NERV

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.

Вы здесь » NERV » Стартовый стол » Война Титанов. Часть 3.

Война Титанов. Часть 3.

Страница: 1

Сообщений 1 страница 5 из 5

1

  • Автор: эрнст лютц
  • Новичок
  • эрнст лютц
  • Откуда: Россия. Космическая столица
  • Зарегистрирован: 20-10-2019
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 91
  • Уважение: +103
  • Позитив: +11
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 29 [1995-01-28]
  • Провел на форуме:
    4 дня 6 часов
  • Последний визит:
    16-09-2021 23:38:19

Пока Эрика Кайндхарт и Вольные Стрелки пускаются в свои опасные приключения, а Пинк Гелдоф со своими людьми ведёт теневую войну внутри Империи, на полях сражения каждый день гибнут тысячи простых людей. Кто-то пошёл на войну за Короля и Отечество, кто-то подчинился приказу, исполняя свой долг, а кто-то, как Сергей Аненков, совсем не хотел воевать, но чаша сия не миновала и его, и он тоже попал на фронт. Однако, первый месяц войны показал, что это - совсем не то место, куда он хотел попасть. И молодой солдат решается на военное преступление - дезертирство. Будучи схваченным заградительным отрядом, в качестве наказания, он получает направление в штрафную роту, где его новой семьёй становится пулемётное отделение капрала Натали Миус. Здесь, ему предстоит искупить свой проступок кровью. Ждёт ли его бесславная смерть, в качестве пушечного мяса, или же история уготовила для него более высокие цели?

Глава 1, в которой на фронте всё ещё без перемен.

