потому что так ходят другие?
      — Разве планируется посещение заведений, требующих определённый дресс-код? — желание убиться об стену становилось просто нестерпимым…
      — Рей, я просто хочу, чтобы у тебя было больше красивых вещей. Согласись, что в ресторан идти в школьной форме будет крайне глупо. — надеюсь, что Аянами не заметила ноток раздражения в моём голосе.
      Постояв минуту, проверяя, не жмёт ли ей нигде и, видимо, удовлетворившись моей работой, девушка начала одеваться. Кажется, теперь молчание будет гораздо длиннее: вы даже не представляете, как же я устал отвечать на вопросы. Надеюсь, что постепенно перманентный фейспалм у меня прекратится, и я смогу вздохнуть спокойнее. Хотя, чего я жалуюсь? Главное, что мне скучно не будет! Замечаю, что ей одной рукой сложно застёгивать блузку и подхожу помочь:
      — Давай я застегну пуговицы, тебе ведь сложно.
      — Я могу справиться и сама…
      Зрелища, милее, чем растерянная Рей в застёгнутой на две пуговицы блузке, я ещё не видел: на бесстрастном лице большие растерянные красные глаза, синие волосы в полнейшем беспорядке, и криво застегнутая полупрозрачная рубашка на голое тело. Застегнув на девушке все пуговицы и поправив блузку, иду одеваться сам. Сегодня будет длинный день…
      В Токио-3 сегодня было достаточно пусто: мало кто хотел жить в городе, который был готов подвергнуться разрушению в любую секунду. Но персоналу НЕРВа и ключевых служб бежать некуда, а потому улицы, которые хоть и не кишели людьми, назвать пустынными было нельзя. Шокированная от такого количества внимания к своей персоне, Рей прижалась ко мне и старалась слиться с окружающей средой, чтобы не отсвечивать. Учитывая крайне нестандартную внешность, школьную форму и общую зажатость, получалось у неё это крайне плохо. Путём нехитрых расспросов я узнал ещё одну страничку из биографии моей спутницы: Аянами никогда не выходила в город. Она даже не знала никаких маршрутов, кроме как из школы домой, и из дома в НЕРВ. В чём-то я понимал девушку, испытывающую такой дискомфорт в толпе. Даже меня начинали бесить пристальные взгляды прохожих. Все, кто замечал Аянами, не оставались равнодушны: либо впадали в ступор от умиления, либо отворачивались, лишь бы не видеть.
      Постепенно Рей осваивалась, но всё ещё слегка боязливо прижималась ко мне, удивлённая таким вниманием к своей персоне. Внешность девушки сыграла с нами злую шутку не только на улице: нам пришлось облазить весь город, прежде чем мы смогли подобрать что-то пристойное из одежды. И дело даже не в самих вещах, а в их цвете. Проблема состояла в том, что волосы Аянами совершенно непередаваемого сине-серебристого цвета, что в совокупности с ярко красной радужкой почти не оставляло шансов найти подходящее сочетание оттенков. Консультанты просто сбивались с ног, предлагая популярные, но абсолютно глупо смотрящиеся вещи всех оттенков зелёного и бежевого, завоевавшие японский рынок после Второго Удара. В конце концов, в каком-то заштатном магазинчике мы смогли найти несколько подходящих вещей: синее платье, расшитое металлическими нитями, пару новых блузок и тёплый махровый халат, в котором не холодно после душа. Рей очень устала от постоянного внимания толпы, и чтобы немного отдохнуть от суеты и людей, я предложил ей посидеть в кафе-мороженом, находящемся на первом этаже торгового центра. Покупки уже были отправлены домой службой доставки, чтобы не возиться с сумками. Решив, что посещение такого ресторанчика будет чем-то новым для моей спутницы, а спокойная атмосфера не будет угнетающе действовать на утомлённую психику Рей, я настойчиво повернул в сторону яркой вывески.
      Внутри заведения было уютно: маленькие столики на двоих, стулья с мягкими спинками и пастельного цвета стены. Компания молодых студентов составила несколько столиков в углу помещения и тихо наслаждалась подаваемым лакомством, лишь изредка врываясь тихими приглушёнными смешками. За холодильником, выполненным в форме прозрачной барной стойки, стоял молодой парень европейской наружности. Однако на японском он говорил почти без акцента, причём крайне вежливо. Заказав две порции фисташкового мороженого, я вернулся к занятому нами столику и принялся за лакомство. Съев несколько ложек, замечаю, что Рей даже не притронулась к своей порции, и лишь внимательно следит за моими действиями. Решаю немножко похулиганить: взяв ложкой немного вкусностей, прошу девушку открыть рот, после чего отправляю туда мороженку. Девочка послушно глотает вкусняшку, и спрашивает:
      — Что это?
      — Фисташковое мороженое. Замороженная смесь из молока, сахара, яичного белка и фисташек. Тебе понравилось?
      — Да, это приятно. — взяв чайную ложку, Аянами начинает быстро есть сладость, почти не жуя.
      — Не простудись, оно очень холодное. — моя младшая сестрёнка тоже очень любила мороженое, пока была жива…
      — Я не подвержена инфекционным заболеваниям. — постоянно забываю о том, что она не хрупкая девушка, а искусственно созданная химера: просто не могу смотреть на неё, как на монстра. Вдруг наши аварийные телефоны синхронно зазвонили. Неужели и правда в бой? Я уже скучаю по тому безумному ощущению всемогущества Евангелиона. С предвкушением беру трубку:
      — Алло! Да, это Икари Синдзи.
      В трубке ответил грубый мужской голос:
      — Сообщите ваше местоположение, чтобы мы могли вас забрать. Доктор Акаги вызывает для проведения имитационного синхротеста.
      Вот и птица обломинго прилетела… Сообщаю охранникам адрес кафе, предварительно спросив его у бармена, и получаю ответ: «Будем через семь минут, ожидайте». Рей ушла в себя, анализируя сегодняшний день. Интересно, к каким выводам она придёт на этот раз?
      Ехали мы недолго, наверное минут пять. Нас с Рей разделили сразу, рассадив по разным машинам, а в Геофронте я её уже не видел. В раздевалке возле ангара, куда меня привели, стояла и краснела низенькая и слегка полноватая девушка типично японской наружности. Представившись Майей Ибуки, она, стесняясь, протянула мне сине-белое нечто, похожее на мечту фетишистки. Так вот ты какой, контактный комбинезон. На это обтягивающее порождение больной фантазии возле сердца крепились две пластины, помеченные красными крестами — автоматическая аптечка, как я понимаю. Девушка ушла, а я принялся раздеваться, аккуратно складируя одежду в шкафчик с надписью «Третье Дитя».
      Надевалось это недоразумение неожиданно легко, а после нажатия кнопки на запястье очень плотно обтянуло тело. Нацепив нейроконтакты на голову и глянув в зеркало на получившуюся мечту престарелой любительницы мальчиков посвежее, крикнул, что я готов. Охранник, стоявший за дверью, провёл меня к капсуле, периодически подозрительно косясь на мою странную форму одежды. Контактный комбинезон абсолютно не защищал тело от холода, а ноги чувствовали малейшую неровность рифлёного металлического пола, так что относительно короткая дорога до капсулы получилась изрядной пыткой.Поднявшись по лестнице, я забрался в капсулу и откинулся на мягкий ложемент. Бронированная створка закрылась, отрезая меня от окружающего мира. Устроившись в кресле поудобнее, я расслабился и приготовился к синхронизации, стараясь смягчить неприятные ощущения от того, что в моём разуме пытаются пробить дыру. Вообще, отмокание в LCL для меня — крайне бесполезное занятие, ведь в контакт с людьми я вхожу и без всякого оборудования. Конечно, это не так безопасно, как через переходник в виде системы А-10, но при этом гораздо полнее и быстрее. Внутреннее пространство начало потихоньку заполняться жидкостью, медленно обволакивающей мое тело. В голове размеренно текли мысли вперемешку с докладами мостика, готовящего программу проведения синхротеста. Аккуратно сливаясь с Евангелионом, я старался провести синхронизацию без рывков и насилия над своим мозгом, постепенно погружаясь в ничто. Однако когда я очнулся уже в новом теле, то чуть не заорал от боли: это был не здоровый и полный сил Первый, а искалеченный огрызок. У него отсутствовали левая рука полностью, правая кисть и обе ноги, а глаза заменены устройствами, которые эмулировали сигналы сетчатки в нервные стволы. Ощущать себя искалеченным огрызком было отвратительно, а так как никаких особых заданий мне на эту синхронизацию не давали, то мне оставалось только два часа бессмысленно отмокать в крови Второго Ангела. Делать нечего: учёные заняты сами собой, увлечённо фиксируя параметры мысленного траффика между мной и Евой, так что я решил разобраться с той мешаниной, в которую превратилась моя память в результате моего же косяка. Каждый вдох из-за LCL был медленный и плавный, минимум раздражителей, за исключением боли того Евангелиона, к которому я подключен, но её легко игнорировать, ведь он — это не я. Закрыв глаза, погружаюсь в воспоминания того, кем был до смерти…
      Лица своих родителей и сестры я помню отчетливо, такими, какими они были в последний наш общий ужин. До этого злосчастного вечера моя жизнь ничем не отличалась от жизни других подростков: учился в школе, гулял, ездил с отцом и его друзьями на рыбалку — обычная жизнь обычного ребёнка. Но в один момент рухнуло все: у сестры случился на ровном месте анафилактический шок, а надеяться, что скорая быстро приедет в пригород было бессмысленно. Схватив девочку, родители сели в авто, а на следующее утро я уже ехал на опознание двух искорёженных и обгоревших кусков мяса: тело сестры так и не нашли. Описывать то, что я тогда чувствовал, бессмысленно. Мне уже было четырнадцать, а потому в детдом принудительно отправить меня не могли. Старшие родственники были против брака моих родителей, и помощи от них ждать было бессмысленно. Так я начал свою взрослую жизнь.
       Похоронив родителей, продал нашу трёхкомнатную квартиру, купил маленькую гостинку и устроился в магазин электроники подсобником, продолжая учёбу в школе. Друзей особо у меня не было, а ночами мне снился один и тот же сон: обезображенное тело с обгоревшим до костей лицом, ещё несколько часов назад бывшее моей матерью. С самого раннего детства я открыл в себе способность ощущать то, что чувствуют другие люди, и оставшись один, я начал развивать это в себе. Потом была встреча с Викой: бурный и безумный роман, закончившийся трагично. К девятнадцати годам я стал сильнее, чем многие из тех, кого я знал и у кого учился. И тут, когда я был на втором курсе в университете, грянула война. Одна из тех бесполезных войн, которые ведутся из-за денег и для того, чтобы власть имущих запомнили после их смерти. В один осенний день всех студентов нашего факультета собрали на стадионе и сообщили, что нас призывают на фронт.
      Нас гнали толпой по снегу с помощью дубинок к поездам, стоящим на вокзале, утрамбовывая в пустые теплушки так, что люди могли только стоять. Когда мы прибыли на передовую, была уже ночь. Нас покормили каким-то варевом и выдали каждому по старенькому АКМ, пролежавшему в смазке лет шестьдесят и по четыре рожка патронов, помнящих ещё мою прабабушку, хотя по всем каналам кричали о том, что армия обеспечена по высшему разряду и не имеет нужды ни в чем. Спали мы в грязных блиндажах, в которых воняло немытыми телами и страхом. Свой первый бой я помню смутно: кто-то кричал, все бежали вперед, периодически запинаясь о коряги и трупы тех, кому не повезло. Потом всё слилось в кровавую круговерть, и я отключился. Очнулся я весь в крови в окопе, избивая треснувшим прикладом труп врага. Вокруг всюду были разбросаны ошметки тел, а растаявший снег на дне была перемешан с кровью. Сослуживцы рассказывали, что я ворвался в траншею, и когда кончились патроны, просто порвал голыми руками несколько человек, однако сам я ничего не помнил. Когда меня впервые отпустили на неделю в отпуск, я узнал, что мою девушку изнасиловали и избили пьяные танкисты, которых расквартировали на первом этаже общежития.
