Подкрепление прибыло
За полтора года после обретения ментальной модели тяжелый крейсер Туманного Флота Адмирал Граф Шпее успела многое. Отправиться в путешествие после ссоры с командованием, сдружиться с каким-то пареньком и даже побыть моделью для начинающего дизайнера.
Но за все время своего функционирования ей ни разу не доводилось быть активированной в совершенно незнакомом для нее месте.
Неизвестно, как это случилось. Шпее просто очнулась в какой-то светлой комнате. Она даже не сразу поняла, что здесь что-то не так. Ее первым неосознанным намерением было отвернуться от яркого света на другой бок, поглубже зарыться в мягчайшую подушку, накрыться теплым одеялом, снова закрыть глаза и лежать так целую вечность, чтобы никто и ничто ее не беспокоили.
И только спустя пять секунд (или минут?) до Шпее дошло: она не знает, где находится! Шпее пыталась активировать сонар, радар, детектор гравитонов, сейсмограф, геолокацию, любой другой примитивный процесс, доступный даже самым легким торпедным катерам, но ничего не вышло.
Вместо этого Шпее осознала другое, нечто ужасное. У нее украли тело! Ее турбины, ее сенсоры, ее киль, ее пушки, ее любимый двигатель! Она не чувствовала ничего!
На фоне обрушившегося на свое ядро приступа паники Шпее не сразу заметила гораздо более страшное. Ядра то у нее тоже не было! Шпее больше не ощущала его.
Ни корабля, ни ядра, а только эта человекоподобная ментальная модель. Или нечто хуже?
Шпее резко села на кровати и принялась нервно щупать запястье, пытаясь найти то место, где у людей обычно выявляют пульс.
Спустя секунды три Шпее захотелось расплакаться от своего бессилия. У нее был пульс! Возможно, Шпее стала первой в истории, кто не радовался наличию у себя пульса, а совсем наоборот.
Последней проверкой Шпее сильно ущипнула себя за руку и внезапно вскрикнула. В руке резко возникло пренеприятное и невыносимое ощущение, в глазах образовалась странная жидкость. Жидкость оказалась слезами, это Шпее поняла сразу, а вот ощущение... Скорее всего это и есть та самая боль, которую чувствуют животные и люди в том числе.
Место щипка покраснело. Значит, у нее была и кровь! Шпее ни разу так подробно не воспроизводила человеческое тело. Ей всегда было достаточно внешнего облика и нескольких других дополнительных функций. Например, осязания, зрения, слуха, в общем — весь набор пяти основных органов чувств человека. Ее максимум — это слизистая носа и малая часть пищеварительной системы. Кровь и слезы Шпее не воспроизводила никогда — ей они без надобности. Боль — тем более не нужна, она не мазохистка.
Вывод напрашивался один — это была не ментальная модель из подконтрольного ей наноматериала, а самое настоящее человеческое тело! Сомнения, вызванные нежеланием поверить в происходящее, еще оставались, но Шпее решила, что резать себя, чтобы убедиться в этом окончательно, уже будет немного чересчур. Да и в комнате острых предметов вроде как не наблюдалось.
Шпее попыталась вспомнить, что было перед ее пробуждением в этой незнакомой комнате. Последний момент, когда она все еще была кораблем Туманного Флота. Но память оказалась повреждена. Шпее помнила, что ловила среди Тумана так называемых попаданцев и выкидывала их на берег. Только самого первого она оставила у себя, сдружилась с ним. Шпее провела с ним больше года, но теперь почему-то не могла вспомнить его лицо.
Зато Шпее помнила, что вместе с тем человеком прошла вплоть до Японии, она встречалась с некоторыми местными туманницами, даже с Верховным Флагманом Ямато. Но подробности этих встреч словно оказались стерты. В матрице (или уже в мозгу?) остался лишь факт наличия их, а дальнейший поиск информации был странным и походил скорее на беспорядочные картинки в режиме слайд-шоу. Причем, картинки плохие: размытые, тусклые, полупрозрачные и появляются всего на одну секунду, после чего сразу же исчезают, и приходится все искать с самого начала.