- Господи, пусть хранят меня Твои ангелы. От пули и штыка убереги меня, о Боже. От газа и осколков, Господи, спаси меня. От бомб и снарядов, Господи всемогущий, сохрани меня, - я тихо читал эту литанию, которую когда-то услышал от бывшего товарища. Его она не спасла, и в одном из наступлений ему прострелили голову. Возможно, дело было в том, что он недостаточно верил в силу нашего Бога.
Колёса поезда стучали, а в тесном вагоне воняло потом, мочёй и грязью. Нас везли на фронт. Кто-то из нас спал, кто-то рубился в карты, другие тихо переговаривались, а я смотрел в щель между досками вагона, и передо мной мелькал какой-то лес. Поезд шёл без остановки уже десятый час. На рассвете мы прибудем в новую часть.
Десять часов назад нас, штрафников, собрали на перроне и сказали, что мы поедем на север, чтобы заплатить за наши проступки кровью. Насильники, воры, уголовники, военные преступники и дезертиры, вроде меня. Я не горжусь своим поступком, я знал, на что шёл, когда сбежал с позиций своей роты. Уже через 2 дня меня схватили.
Суд прошёл на удивление быстро. За пару дней трибунал постановил, что я, как и другие обитатели этого вагона, буду отправлен в штрафную роту с целью искупить свою вину кровью. Наверное, я бы больше обрадовался, если бы меня просто расстреляли. Может быть, где-то в глубине души я желал смерти больше, чем шанса на исправление. Скорее всего, дома родители уже знают, что их сын - трус и предатель Родины. Если бы меня расстреляли, я бы не мог осознавать эту грустную реальность. Этот позор, которым я покрыл себя. Но у меня были причины.
Что я забыл на войне? Я никогда не хотел воевать, я не хотел ввязываться в эту бойню, о которой только и были разговоры в нашем городке. Я с тревогой ждал своего совершеннолетия, молясь лишь о том, чтобы до него война закончилась. Я видел ветеранов без рук и ног, без лица или с костылями. Война ежедневно пополняла списки пропавших без вести и убитых, а также инвалидов. Видя их в городе, я не хотел стать одним из них. Но мне немного не повезло, и вот я тут.
На мне чёрная форма из грубой ткани, а за спиной мешок с небольшим скарбом, который мне выдали, когда сажали в поезд. Оружие было в отдельном вагоне. Кто знает, на что способны эти люди, что едут со мной. Большая часть из них не имела принципов и моральных норм. И всем было одинаково плевать на это. Наши жизни сейчас стоят не дороже пули, которой хватит, чтобы убить. Бросовое, низкосортное мясо, из которого только тушёнку третьего сорта готовить.
Мимо меня проносится лес, колёса стучат, и перед глазами проносятся дни моей беспечной и лёгкой юности. Да, забавно, как оно всё обернулось. Война идёт уже который год, мы наступаем, они наступают, в газетах ежедневно пишут о сражениях на том или другом участке фронта, о награждённых медалями и чинами. Иногда пишут обращения короля к народу с призывом не терять присутствия духа и положить все силы на алтарь победы. Но теперь мне во всё это совсем не верится.
Я помню, как шёл в первую атаку, думая, что сейчас мы прорвём участок фронта, и погоним имперцев прочь. Но потом в нескольких метрах от меня разорвался крупнокалиберный шрапнельный снаряд, скосив целую шеренгу моих товарищей. Когда я увидел это, то невольно обмочился и проходил остаток дня с отвратительным позорным пятном. Но я был не один такой. Сейчас новобранцев уже не гоняют в лагерях, как в самом начале войны. Нас собирают на неделю в лагере, учат кое-как стрелять и вести штыковой бой, а потом сразу распределяют по ротам. Честно говоря, мы не были готовы к нашему первому бою. А потом всё это стало неважно, потому что после той атаки мы вернулись в свои траншеи и блиндажи, в которых ещё неделю пережидали артобстрелы и газовые атаки. Когда месяц на передовой был окончен, и нас отвели на пополнение, я сбежал. Однако, далеко уйти мне не удалось, заградительный отряд, повстречавшийся мне на пути, тут же арестовал меня и отправил под трибунал.
И вот я тут, медленно засыпаю за несколько часов до рассвета, чтобы хоть на это время позабыть о войне.
Мы прибываем на станцию в сумерках, до рассвета недолго, и всё вокруг кажется сине-серым из-за нависших над нами туч. Нас выпускают из вагонов, и я разминаю затёкшие конечности. Затем нам выдают винтовки и патроны. Это старое оружие со свободно скользящим затвором, а не полуавтоматические, как у регуляров. Затем нас строят, чтобы распределить по ротам.
- Рядовой Сергей Аненков, 4-я штрафная рота! - выкрикивают моё имя, и я шагаю в сторону компании, что тоже приготовлена для этой роты. После распределения нас ставят в грузовики, и мы снова едем, только на этот раз стоя. Я смотрю на восток, где уже виднеется линия фронта. Там во всю полыхает зарево, мерцающее при очередном выстреле артиллерии. Гул доносится до меня с небольшим опозданием. Скорее всего, это противник поливает огнём наши окопы. Стоя в кузове грузовика, мы молчим. Иногда мы пригибаемся, когда проезжаем под телеграфным проводом, и думаем о своём. Я снова думаю о том, как моим родителям сообщают о моей судьбе. Радует только то, что я вряд ли увижу их снова, а значит, и им не будет так больно смотреть на сына-дезертира.
Высаживают нас в штабе роты, так как сама рота сейчас в окопах на передней линии. Лейтенант смотрит на меня с лёгким пренебрежением.
- 2-ое пулемётное отделение, - бросает он, изучив меня взглядом. Подождав, когда распределение закончится, я поправляю винтовку на плече, и направляюсь в окопы, до которых ещё километр. Мне повезло, со мной идут подносчики пищи с кухни. За десяток папирос, которые я всё равно не курю, я получаю от них котелок бобовой каши, а также указание, где мне искать своё отделение.
Идя по траншее, я завтракаю, запивая кашу чаем из фляги. Артиллерия противника пока молчит, так что я даже успеваю доесть. Вокруг меня такие же штрафники, кто-то ранен в предыдущем огневом налёте, кто-то устало смотрит в пустоту перед собой. Я же дохожу до хорошо оборудованной и замаскированной огневой точки. Тут меня встречают четверо.
Первая, с нашивками капрала, девушка в очках. Она выглядит спокойной и расслабленной, пока рассматривает меня, слушая доклад о прибытии.
- Капрал Натали Миус, - представляется она. - Садись, раз пришёл, скоро должны поднести завтрак.
- Так точно, - вяло отзываюсь я.
- Артюр Честер, - кивает один из пулемётчиков, судя по всему, он - первый номер расчёта. Второй номер тоже представляется.
- Бенжамин Ратлей, - он выглядит великаном из-за своего крупного сложения. Из-за этого кажется, что ему тут довольно тесно. Последней своё имя называет такая же рядовая, как и я.
- Парсли Шелдон, - она приоткрывает глаза, развалившись на полу, и подставив под голову свой мешок с вещами. Кажется, она спала всё это время.
- Что это? - Натали указывает на мою винтовку.
- Мне выдали её по прибытии, - объясняю я.
- Когда пойдём в атаку, подбери что-то получше. У некоторых тут есть полуавтоматические Mk.4. Или пистолет-пулемёт какой-нибудь, - говорит она.
- А что с этой делать?
- Выкинуть подальше. Это старьё тебе тут не пригодится, - она поднимается с пола ДОТа, зажигает карманный фонарик и осматривает меня внимательнее со всех сторон. - Нда, совсем снабжать перестают, - замечает она. - Если сможешь, найди и лопату себе получше.
- Вы хотите, чтобы я обирал трупы?! - не понимаю я.
- Я хочу, чтобы ты выжил, Серж, - строго говорит она, глядя на меня поверх очков. По ней и не скажешь, что она штрафник. Держится уверенно и даже гордо, с каким-то вызовом. Её форма хотя и запачкана, но смотрится опрятнее моей. Она задумывается, а потом проговаривает довольно тихо. - Не так безнадёжно, как могло бы быть…
Я не спорю с ней, поэтому располагаюсь со своим мешком рядом с Парсли, и смотрю в потолок.
- Скажи, Серж, за что тебя прислали сюда? - интересуется капрал.
- За дезертирство, - сухо проговариваю я, признавая за собой этот проступок.
- И стоило оно того?
- Лучше бы расстреляли, - небрежно бросаю я.
- Если убежишь отсюда, тебя расстреляют. Прямо на поле боя. Но не советую пробовать.
- А что делать-то? - устало выдохнул я.
- Жить, Серж. Может быть ты думаешь, что хуже, чем сейчас, быть не может, но поверь, даже в нашем положении есть свои маленькие радости. Вот ради них и стоит жить. Выше нос, рядовой. Держи его по ветру.
- Спасибо за наставление, блин, - я отвернулся к стене блиндажа и попытался уснуть.
- Ты сегодня в хорошем настроении, капрал, - я слышу, как за спиной болтают пулемётчики.
- Да, тихое утро после обстрела - это то, что радует меня сейчас. И перспектива завтрака тоже.
- Это точно! Но ты уж как-то слишком навалилась на парнишку. Он молодой совсем, а угодил в такой переплёт.
- Да, - я слышу, что в этот момент голос девушки теплеет. - Но именно поэтому я так взялась за него. У него ещё есть шанс пережить всё это.
- Ого! Да ты прямо предсказываешь будущее?
- Поверь моему опыту, такие вещи я вижу сразу.
- Уж не влюбилась ли ты?
- Ты знаешь, Артюр, как я отношусь к этому. Так что бросай острить и дай короткую очередь по высоте. Там тоже должны знать, что у нас хорошее утро, вопреки их грёбанным обстрелам.
- Так точно! - радостно отзывается парень, и я слышу, как пулемёт отстукивает выстрелы.
Я почему-то усмехаюсь про себя. Да, утро и впрямь лучше, чем кажется. Эти ребята, за что бы их не прислали в штрафную роту, неплохие с виду, и держатся дружно. Может быть, мне сейчас впервые по-настоящему повезло.
- 2-ое пулемётное! Садитесь жрать, пожалуйста! - раздаётся голос со стороны двери. Я поднимаюсь на локтях и смотрю на подносчиков пищи. Это не те, что продали мне кашу, так что я беру котелок и ложку, и становлюсь в очередь за едой.