       Я был с ней рядом, когда она умирала в реанимации от заражения крови из-за того, что всей моей зарплаты за полгода не хватило на курс антибиотиков, безумно подскочивших в цене, а вся кровь уходила на нужды военных. Потом я попытался отомстить этим уродам, но мне настоятельно посоветовали этого не делать, если я хочу жить. Естественно, никакого наказания ублюдки не понесли, но ходили слухи, что вся их рота сгорела при штурме Донского плацдарма. Блогеры пытались раздуть мою историю в масштабный скандал, но введённое военное положение не особо располагает к свободе слова. Я тогда чуть с ума не сошёл от постоянных интервью, прессинга военных и нескольких попыток отправить меня вслед за ней. Но человек — живучая тварь, а потому я смог это пережить и даже не сойти с ума.
      Потом были ещё три долгих года войны: сплошной ужас, безумие и грязь. Слухи о моей отмороженности ходили по всему батальону. Несколько раз наша часть уходила на пополнение личного состава, я четыре раз был ранен, но мои способности помогали мне выжить и выполнить задачу даже в самых адских мясорубках. Свой смысл жизни и основу своей личности я создал в битвах, упиваясь кровью врагов. Однако в обычной жизни старался мало отличаться от других: шутил, смеялся со всеми и всячески поддерживал имидж своего парня. Но я ненавидел людей — тупых, пустых и истощённых. Они были слишком жизнерадостны, слишком веселы, хоть я и понимал, что весь их смех — не более чем маска, которой они защищаются от мира, что на войне люди выгорают, и ничего, кроме ненависти и пустоты у них не остаётся. А потом была та злосчастная зачистка хрущёвки, в которой какой-то враг пробил мой щит ножом. Противника я тогда убил, рану заштопали, но моё тело начало умирать. Медленно начали отказывать мышцы на ногах: я слабел с каждым днём. На всякую хитрую попу найдется и клизма винтом: нашёлся винт и на меня. Естественно, после такого меня комиссовали, списав моё состояние на психосоматику и повесив на грудь пару медалек, как компенсацию за всё, что мне довелось пережить.
      Вот так я и остался один, с умирающим телом в разрушенной войной стране. Почти два года я пытался найти способ спастись, но все мои умения оказались тщетными, а знания мусором. Когда накатывала хандра, я просто включал аниме, и часами пялился в экран, забивая голову, лишь бы не выть от бессилия и одиночества. Решив разобраться в том, что же меня убивает, я начал свое паломничество по библиотекам, музеям и интернету, в поисках хоть каких-то крупиц знания.
      В результате нашел я и ту дрянь, которая меня убивала, и способ от неё спастись. Однако прошло уже слишком много времени, и я был обречён. Тогда я решил сменить приоритеты, выбрав целью не выживание, а сохранение своей личности после смерти тела. Когда я уже совсем отчаялся, то, перечитывая один из старых текстов, нашёл ритуал, который совершали смертельно раненые в бою воины. Сначала я счёл его бредом, и чуть было не повесился от безысходности. Но утопающий хватается и за соломинку, а потому я решился на это безумие.
      Потом была долгая подготовка, осложнённая тем, что ноги отказали совсем, а руки не могли удержать ничего, что было бы тяжелее книги, без помощи телекинеза. Однако я справился со всеми условностями, напился в стельку, сжёг всё ценное, что у меня оставалось, и после того, как опохмелился, на следующий день проткнул своё сердце. То ли я чего-то не учёл, то ли воин из меня был так себе, но получилось не совсем так, как должно было быть. И всё же депрессивно-спокойная натура Синдзи смогла хоть немного унять мое безумие и помогла вернуть контроль над своим разумом. В жизни Икари-младшего было банально больше хороших событий и приятных воспоминаний, чем у меня. Но когда я увидел Рей в бинтах… Это было слишком для моего измученного сознания.
      Я осознаю, что поступаю неверно, но иначе просто не могу: после всего, что произошло за несколько последних дней, она стала важна мне. И я постараюсь её защитить, как умею. Радует одно — способности Синдзи гораздо сильнее тех, которые были у меня в прошлом теле. И потому, если я не перегорю во время тренировок, то перспективы мои в этом теле огромны. Размеренные мысли прервал резкий обрыв синхронизации и по связи мне сообщили о прекращении синхротеста. Уровень LCL пошёл на убыль, кожу омерзительно стянуло подсыхающей коркой, а спазм, вызванный автодоком для очистки моих легких от жидкости, скрутил меня в непрекращающемся кашле. В конце концов последние капли розовой жижи вышли из меня вместе с полупереваренными остатками мороженого и лапши. Воздух стал для меня долгожданным сладостным спасением, дурманящим голову. Встав, пошатываясь, бреду в душ, стараясь добраться туда как можно быстрее: ощущение подсыхающей корки на коже просто отвратительно.
      Сняв пропитанный LCL комбинезон, я нежился под теплыми струями душа, восстанавливая душевное равновесие. Разворошенные мысли постепенно возвращались к своему неспешному течению, а тёплая вода смывала неприятные ощущения от крови Лилит на коже. Сквозь шум воды пробилось пиликанье электронного замка, а на границе восприятия появляется комок неуверенности и смущения. Выключаю воду, одеваюсь и выхожу к незваному гостю. Вечно смущенная ассистентка Акаги, краснея, переминается с ноги на ногу, пряча нижнюю часть лица за толстой картонной папкой крайне совкового вида. Передав мне этого канцелярского монстра, девушка быстро и запинаясь в словах сообщает, что с завтрашнего дня я учусь в средней школе 707,в классе 2-А, а эту папку должен буду передать директору лично в руки перед началом учебного дня. Развернувшись, Майя убегает прочь, на ходу оправдываясь, что её ждёт начальница. Тормознув Ибуки возле двери, спрашиваю про Аянами, и получив неутешительный ответ, узнаю что ей предстоят долгие процедуры, так что раньше, чем в шесть вечера её не отпустят. Мысленно обругав Акаги за неукротимое желание расчленять во имя науки, иду к остановке монорельса, идущего на поверхность. В моём распоряжении минимум три часа. Нужно ещё докупить домой электронику и постельное бельё.
      Сначала консультант в магазине отнёсся ко мне крайне скептично, но вызванный менеджер и фамилия в пропуске НЕРВа его просто перекосили — кто такой Икари в Токио-3 знали очень хорошо. Всё перепроверили по двадцать раз, запаковали и пообещали доставить к моему приезду домой. Закупившись всем необходимым, я приобрёл два добротных ножа: без них ощущал себя голым. Закончив шоппинг, вызвал такси и расслабленно откинулся на сиденье: предстояло самое приятное — распаковка подарков.
      Квартиры очень изменились, став гораздо более обжитыми и уютными. На моём новом диване сидели и курили четверо мужиков в зелёных робах. Всё было распаковано, собрано и протёрто от пыли: старую койку сменил комфортный двуспальный диван, напротив кровати висел на кронштейне телевизор, а место комода занял просторный шкаф. Проводив работяг и накинув каждому по небольшой доплате за качественную работу, я протёр линолеум и поставил вариться картошку и яйца на «мимозу». Длинный и мягкий ворс ковра приятно ласкал утомлённые за день ступни, снимая усталость. Пока всё варилось, я нарезал овощной салат с оливками. Едва успел — когда я заканчивал сервировку стола, Рей зашла в квартиру.
       Открыв дверь, она замерла на пороге, и удивлённо смотрела на изменившийся интерьер. Я закончил расставлять блюда с нарезкой сыра, подошёл к недоуменно замершей девочке и аккуратно посадил её за стол, чтобы не причинить боль, после чего протер спиртовой салфеткой руки, подал ложку и картофельное пюре в тарелках. Наконец придя в себя, Аянами спросила:
      — Синдзи, что случилось? Я не могу проанализировать происходящее. У меня недостаточно данных. Твои действия похожи на ритуал свидания, но он подразумевает ужин в ресторане, и не подразумевает смену интерьера в квартире девушки, обычно происходящую при ремонте. — обожаю её вопросы, они настолько абсурдны в своей логичности. Кажется, мне опять придётся туго… Вздохнув, рассказываю всё, что происходило со мной за день, пока Рей пробует приготовленную мной еду и таскает сырную нарезку. Аянами слушает молча, иногда переспрашивая некоторые моменты, которые ей непонятны. Когда я закончил свой рассказ и в смешанных чувствах откинулся на спинку стула, девушка немного промолчала и сказала:
      — Я согласна. — настала моя очередь тупить…
      — На что ты согласна? — её логика меня убьет. Бросив на меня один из своих непонятных взглядов, девушка сказала:
      — Я согласна быть с тобой, пока твоя смерть не разлучит нас. — немного наклонив голову вправо, девушка пристально смотрит на меня, пытаясь понять мою реакцию.
      Смысл фразы дошёл до меня не сразу, ведь никто никогда не говорил мне таких слов. Судорожно пытаюсь вдохнуть, непослушными пальцами расстёгивая ставший тесным воротник рубашки и проталкивая в измученные лёгкие ставший вязким воздух. Резко вдохнув, я рывком прихожу в себя. Аянами стоит, наклонившись надо мной и недоумённо смотрит в мои глаза. Её маленькая ручка нервно подрагивает, выдавая истинное состояние хозяйки. Тихий голос разрывает тишину:
      — Я не соответствую твоим критериям спутницы жизни? Какие-то условия не соблюдены?
      Стараюсь как можно нежнее взять её руки в свои, чтобы хоть немного успокоить, ведь Рей сейчас гораздо хуже, чем мне:
      — Всё хорошо, просто обычно женщины не говорят так открыто. Ты отлично подходишь мне. Как правило, общество порицает открытое проявление чувств.
      — Это не эффективно. — Рей садится ко мне на колени и целует. Нежно, неуверенно, боясь сделать что-то не так, но с огромным желанием. Успокаивающе глажу её, чувствуя как страх сменяется страстью и эйфорией. Аккуратно прекращаю поцелуй и предлагаю поесть.
      Пюре остыло, а «мимоза» нагрелась, но после всего произошедшего мне было наплевать на вкус. Смотрю на девушку, машинально запихивая еду в рот. Рей встает и уходит куда-то. Несколько минут спустя хлопает входная дверь и включается душ. Мне тоже опредёленно следует помыться нормально, а не под эрзац поливалкой, лишь по недосмотру названной душем. Дверь в свою квартиру я никогда не закрывал, ведь ночью я сплю чутко, а защита на двери, выведенная моей кровью всегда предупредит меня о нежеланных гостях. Помывшись, я вышел из ванной и лег на предварительно разложенный диван. Не помню, когда успел разложить его и заправить, но думать о такой глупости мне просто лень. Закрыв глаза, устало откидываюсь на подушку, как вдруг слышу тихий скрип дверных петель, два шлепка босых ног по линолеуму и шелест ковра. Тонкое тело скользит под одеяло, с легким стуком задевая гипсом за быльце. Поймав в объятия Аянами, нежно притягиваю к себе, стараясь не повредить рёбра. В ней от силы килограмм сорок.
      Поцелуй перетекает в ласки, запах её тела пьянит, а каждый вдох огнём разливается по телу, устремляясь в пах. Аккуратно переворачиваю Рей на спину и постепенно продвигаясь к самым нежным частям моей девушки. Понимаю, что если мы сейчас продолжим, то повредим только начавшие заживать рёбра Рей. Усилием воли отстраняюсь от желанного цветка и стараюсь снизить накал страстей, чтобы не наделать глупостей, которые повлекут последствия для здоровья Аянами: со сломанными рёбрами не шутят. Переворачиваюсь на спину и получаю еще один странный взгляд. Девушка опирается здоровой рукой мне в грудь и, глядя мне прямо в глаза, говорит: «Не волнуйся, Синдзи, моё состояние не помешает твоему удовольствию». Она опускается к моему животу, наметив себе определённую цель. Как же она быстро учится! От её поцелуя меня будто пробивает током, но за первым поцелуем следует второй, а потом ещё… Дальнейшее я помню смутно, вроде кричал что-то, но что и на каком языке — хоть убей, не вспомню. Безумие страсти идёт на спад, и я, не в силах себя контролировать, проваливаюсь в сон.[/fragment]