После нескольких попыток Шпее застонала от беспомощности. Неужели это и есть человеческая память? Если бы Шпее знала, что у людей все настолько плохо, насколько они уязвимы и примитивны, она бы никогда не посмеялась над ними! Тут их жалеть нужно! А ведь люди с такой памятью живут всю жизнь, и это достойно восхищения! Они не сдаются, а создают технологии, которые помогают бороться с этой и другими их природными слабостями.
Но раз люди научились жить с такой памятью, то Шпее тоже должна справиться. Она снова попыталась вспомнить, ее руки инстинктивно схватились за голову. По какой-то причине в памяти лучше всего сохранилась Ямато. Шпее помнила, как та примеряла на ней различные платья: например, среди них было пышное зеленое, да еще и с тиарой в комплекте, или другое — слишком откровенное черное готическое платье. Шпее продолжала просматривать память или вернее то, что от нее осталось. Но чем глубже она уходила, тем хуже были данные. Шпее помнила Киришиму и Харуну, ментальную модель Конго на песчаном берегу. Шпее определенно точно сражалась с субмаринами. Немецкими. Встречалась и с англичанками. Нет, вернее, это были туманницы из Дальневосточного флота. Например, Королева Елизавета — Шпее точно помнит, как та пыталась выбить их с глубины своими ракетами. А рядом с Королевой Елизаветой — Нельсон и Родни.
Тут Шпее поняла, что здесь что-то было не так. Она не могла вспомнить точно, но интуиция подсказывала ей, что Родни не состоит в Дальневосточном флоте. Однако в таком случае, почему Шпее так ярко видит ее в своих воспоминаниях? Вот ее длинный корпус, три башни главного калибра на носу; стоят два линкора типа «Нельсон». А неподалеку еще корабли: Худ, Рипалс, Ривендж. Последняя буквально возле борта Шпее.
Нет, это невозможно. Воспоминания Шпее явно были кем-то подкорректированы. Худ — флагман Первого Атлантического, Шпее с ними никогда не встречалась, это она знала и помнила отлично. Но тогда что Худ делает в памяти Шпее, кто подложил ей эти воспоминания?
В памяти всплыла новая картина — целая толпа «британок» за раз. Линкоры, тяжелые крейсеры, явный перебор британок на один квадратный километр. А вон там, кстати, Ашигара…
Кажется, система Шпее грозила вот-вот полететь. Ашигара среди британок? Откуда? Да и не только она. Например, это, вроде, Дюнкерк…
Решив отложить этот вопрос на потом, Шпее попыталась вспомнить еще что-нибудь. В голове возник какой-то город, дома вокруг, толпы людей, океан неподалеку. Но Шпее не могла понять, что это за город. Не могла даже определить страну по языку разговоров местного населения — аудиоданные тоже оказались стерты. Шпее помнила, что успела побывать во многих странах: в Италии, Тунисе, Бразилии и Аргентине, нескольких странах Африки, Японии, даже в Шри-Ланке и еще в паре других. Но вряд ли это воспоминание имело какое-либо значение.
Скорее всего, состояние Шпее являлось последствиями взлома ее ядра другим кораблем. Тогда все происходящее является самой обычной симуляцией. Или, что хуже, ее ядро критически пострадало в ходе какой-то битвы.
Да, Шпее помнила битву. Ее образ, невероятно четкий, возник в памяти. Если предыдущие воспоминания напоминали скорее рваные и поврежденные водой бумажные фотоснимки (да еще и почему-то — полупрозрачные), то это воспоминание походило на отрывки цельного видео, но с приглушенным звуком.
Пытаться разобраться в новой системе памяти было мучительно, но Шпее старалась. Внимание то и дело перескакивало с воспоминаний на реальность или на другие маловажные в этот момент воспоминания.
Итак, битва, что же тогда произошло? Шпее, как и обычно, сражалась одна. Противников было трое, все — крейсеры. Шпее получила несколько крупных попаданий, потеряла часть вспомогательной артиллерии, но самый крупный из крейсеров смачно получил в ответ и поспешил сбежать. Шпее тоже пыталась уйти, но оставшиеся две мелочи продолжали некоторое время ее преследовать.
Воспоминание было ясным, но что-то в нем настораживало. Например, полное отсутствие в воздухе ракет — главного оружия любой туманницы. Да и выстрелы из артиллерии не имели характерного для фотонных орудий цветного шлейфа. Бой словно велся… обычными снарядами.