Мне выдают мою порцию, и я устраиваюсь возле своего мешка. Все желают друг другу приятного аппетита, и я даже удивляюсь такой вежливости среди штрафников. Натали медленно и обстоятельно ест кашу, обмакивая в неё кусок хлеба. Парсли ест вяло и сонно, словно до сих пор не проснулась. А пулемётчики заглатывают всё в один присест. Я же ем, не торопясь, и думаю, что второй завтрак - это тоже признак хорошего утра.
После этого мы снова предаёмся безделью, Парсли снова спит и даже не дёргается, когда где-то рядом ударяет вражеский снаряд. Натали читает какую-то книгу, обложка которой так затёрлась, что не видно ни названия, ни автора. Я же не знаю, что мне делать, и начинаю чистить винтовку, которая, как показала неполная разборка, видала виды ещё лет 10 назад.
- Сходи в 4-ый сектор, спроси у них лишнюю винтовку, - бросает мне Натали.
- А мне дадут? - сомневаюсь я.
- Они всё равно уже ничейные, так что сходи, попытай счастья.
- Как это так?!
- Утром тот сектор особенно пострадал от артиллерии, так что там наверняка были потери.
- Это…
- Встал и пошёл! Это приказ! - не выдерживает девушка. Кажется, моё упрямство её волнует больше, чем потребность собирать винтовки с трупов.
- Так точно, - только это и остаётся сказать. Я поднимаюсь с пола и топаю по траншее, пригибая голову. Тут везде стоят указатели направления в разные сектора, так что я не долго плутаю по сети окопов, протянувшейся не только по земле, но и под землёй.
4-ый сектор выглядит ужасно, но так обычно и выглядят позиции после налёта. Тут и там лежат раненые и стонут, рядом же лежат и убитые. Вокруг царит беспорядок и хаос.
- Эй! Чего тебе тут надо?! - бросает мне какой-то капрал.
- Я из 2-го пулемётного, капрал сказала… - я думаю, как это выразить помягче. - Обновить винтовку.
- А, Миус. Это она верно, то дерьмо, что у тебя, никуда не годится. Пошли, подберём тебе что-нибудь, -  он даёт знак идти за ним. - Ты вообще что предпочитаешь - винтовки или пистолет-пулемёты? У нас и то, и то сейчас в избытке.
- Винтовку, наверное. Хотя в окопном бою ПП как-то удобнее.
- Так и бери оба, чтобы не раздумывать.
- Скажите, а это ничего?
- А что такое?
- Ну, разве за такое не наказывают?
- А ты поди докажи...Парень, ты в штрафной роте. Тут никого не волнует, из чего ты стреляешь, и где ты это взял. Если спросят - винтовку твою осколком сломало, не починить, а это ты подобрал на поле боя. А вообще всем плевать. Главное, чтобы ты позицию удержал. Или взял, в зависимости от того, кто в атаке.
- Понятно.
- Выше нос, новичок, ты скоро привыкнешь к этому. Если не убьют, конечно, - он разражается хриплым смехом, в котором слышится цинизм и полное безразличие к жизни, как таковой. Мы доходим до склада вооружения, который выглядит, как палатка уличного торговца. Капрал подбирает для меня полуавтоматическую винтовку и небольшой окопный пистолет-пулемёт. Патроны выдаёт с запасом, говоря, что лишними никогда не будут.
- Это всё?
- Эм...Капрал сказала, что и лопату нужно поновее, - проговариваю я, свыкаясь с этой невесёлой действительностью.
- А штык?
- Да, и его тоже.
- Окей, давай свои, и получай новые.
Я отдаю лопату и штык к винтовке, и получаю вещи явно лучше, чем мои. Капрал осматривает меня ещё раз и констатирует, что теперь у меня больше шансов пережить свой первый бой. Я лишь молча киваю. Наверное, он прав. Хотелось бы в это верить.
На обратном пути в ДОТ я рассматриваю окопы получше, так как уже достаточно светло. Возле брустверов стоят редкие снайперы с наблюдателями, время от времени слышны выстрелы. Когда снайперу удаётся поразить цель, наблюдатели с интересом это комментируют и острят.
- ...Как арбуз разлетелась! Ну, ты его и снял!
- Это точно, хорошее дело поутру - настрелять имперских крыс!
Я не обращаю на эти разговоры внимания. Ощущение ужаса и страха от реальности постепенно проходят, по мере того, как я принимаю её условия.
- Ну, дай я на тебя посмотрю! - Натали встречает меня у ДОТа и внимательно разглядывает. - Весьма неплохо. Видно, крупно их там покосило, раз столько отдали. Теперь хоть на солдата похож, а не на цыплёнка.
- Спасибо, капрал, - процеживаю я.
- Просто Нат. Между собой мы не особо церемонимся с чинами. В атаку-то идти всё равно вместе, а пуле не важно, что там за нашивки. По крайней мере, капральские не сильно дороже рядовых.
- Понятно, - киваю я.
- Ну, пока можешь отдыхать. Скорее всего, сегодня ничего особенного не будет…
Тут со стороны противника доносятся залпы орудий. Не говоря ни слова, Нат затаскивает меня в блиндаж и закрывает дверь. И очень вовремя, потому что снаружи разворачивается настоящий ад из огня и осколков.
- Это они нам доброго утра желают, - зубоскалит Артюр, прижимаясь к бетонной стене.
- Ага, ща ещё чай на блюдечке принесут, - вторит ему Бен. Парсли в этот момент только поворачивается к стенке и накрывает голову каской, что-то неразборчиво бормоча. Видимо, для неё спать под канонаду - дело привычное, хотя меня удивляет, как беззаботно она к этому относится. Я вжимаюсь в угол и молюсь о том, чтобы потолок не обрушился и не оставил нас всех под завалом. Однако, укрепление держится стойко и не даётся снарядам.
Через час огонь стихает. Нат смотрит чуть открытую амбразуру и подтверждает, что противник закончил на этом, так что можно выйти. Я чуть ли не подпрыгиваю от радости. Сидеть в душном ДОТе под налётом - это отвратительно.
Выскочив в окоп, я вдыхаю воздух полной грудью и даже закашливаюсь. Нат выходит следом и смотрит при помощи зеркала через край окопа.
- Вроде газ не пускают и в атаку не идут, - рассуждает она. - Видимо, совсем обленились, твари имперские.
- Это же хорошо!
- Это только сейчас хорошо. И пока в ответ бьёт наша артиллерия. Так что не сильно радуйся, нам ещё дадут тут перца.
- Вот оно как…
- Да, - она достаёт бинокль и решается посмотреть из смотровой щели на позиции врага поближе. Какое-то время она молчит, а потом выругивается. - Вот чёрт, корабли! - она срывается с места и убегает по окопу. Я же становлюсь на её место и пытаюсь понять, что она увидела.И я вижу их - размытые силуэты в небе над позициями противника. Поначалу кажется, что они стоят на месте, но потом я явственно различаю движение. Это воздушный флот, и я сразу понимаю, что это не сулит нам ничего хорошего. Ещё не очень большие с виду, но уже неприятные, они движутся в нашу сторону.
- Что там? - спрашивает Артюр, выглядывая из ДОТа.
- Флот Открытого Неба, - неуверенно отвечаю я.
- Вот чёрт! Теперь нам точно хана!
- Не говори ерунды, наш ДОТ и не такое выдерживал, - доносится до меня голос Бена.
- Да конечно! Дай я посмотрю, - я уступаю пулемётчику место. И тут раздаётся выстрел, а Артюр отлетает к задней стене траншеи.
- Жив?!
- Твою-то мать, да. Песок в глаз попал, - Он встаёт и начинает усиленно тереть глаз.
- Промой водой, - говорю я, подавая флягу.
- Спасибо, - всё ещё недовольным тоном бормочет парень. - Твою мать, вот мне повезло так повезло.
Больше мы не рискуем приближаться к смотровой щели и заделываем её глиной. А позади нас раздаётся пронзительный вой сирены воздушной тревоги, прокатывающийся по всему участку фронта.
Вскоре возвращается и Натали. Она расспрашивает о ситуации, а потом загоняет нас всех в блиндаж, закрывая дверь. Она говорит, что до тех пор, пока угроза с неба не пройдёт, мы будем как можно меньше выходить из укрепления. Меня эта новость совсем не радует, но выбора нет. Либо так, либо погибнуть под осколками. Да и пулемётчики выглядят встревоженными. Единственная, кого эта новость почти не коснулась - вечно спящая на полу Парсли, которая открывает глаза лишь на полчаса, когда к нам приходят подносчики пищи с дополнительными пайками. Они говорят, что лейтенант приказал всем сидеть в норах, а они разносят пайки с расчётом на 3 дня. По мнению командования, потом корабли либо собьют и прогонят, либо станет ещё хуже, но это только через 3 дня, что почти равносильно вечности в наших условиях.
- Хорошо, что крыс ещё не так много, но вы всё же посматривайте за пайками. Они могут в любой момент прийти, - предупреждают они. В самом деле, крыс я пока что тут не видел. Как объясняет Нат, это от того, что позиция сравнительно недавно подверглась газовой атаке, и большая часть из них сбежала ещё до этого. Крысы, как никто, чувствуют, когда грядёт беда. И, раз возвращаться они не спешат, то и нас не ждёт ничего хорошего. Весь день мы сидим в полутьме, и даже разговаривать не особо хочется. Я пытаюсь заснуть по примеру Шелдон, но мне не особо удаётся. Так что я просто лежу с закрытыми глазами и слушаю, как пулемётчики и Нат режутся в карты. Игра у них идёт не очень, но они всё продолжают, словно понимая, что если не это, то останется только сойти с ума. Как я понял, они на этой позиции почти месяц, и большую часть этого времени они провели вот так - в душном, тёмном блиндаже в ожидании действий противника. И это ещё не зарядили осенние дожди, которые превратят наши окопы в полузатопленные ямы. В который раз для себя я понимаю, что увяз в войне, как в болоте, и эта трясина в любой момент готова пожрать меня. В какой-то момент сил становится всё меньше, и я проваливаюсь в беспокойный, неприятный сон.

+2

2

  • Автор: эрнст лютц
  • Новичок
  • эрнст лютц
  • Откуда: Россия. Космическая столица
  • Зарегистрирован: 20-10-2019
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 91
  • Уважение: +103
  • Позитив: +11
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 29 [1995-01-28]
  • Провел на форуме:
    4 дня 6 часов
  • Последний визит:
    16-09-2021 23:38:19

Глава 2, в которой крутят ручку мясорубки.