Не волнуйтесь, сексуальных вещей дальше будет меньше.
С уважением, Безумный Хомяк!

[fragment="Глава 6. Мертвые не плачут"] Писк будильника ворвался в голову внезапно, развеивая блаженное ощущение покоя и защищенности. Чёртова школа, мало мне её в прошлой жизни было! Ненавижу толпы детей, злые, галдящие, завистливые и лживые. Однако это суровая реальность, и от неё никуда не денешься. Хотя, можно попытаться немного скрасить столь печальное утро, а раз вчера был такой приятный вечер у меня, то пора отплатить взаимностью. Если бы не моя привычка усиливать ощущения во время физической близости, то мне было бы очень сложно. Девушка возбуждалась легко, но вот доставить ей действительно сильное удовольствие оказалось весьма проблематично. Через несколько минут её крик наслаждения эхом пронесся по пустым коридорам здания. Свободный от наложенной на ночь повязки глаз постепенно приобретает осмысленное выражение — Аянами медленно приходит в себя. Вылезать из-под одеяла не хочется совершенно, но это необходимо. Рей зевнула и сказала:
      — С добрым утром, Синдзи. — я впервые не прикладываю усилий, чтобы понять, что она нежна ко мне.
      — И тебя, Рей. Сегодня наш больничный закончился, давай собираться. — она кивнула и осторожно обняла меня, показывая что она рядом.
       Холодная вода сбивает последние остатки сонливости, пробуждая ватное после сна тело, прочищая голову и даря ясность мыслям. Девушка, шлёпая босыми ногами по кафелю, уже ушла на кухню, а я продолжаю тупо смотреть на своё отражение в зеркале. Всё слишком хорошо, слишком гладко: или я чего-то не понял в поведении Гендо, или он готовит какую-то масштабную провокацию. Поведение Аянами выбивается из его плана, меня он контролировать не способен, а потому я для него — враг. Что делать в этой ситуации — не имею ни малейшего понятия. А что-то делать надо, и вариантов тут несколько: или искать союзников, недовольных поведением Командующего и бороться, или сворачивать свою активность, неспешно дожидаясь Комплементации. Но зачем мне престол Бога, если его не с кем будет делить? Да и сам механизм этого масштабного ритуала мне не понятен до конца. Это в мультике было всеобщее счастье и обретение полноты, но мультик и реальность отличаются слишком сильно. А потому полагаться на столь «надежный» источник я не буду. Эх, залезть бы к Гендо в голову… Но это вряд-ли возможно. Если у этого тела такие сильные врождённые способности, то его отец вряд-ли так прост, ни к чему хорошему это не приведет. Ладно, нужно встряхнуться: умываюсь повторно холодной водой и иду на кухню к Аянами.
      Девушка сидит за столом и ест вчерашний салат, слегка растерянно поглядывая в тарелку. Заварив нам обоим чай, я разогрел себе пюре с сыром: надо же хоть что-то поесть. Поев и почистив зубы, иду собираться в школу: мне предстоит учиться в том же классе, что и Рей. Девушка числилась там уже семестр, изредка появляясь на уроках, по понятным причинам пропуская почти все занятия. Дальше оттягивать столь неприятный момент уже нельзя и, собрав волю в кулак, начинаю одеваться.
      Рюкзак оттягивает плечи, а портфель Аянами — правую руку, сама она идёт слева, как и положено по этикету. Внешность моей спутницы как магнит притягивала внимание, порождая множество неодобрительных, негодующих и умиленных взглядов. Даже я от такого количества внимания чувствовал себя не в своей тарелке, что уж говорить про девочку — она закрылась и шла молча, напряжённая до предела. Мне же остаётся только продолжить свои размышления о будущем. Пока нет Аски, меня вряд-ли убьют, скорее всего будут шантажировать через Рей, или попросту убьют её, стерев память. Она стала очень близка мне, но её смерть не конечна. Вот только восстановление памяти — гораздо более сложное задание. Надеюсь, что защитить девушку от всего этого ужаса будет в моих силах. Более экстремальные меры, вроде физических пыток, вряд-ли применят — их понимание механизмов синхронизации далеко от истины, а потому слишком ломать мою психику они поостерегутся, так как пилот им всё-таки нужен. От этого и будем отталкиваться.
       Мои невесёлые мысли были прерваны тихим голосом Рей: «Мы пришли». Прощаюсь с девушкой и иду в сторону кабинета директора. Постучав, вхожу и, поздоровавшись, ожидаю, пока тучный японец прочтёт всё, что сказано в папке. Перевернув последний листок, мужчина поднимает глаза и спрашивает:
      — Я должен знать что-то, кроме занесенного в эту папку? — то, что мой отец большая шишка, имеет и свои плюсы.
      — Нет, кроме того, что моя посещаемость будет нерегулярной в связи с тренировками. — пожилой мужчина степенно кивает, продолжая изучать бумаги
      — Позволю себе ещё один нескромный вопрос, юноша. Ваша фамилия Икари, вы —однофамилец Командующего? — видимо он раз и навсегда желает уточнить мою позицию в социальной иерархии.
      — Нет — сын. — лицо искажается в раболепной улыбке. Ненавижу всю эту иерархическую схему, но она великолепно работает.
      — Особые пожелания будут? — вот это сервис!
      — Определите меня в класс, в котором учится Аянами Рей. — решаю перестраховаться на случай, если вдруг что-то не так понял.
      — Уже сделано. Вам на второй этаж и в кабинет 21. Это 2-А класс. Поспешите, урок скоро начнется.
      Однако эта система имеет и свои плюсы: вряд ли в любой другой стране к обычному школьнику директор обращался как к начальнику. Аккуратно закрыв дверь директорской, я глянул на часы в холле и неспешно пошёл наверх по лестнице. Найдя нужный класс, опёрся на стену и стал ждать учителя. Низенький и сухой старичок со старомодным кожаным портфелем появился точно в 9:00. Заметив меня, он сказал: «А, это ты новенький? Директор Мацуда сообщил о тебе. Проходи, будем знакомиться». Прохожу в класс вслед за ним, слушаю приветствие, которое ведёт низенькая и бойкая девочка, вся в веснушках и с двумя косичками. Наверное, она и есть староста класса. Пока утихает шум, пишу на доске своё имя и представляюсь: «Меня зовут Икари Синдзи. Я извращенец, чернокнижник и сволочь. Позаботьтесь обо мне».
      Что прекрасно в Японии: можно, соблюдая формальный этикет, творить подчас самые безумные вещи, не нарушая де-юре, но бесчинствуя де-факто. Под дружный гогот класса, провожаемый неодобрительным взглядом учителя, я нахожу свободное место за Аянами и иду туда. Жаль, что мы сидим за партами-одиночками, иначе можно было бы забить на урок и просто наслаждаться друг-другом. Проходя мимо Рей, касаюсь её плеча рукой. Девушка ловит мою руку, немного задерживает в ладони, прижимает к щеке и отпускает. Смех в классе будто выключили, а учитель молчит, но его неодобрение ощутимо уже физически.
      Сажусь, включаю школьный ноутбук и подключаюсь к локалке класса. Чат взрывается сообщениями: основная тема — наши с Рей взаимоотношения и причина моего перевода в класс. Игнорирую всё, пытаясь расслышать тихое бормотание преподавателя, но непрерывный стук клавиш и писк оповещений забивает всё. После мучительного урока и более ста проигнорированных сообщений наступает не менее отвратительная перемена. Сразу после звонка галдящая толпа подростков затапливает наши с Аянами парты. Девочки лезут вперед, задают вопросы, толкаются, пытаясь занять место поближе. Едва сдерживаюсь, чтобы не ударить им всем по мозгам. Вдруг Рей тихо говорит: «Если вас интересует, насколько мы близки с Синдзи, то мы живём вместе». Класс настиг шок, в очередной раз за день. Надеюсь, их мозги смогут его пережить. Вдруг толпа заволновалась и через неё проломился высокий бугай гоповатой наружности, с лицом, не обезображенным интеллектом. За ним в образовавшуюся пустоту втиснулся тощий тип в очках и с камерой, похожий на крысу. Громила останавливается возле моей парты и берёт меня за грудки:
      — Слышь, новенький, пошли, побазарить надо. — воу, это сейчас такие гопники пошли?
      — Чего тебе надо, жертва лишней хромосомы?
      — Мне папа сказал, что из-за тебя погибла моя сестра! Это ведь ты пилотировал того бешеного робота! — охренеть, теперь в этом клубке появился ещё и труп маленькой девочки. Где-то явственно отсвечивали очки-хамелеоны
      — Парень, я тебя впервые вижу. И если тебе не нужны проблемы, то просто отвали от меня. — лицо гопника искажает гримаса ярости, а мозги пытаются переварить то, что он услышал.
      Вдруг девичий визг ворвался в уши, а пацан инстинктивно пригнул голову: «Судзухара!!! Ты что творишь??? Мало того, что на уроки не ходишь, так ещё и новенького задираешь!!!». Гопник отпустил мою рубашку и повернулся к той самой девочке с косичками: «Слышь, староста, он и эта красноглазая кукла — пилоты того огромного робота. И они убили мою сестру! Я этого так не оставлю». После этого он повернулся ко мне и сказал: «Я знаю, где вы живёте, так что мы ещё встретимся». Затем он развернулся и ушёл в закат, расталкивая толпу. Чудак с камерой тихонько шепнул мне на ухо: «Папа Тодзи работает в NERV, а потому он много знает. Судзухара очень зол на тебя, и я бы на твоём месте свалил подальше». После чего этот крыса-кун растворяется в толпе. Класс, шокированный в третий раз, просто разбрёлся кучками по помещению, обсуждая свежие сплетни. Пару раз я замечал этого хрена с камерой, который метался от одной группки к другой и что-то им рассказывал. То, что Гендо слил меня этим кретинам стало для меня неприятной неожиданностью. Хрен бы с Судзухарой, но вот его отец мне явно не дает покоя. Была ли мёртвая девочка, или её сделали уже потом — мне это уже не важно. Гопники в Японии — не те, что в странах бывшего СССР. Если в СНГ это просто уличная шпана из опустившихся людей, то в Японии — члены группировок под крылом крупных корпораций. Они хорошо организованы, имеют отличную крышу и представляют немалую угрозу для того, кто перешёл им дорогу. Логично, что подобные личности есть и у NERV. Хреновый расклад получается, хотя уличные абреки — это не полиция и не армия, так что всё не так плохо.