Рука Шпее сама собой потянулась и ударила ее по голове. Ситуация становилась все бредовее. Один тяжелый крейсер и два легких: первый уже успел огрести и угрести, а два оставшихся огребают, пока пытаются хоть как-то досадить ей. Совершенно было ясно, что какая-то шутница из Тумана подложила Шпее фальшивую запись боя ее человеческого прототипа у Ла-Платы!
И теперь эта шутница наблюдает за своей симуляцией и смеется, глядя как Шпее быстро сходит с ума.
У Шпее возникло жгучее желание вскочить с постели, начать носиться по комнате и вопить что-нибудь. Ведь так бы на ее месте сделал бы любой нормальный человек. Но Шпее всегда утверждала, что туманницы совершеннее и лучше людей, и она ни за что не собиралась отказываться от своих слов. Даже сейчас.
Прикрыв глаза, Шпее попыталась отвадить то желание прочь.
Несколько глубоких вдохов и досчитать до десятой цифры после запятой у числа Пи.
Удивительно, но это сработало. Паника хоть и не исчезла, но Шпее сумела разграничить эмулятор эмоций и рациональное мышление, отдав предпочтение последнему.
Но Шпее продолжала неподвижно сидеть на кровати. Она не знала, что ей делать дальше. Шпее была совершенно растеряна.
Неожиданно она услышала стук в дверь и, не дожидаясь ответа, в комнату прошел человек. Женщина. У Шпее сама собой отвисла челюсть.
Перед ней стояла Бисмарк!
Нет, не ее бывший флагман у которой две зеркальные ментальные модели с рыжими хвостиками, вечно одетые в багровые мундиры, узкие брюки и в очках-кошечках.
Нет!
Это была блондинка Бисмарк с длинными волосами. Под расстегнутым медицинским халатом виднелась ее одежда. Если это, конечно, можно было назвать одеждой. Черные с красным перчатки не вызывали особых претензий, как и фуражка, серые чулки Шпее бы назвала нормальными, правда, с натяжкой. Но вот ее платье… Его серая ткань задиралась настолько высоко, что только волшебством не открывала чужому взору нижнее белье девушки. Платье успешно облегало торс, но дальше, можно смело сказать, заканчивалось. Спина, плечи, даже бока оставались открытыми, оставался только треугольник ткани спереди, который анатомически облегал ее груди и крепился к причудливому тонкому воротнику на шее.
Шпее прекрасно знала о таких тонких деталях наряда гостьи, хоть большую его часть и скрывал белый халат. Подобные вещи, созданные исключительно для фансервиса и закономерного поднятия спроса на продукт, по совершенно ясным причинам самыми первыми бросаются в глаза и, соответственно, ярко врезаются в память.
И эта память продолжала издеваться над Шпее. Она не помнила события прошлого дня и даже последней недели. Но зато у нее сохранились данные о том, как она изучала различные виды человеческой культуры. Среди них, а конкретно, в азиатском сегменте, были обнаружены некоторые любопытные, интересные, но часто своеобразные материалы. В далеких две тысячи десятых годах людей буквально захлестнула волна милитаризма. Холодное и огнестрельное оружие, танки, самолеты, среди прочего выделялись корабли. Вернее, хуманизации кораблей — их представление в образе девушек. Среди известных примеров можно назвать популярную игру «Kantai Collection».
Игра родом из Японии и исключительно для японцев, хотя стала популярной и за границей. Сюжет вообще незамысловатый: моря захватил загадочный флот, именуемый глубинными (на этом моменте Шпее испытала дежавю), но на стороне человечества выступают материализовавшиеся в девушек души кораблей Второй Мировой войны. Бредятина еще та, как считала Шпее. Особенно с точки зрения физики, логики и всего остального. Но людям такое почему-то понравилось. Как Шпее отмечала для себя много раз, люди — странные создания, и порой их поведение совершенно не поддается здравому смыслу.