- Странно, что ты не куришь, - заметил Артюр, глядя через прицел пулемёта на перепаханное воронками и траншеями поле перед собой.
- И что же в это странно? - я без удовольствия смотрел перед собой, в который раз вглядываясь в серую полутьму блиндажа.
- Все курят…
- Капрал не курит, к примеру.
- Ну, это-то Нат, а ты…
- А чем я хуже?
- Ладно, потом поймёшь…
Я так и не понял, что он имел ввиду. Хотя уже не в первый раз я замечал, что не только подчинённые, но и старшие по званию смотрели на Натали уважительно и с долей авторитета. За эту неделю я так и не понял, в чём магия этой девушки. Она не кокетничала, не лебезила, не вырывалась вперёд. Но, должен признать, это уважение передавалось и мне. Натали Миус была прожжённой не по годам. Она прекрасно знала себе цену и никогда не опускалась ниже этой ставки. Она хорошо чувствовала поле боя и его опасности, она умело руководила нашим отделением, раз за разом вытаскивая нас из одного или другого переплёта. А их за это время случилось.
Через день после обнаружения имперских кораблей над окопами, мы были подвергнуты шквальным бомбардировкам. Благо, наша нора была так глубоко зарыта в землю и бетон, что потерь в отделении не было. Чего не скажешь о пехотинцах в менее безопасных блиндажах. Потом нас два дня травили газом с короткими перерывами на сон. Хотя какой там сон? Мы не рисковали снимать маски даже во время затишья, так как хлор, что тяжелее воздуха, оседал в траншеях и проникал в наше укрытие, задерживаясь тут особенно на долго.
Потом корабли врага ушли из обозримого пространства, а на наши позиции полились осение ливни. Глину и землю тут же размочило, и мы были вынуждены встречать наступление Империи в грязи и слякоти. Но даже это не сломило нас. Скорее все прихоти Войны и погоды озлобляли нас ещё больше.
Первый раз я ощутил это на себе во время контратаки нашей роты на траншеи врага. С каким удовольствием, матерясь и понося всех святых, я заколол неизвестного мне пехотинца с нашивками инженерных войск возле одного из баллонов с хлором. Мне было плевать, кем был, почему пришёл сюда, что он делал у баллона. Я просто заколол его, как свинью, крича в его мёртвое лицо о том, как меня достал их газ и химические атаки. Натали в этот момент стояла рядом и просто смотрела на мою расправу. Я так и не понял, была ли она довольна этим актом жестокости или нет, мне просто хотелось убить имперца.
Когда жестокое помутнение рассудка отпустило меня, я был уже в блиндаже. Я ни с кем не стал делиться своими мыслями. Наверное, я так принял для себя войну. Когда я дезертировал, я ещё видел какой-то иной выход из ситуации, но теперь, когда позади меня стоят заградительные отряды, а те, кто впереди, травят меня газом и поливают снарядами, я, кажется, принял войну. Принял её правила, её законы, её аморальную, прагматичную мораль. Если не мы их, то уж точно они нас.
И вот сейчас мы сидим после обеда в блиндаже. Артюр и Бен курят, ругаются и рубятся в карты, Парсли, как обычно, спит. Кажется, она может спать даже в газовой маске. В обороне она стоит рядом со мной у кромки окопа и спокойно, даже как-то слишком, стреляет по нападающим и метает гранаты, приказывая мне взводить их заранее. А в контратаке она прикрывает своим огнём пулемётчиков, которые продолжают поддерживать нас своими очередями.
Так прошла неделя. Только что мы выскребали воду из окопа, соединённого с нашим блиндажом. Дождь льёт, не переставая. Но это - хороший знак, в дождь они газы не пустят, а значит, можно вдыхать чистый, свежий воздух с примесью порохового дыма, который доносит с артиллерийских позиций. Иногда я слышу, как бьют наши пушки, я уже научился различать свой и вражеский огонь по звукам выстрелов.
Единственное, что портит настроение - это то, что мне сегодня в дозор ночью, поэтому сейчас, после обеда, я стараюсь подремать, пока дают. Нет никакой гарантии, что на вечерний чай эти свиньи не устроят атаку.
В этот момент дверь открывается, и входит капрал. Мы даже не пытаемся встать. Как я понял, отношения в этом отделении довольно равные. Это не учебка и не регулярные войска, в которых даже самый распоследний капрал будет сдирать три кожи за неотданную честь. Каждый из нас тут далеко не по своей воле, и все мы тут - мясо войны, её сочащаяся кровью плоть. Не так много у нас различий.
- Тебе пишут, - обратилась она ко мне, протягивая небольшой жёлтый конверт, который сплошь заляпан штемпелями. Я сажусь, приваливаясь к стенке и рассматривая письмо. Это от моей девушки, Луизы. Написано аккуратно и в высшей мере лаконично. Мои глаза загораются проблеском счастья при прочтении приветствия, но стоит пробежаться по строкам дальше, и моё лицо принимает грустное выражение. Честер и Бен смотрят за мной со стороны и, кажется, обсуждают между собой предмет письма.
Начало и впрямь воодушевляющее, берущее за душу - “Здравствуй, мой милый Серёжа...” И впрямь, приятно, что она так пишет. Но дальше идут совсем нерадостные слова. Девушка пишет, что очень сильно разочаровалась во мне, когда узнала про акт дезертирства. Я усмехаюсь, а ведь она искренне плакала, когда узнала, что меня забирают на фронт. Или уже не столь уж искренне. Но дальнейшие слова разят меня в самое сердце - “Мне очень неприятно думать, что мой парень - трус и слабак, который отказался защищать Родину и дом...” И дальше крещендо - “Я больше не желаю знать тебя, Сергей. Я и поверить не могла, что ты способен на такое предательство. Не пиши мне больше, не надо утруждать почтальонов...” Вот она как. “Утруждать”. И кого? Не её, не себя, а почтальонов, будь они неладны. На моей душе стало так противно, что я просто скомкал листок и выкинул в угол. Затем я откинулся на свой мешок и попытался выбросить образ моей уже не девушки из головы. Но если бы это было так просто. Также просто, как она выкинула меня из своей жизни. Также просто, как я выбросил это злосчастное письмо в угол. В блиндаже царит молчание, никто не решается комментировать произошедшее.
Отвернувшись к стене, я не вижу, как кто-то поднимает клочок бумаги, но слышу, как его разворачивают. Наверняка, это кто-то из ребят, а не капрал, она выше чтения чужих писем.
- И прально, Серж, - слышу я голос Артюра. Он совсем не смеётся, скорее серьёзен не под стать ситуации. - Долой эту вертихвостку. Ты тут ещё медалей насобираешь, она ещё прибежит, будет проситься обратно.
- Да пошла она, - бурчу я.
- И прально. Ты теперь совсем, как мы.
- Э? - я даже поворачиваюсь к ним. - В каком это смысле?
- Да мы все в каком-то смысле такие. Взять, к примеру, капрала, она точно тебе скажет, что от неё вот так же отреклись, - Натали молчала. - Да и мы такие же. Так что не парься ты на счёт этой девчонки. Ещё сотню таких найдёшь!
- Да пошло оно… - только и могу говорить я.
- Ладно, угостись сигареткой, - он протягивает мне папиросу. Я думаю, а потом осторожно беру угощение. Бен подаёт зажигалку и я прикуриваю. - Только не затягивайся резко, а то закашляешься. Кури потихоньку, и лучше подойди к амбразуре, чтобы не задымлять нору.
Я сажусь у амбразуры и медленно курю. Горячий дым обжигает лёгкие и саднит, поэтому я слегка покашливаю. Но, в целом, это терпимо. Я дымлю, а пулемётчики возвращаются к картам и более на меня не обращают внимания. Капрал светит на какую-то книгу фонариком и читает, Парсли дремлет. Вот и всё, что мы делаем всё время до вечера.
Когда стрелки на часах добираются до 10 часов вечера, я беру винтовку и выхожу в окопную ячейку, чтобы нести дозор. Перед этим я ещё раз курю, так как в дозоре курить запрещено. Эта привычка быстро привязалась ко мне, а ребята старательно её поддерживали.
Ночь никогда не была совсем тёмным временем. Небо постоянно озаряется вспышками осветительных снарядов, а лучи прожекторов расчерчивают его на какие-то сложные геометрические фигуры. Они ищут флот на большой высоте, видимо, в небе тоже не спокойно. Я слежу за линией фронта и чувствую, как промокает моя плащ-палатка, которую я успел прихватить из имперского блиндажа в одной из атак. С приходом осенних дождей она спасает от воды мою одежду, когда выпадает долго дежурить под дождём. На той стороне слышна канонада, но не на нашем участке, сегодня мои товарищи могут спать спокойно.
Холодно, осень полностью вступила в свои права, и теперь даже та морось, что льёт сейчас на наш окоп, вызывает неприятное простуженное чувство. Перчаток у меня нет, поэтому я стараюсь растирать руки друг о друга, чтобы немного согреться.
Иногда я слышу, как где-то рядом звучат выстрелы, обычно мы так перестреливаемся, чтобы напугать противника, пусть не расслабляются и держат голову пониже. Впрочем, они тоже так делают. Я поднимаю винтовку и стреляю в сторону вражеских окопов. Мне отвечает небольшая вспышка и звук выстрела где-то напротив меня. У такого беспокоящего огня мало шансов зацепить кого-то, так что мы называем это “обменом любезностями”. Так может продолжаться между дозорными всю ночь.
Ближе к утру имперцы открывают огонь по нашим траншеям, и я вжимаюсь в небольшое укрытие, что оборудовано в ячейке наблюдения. Лупят качественно, педантично и крайне точно. Это может быть предвестием атаки, так что я готовлюсь рвануть в блиндаж и предупредить своих. Но к моему счастью, ко мне приходит капрал.
- Рвут? - спрашивает она.
- Ну, так, - неуверенно показываю я. Она прижимается к стенке позиции и смотрит в щель для наблюдения.
- Да, пойдут, скорее всего. Танков не видно, поэтому, скорее всего просто прощупают нас на прочность. Пощекочут нервы нам и себе.
- Как ты можешь быть такой спокойной в такой час?
- А что нам терять, Серж? Мы с тобой тут совсем никому не нужны, кроме самих себя и горстки друзей рядом. Так что не унывай. И держи нос по ветру.
- Ясно… - неуверенно киваю я.
- Слышишь этот гул от огня?
- Да.
- Значит, ты ещё жив, и способен держаться.
- А если перестану слышать?
- Значит, ты умер. Вокруг тебя всё затихает в минуту твоей смерти. Запомни это хорошенько.
- Ладно, тебе виднее.
- Да-да, - отмахивается она, сидя на мокром полу ячейки. - Ладно, пошли, уже светает, если они и впрямь решатся на атаку, то ты нужен мне на позиции, а не тут.
Она резко встаёт, я крепче прижимаю винтовку к себе, и готов рвануть в наш блиндаж так быстро, как только могу. Выждав несколько секунд, мы срываемся с места и покидает наблюдательный пост.
В норе меня уже ждут пулемётчики и Парсли, которая даже соизволила проснуться, и сейчас проверяет затвор винтовки.
- Итак, ждём атаки. Ничего нового, танков тоже нет. Небо вроде чистое, хотя не сказать точно из-за облачности. Я и ребята здесь прикрываем огнём пулемёта, вы, двое, снаружи, держите позицию вместе с остальными. Как только видите, что они слишком близко, отступаем на запасную позицию. Не геройствуем, не нарываемся. Мы должны выжить сегодня, чтобы убить их завтра. Всё ясно?
- Так точно!
Мы с девушкой вылезаем из норы, и готовимся встречать имперцев со всем радушием, на которое способны штрафники.
- Помнишь нашу тактику?
- Я взвожу гранату, делаю несколько выстрелов, ты кидаешь. И повторить...
- До победного… Умница. А теперь ждём и не высовываемся раньше времени.
Огонь уже перенесли на позицию за нами, а со стороны врага прозвучали сигналы к атаке. Ну, вот и началось. Мясорубка делает новый поворот, мясо уже готово к переработке.
Я взвожу уже пятую гранату, передаю Парсли, а сам делаю три выстрела по атакующим, они замедляют темп и попадают под осколки гранаты. Ещё несколько имперцев отправлено на тот свет. Однако, они неумолимо продвигаются вперёд через наш огневой заслон и колючую проволоку. Когда до нас им остаётся всего несколько десятков метров, Парсли замечает, что пора уходить. Мы уже сами становимся жертвами гранат. Так что, собрав оставшиеся фугасы, мы отходим на вторую позицию. Тут нас ждут свежие силы нашей роты, которые уже открыли огонь по врагу. Соединившись с ними, мы становимся у брустверов, и присоединяемся к огню. Мельком я вижу, как Натали и ребята перетаскивают пулемёт на новую огневую точку и начинают строчить из него по цепям атакующих.
Атака противника выдыхается на третьей линии нашей обороны. Они понесли слишком ощутимые потери. Они медленно отходят, всё ещё отстреливаясь, а по нам снова ударила их артиллерия, от чего мы вынуждены щемиться в любые доступные щели, чтобы не получить случайный осколок. Меня случайно находит наш ротный.
- Рядовой Аненков, пошли со мной, - приказывает он, и мы идём в тыловую зону. Тем временем он объясняет. - Кухня пострадала от обстрела, убито несколько поваров, так что сегодня ты с ними. К вечеру вернёшься в отделение.
- Так точно, - отдаю честь я, прикидывая, повезло мне или всё же не очень. Хотя наряд на кухне - это скорее благо, ведь там можно и себе урвать хороший кусок.
Придя в расположение полевой кухни, я вижу сущий беспорядок и хаос. Видимо, снаряд попал совсем рядом с котлом. Неподалёку валяются несколько тел, наскоро прикрытые рубищем.
- В общем, приступай, - неопределённо показывает лейтенант, и я снова отдаю честь. Ко мне подходит мужик в фартуке и с нашивками капрала.
- Короче, мясо будешь крутить. Сегодня на ужин гречка с фаршем.
- Так точно, - киваю я. Он удовлетворённо показывает мне большую мясорубку и куски крупно нарубленного мяса. Без лишних слов я приступаю.
Работа оказывается скучной и довольно однообразной. Зато теперь я вижу, что представляет собой то, что нам выдают за фарш. Мяса тут, на самом деле, не так много, в основном хрящи, кости и сухожилия. Но мясорубке всё равно, пока я усердно кручу ручку. В дело идут даже самые непотребные обрезки промытых кишок. За такой нудной работой моя голова проясняется, и я снова способен думать немного шире, чем во время боя.
“Кто бы ни крутил эту мясорубку, ей крайне всё равно, что в неё пихают. Будут это прекрасные куски свежего, прекрасного мяса, типа королевской гвардии, или требуха, вроде штрафников, она всё перемелет, всех смешает в одну субстанцию”. За этими размышлениями, а также за готовкой, к которой вскоре приставили меня и проходил остаток дня. Не сказать, чтобы этот день был сильно лучше или хуже прочих, он просто прошёл. Просто закончился.
Под вечер меня отпустили с кухни вместе с подносчиками пищи. В награду за труды мне отсыпали сигарет, которые теперь я мог иногда курить, а также дали буханку хлеба и полбатона ливерной колбасы. В целом, все были довольны раскладом сегодняшнего дня. За время моей работы тела погибших поваров успели куда-то убрать, подальше от глаз. Скорее всего, их закопали в общей могиле, подальше от окопов.
Придя в блиндаж, я поделился добытыми деликатесами с товарищами, которые встретили это с большой радостью. Вечером по нам снова ударила артиллерия, но это это не особо тревожило нас, пока мы оставались в своём глубоком убежище. Вечером Парсли проснулась и встала на пост наблюдения.
Я же расслабился и начал медленно засыпать под грохот орудий и снарядов. Мясорубка продолжила свою работу.