      Уроки сегодня заканчиваются в половине третьего, а большинство учащихся расходится в четыре из-за кружков и спорта. Помогаю Рей собрать портфель, надеваю рюкзак на спину и мы выходим из класса. Путь домой ничем не отличается от пути в школу, только людей на улицах города стало гораздо меньше, поскольку большинство ещё усердно трудится в такое время. Проходя пустынный сквер недалеко от дома, я заметил компанию из шести человек, собравшуюся возле одной из скамеек. Трое сидели на лавочке, ещё три человека стояли рядом, пили пиво и неспешно о чем-то говорили. Вдруг один из сидящих показал на нас пальцем и ощущение, идущее от них, изменилось: кажется, это за нами. Совершенно некстати, что я оставил ножи дома: сейчас они бы мне пригодились, но что есть, то есть. Шепнул Рей: «Если что — прячься за дерево и беги к людям!» Она лишь кивнула — хорошо, когда не задают лишних вопросов. Потихоньку начинаю формировать щит, и тут слышу очень характерный звук загоняемых в магазин дробовика патронов. Становится очень плохо: мне нужно перебить этих бугаев, пока не умру. Бегать наперегонки с шестью амбалами с дробовиком наперевес — дохлый номер. Рей столько не выдержит со сломанными рёбрами. Сильно толкаю девушку за первое попавшееся дерево, прикрывая её щитом, и кричу:«Беги!»
      Выстрел, заряд дроби влетает в щит, пара дробин попадают мне в руку, но это не страшно. Главное, что девушка в безопасности, а потому пора немного потанцевать! Разворачиваюсь, падая и уходя в кувырок, дробь пролетает над моим правым плечом. Осталось четыре выстрела и метров тридцать дистанции. Восприятие уже разогнано до предела: мышцы звенят, а картинка выцвела, став черно-белой. Шаг вперёд и влево, выстрел, осыпь краем цепляет щит, ускоряюсь, почти бегу через обжигающий кисель воздуха, горячим свинцом вливающегося в лёгкие на каждом вдохе. Шаг вправо, корпус влево, шаг влево, корпус вправо, осыпь пролетает левее, опять частично цепляя щит. Сердце пропускает удар, но я всё ещё способен сражаться. Один из врагов бросает в меня нож: перехватываю его в полете, инерция закручивает меня вокруг оси, пригибаюсь и заряд дроби пролетает выше, не цепляя щит. Нож отправлен в нападающего с дробовиком, он успевает выстрелить, заряд проламывает щит и бьёт в грудь, но теряет почти всю энергию и только царапает кожу. Стрелок заваливается назад с ножом в горле, а до противников остается метра четыре. Перед глазами начинают плясать черные точки — верный признак того, что силы на исходе. Остаётся только молиться, чтобы их хватило. Пропускаю боккен над собой, подшаг, и энергетический удар пробивает печень противника, вырывая солидный комок плоти из спины мужчины. Ладонь будет ныть ещё неделю, но это небольшая цена. Меняю направление движения, схватившись за ремень ещё стоящего на ногах трупа, уворачиваясь от удара битой. Ловлю взгляд третьего и останавливаю его сердце. Пропускаю удар ножом, и чтобы не умереть, жертвую левой рукой. Лезвие скользит по костям, боль затапливает сознание. Нападающий с ножом отводит руку для второго удара, ловлю его взгляд, и скрюченный как в столбняке труп падает на асфальт. Могучий удар в поясницу швыряет меня вперёд, выдергиваю нож из мёртвых пальцев и бросаю его назад, туда, откуда пришёлся удар. Нечеловеческий вой известил, что я попал. Едва понимая, где нахожусь, встаю на подрагивающие ноги и оборачиваюсь. Щуплый высокий японец зажимает рану в паху, из которой сильными толчками рвется наружу яркая кровь: я зацепил артерию и он уже труп. А шестой, чем-то неуловимо похожий на гопника из школы, смотрит на меня, заряжая дробовик. На последних остатках воли вламываюсь в его разум, посылая единственный приказ:«Умри!» И мужчина с остекленевшими глазами направляет дробовик на свой подбородок и нажимает на спуск. С облегчением падаю на колени, боль затапливает разум, и я падаю во тьму.
      Очнулся я уже в капсуле Евы-01: LCL щипала раны, а в голове звенело. Тело переполняла дурная энергия, печень болела, а во рту горечь смешивалась с кровавым вкусом контактной жидкости. Судя по всему, меня накачали боевыми стимуляторами. Та ещё гадость, способная заставить сражаться даже искалеченный огрызок. Один раз в прошлой жизни мне доводилось пробовать подобную дрянь: всё, что могло болеть, болело потом ещё неделю. Попробовав пошевелиться, понимаю, что привязан к ложементу. Вдруг голоэкран связи ожил, проецируя на LCL вид кабинета Командующего, и его хозяина, сидящего за столом. Лицо спрятано за зеркальными очками, руки в белоснежных перчатках сложены в замок, закрывающий губы. По его мимике ничего понять не представляется возможным, а отсутствие прямой видимости сводит к нулю мои возможности эмпатии. Фуюцуки стоит за ним с подчёркнуто безучастным выражением лица: кажется, он не шибко доволен происходящим. Ровный, довольный до омерзения голос Командующего говорит: «Икари Синдзи, вы обвиняетесь в убийстве шести сотрудников второго отдела военно-исследовательского института NERV, находящихся при исполнении, попытке дезертирства и государственной измене. Я сожалею, что поспособствовал рождению на свет столь недостойного члена общества. На данный момент тебя просто некем заменить, а потому приговор военного трибунала будет приведён в исполнение тогда, когда вопрос нападения Ангелов будет окончательно решен. Сейчас ты поднимешься наверх и убьёшь Ангела, а потом будешь помещён в изолятор до следующего боя. И если ты хочешь ещё раз увидеть Аянами Рей — не делай глупостей». После его слов молот синхронизации ударил по измученному разуму.
      Я прослушал краткий и лаконичный предбоевой инструктаж, состоящий в основном из слов «предположительно», «возможно» и «вероятно». Естественно, что реально полезных данных там было дай бог одна сотая. Из оружия у меня опять в распоряжении был только прог-нож в плечевом пилоне и мои собственные мозги. Ангел выглядел отвратительно: огромное летающее фиолетовое дилдо с множеством маленьких, постоянно шевелящихся ножек на животе и двумя толстыми и длинными светящимися тентаклями. Сие чудо довольно бодро летело на меня, разнося здания в хлам своими хлыстами, и тотально игнорируя огонь батарей стационарной обороны города. Абсолютно нелепая и бессмысленная летающая ерунда, порожденная больной инопланетной фантазией. Бросаюсь на него, создавая максимально плотные щиты на запястьях. Враг вовремя замечает меня и решает атаковать. Щупальца бессильно бьют по тёмно-оранжевым восьмиугольникам, сотканным из моей воли и энергии Евы, я же ускоряюсь ещё сильнее и вгоняю прог-нож в ядро этой хрени. Щупальца несколько раз раскалёнными бичами проходятся по спине, но через десять секунд агония прекращается, и лезвие прог-ножа ломается под весом многотонной махины. С противником, сражающимся гибким оружием, тактика боя только одна: быть как можно ближе к нему. Туша заваливается на бок, я разворачиваюсь и иду назад к катапульте, откидываюсь на стартовый стол, после чего разрываю синхронизацию.
      Когда я выхожу, меня встречают два отделения штурмовиков в полной броне и с автоматами — сопротивляться бесполезно, будь я даже здоров, полон сил, в своём теле и обвешан амулетами как новогодняя ёлка гирляндами. Покорно даю защёлкнуть на себе наручники и понуро следую к месту своего заключения. Внутри царит абсолютная каша из мыслей и обрывков образов, хаотичная и изменчивая. То, что Гендо настолько сволочь я предсказать не мог. Ясно одно: то, что я проиграл по всем статьям. Если буду дергаться, то меня просто убьют, и плевать Икари на меня и мою уникальность. Небось слепит себе клона меня и будет над ним издеваться ещё похлеще, чем над Рей. Аянами тоже скорее всего убьют и сотрут память, так что даже если мы сможем сбежать, это будет агония. Которая продлится до того момента, пока они не поймут, что 50BMG я не в состоянии остановить никогда и ни при каких обстоятельствах. Дальше меня даже убивать будет не надо: достаточно хлопнуть Рей, воскресить и приказать ей выйти в эфир. Я после этого сам, как дурак, попрусь её спасать, и всё — принимай готовенького.
      Воображение рисовало нереальные схемы, мозг пытался что-то просчитать, но сейчас мне было ясно одно: если мне не поможет кто-то извне, то все мои планы пойдут прахом. А пока мне нужно отдохнуть как следует. Проверив на прочность стены своей тюрьмы, я пристроил израненное тело на койку и постарался уснуть. Когда я проснусь, мне будет очень-очень плохо, но если сейчас не спать, то я не проснусь вообще. Примостившись на металлической койке, я забылся сном, полным боли и кошмаров.