Шпее было известно, что в данной игре, «Kantai Collection», уклон делался на Японию: преимущественно переигрывались японские операции Второй Мировой, все реплики озвучены на японском, да и первые девушки, называемые там флотскими девами, тоже были исключительно японками. Лишь потом по паре или поодиночке в игру начали подтягиваться иностранки. И среди этих иностранок была Бисмарк. Которая сейчас стояла перед Шпее…
— Доброе утро, — поздоровалась Бисмарк.
Шпее удивилась. Следуя абсурдности ситуации и продолжая ломать ее рассудок, она вполне ожидала, что немки будут разговаривать друг с другом на японском языке, как и было в игре.
— Вижу, что ты уже проснулась, — продолжала Бисмарк на чистом немецком. Шпее отметила, что так хорошо она в игре никогда не говорила. — Как ты себя чувствуешь?
Шпее продолжала таращиться на нее. Бисмарк это заметила.
— Что-то не так?
Шпее закрыла глаза и инстинктивно потрясла головой. Даже если это симуляция, ей следовало что-то ответить.
— Я… не помню. Не помню, как здесь оказалась, — осторожно произнесла Шпее и снова посмотрела на Бисмарк.
Та рассудительно покачала головой.
— Понятно. Не думаю, что это странно, — сказала Бисмарк. — Мы нашли тебя неподалеку от лаборатории глубинных. Кто знает, чем они там занимались.
Странные воспоминания, другая Бисмарк, а теперь еще и глубинные. Шпее мысленно расхохоталась.
«Молодец, Граф Шпее!» — сказала она сама себе.
Большую часть своей сознательной жизни, которая наступила после обретения ментальной модели, Шпее ловила попаданцев, а теперь сама стала попаданкой! Шпее расхохоталась еще громче. А затем, вскочив с кровати, принялась бегать вокруг, яростно бить стены, выглядывать в дверь и в окно, пытаясь найти границы это самой симуляции.
Однако все это Шпее проделала лишь у себя в голове, так как твердо знала, что ни при каких обстоятельствах она не будет вести себя настолько глупо, показывать свою беззащитность, да и просто не желает лишний раз веселить создательницу этой симуляции. Если это симуляция, в чем Шпее уже немного сомневалась.
На деле Шпее продолжала пристально смотреть на Бисмарк, надеясь, что в ее взгляде та прочтет бурную мозговую деятельность, а не панику вселенских масштабов.
Однако Бисмарк ее внимательный взгляд восприняла совсем иначе.
— Да, нам ведь так и не удалось познакомиться, — сказала она. — Я — линкор Бисмарк, головная в своем типе.
Шпее кивнула. Человеческие Адмирал Граф Шпее и Бисмарк действительно ни разу не пересекались. Шпее помнила, что Бисмарк спустили на воду в тысяча девятьсот тридцать девятом году. А Граф Шпее (то есть она сама?) в это время уже вовсю занималась рейдерством, а под конец этого же года Кригсмарине вообще умудрились ее потерять.
— Приятно, — ответила Шпее, стараясь вести себя как нормальный корабль.
Шпее отбросила одеяло. На ней была непримечательная больничная одежда: бесформенные штаны и рубашка из голубой ткани. На полу оказались тапочки. Шпее надела их и подошла к открытому окну из которого дул легкий ветерок.
Внизу прогуливались люди и проезжали немногочисленные автомобили. Шпее взглянула в оба конца улицы и с прискорбием отметила, что зрение ее также ухудшилось. Дальше двадцати метров разглядеть человеческие лица уже не представлялось возможным, к тому же нельзя было увеличить масштаб. Напротив окна, метрах в десяти стояло белое двухэтажное здание примечательной архитектуры. Высокие и узкие окна, у каждого маленький, скорее декоративный балкончик. Это не было похоже ни на Японию, ни на США, ни на Западную Европу.
— А… где мы? — спросила Шпее, отвернувшись от окна.
— Это больница в Буэнос-Айресе, — незамедлительно ответила Бисмарк. — Тебя пока тут подержат, мы должны убедиться, что глубинные точно никак тебе не навредили. Но не волнуйся, это не затянется надолго.
Шпее кивнула.
— Буэнос-Айрес, — повторила она. Значит, это Аргентина. — Неподалеку от Ла-Платы…
— Все так, — подтвердила Бисмарк. — Понимаю, это неожиданно. Многие из нас не сразу могли свыкнуться с этим, но это пройдет.