+2

3

  • Автор: эрнст лютц
  • Новичок
  • эрнст лютц
  • Откуда: Россия. Космическая столица
  • Зарегистрирован: 20-10-2019
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 91
  • Уважение: +103
  • Позитив: +11
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 29 [1995-01-28]
  • Провел на форуме:
    4 дня 6 часов
  • Последний визит:
    16-09-2021 23:38:19

Глава 3, в которой у каждого были свои причины

- Скажи, а за что тебя сюда прислали, Парсли?
- Ммм? - девушка лениво протянула из-под каски, которая сейчас лежала на её лице. - А что это изменит?
- Ничего, мне просто интересно, - я был сконфужен. Мне казалось, что рассказывать о таких вещах не зазорно и даже полезно для коллектива. Мы ведь должны быть единым целым, если хотим выжить в этой войне. Но Парсли молчала, сопя под каской.
- Ладно, - наконец, решила она. - Я пристрелила своего командира.
- За что?
- А это не важно. Трибунал постановил, что это - абсолютно не имеет значения.
- Но я-то ведь…
- Слушай, Серый, некоторые вещи лучше не знать. Потому что жить с осознанием этого ничуть не легче. Я пристрелила командира. Из винтовки, в спину, как последняя предательница. Ты будешь этим доволен?
- Не знаю, - я и в самом деле не знал, насколько меня устраивает этот ответ. Будь это правда или ложь, но теперь мне жить с осознанием, что мой товарищ может расстреливать своих в спину.
- Он ей поспать не дал, только и всего, - язвительно бросает Артюр, и они с Бенджамином разражаются громким хохотом.
- И тебя пристрелю за это, если ты и дальше будешь так ржать, - зло шипит девушка.
- И я тебя люблю, Пар, - продолжает зубоскалить пулемётчик.
- А ты сам… - продолжаю я расспрос.
- Я сидел в тюрьме за воровство. И тут мне предложили скосить срок за счёт службы. Когда война закончится, меня амнистируют.
- Не обольщайся, никто из нас, скорее всего, не увидит конца войны, - лениво бормочет Парсли, успокоив свой гнев.
- Лично я намерен жить вечно, - отшутился парень.
- Удачи, балабол…
- То есть ты вор, - это был полувопрос.
- Не парься, я с этим завязал, как попал к Миус.
- А что капрал?
- Она меня расстреляет, если узнает, что я снова взялся за старое.
- Это шутка такая?
- Нет, Серж. Это не шутка. Она на самом деле это сделает. Ты просто никогда не видел Нат в гневе.
- Я, конечно, не уверен, но она вообще когда-нибудь сердится?
- Разумеется. Но лучше тебе этого не видеть. Не пытайся разочароваться в ней. Для тебя будет лучше думать о ней так, как сейчас. Наша заботливая старшая сестра.
- А откуда она?
- Без понятия. Она не говорила. Я знаю лишь то, что она была дворянкой и училась в каком-то университете…
- И что потащило её на войну? - этот вопрос вырвался у меня сам собой.
- Хорошо, что ты спросил. Мы, на самом деле, делаем ставки на версии. 50 соверенов от меня, что это была любовь.
- Идиот, капрал никогда ни в кого не влюблялась. Это же видно по ней. 75 соверенов на то, что дело было в тяге к приключениям, - парировала Парсли, которая резко оживилась, когда речь пошла о ставке.
- Да вы вдвоём оба дурни. Я думаю, что это была незапланированная беременность и позор для её семьи, - вставил своё слово Бен. - И я ставлю на это 80 соверенов.
- Вот оно как… - я осмотрел их. - Если так подумать, то она не выглядит ни влюблённой, ни искательницей приключений, иначе чего бы ради ей сидеть в штрафниках. Беременность - это вряд ли. Я думаю, что дело тут в другом…
- В чём же? - троица уставилась на меня в ожидании откровений.
- Может быть она хотела исполнить свой долг перед Родиной? - наобум предположил я.
- И ставка?
- Ну, пусть будет тоже 80.
- Отлично! - заключил Артюр. - Вот теперь ты полностью влился в наше отделение. Ставка на прошлое Нат - это наша традиция, так сказать.
- Понятно, - рассеянно кивнул я.
В этот момент дверь в блиндаж открылась, и в тусклом луче осеннего света возникла фигура нашего капрала.
- Хорошо время проводите? - скептически осмотрела она нас.
- Да вот, отдыхаем.
- Это прекрасно, но лейтенант выбирает людей для разведки ночью, так что ты, Серж, пойдёшь со мной.
- Я? Но я же…
- Меньше слов, больше дела, поднимайся уже, - её тон не терпел возражений. Остальные только грустно посмотрели напоследок.
Разведка на нейтральной полосе была обычным делом в наших окопных буднях. Однако, каждый раз был шанс не вернуться, отчего мы одинаково не любили эти вылазки. У некоторых солдат даже были приметы на время разведки - амулеты, ритуалы и просто мелкие наблюдения за миром. У меня их пока что не накопилось, но к своему внутреннему ощущению я каждый раз прислушивался. Сейчас чутьё говорило мне, что ничего опасного не будет. Просто разведка, причём столь же бессмысленная, сколь неотвратимая. Сегодня я не видел в ней необходимости, но и угрозы не ощущал. Просто трата времени, которое могло бы уйти на сон, пусть и сбивчивый, но всё равно желанный.
За всё это время я научился радоваться даже коротким минутам затишья, когда можно просто расслабиться на полу блиндажа и вздремнуть. Сон, как оказалось, очень полезная и жизнеутверждающая штука. Пока спишь, время течёт незаметно, быстро и спокойно. Чем дольше я мог спать, тем быстрее приближалось время до смены частей на линии, до которого было ещё полторы недели. Но этой ночью спать не придётся. Так что я готовлюсь получить сектор для разведки и приготовиться для вылазки.
Ротный смотрит на меня с какой-то скупой и невыразительной оценкой. Я стою перед ним, рассматривая его в ответ. Он немолод, подтянут и сдержан в движениях. Распоряжения звучат из его уст весомо и мудро. Он тоже штрафник, но, скорее всего, его статус и звание во время трибунала были занижены до лейтенанта. И его проступок, скорее всего, не так критичен, чтобы спускать его до нашего уровня. Офицеры всегда на вес золота, особенно, полевые. Распоряжения он даёт коротко и только по делу.
Назначив каждому по участку для разведки, он отпускает нас, напоминая, что сейчас у нас есть несколько драгоценных часов, чтобы выспаться. Спать на фронте - это та ещё задачка, но, если приучить себя, то сможешь заснуть в любом месте в любое время. Прямо как Парсли. У меня пока получается уснуть только в моменты затишья. При первых же звуках канонады сон, как рукой, снимает. Но сейчас, вроде бы, как раз тот день, когда ни наши артиллеристы, ни имперские не собираются устраивать концерт.
Сумерки опускаются на окопы, принося сырость и холод. Нат смотрит на меня, подготавливая к отправке на нейтральную землю.
- Нож взял?
- Да.
- Лопата?
- Угу.
- Гранаты?
- Две, как обычно.
- Быстро привыкаешь к этому, да?
- Да, ничего сложного, просто процедура.
- Молодец, - под тусклым светом фонарика я вижу, как она коротко улыбается. - Ты хорошо схватываешь эти вещи.
- Возможно, только тут я принял их, как данность.
- Да, я тоже.
- Нат, а за что тебя…
- Потом расскажу. Как вернёшься, - отмахивается она. - Ну, орёл, давай, не вешай нос там. И знай, что мы ждём тебя.
- Спасибо.
Я киваю и готовлюсь перебросить своё тело через бруствер окопа. Во мне всё ещё нет волнения или страха за свою жизнь. Я понимаю, что сегодня всё будет хорошо, если следовать правилам и не глупить. Так что я взбираюсь на лестницу, ведущую к краю траншеи и переваливаюсь через мешки с песком, сразу припадая к земле. Я вдыхаю влажный запах грязи и земли, и полностью отдаюсь интуиции, чтобы привыкнуть к чувству того, что я сейчас сам по себе.
Медленно я ползу к вражеской линии окопов. Днём я приметил хороший остов танка, за которым можно будет перевести дух и посидеть несколько минут, осматривая их позиции. Танк сгорел давным давно, и никого в нём нет, но он стоит примерно на полпути между мною и врагом, так что надо быть готовым встретить снайпера или такого же разведчика.
Танки на нашем участке фронта не редкость, но и не постоянное явление. Они иногда сопровождают вражеские атаки. У нас их нет. Зато у нас есть полевые орудия, которые удачными выстрелами останавливают стальных колоссов. Что же, мне предстоит ещё добраться до этого бронированного трупа. Его подбили пару дней назад, и он должен был выгореть изнутри до тла. Поэтому я ползу к нему, время от времени замирая, когда осветительный снаряд проносится над головой, озаряя небо и выхватывая из пейзажа куски местности. Иногда я слышу выстрелы где-то в отдалении.
Неожиданно со спины я слышу пулемётную очередь, это моё отделение. Мы всегда прикрываем друг друга таким образом, отвлекая внимание на себя, чтобы дать разведчику возможность пройти дальше без лишнего шума. В дневное время мы так прикрываем снайперов, маскируя их одиночные выстрелы под пулемётный стук.
Но вот я у танка. Я сажусь спиной к его чернеющей туше, и какое-то время отдыхаю. Хотя это и рядовой рейд, я немного устал, пока был в напряжении. Всё-таки это фронт, тут всё может быть. Но бронированный гигант удачно закрывает меня от взора дозорных и патрулей. Посидев так немного, я просачиваюсь под его брюхо и достаю карандаш и лист бумаги, на который планирую наносить огневые точки и укреплённые позиции имперцев. Обычно такая разведка предшествует серьёзному огневому налёту или атаке. Хотя ни одна из этих атак не выбивала врага с насиженного места. Мы, с обеих сторон фронта, просто выматываем друг друга, беря на истощение. Судя по тому, что мы видим в их блиндажах и дотах, пока что мы выигрываем гонку по снабжению едой. Но у империи существенно больше оружия, пушек, газов и прочей отвратительной ерунды, с которой мы сталкиваемся прямо на поле боя. Не так давно в очередной атаке я чуть не получил по голове шипованной дубинкой, которая бы с лёгкостью проломила бы мне череп. Меня спас лишь выстрел винтовки, который я сделал абсолютно навскидку от бедра. Тот солдат упал прямо к моим ногам, занеся руку для удара. После этого я взял его дубинку себе и стал ходить с ней в атаки на вражеские окопы. Но для разведки такая штука слишком крупная и неповоротливая, так что сейчас наряду с пистолетом у меня есть нож, чтобы, если что, заколоть случайного встречного.
Из-под танка я смотрю за линией фронта. Стоит затишье. Редкие осветительные ракеты бороздят небо снопами искр, подсвечивая для меня участки траншей, которые я стараюсь рассмотреть повнимательнее за тот короткий миг, пока снаряд опускается на парашютике. Я уже нанёс на бумагу основные узлы укреплений, и теперь просто слежу за приметами новых ДОТов и пулемётных точек. За спиной у меня снова раздаётся очередь, и трассеры вспахивают бустверы передо мной. Нат организует мне хорошее прикрытие. Она знает, где я нахожусь, и сейчас внимательно следит за тем, чтобы у меня не было лишних неприятностей. С её позиции разглядеть всё это не так просто, но вражеские дозорные посты мы уже примерно знаем, так что не даём прохлаждаться этим имперским сволочам. У нас в дозоре сегодня Парсли. Интересно, она остыла после того разговора в блиндаже?
Я немного выдаюсь вперёд, чтобы лучше видеть ситуацию, и подмечают небольшой огонёк на краю траншеи. Рискуя быть обнаруженным, я целюсь в точку из пистолета, опираясь на локти. В моей голове проносится мысль, что это, должно быть, новобранец, который ещё не слышал о том, как вредно курение в дозоре ночью, но мне его совсем не жаль. Поймав на мушку точку сигаретного огня, я жму на курок. Выстрел кажется громче, чем он есть на самом деле, и я слышу крик боли, а огонёк слетает вверх на полметра, а потом затухает. Я спешу спрятаться под танк, потому что тут же на всём участке начинается хаотичная стрельба. Они не успели меня заметить, поэтому просто палят во всё, что кажется им подозрительным. В ответ с наших позиций тоже открывают огонь. Пулемёт Артюра и Бена строчит по вражеским брустверам, а трассеры впиваются в мешки с песком или проносятся над ними, грозя снести голову незадачливым стрелкам. Вот такая она, ночная разведка.
Мне вроде бы везёт,потому что моё тело ещё не получила лишнюю дозу свинца, а на моём счету уже есть один сорванец, который решил побаловать себя куревом на посту. Это был явно необстрелянный птенец, потому что любой, кто стоял в дозоре хоть раз, знает, что именно в это неприятное время, когда руки и ноги коченеют от влажности, а в горле першит от волнения, курить наистрожайше запрещено, если, конечно, не хочешь закончить свои дни с дырой в башке. Если тот парень и выживет, вряд ли он повторит свою ошибку дважды.
Когда огонь стихает, я рискованно высовываюсь из-за танка и гляжу в непроглядную тьму ночи. Осветительные снаряды всё ещё взлетают и блестят на небе, но я остаюсь незамеченным. Я отпиваю из фляги тёплый чай с ромом, и снова отправляюсь под танк, чтобы посмотреть за изменениями в обстановке и нанести их на листок.
Ночь проходит в этих переползаниях под танк и обратно, пару раз разыгрывается стрельба, вызванная тревожностью с обеих сторон, но меня она не трогает. Я спокойно могу отсидеться за танком. Чуть только небо начинает светлеть, я собираюсь в обратный путь. План вражеских укреплений я прячу в кожаную обложку от документов, чтобы не испачкать и не намочить. Под конец погода, которая до этого позволяла мне спокойно сидеть на сырой земле, разыгралась и полил мелкий, противный дождь. По пластунски я перебираюсь от воронки к воронке, замирая время от времени. Но вот родной бруствер, и я устало переваливаю своё тело через него, грохаясь с двухметровой высоты на неприятно твёрдую землю траншеи. Тут меня ждут несколько солдат из моей роты. Они дают мне кружку горячего кофе, который обжигает горло. Я закуриваю. Сегодня всё прошло хорошо и без происшествий, как я и планировал. Вскоре появляется Натали, и я протягиваю ей спрятанный в обложку лист бумаги с результатами наблюдения.
- Молодец, - кивает она, рассматривая мой план. - Топай на кухню и погрейся. Хорошая работа за сегодня.
- Спасибо, - бормочу я и зеваю на ходу. Она права, под этим дождём можно и простыть, а на кухне всегда горит огонь и есть жратва. После ночи в разведке хочется лишь есть и спать. Именно в таком порядке. На голодный желудок особо не поспишь. Хотя я знаю одного человека, который может спать даже в таком состоянии. Скорее всего, Парсли сейчас занята именно тем, что заваливается в блиндаж и пристраивается на своём мешке с вещами, где я и найду её, когда вернусь. Тут я вспоминаю про обещание Нат. - Капрал, а ты…
- Да, Серж, я приду на кухню, там и поговорим, - кивает она, направляясь к ротному с докладом.
Я бреду на кухню, похлопывая себя по бокам, чтобы немного согреться. Из моего рта вырывается пар, а солдаты вяло вылезают из своих нор. Утро без обстрела артиллерии - это уже не самое плохое утро.
На кухне мне всучивают тарелку овсянки и сажают поближе к котлу, в котором булькает что-то душистое, вроде как фасолевая похлёбка. Я ощущаю приятное тепло и, наконец, расслабляюсь. Вскоре приходит и капрал, отхватывая и себе немного дополнительного завтрака.
- Так что ты хотел узнать, Серж? - спрашивает она.
- За что тебя прислали сюда?
- А это… - она смотрит в тарелку сквозь очки и помешивает кашу. - У каждого из нас свои причины быть тут. У меня тоже. Но, на самом деле, всё прозаично. Я не дала себя изнасиловать врачу полевого госпиталя. Я избила его, как только он потянул ко мне свои грязные лапы, проклятный пинцетник. Он подал жалобу главе госпиталя, кого-то подмазал, перед кем-то выстелился, с кем-то договорился и меня быстро отправили в эту роту. Только и всего. Простая история, правда?
- Да уж...А зачем ты пошла на войну?
- Это будет нечестно, если я тебе сейчас скажу. Ты ведь тоже заключил пари.
- Ты знаешь об этом?
- Разумеется. Я знаю практически всё, что касается моих людей тут. Пусть это побудет тайной пока что. Быть может однажды я и скажу вам.
- Понятно, - я стал есть чуть остывшую кашу, всё ещё греясь у чана с фасолью. Натали тоже взялась за еду.
- Не унывай, Серж. Вы - мои ребятки, и я о вас позабочусь. Однажды, это всё закончится, и мы снова будем дома, - она мечтательно посмотрела перед собой и вздохнула. Как это, должно быть, прекрасно будет. Даже представить себе не могу.
- Думаешь?
- Конечно. А иначе, ради чего всё это? Ради чего мы тут?
- У нас у всех свои причины, - повторил её слова я.
- Именно. Хорошо, что ты это понял.
Мы доели кашу и протёрли тарелки кусочками хлеба, который выдали нам. Это было не так уж и плохо. “Всё-таки, если бы меня расстреляли, было бы хуже...” Подумалось мне напоследок.