***

      Седой, но не потерявший военную выправку мужчина стоял и смотрел на огромное человекоподобное существо, распятое на кресте, и прибитое к нему для надежности гигантским копьем странной формы. У существа было огромное рыхлое тело, очертаниями подобное человеческому, но ниже пояса были не гигантские ноги, а множество обычных человеческих конечностей. По этим, относительно крохотным ногам периодически пробегали конвульсии, во время которых из ран существа начинала струится розоватая жидкость, стекая в огромный бассейн. За спиной седого на каталке лежала обнажённая синеволосая девочка с одной рукой в гипсе, привязанная к кровати ремнями. Возле каталки стоял человек в щегольском мундире и очках-хамелеонах, держащий в руке, одетой в белую шёлковую перчатку Глок-17 с гушителем. Полковник Фуюцуки не оборачиваясь сказал:
      — Тебе не кажется, Гендо, что ты зашёл слишком далеко? Душа Юй в Еве-01, так может пусть всё так и будет? Я стар, Икари, и ты с каждым годом не становишься моложе. Мы оба знаем, что смерть — не конец существования, и что за чертой каждый получит, что он заслужил. Если ты боишься смерти — слейся с Евой-01, и будешь вечно жив в вашем с Юй мире. Ничья жизнь не стоит того, что ты делаешь. Это же твой сын, твои люди, даже Аянами можно назвать твоей дочерью…
      — Козо, ты смотришь на всё слишком однобоко. Мне не нужна Юй, мне нужно кое-что более ценное. Престол Бога, в этом и состоит моя настоящая цель. А истинному Богу не нужен никто, он полноценен и не нуждается ни в чем. Я знаю твою маленькую тайну, старый учитель, так что не бойся. Юй я отдам тебе. Ради того, кто столько сделал для меня, я могу пожертвовать столь малым. — щелчок затвора, и оружие смотрит в висок, защищённый лишь прядью волос цвета неба. Девочка что-то шепчет одними губами, закрыв глаза. Выстрел, на мгновение тонкая фигура окутывается оранжевым маревом, но оно исчезает, не в силах сдержать пулю. Даже приглушенный саундмодератором звук гулко отдаётся в огромном зале, а волосы Аянами окрашиваются кровью. Пара конвульсий, и тело затихает, пачкая содержимым и без того не самый чистый пол. Старый седой человек лишь судорожно сжимает руки, холодно кланяется, и уходит, стараясь не смотреть на обнажённое мёртвое тело. Слизнув капельку крови с белоснежной перчатки, Главнокомандующий Икари Гендо снимает с пояса рацию внутренней связи и говорит: «Рицуко, спустись в Комнату Воскрешения и подготовь оборудование для стирания памяти. Что? Да, для полного стирания. Язык и письмо? Она быстро учится». Положив трубку, мужчина расстёгивает ремни, сталкивает тело девочки в бассейн, где оно начинает исчезать, и толкая каталку перед собой, уходит прочь.[/fragment]

Начало жести. Гость№54, первая ссылка битая, а за вторую большое спасибо

Отредактировано bezymnylhomyak (19-04-2018 03:01:36)

Хе-хе, поздравьте меня с первой пачкой минусов Ладно, раз пошла такая пьянка, продолжу выкладывать. Обращение к читателям: если минусуете, то скажите почему. Адекватные комментарии буду с радостью приняты автором, а ошибки исправлены. Пришли насрать - идите мимо.
[fragment="Глава 7. Взаперти"]Рей, ошалело моргая, лежала на ложементе в баке LCL. Девушка попыталась вспомнить, что с ней произошло и как она здесь очутилась, но память подсовывала лишь разрозненные фрагменты, а мысли путались. Тело едва слушалось: судороги волнами пробегали по мышцам, не давая расслабиться, а конечности периодически подёргивались, усиливая боль в и без того ноющих мышцах. Через мутную жидкость проступило смутно знакомое лицо, ремни притянули тело плотнее к ложементу и сознание погасло, затапливаемое нестерпимым огнём, сжигающим каждую клеточку её тела.
      Я проснулся в своей камере от боли: голову будто сдавили раскалёнными клещами. Сдерживая вой, скатился с нар на холодный бетонный пол и открыл глаза. Безжизненный потолок, панель светодиодного освещения, металлическая койка, прибитая к стене и раковина с унитазом в углу. Аккуратно, стараясь не потревожить раны, я встал с бетона и с кряхтением рухнул обратно на нары. Первые несколько минут мне казалось, что я умру, но постепенно мне становилось легче: головная боль уходила, а желание выблевать свою печень превращалось в зверский голод. Оглядев себя, заметил свежие повязки на предплечье и кисти: пока я спал, меня перевязали, наверняка накачав какой-то дрянью. Печень не справляется со всей той гадостью, что в меня вкололи, оттого меня и тошнит. Поняв, что немедленная смерть мне не грозит, я постарался принять максимально комфортную позу и задумался, благо поводов для размышления у меня был целый вагон.
      Чёрт, как я мог так ошибиться? Ведь с самого моего появления тут было ясно, что Гендо — коварный и абсолютно беспринципный ублюдок. Неужели я действительно разучился подавлять в себе глупую подростковую истеричность, и теперь буду вести себя как малолетнее школие? Хотя, я что так, что эдак не смогу в одиночку сражаться с такой громадной системой, как NERV. Ведь моя неуязвимость, как у Шварценеггера, сценарием не предусмотрена: не убьют, так закидают мясом, свяжут, а когда поймут, что прямые пытки бесполезны, начнут мучить тех, к кому я неравнодушен. Осознание своей слабости давило не хуже бетонной плиты: я же не герой глупого американского фильма, который решает все проблемы человечества одной левой, параллельно стреляя правой рукой из старушки маадьюс по толпам наступающих вьетнамцев! Чтобы сорвать злость, бью когтями по окованной металлом стене в надежде на то, что сил её пробить мне хватит. Однако и тут облом: рвущая сердце боль и призрачные лезвия исчезают, не пройдя и на сантиметр вглубь, а пальцы больно скребут по металлу. Осознаю, что мое сердце остановится быстрее, чем я отсюда выберусь. Остаётся только ждать, а если совсем будет хреново — буду угрожать самоубийством, может что и выгорит…