— Нет, все в порядке, — попыталась заверить Шпее, хотя ее голос скорее говорил об обратном.
Тем не менее, Бисмарк, кажется, поверила и удовлетворенно кивнула.
— А какой сейчас год? — поинтересовалась Шпее.
— Две тысячи двадцать первый. Девятое апреля.
— Две тысячи двадцать первый, — повторила Шпее. Далеко же ее закинуло. — Спасибо.
Тут взгляд Шпее привлек небольшой зеленоватый предмет, лежавший на тумбочке. Она подошла поближе. Это был Arado 196. Совершенно маленький гидросамолет-разведчик, не больше ее ладони. Рядом, прислонившись к его поплавку, отдыхала маленькая девочка, буквально — Дюймовочка, только в летном комбинезоне и шлеме. Как только Шпее подошла, девочка вскочила и вытянулась по стойке «смирно».
— Кто это? — спросила Шпее, присев перед тумбочкой.
— Это феечка. Они обслуживают наше оборудование, — ответила Бисмарк. — Эта вызвалась присмотреть за тобой, пока ты не проснешься.
— Вот как? — словно это была совершенно нормальная ситуация, Шпее протянула феечке мизинец. Та пожала его обеими ручками. — Благодарна за службу.
Шпее перевела взгляд на самолет.
— А он летает?
Феечка кивнула и мгновенно забралась в кабину самолета, явно намереваясь сейчас и тут продемонстрировать его способности. Феечка закрыла кабину и завела мотор. С характерным фырканьем лопасти винта быстро закрутились и вскоре исчезли в едином вихре. Когда Шпее была туманницей, ей бы не составило труда выявить каждую лопасть, разглядеть их несмотря на быстрое вращение. Но сейчас все сливалось в один едва различимый круг.
Шпее осторожно подняла самолет. Чтобы взлететь без воды ему бы понадобилась катапульта. Но Шпее решила, что сможет обойтись и без нее.
Самолет в руке все громче ворчал, двигатель разгонялся все сильнее. Шпее чувствовала, как самолет начинает легонько тянуть вперед. Но запускать было рано.
Вдруг из открытого окна раздался чей-то голос.
— Э-э-эй, Бисмарк! Я тебя нашла! — кричал кто-то на немецком, но с явно выраженным британским акцентом.
Шпее взглянула на новую знакомую. Ей показалось, что и без того белая кожа Бисмарк резко побелела еще сильнее. Бисмарк вдруг вся сжалась.
Не успела Шпее спросить, что происходит, как с улицы донеслось глухое фырканье, схожее со звуками ее Арадо. У Бисмарк дрогнули колени, и она метнулась к двери.
Закрыть окно она почему-то не догадалась. Шпее наблюдала за тем, как Бисмарк упорно толкает дверь, которую нужно тянуть на себя, как вскоре в окно, негромко тарахтя, неспешно залетел маленький биплан. Суордфиш, не больше Арадо у Шпее.
Оказавшись в палате, Суордфиш уверенно направился прямо к Бисмарк. К счастью, Арадо Шпее уже успел разогнаться, и она метнула его вперед. Просто метнула рукой, как будто инстинктивно знала, что делать. Арадо пронесся мимо Суордфиша, у противоположной стены комнаты заложил вираж и снова помчался наперерез британцу. Пушки немецкого самолета открыли огонь, и Суордфиш быстро развалился в воздухе, не долетев до Бисмарк каких-то полметра. На пол с парашютом приземлилась феечка-пилот британского самолета и принялась что-то гневно лепетать в сторону немок.
Одной рукой, словно бумеранг, Шпее поймала Арадо, который уже снижал мощность двигателя. Феечка показала большой палец. Шпее ей кивнула.
Бисмарк, так и не разобравшись с дверью, развернулась, чтобы увидеть горящие обломки Суордфиша и недовольную британскую феечку. Поняв, что угроза миновала, Бисмарк облегченно выдохнула.
— Фух. Спасибо, — несколько удивленно поблагодарила Бисмарк.
— Пожалуйста, — ответила Шпее.