+2

4

  • Автор: эрнст лютц
  • Новичок
  • эрнст лютц
  • Откуда: Россия. Космическая столица
  • Зарегистрирован: 20-10-2019
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 91
  • Уважение: +103
  • Позитив: +11
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 29 [1995-01-28]
  • Провел на форуме:
    4 дня 6 часов
  • Последний визит:
    16-09-2021 23:38:19

Глава 4, в которой они все мечтали вернуться

- Слышал, к нам приедет агитбригада! Хорошо бы с девочками!
- Это точно, только это не к нам, а к 736-му инженерному. А мы так, в качестве довеска…
Эти разговоры раздавались по траншеям последние два дня. Кто-то прослышал, что на фронт прибудут артисты, чтобы развлекать нас, пока мы тянем свою лямку за короля и Отечество. Правда, те, кто владел информацией лучше, а также те, кто смотрел на вещи чуть более реалистично, сразу поняли, что развлекать тут будут бравых инженеров, которые занимают наш участок вместе с нами. Но разговоры среди солдат были настолько активными, что нашей роте тоже решили выделить время на песни и пляски. Если солдат не шагает и не воюет, он должен хотя бы развлекаться. Время нашей смены на передовой, по словам Нат, уже подходило к концу, и к приезду бригады мы как раз должны были отойти в безопасный тыл, где и будут проходить выступления. Разумеется, такие новости не могли не вдохнуть в нас новые силы. Просто продержаться ещё пару дней, просто протянуть ещё чуть-чуть, а дальше - будь, что будет. Мы свалим отсюда на грузовиках, мы увидим какой-то просвет в этих пунцовых тучах, что висят над нами, мы проживём ещё немного ради этого.
Правда, имперцы тоже чуяли, что нам осталось тут сидеть всего ничего, поэтому усилили давление на фронт. Каждый день по нам лупили пушки, почти каждый день на нас бросали волны пехоты с танками. И, чем ближе оставалось время до желанной передышки в войне, тем болезненнее ощущались наши неизбежные потери. И сейчас, идя по траншее, я гнал от себя мысли о том, что нам осталось тут всего один день.
Стояло раннее утро, я возвращался с поста после ночного дозора, и невольно ощущал возбуждение во всём теле. Только бы сегодня без атаки и налёта. “Ну чего вам стоит? Не надо тратить снаряды, не надо тратить людей...Нет, если вам что-то стоит, конечно...Вы скажите, я всё пойму. Я пойму и прокляну...” Я думал так про себя, крутя между пальцами сигарету, чтобы подавить нервозность.
И тут со стороны имперцев раздался грохот орудий! Я на полном автомате отыскал взглядом ближайший блиндаж, чей бы он ни был, и рванул к нему, запирая за собой дверь. Здесь было не так много людей, большая часть из них была мне немного знакома, это третье стрелковое отделение, они располагаются рядом с нашей пулемётной точкой, и мы поддерживаем друг друга, что в бою, что в затишье.
- Привет, Серый! Как оно? - усмехается мне мужчина по имени Ганс Грёбель, он тут командир, вояка обстрелянный, но за что-то там сплавленный сюда. Он говорил, что у него даже были награды, но его лишили их по решению трибунала. За это, правда, он сильно не переживал, говоря, что медали лишь притягивают смерть.
- Да вот принесла их нелёгкая… - сквозь зубы процеживаю я, ощущая удары снарядов по окопу.
- И не говори. Ведь чуть-чуть осталось, - вставляет один из рядовых.
- Сплюнь, - сердито проговаривает Ганс. - а то до смерти тебе чуть-чуть останется.
- Твою-то мать, - сплёвывает парень. Вера в приметы у нас почему-то очень сильна. Хотя бывают и исключения, вроде той же Нат, у которой своё представление о войне и событиях, которое она называет соединением точек. Вроде как, по её логике, все события в нашей жизни так связаны, что три, на первый взгляд случайных, события легко увязать в систему причин и следствий, которые порождают закономерности. “Но это вовсе не повод верить во всякую чушь!” Так обычно она и говорит. Я не спорю с ней, но и с Гансом, как со старым воякой не поспоришь. Что-что, а опыт за его плечами такой, что хочешь-не хочешь, а поверишь в приметы.
Между тем, над нами грохочет огненный шторм, сметая всё на своём пути, и сравнивая наши позиции с землёй. Несмотря на приличную глубину, после обстрела окопы становятся существенно меньше, что мешает в атаке. Другое дело - блиндажи. Их может засыпать так основательно, что выход придётся отрывать всем коллективом добрые полчаса. А ещё снаряд может угодить прямо в крышу, и на месте такого вот убежища будет братская могила. Но тут укрепления сделаны на совесть, и такое случается очень редко. Пулемётный блиндаж настолько зарыт в толщу земли, что даже дюжина прямых попаданий не нанесёт людям существенных травм. Хотя проверять это я бы не хотел. Иногда мне хочется верить, что всё просто будет хорошо.
Через час огонь стихает, и мы выбираемся наружу. Газа нет, потому что идёт дождь, но над вражескими позициями поднимается волна людей, виднеются танки.
- Чёрт возьми, ну почему нельзя было обойтись без вот этого вот именно сегодня?! - ругается Ганс, глядя в перископ. - Серый, беги к своим. Нат вроде должна быть там.
- Ага, - только и успеваю кивнуть я. Пригибаясь от шальных пуль, которые свистят у меня над головой, я бегу к пулемётной точке.
- Ты вовремя, бери гранаты, - встречает меня на полпути Парсли. Она не говорит лишних слов, а просто вытаскивает из схрона ящик ручных гранат. Я заряжаю винтовку и ставлю предохранитель в боевой режим. В голове бьётся вместе с кровью в висках одна фраза. “Только бы не сегодня”.
Глядя на цепи пехоты и танки, которые катят к нам, я ругаюсь про себя самыми грязными словами, едва сдерживаясь, чтобы не встать в полный рост и не стрелять, пока магазин винтовки не опустеет или очередь не скосит меня. Это гнев играет во мне. Он рождает безрассудство. Поэтому Парсли берёт меня за плечо и поворачивает к себе лицом.
- Серж, послушай сюда. Успокойся. Сейчас всё будет, как и всегда. Мы просто отобьём эту атаку, потом погоним их обратно. Разживёмся отличным вином, слышишь? Завтра будем отмечать конец смены, с девочками познакомишься, выпьешь. Просто успокойся сейчас. Не валяй дурака, хорошо?
- Да, - криво улыбаюсь я. - Конечно, Парсли. Оно так и будет. Мы вернёмся. И третье стрелковое тоже вернётся…
- Конечно...конечно, Серёжа, так оно и будет. И Ганс их будет зубоскалить. Ты слышал, как он травит анекдоты? О, заслушаешься. Так посмеёмся, что живот скрутит. Но сейчас ты должен успокоиться, понимаешь? Что мы делаем обычно?
- Взвожу гранату, подаю, стреляю и повторить…
- Как долго повторять?
- До победного…
- Именно, держись, парень!
Это приводит меня в чувство, а Парсли высовывается из-за бруствера, чтобы оценить ситуацию.
- Гранату!
Я взвожу гранату, подаю, в этот момент рядом со мной ударяет несколько пуль. Я целюсь, стреляю три раза, после чего снова тянусь за гранатой. Рядом строчит пулемёт, щёлкают выстрелы винтовок, стрекочут пп, а пехота с криками надвигается на нас. Один из танков прёт прямо на нас, и я уже боюсь, что он раздавит нашу позицию, но позади нас грохочет полевое орудие, и он загорается. Я усмехаюсь и делаю несколько дополнительных выстрелов по экипажу, который спешит покинуть костровище, оставшееся от их машины.
Когда волна пехоты подходит критически близко, мы спешим перебежать на запасную позицию, и держим новый рубеж. Потом отступаем ещё раз. Нас с Беном и Артюром мелькают где-то рядом, пару раз я задерживаю взгляд на них, но в горячке и суете боя мы разминулись, и теперь я могу только слышать их пулемёт.
Но вот напор имперцев ослабевает, и уже наша очередь идти в атаку. Свой пистолет-пулемёт я оставил в блиндаже, так что со мной лишь винтовка и штык-нож, дубинка тоже не со мной. Мы бежим на врага по изрытому разрывами полю. И тут…
Меня подбросило вверх, а затем ударило спиной о землю. Воздух из лёгких вышибло, а вокруг наступила идеальная тишина. Раскрыв рот и ловя губами вдохи, я лежал на перерытом взрывами поле и смотрел в отвратительное грязно-серое небо, измазанное клубами дыма. Мне вспомнились слова Натали. Что вокруг тебя всё затихает в минуту твоей смерти. Распластавшись в грязи, я готовился закрыть глаза в последний раз, но ничего не происходило. «Как-то долго наступает смерть. Если, конечно, я уже не умер…» Я опёрся на локти и поднял тело в сидячее положение. Вокруг проносились смазанные фигурки людей, они бежали, падали, махали руками, но совершенно беззвучно. И как-то замедленно, словно воздух превратился в желе. Рядом со мной оказалась моя каска, которую я лениво нацепил на голову. Наверное, смерть уже наступила, просто никто не согласился прийти за моей душой. Кому нужен солдат-дезертир? Я вздохнул и стал медленно перебираться через воронки и тела к разбитому остову танка, что был неподалёку. Там сидела Нат и махала мне рукой, подзывая к себе. «Наверное, она тоже убита. Ну, я хотя бы не один такой…»
Медленно пробравшись к ней, я прижался спиной к стальной махине и достал флягу, чтобы попить. Натали тем временем снимала с какого-то трупа подсумки с патронами. Всё это казалось совершенно нормальным и естественным, не вызывающим сомнений или отторжения. Мы просто сидим у танка и отдыхаем. А что нам ещё делать, если мы не попали ни в Рай, ни в Ад. Я безмятежно смотрю на движение вокруг и качаю головой.
Но тут сквозь тишину начинает прорезаться настойчивый неприятный звук, который поначалу кажется тихим писком, но всё нарастает и нарастает, превращаясь в шум. Затем из него начинают выделяться конкретные звуки – крики, разрывы снарядов, треск стрельбы. Тут Натали берёт меня за руку и начинает что-то говорить, а её голос принимает звуковое воплощение.
- …По моей команде, ты понял?! – спрашивает она меня. И тут мои чувства возвращаются в реальность. Я слышу, как с отвратительным свистом над нашими головами пролетают снаряды артиллерии, а гул от взрывов накрывает нас с головой.
- Что ты сказала? – переспрашиваю я.
- Встаём и продвигаемся к ближайшему окопу, ты понял?! Когда они будут менять ленту! – повторяет девушка, высматривая в зеркало обстановку за танком. – Приготовься!
Я группируюсь, чтобы в нужный момент выбежать из-за нашего укрытия и рвануть к ближайшей траншее. Мои несколько минут на пороге смерти закончены. Я снова в мире живых. В этом месте, которое, наверное, хуже, чем Ад. Но сейчас нет времени думать об этом. Я выжидающе смотрю на сержанта, проверяя затвор винтовки.
- Терпение, - сдерживает меня Нат. – Терпение… - тут из шума боя пропадает один из близких монотонных звуков, и мне даётся команда. – Пошёл!
Я распрямляюсь, как сжатая пружина, выскакиваю из-за танковых останков и несусь к ближайшей вражеской позиции. На ходу я вытаскиваю и взвожу гранату, чтобы швырнуть её перед собой. Ударная волна бьёт мне в лицо, когда я запрыгиваю в окоп. Какая-то фигура во вражеской форме бросается на меня, и я бью её в область головы прикладом, а затем делаю быстрый выстрел в упор. Передо мной из блиндажа выскакивает ещё одна фигура, и я снова жму на курок. Затем достаю вторую гранату и кидаю в дверной проём с задержкой. Крики людей тонут в разрыве и осколках, а я подбираю с трупа ещё пару фугасов.
За спиной слышится звук удара, на который я оборачиваюсь, готовясь стрелять или бить, но вижу цвета нашей формы, и опускаю оружие. Это Натали, которая успела вслед за мной. Здесь же возникают ещё несколько штрафников из нашей роты, и мы разделяемся на пары, чтобы идти дальше по окопам. Каждый поворот, ячейка или блиндаж закидывается гранатами, которые мы снимаем с врага. Иногда нам встречаются раненые, которых мы закалываем штыками и добиваем прикладами. Кто-то из них пытается сдаться, но мы не смотрим на это. В горле пересыхает от жара и напряжения, и я откашливаюсь от гари и дыма.
Мы быстро обшариваем укрепления противника с целью отыскать что-то полезное и заминировать их. В ход идут даже трупы, хотя это, на самом деле, не очень-то и гуманно. Но гуманизм ждёт нас там - в тылу. Наверное.
Чуть погодя, мы отступаем. Это происходит уже куда спокойнее и слаженнее. Я вижу, как на земле распластался Ганс Грёбель. Старый вояка лежит на спине, а его тело пробито во многих местах. Но он всё ещё дышит и ругается. Заметив меня, он подзывает жестом.
- Парень, - хрипло говорит он. - Ты уж там постарайся отдохнуть за нас всех, ладно?
- Да, конечно, - спокойно отвечаю я. Он не первый, чью смерть я вижу так близко. И мне не важно, слышит он меня или нет.
- Эх… - вздыхает он. - А парни так хотели вернуться…
Я осматриваюсь и вижу, что всё третье отделение лежит тут с ним. Судя по воронке, снаряд упал совсем рядом с ними, когда они шли в атаку с нами.
- Я думаю, они уже вернулись.
Он харкает кровью.
- Мне пора. Удачи, Серый…
Его мышцы расслабляются, а лицо принимает какое-то отрешённое и благостное выражение, словно он заснул. Нат берёт меня за плечо и тащит за собой. Я повинуюсь.
Под конец дня по нам снова стреляют из пушек, а мы сидим в блиндаже и молчим. Да, мне повезло. Я был на волосок от гибели сегодня несколько раз, и все эти разы мне предельно везло. Но скольким из нас сегодня повезло так. И сколькие из нас мечтали о том, что вернутся. Вернутся куда? В тыл? Чтобы смотреть на артистов? Чтобы потом снова засесть в окопах, ждать налётов и атак. Или вернуться куда-то дальше? Может...домой? Если он у нас останется после всего этого, конечно. Не знаю. Хотя, возможно, этот блиндаж - это и есть мой родной дом. А ребята - моя любимая, верная, добрая семья. В этот момент мы все молчали. Но я думал, что каждый из нас сейчас думает о том, куда бы он вернулся, если бы представилась возможность.
На следующий день нас медленно отводят с передовой. Мы стоим перед грузовиками, штрафная рота, от которой теперь осталось всего ничего. И второе пулемётное в ней - единственное полное. Кто-то зевает, кто-то разговаривает, а меня почему-то берёт рвота. За это время я так привык к своему месту в окопе, что вне него я чувствую себя не в своей тарелке. И плевать, что впереди тёплый барак, танцы и песни от артистов и, может быть, даже кино. Нат подходит ко мне, и кладёт руку на плечо.
- Не переживай, Серж. Мы вернёмся. Обязательно вернёмся.
Я не совсем понимаю, о чём именно она говорит, но не уточняю, потому что начинается погрузка. Отрешённый и измотанный я становлюсь в кузов рядом со своими друзьями и пытаюсь сбросить с себя это неприятное чувство.
- Надеюсь, Нат. Я очень надеюсь...