***

За несколько часов до описанных выше событий…

      Старый полковник и профессор генетики сидел в своем маленьком кабинете, перебирая дрожащими пальцами камушки для игры в шоги. То, что его молодой ученик ставит цель превыше всего, он знал давно, и был согласен с таким раскладом. «Смерть легка как пёрышко, долг тяжёл как гора» — это высказывание как нельзя лучше отражало суть его воспитания в семье потомственных военных. Но цель, к которой стремился Икари Гендо, повергла полковника в шок: насколько нужно быть безумным, чтобы желать престола Творца? Козо Фуюцуки решил, что бесчестье для него, как для солдата, предавшего своего командира — ничто в сравнении с жизнями миллионов тех, кто пережил Второй Удар, вызванный ошибкой в расчётах доктора Кацураги. Вздохнув, постаревший разом на десяток лет старый человек достал из верхнего ящика небольшую чёрную коробку, положил её на стол и поднял трубку телефона внутренней связи: «Алло, это лаборатория 417? Благодарю, Майя, позови к телефону доктора Акаги. Она занята настройкой оборудования? Передай ей, пусть немедленно пройдёт в мой кабинет. Да, это приказ». Положив трубку, он подключил прибор к розетке, подождал, пока загорится зелёный светодиод и нажал на кнопку. Громкий щелчок, запах озона, и несколько маленьких дымков сообщили о том, что вся незащищённая электроника вышла из строя. Проверив телефон, и убедившись, что он работает, мужчина откинулся на спинку стула и принялся ожидать визита учёной. Когда уставшая девушка с кругами под глазами раздражённо открыла дверь, хозяин кабинета дружелюбно улыбнулся и сказал: «Нам нужно обсудить кое-что важное, это касается не только нас с вами. Не волнуйтесь так, в моём кабинете какое-то время мы можем говорить спокойно.»
      От прочтения очередного варианта толкования пророчества Икари Гендо отвлек подрагивающий голос его секретарши:
      — Командующий, к вам доктор Акаги Рицуко с докладом. Настаивает на срочной аудиенции. — миловидная девушка всегда слегка нервничала, когда ей было необходимо неожиданно нарушить покой шефа.
      — Хорошо, сейчас я свободен, пусть войдет.
      Получив согласие, учёная глубоко вдохнула и, подавляя улыбку, переступила порог лифта. Несколько секунд, и она уже в огромном мрачном кабинете. Разом накатившие воспоминания заставили Акаги вздрогнуть: она пережила множество неприятных минут в этих стенах и сейчас эти видения разом заполонили сознание, заставляя дрожать колени. Отогнав мрачные мысли привычным усилием воли, женщина уверенно шагнула из света лифта в полумрак помещения, сжимая папку сфабрикованных МАГИ отчётов и графиков, которые должны будут послужить ключом к свободе от кошмара, в который превратил её жизнь один безумец.

***

Изолятор NERV, камера Икари Синдзи.

      Из медитации меня вырвал грубый окрик охранника: «Встать! Руки за голову, лицом к стене!» Скрипя зубами от боли в левой руке, выполняю приказ. Руки выворачивают и наручники защёлкиваются на запястьях. Несколько ударов по рёбрам скрючивают меня так, что я вижу только носки своих ботинок и едва могу дышать. В такой позе меня ведут в неизвестном направлении. Рана на руке болит, поясницу от неудобной позы начинает ломить, я периодически спотыкаюсь, но конвоиры тащат меня вперёд, не давая даже восстановить равновесие. Я едва понимал, где нахожусь, с каждым шагом все глубже погружаясь в эдакий болезненный транс. После очередного лифта яркий свет сменился полумраком и светящимися линиями на полу: кажется, мы пришли. Жаль, что я не вижу лица того, кто стал причиной всего этого безумия: сил после медитации у меня достаточно для того, чтобы отправить его к праотцам.
      Ощущался Икари Гендо как кусок пустоты, а голос выражал вселенское презрение: «Вам смягчены условия содержания с одиночной камеры на домашний арест: вы переезжаете к вашему опекуну. Все перемещения вне места проживания только с моей санкции и в сопровождении конвоя. Перемещения внутри дома санкционирует доктор Акаги. Любые контакты с кем-либо без разрешения опекуна запрещены». После такой тирады в поле моего зрения появились ноги в лакированных туфельках, правый рукав рубашки расстёгивают ловкие пальцы; по оголенной коже прошлись ватой со спиртом, после чего последовала резкая боль и наручники сняли. Аккуратно разгибаюсь, скрипя зубами от боли в мышцах и стараясь не потревожить ноющие рёбра. Параллельно начинаю готовить свой разум к единственному удару, который, я надеюсь, сможет пробить его защиту.
      Осматривая себя, замечаю на правой руке широкий силиконовый браслет с металлическим утолщением, на котором в такт биению моего сердца моргает маленькая красная точка светодиода. Заметив мой интерес к этому устройству, Гендо с плохо скрываемым торжеством продолжил: «При попытке выкинуть какой-то из твоих фокусов это устройство впрыснет в твою кровь транквилизатор, который отключит твоё сознание примерно через пятнадцать секунд. А если ты выйдешь за пределы дома без моего разрешения, ослушаешься моего приказа или попытаешься снять браслет — умрёшь. Уведите его!» За пятнадцать секунд я могу многое натворить, только дайте мне волю. Но сейчас если я попытаюсь дернуться, меня гарантированно убьют: почти два десятка охранников стоят возле стен, держа оружие наготове, а сам Икари демонстративно выложил на стол Глок-17 с глушителем.
       На обратном пути конвой обращался со мной аккуратнее: лишь изредка подталкивали прикладами в спину. Дошёл, лишь поддерживая себя накопленной за время медитации энергией. Мне срочно нужно нормально поесть и хорошо поспать, а ещё придумать, как добраться до Гендо за пятнадцать секунд. Но с деятельного настроения меня сбили мысли о Аянами: никакой информации о ней я не имел с момента, как оттолкнул её в сторону, спасая от нападения. Я даже не знаю, сколько дней прошло с момента нападения: в изоляторе меня кормили всего дважды, а свет не выключался никогда. После десяти минут езды в окружении мордоворотов мы оказались в уютном спальном районе, состоящем из частных домиков, окружённых зелёными насаждениями. Покатавшись немного по улицам, авто остановилось возле непримечательного забора. Калитку открыла сама Рицуко в пушистом свитере и джинсах. Заметив моё плачевное состояние, девушка сказала охране: «Можете идти, спасибо за работу.» Старший в конвое лишь молча козырнул, солдаты споро запрыгнули в «Хамви» и укатили прочь, а я в ступоре уставился на открытую дверь, не зная, идти мне внутрь или прямо сейчас валить прочь. Однако от Акаги ощущалось что угодно, только не враждебность.
       Вечерело, в доме зажёгся свет, уличные фонари начали потихоньку разгораться, а я, наверное, минут двадцать тупо стоял и смотрел на это великолепие. Слишком большим был контраст между камерой-одиночкой и уютным маленьким коттеджем на окраине. Из ступора меня вывели слова учёной:
      — Пошли в дом, ты ведь не хочешь торчать на улице всю ночь? — логично, чёрт возьми. Акаги вполне могла знать, что же случилось с синеволосой девушкой.
      — Что с Рей? Она жива? — лицо Рицуко слегка скривилось, выражая неодобрение.
      — Ты бы о себе побеспокоился, герой! С ней всё в порядке, она внутри, только осторожнее: мне пришлось стереть Аянами память, но она должна всё вспомнить при виде тебя. — не успев дослушать фразу, бегу внутрь, чтобы побыстрее увидеть Рей: я слишком привык к ней за те несколько дней, которые мы были вместе.