Вскоре явилась и хозяйка обломков, которые когда-то были Суордфишем: спустя несколько минут в коридоре раздались громкие шаги, и в палату влетела новая девушка в медицинском халате. Короткая стрижка, в розовых волосах серебряная тиара, белое платье совсем необычное, его подол напоминал скорее набедренный плащ, на ногах белые колготки и короткие шорты. Платье, что радовало Шпее, совершенно приличное, если не считать открытого декольте. Но это все.
Девушка была вся розовая от злости, а увидев останки своего Суордфиша, буквально покраснела. Она подбежала к своей феечке, подхватила ее и посадила к себе на плечо, после чего окинула парочку суровым взглядом.
— Кто это сделал? — строго спросила девушка.
Бисмарк прижалась к стенке, стараясь отойти подальше от Арк Роял. Шпее сразу узнала этот авианосец. И, похоже, что отношения между Бисмарк и Арк Роял со времен Второй Мировой не стали лучше. Шпее ее не винила, у Бисмарк есть все причины, чтобы злиться на Арк Роял. Или опасаться ее.
— Извини, — Шпее подняла руку. — Это была я.
Арк Ройял повернулась к ней. Странно, казалось, ее злость быстро сходила на нет.
— А, Адмирал Граф Шпее, — заинтересованно произнесла Арк Роял. — Наконец-то мы встретились.
Шпее недоуменно нахмурилась.
В ответ Арк Роял хищно улыбнулась. Странно, но эта улыбка заставила Шпее вздрогнуть. На миг ей захотелось точно также, как Бисмарк, прижаться к стенке, а еще лучше — снести ее и убежать прочь.
— Я гонялась за тобой тоже, — сказала Арк Роял. — К сожалению, не догнала.
Это вполне объясняло, откуда у Шпее возникло такое странное чувство опасности.
Арк Роял снова опустила глаза на горку дымящихся обломков у себя под ногами.
— Почему ты уничтожила мой Суордфиш?
Бисмарк нашла в себе силы отойти от стены.
— А почему ты продолжаешь пускать в меня торпеды? — громко спросила она, беря огонь на себя.
Арк Роял развернулась к ней.
— Я не собиралась пускать в тебя торпеду! — она развела руками. — Просто поздороваться хотела!
— Ты каждый раз пускаешь в меня торпеду! — не согласилась Бисмарк.
— Потому что ты каждый раз убегаешь! Зачем ты убегаешь?
— Если бы ты не пускала в меня Суордфиши, я бы и не убегала!
— А если бы ты не убегала, я бы не запускала в тебя Суордфиши!
Арк Роял и Бисмарк резко замолчали, осознав, что оказались в патовой ситуации. После нескольких секунд растерянности первой сориентировалась Бисмарк.
— А тогда зачем ты их вообще запускаешь? — спросила она.
— Чтобы тебя остановить! Я, может, с тобой просто поговорить хочу, а ты всегда убегаешь! — выпалила Арк Ройял и вышла, на прощание громко хлопнув дверью.
Шпее с Бисмарк неловко переглянулись. Первая растерянно указала в сторону двери.
— Кажется, она обиделась, — предположила Шпее.
Бисмарк некоторое время нерешительно стояла, словно решала, что ей делать дальше. А затем внезапно бросилась к выходу, открыла дверь (на этот раз с первого раза) и с криком «Подожди!» выбежала в коридор.
Шпее снова осталась одна. Арадо в ее руке уже полностью заглушил двигатель, и Шпее аккуратно поставила самолет обратно на тумбочку.
После произошедшей комедийной сцены Шпее поняла, что первое впечатление оказалось ошибочным. Отношения Бисмарк и Арк Роял — странная и не совсем понятная штука, но они совсем не похожи на враждебные, какими были в сорок первом году. Между ними существовало какое-то недопонимание, возможно, сильное, но не более того.
«Хм, странно, — подумала Шпее. — Арк ведь немецкий выучила…»
Несколько мгновений спустя в дверь снова постучались, но в этот раз решили подождать ответа.
— Войдите! — разрешила Шпее.
В палату вошли три новые гостьи, одна из них, с белыми волосами, держала в руках некий пакет.
— Доброе утро, Граф Шпее! — громко поздоровалась самая высокая из них. — Как спалось?