+3

5

  • Автор: эрнст лютц
  • Новичок
  • эрнст лютц
  • Откуда: Россия. Космическая столица
  • Зарегистрирован: 20-10-2019
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 91
  • Уважение: +103
  • Позитив: +11
  • Пол: Мужской
  • Возраст: 29 [1995-01-28]
  • Провел на форуме:
    4 дня 6 часов
  • Последний визит:
    16-09-2021 23:38:19

Глава 5, в которой замерзали дороги...

“Дороги-дороги…” Мы колесили по разбитой дороге, время от времени попадая в залитые грязной дождевой водой ямы, от чего нас окатывало брызгами. А на каски нам лил промозглый, холодный дождь. Дороги войны. Мы ехали в тыл. Тут и там были позиции артиллерии, тут и там сновали вестовые и курьеры с приказами, дымили полевые кухни, солдаты тащили снаряды, скарб и носилки с раненными или убитыми. Пару раз мы проезжали мимо санитарных пунктов, откуда доносился лязг инструментов и крики. Где-то солдаты копали новую линию траншей, иногда они тащили с собой колючую проволоку.
Потом были пункты сбора и бараки, сколоченные наскоро для временных жильцов. Где-то перед ними шли распределения солдат в роты. Тут были и обычные пехотинцы, и инженеры, и артиллеристы, и егеря. Несколько раз мы видели построение штрафных рот.
В небе висели пунцовые тучи, и с них постоянно лил дождь. Хорошо, что со мной была моя плащ-палатка, которая надёжно укрывала от дождя. Нат тоже стояла под такой, а вот Бен и Артюр ругали погоду за такие подарки. Парсли, кажется, спала даже стоя, лишь изредка приоткрывая глаза, когда слышался крик “ПРОВОД!”, и мы должны были пригнуться, чтобы проехать под линией связи. “Эх, дороги...”
- Ничего, Серж, скоро приедем, - выбил меня из транса голос капрала.
- Да я так...просто холодно.
- Согреешься обязательно. Не переживай.
- И погода навевает тоску.
- Это точно. Прошлой осенью было солнечно, а вот в этот год не особо.
- Ты уже год на войне?
- Два года, из них полтора в штрафной роте, если тебе интересно.
- Надо же, ты ветеран.
- Пуле всё равно, кто я…
- Да, это я уже понял.
- Твою-то мать, - выругался в полный голос Бен. - Хрен покуришь под таким ливнем.
- Это точно, покурить бы сейчас, - соглашается с ним Артюр.
Мимо нас проезжает грузовик, гружёный странными баллонами. По размеру они меньше ёмкостей для газа.
- Огнемёты, видимо, хотят в этом году ещё раз попытаться прорвать фронт, - поясняет Натали, когда я провожаю глазами грузовики с инженерами в них. Им тоже несладко, их ждут окопы и обстрелы, а не тёплые бараки.
Со стороны слышится какая-то ритмичная, грустная песня на северном диалекте. “На Рамиле, на Рамиле идут люди и лошади...Хорошо ли живётся там?” Я оборачиваюсь в сторону пения и вижу, как группа солдат копает братскую могилу, а рядом с ними лежат тела погибших. Форма на них промокла и потемнела от грязи, а сами они уже слегка вздулись. Я отворачиваюсь, чтобы не сблевать. Осень, война, где-то далеко бьют наши пушки. А дорога полна ям и грязи, которая брызжет на нас.
Мы прибываем в наше тыловое расположение в той же серости и мраке, что сопровождал нас. Ротный устраивает перекличку, после которой нам разрешают разместиться в бараках. Мужчины и женщины в разных зданиях, разумеется. Вскоре мы встаём в очередь за едой, кажется, сегодня нас ждёт чечевица с мясом. Давно мы такого не ели, в окопах предпочтение отдавалось гречи. Вокруг нас всё та же грязь и серость войны.
- Не дурно сегодня кормят, а, Серж?
- Наверное…
- А что давали в регулярных войсках?
- Да всё примерно то же. Особой разницы я не вижу.
- Вот и служи после этого у них, если даже в еде никаких различий…
Я молчу в ответ на это замечание. Не то что бы я был не согласен с ним, просто и впрямь ситуация удручающая. После завтрака мы курим у бараков, разговор как-то не клеится, хотя мы несколько раз предпринимаем попытки его начать. Мы ещё не привыкли к спокойствию тыла. Вдалеке бьют пушки, фронт гудит где-то там, в стороне, а мы стоим в полный рост, хотя каждый время от времени хочет пригнуться при звуке далёкого разрыва. В итоге, мы просто идём в барак и разваливаемся на нарах. Так хотя бы немного спокойнее и тише. Мы начинаем травить байки и анекдоты, устало смеясь. Понемногу наступает расслабление, и я проваливаюсь в сон.
- Эй! Серж, просыпайся, а то всё проспишь! - меня трясут за плечо, и я открываю глаза. В бараке тускло светит одинокая лампочка, а надо мной склонился Артюр.
- Что такое? - бормочу я, машинально поднимаясь на койке.
- Танцы, парень! Артисты приехали, ща начнётся самое интересное!
- А, - я рассеянно киваю, пытаясь осознать мысль. - Да, иду-иду…
- Веселее, парень, а то ты, как с бодуна!
Наверное он прав, потому что настроение у меня, действительно, никакое. Я даже не знаю, чего хочу больше - смотреть на артистов или спать дальше, но любопытство и желание развеяться перебарывают лень и сонливость, так что я умываюсь и шагаю за ним, всё ещё время от времени зевая.
На улице день, и выглянуло солнце, теплом припекая влажную землю. Дует освежающий ветерок, и вообще погода расщедрилась на наш счёт. Тут и там снуют солдаты, во дворе расположения части слышится оживлённая болтовня и шум. Чуть поодаль стоят машины, рядом с которыми уже делают сцену. Пока что же, рядом играет гармонь и слышится весёлая песня. Я зеваю, сбрасывая с себя последние остатки сна, и иду за Артюром на звуки песни.
Рядом с одним из бараков стоит толпа солдат, которые образовали круг. В центре танцуют девушки и мужчины в народных костюмах, а гармонист лихо выводит звонкую песню. Все они одеты в яркие наряды, которые мелькают в танце, создавая красивый водоворот. Мы присоединяемся к зрителям, и хлопаем в такт музыке. Я думаю, что и впрямь очень неплохо вот так вот радостно проводить время, и настроение у меня становится лучше.
Это зрелище напоминает мне о родном городе. Я вспоминаю парк с его танцевальной площадкой, на которой с весны до осени играла музыка и танцевали люди. Когда началась война, танцевать там перестали. Наш городской оркестр собирался только на вокзале, с которого многочисленные эшелоны отправлялись на фронт. Их провожали с цветами и гимнами. А вот тех, кто возвращался, встречали только близкие. Без всяких фанфар и помпы. На костылях и колясках, искалеченные и одинокие, они не просили оваций. Они расходились очень тихо, словно не решаясь нарушать траур момента речами. О героизме солдат любят говорить те, кто выжил, а спросить бы у мёртвых, каково было им. Я впитал эту атмосферу кожей, поэтому всеми силами хотел откосить от службы. И именно из-за этого я дезертировал. Но, видимо, судьбу так просто не перехитрить. Если тебе что-то и уготовано, то это с тобой случится. Так или иначе.
- Серж, ты чего такой потерянный? - дёргает меня за рукав Артюр. - Всё ещё не привыкнешь к тылу?
- Да...Что-то неуютно мне тут, - нехотя соглашаюсь я, поправляя форму, лишь бы занять руки чем-то.
- На, выпей немного, это помогает расслабиться, - он протягивает мне флягу, и я отпиваю. На вкус это что-то крепкое, настоенное на травах. Вкус терпкий и горький, от чего мне слегка отдаёт в голову, но я делаю ещё глоток. - Ты всё-то не выдуй, эту настойку так просто не достать…
- А откуда она у тебя?
- От друзей. Классная вещь, правда?
- Мммм, - я морщусь, проглатывая обжигающую и горчащую жидкость.
- На, закуси, - пулемётчик протягивает мне свежий огурец. А под него настойка кажется даже не такой жёсткой. Я с хрустом уминаю закуску и прихожу в себя.
- Вещь, - глубокомысленно заключаю я, чувствуя, как тепло алкоголя растекается внутри. Хотя светит солнце, но тёплой я эту погоду бы не назвал. Да ещё и сырость от утреннего дождя пробирает до костей. Но жить можно.
- Эх, держите меня семеро! - когда началась очередная плясовая, Артюр проходит в центр круга и начинает лихо отплясывать с артистами. При этом вид у него настолько довольный и лихой, что невольно тянет улыбаться. Возможно, я бы тоже так смог, умей я хоть немного танцевать, и понимать что-то в музыке.
Толпа радостно хлопает в такт танцу, а кто-то тоже пускается в пляс. Кажется, что и не было никаких окопов, атак, налётов и смертей. Всё отдыхают так, как могут, словно, это - последний день в их жизни.
- Юноша, не хотите угоститься? - проговаривает голос рядом, обращаясь ко мне. Передо мной красивая, светлокосая девушка, что держит в руках поднос с пончиками. Она одета в военную форму, которая ей даже идёт, и вся сияет от желания чем-то порадовать меня. Не скажу, что мне это нравится, но от пончика не отказываюсь, и начинаю медленно жевать, наблюдая, как незнакомка подходит к другим солдатам и предлагает угощение.
На ней чистая, свежая форма, не запятнанная окопной грязью или кровью, она чиста и так невинна, что кажется мне лишней. Понятное дело, что она тут для поднятия нашего духа, но мне даже неловко от её присутствия.
“Посмотрите, какая я молодец - раздаю солдатам пончики...” Конечно, приятно кушать вкусную выпечку и запивать её не самым отвратительным кофе, но зачем столько помпезности в этом? Столько показушности? Как будто это может спасти кого-то от пули или осколка. Я ворчу в мыслях, но признаю, что угощений такого уровня я не ел так давно, что уже и не помню, когда. “Наверное, ко всему этому надо относиться проще и с благодарностью. Возможно это - мой последний шанс поесть что-то стоящее перед смертью...”