      Первое, что я увидел в гостиной: два огромных рубиновых глаза, с безразличием смотрящие на меня. Девушка сидит на кровати, уставившись в пустоту безучастным взглядом. Вдруг безразличие сменилось узнаванием. Рей бросается ко мне, и её маленькое тело падает вперёд, скрученное судорогой. Пятнадцать секунд до отключки, говорите? Надеюсь, что успею: я даже обязан успеть. Ускоряю восприятие до предела: волна энергии проносится по телу, смывая боль и усталость, заливая мышцы дурной силой. В правой руке начинает зарождаться лёгкий болезненный холодок: препарат уже в крови. Замедляю сердце до минимума, чтобы выиграть пару лишних секунд и успеваю поймать Аянами до того, как её тело коснулось пола. Рвущее мышцы усилие и мы падаем на диван. Рей совсем плохо: сердце девочки бьётся неритмично, взгляд пустой и безумный, дыхания нет. Я чувствую, что времени у меня совсем мало: холод медленно плывет вверх по руке, парализуя мышцы. Остаётся только один способ понять, что случилось: ловлю её взгляд и падаю в багровую тьму.
       Разгадка оказалась проста: Аянами вспомнила свою смерть, её разум не выдержал такого испытания, решив что она мертва, а тело отреагировало на это решение. Холод дошел уже до плеча, правой рукой двигать становилось всё труднее. Решаюсь на безумие, осознавая, что это единственный шанс сохранить ту Рей, которую я знаю. Лёгкий энергетический удар в грудь, и фибрилляция после нескольких хаотических сокращений сменяется на ровный пульс. Потеря сознания потихоньку перетекает в сон, и я могу позаботиться немного о себе. Холод добрался уже до подбородка, и чёрт его знает, что будет, если не вколоть противоядие: дышать становилось всё труднее. Девушка у меня на руках засыпает, я замедляю восприятие, и едва успеваю прохрипеть: «Антидот!» Дальше все провалилось во тьму.
       Я пришёл в себя на том же диване. Мысли текли, как в киселе, тело было деревянным и едва слушалось. Медленно открываю глаза и вижу огромное мутное бело-сине-зеленое пятно. Муть ушла и пятно медленно трансформировалось в два взволнованных женских лица. Внутри бушевала буря из эмоций: я одновременно плакал от горя и хотел поделиться своим счастьем с остальными. Ещё не осознавая себя до конца, пробормотал: «Какой интересный глюк… Неужели Гендо настолько меня любит, что засунул в гарем из влюбчивой безумной учёной и Второго Ангела, который по недоразумению выглядит, как моя покойная мать? ****, я не знаю, хорошо мне или хуёво: похоже, Комплементация таки удалась, и я всего-лишь оргазмирующая лужа LCL». После моих слов Акаги отшатнулась и с ужасом во взгляде начала медленно отходить назад. Рей лишь молча смотрела на меня, а из глаз капали слёзы. Кисель из головы как ветром сдуло. Сев на диване по-турецки, я раздосадованно хлопнул себя по лбу, и удивлённо уставился на перехваченную в сантиметре от лица руку. Холодный голос девушки отстранёно прокомментировал: «Никогда не причиняй себе боль». Переведя взгляд на опекуншу, замечаю, что она смотрит на нас поверх ствола маленького дамского револьвера, и одними губами повторяет вопрос: «Что ты такое?» Отвертеться без объяснений не получится, да и Рицуко в таком состоянии, что может наделать глупостей. Версию для тех, кому я не до конца доверяю, я подготовил ещё в больнице: ловлю взгляд Акаги и устанавливаю контакт. Мысль-фраза: «Я Икари Синдзи», а за ней образы аниме, сохранившиеся в моей памяти. Учёная от шока падает на колени и хватается за голову: когда впервые получаешь столько информации разом это больно, как удар битой по голове. Через минуту глаза Акаги открылись, а взгляд прояснился. Упреждая её вопросы, отвечаю:
      — Это была серия видений, после каждого я открывал в себе что-то новое. Последнее было в поезде в Токио-3. — Рицуко задумчиво присела на стул и принялась нашаривать в карманах пачку сигарет:
      — Кажется, мою Нобелевку можно просто выкинуть в мусор. — интересно, насколько глубоким был бы её шок, узнай она правду?
      — Я бы не был настолько критичным, но не могу не согласиться с этим.
      — В тебе нет ни грамма уважения к старшим. Слушай, ты сам хоть знаешь, почему так произошло?
      — Единственное, что я знаю, так это то, что добром вся эта авантюра Гендо не закончится. — аккуратно обнимаю Рей второй рукой: правую она всё ещё не отпускала. Акаги уходит в себя, лишь неодобрительно поглядывая в нашу сторону. В конце концов она не выдержала:
      — Скажи, как тебе не противно с этой куклой? — услышав это слово, Рей сжала мою руку, которую не отпускала с момента перехвата, настолько сильно, что у меня затрещали кости.
      — Она не кукла, и ты это знаешь не хуже меня. И не нужно шуток про Эдипов комплекс: Фрейда я читал. Мне хорошо с ней рядом, а больше меня мало что волнует.
      — Ты необычайно умён и критичен для подростка: если закрыть глаза, мне кажется что ты тридцатилетний циник, которому плевать на всё, кроме самого себя. Ладно, хватит об этом: теперь мне многое стало понятно… Видишь на браслете маленькое отверстие сбоку? Вставь туда что-нибудь металлическое — браслет отключится, пока предмет будет там. В моей квартире нет камер и жучков, а потому можете вести себя свободно. Ваши комнаты в конце коридора, но, думаю, что спать вы все равно будете вместе — закройте жалюзи, чтобы наружка не видела. Более обстоятельно поговорим завтра.
      Киваю, что понял и пытаюсь встать. Аянами в конце разговора отпустила мою руку и куда-то ушла. Адская смесь из множества химических препаратов в крови привела к печальным последствиям — мышцы едва слушались, голова нещадно болела, и я ощущал себя так, будто у меня кислота вместо крови. Спросив, где душ, поплёлся мыться. Встретив по пути Рей, погладил её по мокрым волосам и закрыл дверь в ванную комнату. Когда закончил мыться, то едва стоял на ногах. Я завернулся в полотенце и побрёл искать кровать. В голове мутилось: я смутно понимал, где нахожусь. Наткнувшись на первую попавшуюся постель, упал на неё, и уснул, терзаемый усталостью и волнами боли. Отключившись, я не заметил, как маленькое гибкое тело юркнуло под одеяло и прижалось ко мне.
       Закончив расчёты, усталая учёная побрела в душ. Включив воду, Рицуко блаженно развалилась в ванной, наслаждаясь ощущением теплых струй, текущих по телу. Вода успокаивала мысли и снимала напряжение с уставшей спины. Слишком много на неё свалилось в последнее время, слишком тяжело осознавать то, что все её знания не помогут ей выбрать правильный путь. Устало облокотившись на стену, девушка закрыла глаза. Память подкинула момент, когда её новый жилец рванулся к Рей. Вот стоит понурый, уставший подросток в черных брюках и заляпанной засохшей кровью рубашке, и вдруг он размазывается в черно-белую тень, которая превращается в два тела на диване. Парень замирает на пару секунд, смотря в безумные глаза той, которую только-что поймал в нескольких сантиметрах от пола. Вдруг парень бьет кончиками пальцев в грудь Аянами. Девушку на его коленях выгибает, но он не разрывает контакт взглядов. Секунд через пятнадцать Рей постепенно расслабляется и начинает равномерно дышать, а сам он, прохрипев:«Антидот!», заваливается назад и теряет сознание.
      Сама Рицуко неоднократно наблюдала за тем, как он демонстрирует свои способности, но вот так в упор и настолько полно, она увидела их только сегодня. И это не шло ни в какие сравнения с теми мелкими фокусами вроде метания монеток в мишень и перетаскивание её вместе со стулом без помощи рук, которые он продемонстрировал в лаборатории. А потом Акаги и сама ощутила на себе, каково это: осознание того, что её разум для него был открытой книгой злило и пугало одновременно. Но при этом поступки странного подростка вызывали скорее уважение, чем отвращение. Мысли начали путаться. Уставшая женщина открыла слив и устало поднялась на ватных после купания ногах. Проверив, хорошо ли она закрыла все краны и тщательно вытеревшись полотенцем, Акаги выключила свет во всём доме, дошла до двери своей комнаты, привычно сделала четыре шага до кровати, способной уместить человек пять, залезла под одеяло и уснула, едва коснувшись подушки.