— Да хорошо. Наверное… — неуверенно ответила Шпее и прикрыла глаза рукой.
Не от усталости. Ей просто было сложно смотреть на творения озабоченных художников, которые теперь стали реальностью. Эсминцы Z1 и Z3 были одеты в простые матроски и ничего больше. Ни штанов, ни юбок, ни шорт, даже простых колготок не было. Матроски скрывали их трусики точно таким же необъяснимым чудом, как и платье у Бисмарк.
У Принц Ойген, следует отметить, был хорошего вида мундир. А вот юбка… Несмотря на ее наличие, она тоже практически ничего не решала. Десять, максимум — пятнадцать сантиметров белой ткани сложно назвать «юбкой».
Шпее вновь мысленно застонала. Человеческие мозг и глаза не позволяли даже с точностью определить размер условного предмета. Погрешность в пять сантиметров на расстоянии всего в метр, такое просто недопустимо!
Другая проблема состояла в том, что подобная немецкая «тенденция» с фактическим отсутствия низа у одежды сохранится и у Шпее. Поэтому она уже всерьез рассматривала эту бесформенную медицинскую одежду в качестве достойной альтернативы.
Ойген вопросительно склонила голову.
— С тобой все в порядке? — забеспокоилась она.
— Да, все отлично! — постаралась улыбнуться Шпее. Свои рассуждения касательно формы и остального она решила оставить при себе.
Ойген, кажется, ничего не заподозрила. Она лучезарно улыбнулась в ответ.
— А я — тяжелый крейсер типа «Адмирал Хиппер» Принц Ойген.
— Приятно познакомиться, — кивнула Шпее.
Z3 обратила внимание на обломки британского Суордфиша на полу.
— Мы видели Арк Роял, — коротко сказала она.
— Да. Я сбила ее Суордфиш, — ответила Шпее, указывая на свой Арадо.
— Классно! — похвалила Z1.
Ойген встала между эсминцами, собираясь представить и их.
— А это…
— Z1 и Z3, я знаю, — сказала Шпее прежде, чем осознала, что сболтнула лишнего и поспешила закрыть рот.
Слова сами сорвались у нее с языка, но было поздно. Ойген сделала удивленное лицо.
— Откуда?
Шпее уже начала придумывать оправдания, что выходило абсолютно безуспешно, как вдруг подоспела помощь с неожиданной стороны.
— Ну, мы виделись на параде в тысяча девятьсот тридцать восьмом, — ребячески засмеялась Z1.
Ойген хихикнула и похлопала ее по плечу.
— Я всегда забываю, что вы самые старшие из нас!
— Да все в порядке! — продолжала улыбаться Z1.
Z3 же наоборот, несмотря на невысокий рост и такое же детское лицо, оставалась серьезной и даже немного холодной.
— Этот парад случился на твой День Рождения, — напомнила Z3.
— Да-да, — Ойген легкомысленно похлопала Z3 по плечу тоже, отчего та недовольно поморщилась.
— В любом случае мы уже не самые старшие, — сказала Z3 и посмотрела на Шпее.
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что именно Z3 имеет в виду.
— Ах, точно, — вспомнила Шпее. — Я же старше вас на год.
Z3 кивнула. Шпее подошла к окну и вдохнула свежий воздух, состоящий из выхлопных газов, промышленных выбросов, пыли и самую малость отдающий тухлым запахом с моря. Хорошее место.
— А больше никого нет? Ну… из наших? — робко поинтересовалась Шпее, закрывая окно, опасаясь новых бипланов или чего похуже.
— Только Граф Цеппелин и U-511, — ответила Принц Ойген. — Но U уже взяла себе имя Ro-500, и она ждет нас на базе в Японии. А Граф должна зайти позже, у нее… дела с Адмиралом.
Вдруг Ойген резко прикрыла ладошкой рот и тихо усмехнулась.
— Ой. Ты ведь тоже — Граф. Как бы нам теперь не запутаться, — она неловко почесала затылок.
— Не запутаемся, — тем же ровным тоном сказала Z3.
Z1 протянула Шпее пакет.
— Мы тебе тут угощения принесли. Пиво и немного берлинеров.
Ойген вновь растерянно почесала затылок.