Я покидаю танцоров и Артюра и бреду в неизвестном направлении по лагерю. По пути я закуриваю. Мною овладевает редкое для солдата чувство - скука. Скучать солдату не к лицу, он всегда должен быть занят чем-либо, даже если это просто шагистика. Но сейчас нас оставили на самих себя, и я понимаю, что заняться в общем-то и нечем.
Странное дело, раньше я бы мог с лёгкостью найти себе занятие. Но сейчас фантазия абсолютно не подкидывала вариантов. Да и мои мысли стали в разы примитивнее. Есть-спать-курить-стрелять. И дальше этого простого набора действий воображение не развивалось. За эти недели на войне я привык мыслить коротко и лаконично. Стоило моему сознанию выйти на весь доступный ему простор, как оно полностью терялось.
- Серж, ты чего такой грустный и потерянный? - Нат идёт мне навстречу и держит в руках большой котелок, закрытый крышкой.
- Да вот… - я не нахожусь с ответом, поэтому просто развожу руками.
- Ладно, хорош лясы точить, пошли со мной, поможешь…
- С чем?
- Раненых кормить.
- Серьёзно?
- Абсолютно. Им надо есть много, чтобы встать на ноги.
- Но ведь ближайший лазарет далеко…
- Попутку поймаем. У тебя ведь есть сигареты?
- Ладно, а остальные как?
- Парсли спит, Артюр где-то шатается, скорее всего, рядом с артистами, Бен вроде в карты играет. Так что ты один не при деле. Самое время заняться чем-то полезным.
- Наверное, - проговариваю я и присоединяюсь к Нат. Мы шагаем по просёлочной и время от времени переговариваемся на нейтральные темы. Попутку поймать нам так и не выпало, и я уже смирился, что предстоит час топать на своих двоих.
Фронтовой лазарет встречает нас суетой, шумом и характерным запахом спирта и карболки. Из из хирургической палатки доносится истошный крик, который быстро пресекается. Медсёстры выносят вёдра с откачанной сукровицей и выливают их в сточную яму, из которой пахнет гноем. Мне становится не по себе, а в глазах слегка мутит, от чего я покачиваюсь, но Нат поддерживает меня.
- Пошли, нам не сюда, - проговаривает она, ведя меня в палатки, где лежат те, кто ждёт эвакуации. Мы проходим мимо тех, кто ожидает своей очереди в операционную, и я вижу на их лицах тень страха и обречённости. Они прекрасно понимают, что скоро им самим придётся лежать на операционном столе, и не факт, что это будет их последним ложем в жизни. Они молчат и не смотрят на нас. Они в принципе никуда не смотрят. Их глаза мутны, а взгляд рассеян, отчего кажется, что они уже не совсем живы. Но Натали не даёт мне долго смотреть на них, и тянет за рукав дальше.
В палатах, где лежат прооперированные и ждущие эвакуации, цалит не менее удручающая картина. Часть больных спит, нервно дёргаясь во сне и иногда вскрикивая и стеня. Мне тяжело думать о том, что они видят в мире снов, но это явно не самые приглядные картины. Те же, кто не спит, в основном сидят и переговариваются. Изредка их голоса повышаются, но они быстро стихают, чтобы не мешать спящим. Какой бы жуткий сон им не снился, он явно лучше, чем эти реальность. У некоторых нет руки или ноги, а рядом с некоторыми зрячими лежат те, кто потерял зрение, и первые помогают им. На лице слепых повязки, испачканные кровью там, где должны быть глаза. Я нервно сглатываю при виде одного такого. На одной кровати лежит человек, весь покрытый бинтами. Когда он слышит наши шаги, он поворачивает замотанное лицо к нам.
- Доктор? Доктор, прошу, пристрелите меня, - стонет он, изнемогая от боли. Нат молча подзывает дежурного медбрата и что-то шепчет ему на ухо. Тот отвечает жестом, и капрал кивает.
- Десять сигарет, Серж, - говорит она мне, и я лезу в карман за куревом, чтобы расплатиться. Медбрат придирчиво пересчитывает доставшиеся ему сигареты, а затем идёт к стойке с медикаментами, чтобы начать набирать в шприц какое-то лекарство.
- Пожалуйста… - всё ещё просит забинтованный. - Убейте меня...Пожалуйста… - в его голосе слышатся слёзы, и я боюсь представить, что с ним случилось.
- Пошли, Серж, - Натали настойчиво тянет меня дальше. Она воздерживается от комментариев, а медицинский работник уже вкалывает что-то бедному солдату.
- Нат, он же…
- Я знаю, я бы его пристрелила, но не могу, ты же понимаешь…
- Да, - я дёргаю головой, пытаясь сбросить с себя ужас от мыслей о том, что могло произойти с этим бедолагой. Скорее всего, он выжил после атаки огнемётчиков, попав под огненную струю. Ему остаётся только посочувствовать и купить морфий за 10 сигарет.
- Привет, Нат! - с одной из коек нам машет солдат с перебинтованной грудью. Он закашливается и сплёвывает кровь, но выглядит намного живее, чем большая часть присутствующих.
- Привет, Алекс, - кивает девушка и направляется к нему. - Идёшь на поправку?
- Да, но врачи говорят, что на фронт попаду ещё не скоро, скорее всего зачислят в тыловые части.
- Ну и слава богу. Лучше так, чем пулевое в лёгкое, согласись? - она располагается рядом с ним на стуле и открывает котёл с едой.
- Оооо! - Алекс вдыхает аромат ещё тёплой фасоли в собственном соку и улыбается. - Ты сегодня расщедрилась. Затем он замечает меня. - Новенький? Как зовут?
- Сергей Аненков, - отвечаю я и пожимаю его руку.
- Александр Шивайске, можно Алекс или, как тебе будет проще, Саша, - он выглядит довольным, когда получает свою порцию еды. - Народ, кто хочет горячей фасоли, налетайте!
Палата отзывается на это нестройным ворчание, одобрительными возгласами или полным безразличием от спящих. Но к нам начинают стягиваться люди с плошками и ложками. На их лицах снова играет жизнь, а глаза загораются каким-то едва уловимым огоньком надежды и желания жить. Нат обстоятельно раскладывает фасоль половником, следя, чтобы всем хватило, а солдаты образуют круг вокруг нас и начинают медленно жевать.
- Что там слышно на фронте? - интересуется Саша.
- Да ничего особого, - пожимает плечами капрал. - Всё также сидим в окопах. Хотя по дороге сюда мы видели приготовления к прорыву. Видимо, в этом оду будет ещё одна попытка.
- А что там в 5-ой пехотной?
- Никуда не делась, вроде потерь не много за последние дни.
- Кстати, как там Ганс?
- Всё третье стрелковое погибло вчера в контратаке, жаль парней, совсем немного не дожили до отвода…
- Земля им пухом…
- А что, правда, что приехала агитбригада?
- Да, даже нам решили устроить пару выступлений. Может, кино покажут…
- Везуха, ну, хоть вы повеселитесь, пока мы тут киснем…
- Не переживай, ещё станцуешь как-нибудь…
Вопросам и разговорам не было конца, пока раненные ели, а мы раздавали им угощение. Я поделился со всеми сигаретами, изрядно опустошив свой запас, но мне было не жалко. Может дольше проживу, если буду меньше курить, а этим парням надо было что-то из тех маленьких удовольствий, что остались у них в их незавидном положении. Разговоры шли в основном с Натали, но и ко мне со временем тоже стали обращаться. Спрашивали, откуда я, давно ли на фронте, что делал до призыва. Единственное, чего никто не касался - это личное. Причём и я, и они, как-то сами по себе знали, что в нашей ситуации должно считать таковым. Мы говорили в основном о простых фактах, о банальных, но понятных вещах, которые были тут у каждого. Профессия, родной город, время на войне и знакомые люди. Среди раненных тут были плотники и секретари, школьный учитель и юрист, бармен и цирковой артист, а ещё много разнорабочих, механиков, бумаговодителей. Курьеры, продавцы, студенты - война собрала в одном месте представителей самых разных профессий, народов, слоёв общества. Далеко не все, кто был тут были штрафниками. Кто-то из пехотных рот регулярной армии, инженеры, вестовые, даже несколько егерей. Нас всех собрала тут и сплавила в единый слиток война. И не было средь нас больших различий.
Когда на землю упали сумерки, мы с Нат попрощались с ребятами и пошли в сторону сборного пункта. В этот раз нам удалось поймать грузовик, водитель которого согласился подвезти нас за плитку жевательного табака. Так что мы успели к вечернему построению вовремя.
После него нас отправили по баракам. Артюр во всю рассказывал, как он повеселился на сеансе кино, смотря какую-то уморительную комедию про мужчину, который притворялся богатой женщиной перед каким-то аристократами. Судя по всему, фильм и впрямь стоил того, чтобы сходить на него завтра. Мы ещё не знали, сколько именно нам предстоит торчать тут, и что нас ждёт дальше, поэтому я твёрдо решил, что проскочу на сеанс завтра вечером.
Безмятежное пребывание в тылу продлилось всего неделю, в которую мы в основном бездельничали и развлекались. Нас даже не гоняли полевые работы. Может быть в том была благосклонность начальства, в которую лично я не особо верил, а может быть - просто стечение обстоятельств. Однако, скоро нас погрузили в грузовики в пополненном составе и мы снова затряслись по дороге на фронт. За эту неделю успели прийти холода, и грязь подмёрзла, а лужи за ночь покрывались тонким слоем льда. Но впереди были события, холодящие душу намного сильнее, чем утренний мороз.

+1

Страница: 1

Вы здесь » NERV » Стартовый стол » Война Титанов. Часть 3.