***

      Впервые с тех пор, как я пришёл в себя в поезде, мне удалось выспаться. Печень болела, мышцы ломило, но это были мелочи. Я в мягкой уютной кровати, Рей жива и обнимает меня: всё хорошо и можно не подрываться как по тревоге. Если я просыпаюсь сам, без будильника или сирены, то прихожу в себя ещё минут пять, стараясь растянуть томную негу дрёмы подольше. Медленно открываю глаза и вижу перед собой чьи-то белые волосы, пахнущие табаком. Удивление трансформировалось в слова:
      — Рей, ты когда успела волосы покрасить? И почему от тебя табаком несет? — холодный голос откуда-то справа сказал:
      — Синдзи, я не способна произвольно изменять пигментацию волосяного покрова. — и, помолчав недолго, добавил, — Эта кровать пахнет доктором Акаги.
      Недовольный голос самой Акаги сонно пробурчал: «Гендо, отстань, я не собираюсь тебя ублажать, и куклу свою фригидную забери». Сонный мой мозг понимал, что что-то не так, но что конкретно тут происходит, осознать отказывался. Аянами педантично поправила ученую: «Доктор Акаги, у вас устаревшие данные: я способна к получению оргазма». Повернувшись к Рей, хотел спросить, причем тут Рицуко, но вместо ответа получил поцелуй от синеволосой няши. За спиной кто-то завозился, я попытался развернуться, но она держала меня крепко, и не потревожив раненую руку, я бы не вывернулся. Заметив моё неудобство, девушка отстраняется и смотрит куда-то за моё плечо, после чего с едва слышимым удивлением спрашивает: «Вы хотите присоединиться?» Оборачиваюсь и вижу саму Рицуко, в шоке смотрящую на нас. Подавляю инстинктивную реакцию напасть и спрашиваю:
      — Доктор Акаги, а что вы тут делаете? — что тут произошло, пока я спал?!
      — Интересно, что же я делаю в своей кровати в своём доме?
      — Чёрт! Кажется, я вчера с больных глаз кровать перепутал… — э-э, я это вслух сказал?
      — Тебя не учили, что перед тем, как залезть к девушке в постель, нужно ей подарить веник цветов и романтический ужин устроить? Тем-более, если ты туда ещё и другую девушку притащил, даже если она искусственная. — интересно, эти шутки закончатся хоть когда-нибудь?
      — Аянами вполне себе настоящая.
      — Хмм, думай как хочешь, ужин это не отменяет. А теперь отвернись, я хоть пижаму надену.
      Слегка ошарашенный, отворачиваюсь к стене. Рей ушла в душ и колкость Акаги пропустила мимо ушей. Рицуко пошла на кухню ставить чай, а я, натянув трусы, остался в одиночестве валяться на огромной кровати. Из душа вышла синевласка с накинутым на плечи полотенцем и пошла одеваться, а я поспешил занять ванную комнату, пока она свободна.
      Когда я привёл себя в порядок и перевязался, Акаги уже заварила чай и поджарила нам тостов. Рей в школьной блузке на голое тело сидела за столом и следуя всем правилам этикета завтракала. Рицуко откинулась на спинку стула и курила, после каждой затяжки прихлёбывая кофе из чашки с кошкой. Пожелав всем приятного аппетита, я плюхнулся на свободный стул и принялся пить чай. Хозяйка дома допила кофе, потушила недокуренную сигарету и сказала:
      — У нас всех есть одна проблема, и имя ей Икари Гендо. Этот ублюдок совсем рехнулся и захотел стать Богом. Фуюцуки помог вытащить тебя из тюрьмы, и сейчас мы думаем, что делать дальше. Ты пока особо не высовывайся, отдыхай и выздоравливай, мы постараемся разобраться сами. — мне бы хотелось в это верить…
      — Рицуко, это всё очень хорошо, но я хочу знать, что вы там собрались делать? В конце-концов это касается меня лично. — судя по растерянному взгляду, пока всё плохо.
— Я сама не знаю, что полковник собирается делать, и почему его переклинило. Раньше он закрывал глаза на всё, что творил его ученик. Да что там закрывал, сам первый вперед лез. Подозреваю, что это связано с последними событиями, и мне он чего-то недоговаривает. Сегодня я загружу эту ситуацию в МАГИ, надеюсь что это поможет мне понять, что будет дальше.
      — Это было бы отлично. В изоляторе мне не очень то понравилось.
      — Вообще, всё было бы гораздо проще, если бы ты использовал свои способности на Гендо. Если тебе что-то для этого нужно, то я постараюсь это организовать.
      — Спасибо тебе, Рицуко, я постараюсь не подвести, если подвернётся хороший случай. Мне нужна пара дней для отдыха и восстановления, а потом мы более подробно поговорим об этом: то, чем меня напичкали, очень плохо сказалось на моём организме.
      — То, что твоё сердце выдержало такую ядерную смесь, это вообще чудо. В ближайший месяц для тебя даже простые антибиотики будут смертельным ядом. Ладно, я на работу, постараюсь вернуться пораньше.
      — Удачного дня!
      Девушка встала из-за стола и пошла одеваться. Возле двери в комнату она обернулась и сказала: «С тебя ужин, как я вернусь!» Пошуршав вещами в шкафу, она забежала на кухню в одном лифчике и юбке, схватила со стола пачку сигарет и убежала обратно. Я же заварил вторую кружку чая и расслаблялся на мягком кресле в углу: надо же и отдыхать. Шуршание вещей и перестук баночек с косметикой в комнате продолжался ещё минут пятнадцать. Второй раз девушка вышла из комнаты уже одетая и с красивым макияжем. Честно говоря, у меня случился шок. Я, конечно, знал, что у Акаги хорошие задатки, но то, что она НАСТОЛЬКО красивая, для меня оказалось открытием. Смесь европейских и японских черт, точно выверенный макияж и достаточно вызывающая одежда капитально преобразили девушку. Остановившись возле двери, Рицуко бросила на меня мечтательно-непонятный взгляд и нажала кнопку открытия электронного замка, от её взгляда у меня засосало под ложечкой. Элегантно поправив сумочку, учёная переступила порог и, не оборачиваясь, пошла прочь из дома. Автоматическая дверь с шипением закрылась, оставляя нас с Аянами наедине.
      Рей опять мылась в душе: не знаю почему, но она обожала воду, и ощущения от прикосновений к своей коже, даже в холодном душе проводя иногда по нескольку часов. Ничем объяснить эту странность я не мог. Развалившись на кресле, потягивая теплый чай из кружки и слушая музыку на плеере, я впервые за долгие годы был счастлив: мои проблемы решаются без меня. Боль в мышцах медленно уходила, сменяясь приятной усталостью. Выключив музыку, я поискал на полках что бы почитать, наткнулся на анатомическое пособие и погрузился в чтение. Шипение воды прекратилось и мокрые ступни Рей пошлёпали по линолеуму: она со спокойной методичностью изучала новый дом. Сначала я чувствовал её в комнате Акаги, потом она осматривала наши комнаты и кухню, наверняка запоминая расположение каждой вещи до миллиметра. Я сам не заметил, как провалился в полудрёму, а книга упала на колени. Лёгкий шелест двери, невесомые шаги: Аянами принялась за гостиную. Она обходит комнату против часовой стрелки, шелест соприкасающейся с предметами интерьера маленькой ладошки, но вдруг всё затихло. Открыв глаза, наблюдаю странную картину: девочка держит в руках когтеточку и сосредоточенно вертит её в руках, пытаясь что-то в ней найти. Подавляю смешок, но сдавленный хрюк всё же вырвается изо рта. Рей, повернувшись ко мне, спросила: «К какому типу лабораторного оборудования относится этот прибор?» И тут плотину моего терпения прорвало: я ржал как безумный наверное минут пять, периодически что-то пытаясь сказать. Девушка недоумённо смотрела на меня, от смеха свалившегося с кресла. Холодный и растерянный голос был как ушат воды на голову: «Чему ты радуешься, Синдзи?» Встав, я отряхнулся от кошачьих волос, в изобилии находящихся на ковре и подошел к ней:
      — Рей, это не лабораторное оборудование, это просто кошачья игрушка.
      — Доктор Акаги держит кошку?
      — Да, кажется, завтра её должны доставить из ветлечебницы.
      — Понятно. — Рей слишком задумчива и печальна, это меня пугает. Вчера я по неосторожности в угаре наговорил всякого, надеюсь, что она не из-за этого. Ведь после моих слов девушка будто сникла…
      — Аянами, что тебя беспокоит? Ты будто чего-то боишься. Если что-то не так, ты всегда можешь сказать мне.
      — Почему ты не ненавидишь меня? Ты говорил, что знаешь, кто я, из чего меня создали. Остальные боятся меня: я чувствую их страх и злобу. Они ненавидят меня за то, что я другая. — слёзы в рубиновых глазах, полотенце и дурацкая когтеточка лежат у её ног на полу, а тонкие пальцы комкают рубашку на моей спине. Я ещё не видел её настолько взволнованной и растерянной.
      — Ты хочешь знать, кто я? Хочешь узнать, откуда я знаю столько?
      — Ты же говорил это доктору Акаги.
      — Это была ложь. Хочешь видеть мою жизнь? — в ответ я услышал лишь тихое, почти неразличимое «Да».
      — Хорошо, смотри. — глаза в глаза, голубая сталь в рубиновый закат. Одни мысли, одни чувства, одна память на двоих. Рей нерешительно дрожит, боясь заглянуть туда, где её ждут ответы на все вопросы.
      Неуверенность сменяется любопытством, и моя память начинает раскрываться перед ней: первые буквы, прочтённые мной, улыбающиеся лица родителей на моем четырёхлетии, чужие эмоции, захлёстывающие её разум до краев. Потом была первая линейка в школе и первая драка. Маленький мальчик подходит к отцу и говорит: «Тому дяде больно и жить не хочется, а от тебя тепло». Первая медитация и тренировки, незнакомая музыка, которую тут никогда не услышат, и города, навеки погребённые под водой или запёкшиеся радиоактивным тринититом. Смерть родителей, отдающаяся болью и теперь. Горе потери, годы одиночества, первая любовь и первый поцелуй. Вика, стучащая в дверь моей гостинки в поисках убежища, бурная ночь со сломанной кроватью и выстрелами, гремящими за окном. Потом война, боль, мёртвые друзья, разорванные и превращённые в ошметки и я, оглушённый, стоящий в кровавой грязи и внутренностях с кровью, текущей из носа и рта. Бесконечные бои, умирающая Вика, и тот злополучный удар. Чудом уцелевшая гостинка, всё усиливающаяся ноющая боль и клик мышкой, означающий старт аниме.
      Она сама, точнее её рисованный вариант, падение Синдзи в полуразрушенной квартире и её улыбка в раскаленной капсуле после победы над Рамиилом. Потом шестнадцатый Ангел и слёзы, едва видимые в LCL, смерть Каору Нагисы, семнадцатого Ангела. Стрельба в NERV, начало Комплементации: «Синдзи зовет меня!» Огромная фигура с чёрными провалами вместо глаз, отрубленная голова, безумно смотрящая в никуда. Моя подготовка к ритуалу, отточенный нож, пробивающий сердце и пробуждение в поезде. Призрак, висящий в пустоте над асфальтом и бой в ангаре Геофронта.
      — Ну вот, Рей, теперь ты знаешь, кто я. И у тебя есть повод меня ненавидеть. — её губы беззвучно шевелятся, тело покрылось мурашками, а тонкие пальчики бессильно дрожат. Аккуратно поднимаю её, помогая себе телекинезом, чтобы не нагружать раненную руку и несу девушку на диван. Аянами безропотно принимает от меня одеяло, которым я укрываю ей ноги. Глянув на настенные часы, замечаю, что мы почти два часа провели в моей памяти.
      Устало откидываюсь на спинку дивана: руки дрожат, а сердце колотится как бешеное. «Надеюсь, она поймет… надеюсь, она поймет… надеюсь, она поймет…» — как мантру повторяю эти слова. Полные слёз рубиновые глаза вдруг появляются перед моим лицом. Тихий сдавленный шёпот-сипение, так непохожий на её обычный голос:
      — Почему? Любишь… Неужели? Картинка, я всего лишь картинка? — её губы дрожат, когда я накрываю их своими. Два тела, две души, так боящиеся друг-друга. Волосы Рей, мягкие, непослушные, голубой шёлк в моих пальцах. Горячее тело в ледяной скорлупе, которая дала трещину. Отрываюсь, выныривая из омута страсти и желания:
      — Нет, ты живая. Тёплая, настоящая и нужная. Я люблю тебя, и так будет пока я жив. — Аянами отвечает, плача как умеет только она: без всхлипов и истерик. Слёзы просто текут по её щекам, а голос слегка дрожит:
      — Мне ещё никогда не было так больно. Наверное, меня никто не любил… Но эта боль приносит мне радость.
      Обнимаю её покрепче, стараясь помочь унять бурю, бушующую в душе у девочки. Постепенно она успокаивается, расслабляясь у меня на руках. Первый шок прошел, и любознательность взяла вверх: Рей встала и пошла к библиотеке Рицуко, сказав мне, что обязательно поймет, как так вышло, что я оказался здесь. Обложившись книгами, девушка принялась искать в них ответы на свои вопросы. Надеюсь, что это не приведёт ни к чему плохому. Вспоминаю про свой долг перед самой Рицуко, и по памяти набираю номер службы доставки: нужно заказать продукты и сладости для романтического ужина. Обещания нужно исполнять, даже если ты не знаешь, к чему это тебе приведёт: кто не рискует, тот не пьет шампанское. Прошерстив кухню, я подготовил всё для приготовления еды и даже успел немного помедитировать, прежде чем в дверь позвонил курьер. Аянами отключилась от всего вокруг, сидя нагишом на полу в куче книг и с поразительной быстротой перелистывая страницы.
      Забрав заказ и расплатившись, пошел заниматься делом. Перекусив пиццей, пытаюсь выманить Рей из библиотеки с помощью её любимых кальмаров в кляре, но она прочно погрязла в дебрях науки и на внешние раздражители не реагировала, отвечая только «нет», «потом» и «не хочу». Спрятав готовую еду в холодильник до лучших времен, принялся за приготовление романтического ужина. Через пять часов кулинарных мучений и насилия над личностью всё было готово. Мне, как человеку непривычному, сервировать всё это по правилам было очень тяжело, но я справился. Шампанское остывало в холодильнике, а розы вяли на столе в вазочке, найденной на шкафу. Свеча в подсвечнике-кошке стояла по центру стола, готовые блюда ждали своего часа в микроволновке, а куча грязной посуды отправилась в посудомоечную машину, утробно урчащую возле раковины. Поставив будильник, чтобы проснуться к приходу Рицуко, я рассказал Рей, что и как можно есть, после чего завалился поспать: мне срочно нужно отдохнуть, а из Аянами сейчас я и слова не вытащу…[/fragment]
Жду комментариев. С уважением, Безумный Хомяк!