— Только вот пиво у нас отобрали на входе, — засмеялась она. — Кто ж знал, что так будет?
— Я вас предупреждала, — сказала Z3.
— Все в порядке, спасибо, — поспешила кивнуть Шпее и забрала пакет.
Пиво и берлинеры, как же это по-немецки. Странно, что не крендели.
Шпее положила пакет в тумбочку. Она ни разу не слышала хороших отзывов о больничной еде, так что девочки ее хорошо выручили.
Шпее вновь развернулась к ним.
— А почему база в Японии? — спросила она, желая знать, как ей объяснят условности лора игры.
— Ну, там находится наш центр в войне с глубинными, — начала Ойген. — Первыми кораблями, которые вернулись, почему-то были именно японки. Так что именно с Японии и началась очистка вод от глубинного флота. А иностранные корабли появились потом. В общем количестве нас даже сейчас меньше, чем японок.
— Понятно… — задумчиво проговорила Шпее.
Получалось, что даже местные не могут нормально объяснить лор или, выражаясь более корректно, историю этого мира. Просто ставят перед фактом, ничего не делай, просто прими его.
«Здорово», — мысленно отметила Шпее.
Больше Ойген и эсминцы со Шпее не говорили. Лишь через некоторое время такого молчания Шпее наконец обратила внимание, что Ойген как-то пристально на нее смотрит.
— В чем дело? — забеспокоилась Шпее. — У меня что-то на лице? Или в волосах?
Шпее дотронулась до головы, но Ойген замахала руками.
— Нет-нет, что ты!
Шпее опустила руку.
— Просто не терпится поглядеть на твои двадцати восьми сантиметровые пушки, — призналась Ойген.
— Ой, вот как? — удивилась Шпее.
Ойген кивнула.
— А еще мы очень давно не видели своих.
Внезапно Ойген скакнула вперед и, прежде чем Шпее успела опомниться, обняла ее. В тот же момент к ней присоединилась Z1 и даже с виду хмурая Z3.
— С возвращением, Шпее, — едва не всхлипнула Ойген.
Шпее было несколько странно слышать подобные слова от незнакомки. Даже если учесть, что сейчас она являлась той самой Адмирал Граф Шпее из Кригсмарине, Ойген никогда ее никогда не знала и не видела. Но ей было достаточно и того факта, что они являлись земляками и, в каком-то смысле, сестрами по оружию. Шпее не могла ее винить.
Ойген отпустила ее не раньше чем через минуту, несмотря на то, что эсминцы сделали это задолго до нее. Ойген отошла и слегка отвернула голову. Кажется, она пыталась скрыть слезы.
— Мы пойдем, — сказала Ойген, уходя к двери. — А ты выписывайся скорей! И Граф… Граф Цеппелин тоже скоро зайдет! Обязательно!
— Буду ждать, — кивнула Шпее. — До свидания.
— До свидания!
Ойген с эсминцами удалилась.
Шпее же немного посидела одна в комнате, прежде чем почувствовала необычные для себя претензии ее тела, свойственные организму любого человека. Аккуратно выглянув из палаты, Шпее сперва позвала одного из работников больницы. Заранее извинившись за беспорядок, она попросила прислать кого-нибудь убрать обломки британского Суодрфиша, а сама, задав еще один вопрос, направилась в сторону… уборной.
***
Закончив дела, Шпее уже мыла руки, как вдруг что-то заставило ее посмотреть в зеркало. Но стоило Шпее поднять глаза, как она резко вскрикнула. В отражении на нее смотрела совершенно другая девушка!
Когда-то нормальные и любимые волосы Шпее цвета морской волны теперь были светлыми, кремового цвета, совсем как у Бисмарк! И если раньше они доходили максимум до уровня скул, то теперь опускались ниже лопаток!
— Нет, этого не может быть, — едва не захныкала Шпее.
Она приблизила лицо к зеркалу поближе. К ее великому счастью, у нее все еще оставалось ее же лицо. Лоб, нос, губы, глаза зеленого цвета — все остальное осталось прежним. Изменились только волосы. Но зачем? Чтобы лучше походить на типичную немку?
«Да что за бред! — Шпее со всей силы ударила в стенку. — Блин, больно!»
